***
Изуку как будто не чувствует вкуса онигири, машинально пережевывает и с шумом глотает. Эри с удовольствием ест рисовые треугольники. На уголках рта остаются крохотные белые рисинки, которые она смахивает тыльной стороной ладони, облизывается. — Офень фкуфно! — с набитым ртом говорит Эри. Изуку поднимает на нее пустой взгляд и вздыхает: — Не подавись. Сам же съедает только один онигири. На него вновь находит прежняя апатия, которая словно гипнотизирует его и подчиняет его волю. Изуку еле заметно мотает головой, но это ощущение не отпускает его. Он отводит взгляд от Эри, уставившись прямо перед собой в стену. Редко моргает, сидит неподвижно. Со стороны может показаться, что погружен в свои мысли. Но на самом деле в голове у него нет ни единой мысли. Пусто. — Изуку-сан, ешьте еще, — Эри двигается ближе к Изуку и дергает его за рукав. Изуку вздрагивает, нашедшее оцепенение словно спадает с него. — Я не хочу больше, — качает он головой. — Я не голоден. Эри недоуменно смотрит на него, потом на оставшиеся онигири. Осторожно тянется к ним рукой и берет один, тут же откусывая кусочек. И принимается быстро жевать. Изуку не обращает на нее внимание, опять отвернувшись к стене. Изуку понимает, что его поведение неправильное, чувствует, что с ним что-то не так. Но объяснить свое чувство они никак не может. Ему не больно, хотя он предпочел бы именно боль вместо пустоты в душе, ледяной и будто мертвой. Изуку стискивает зубы и практически заставляет себя подняться. Он помнит, что случилось из-за его поведения — Эри чуть было не потерялась. Изуку подходит медленными шагами к брошенному на пол пальто, поднимает его и осматривает со всех сторон. Делает все, что угодно, лишь бы занять себя, а не сидеть на одном месте. Взгляд равнодушно скользит по ткани, посеревшей от пыли, местами порванной. «Совсем никуда не годится,» — думает Изуку. На спине огромная дыра, которая осталась от удара ножом. Рукава все ободраны — скорее всего порвал, когда выбирался из-под завалов. Изуку вздыхает и отбрасывает пальто обратно в сторону. В голове спустя долгое время появляются отрывки мысли, среди которых мелькает одна: — «Придется купить новое». Изуку двигается к катане в ножнах, вытаскивает ее с характерным скрежетом. Видит на лезвии засохшие пятна крови — то ли чужой, то ли собственной. Вспоминает, как Чизоме всегда чистил катану, иначе ржавчина через время испортит лезвие, и оружие станет бесполезно. Изуку находит завалявшийся кусок ткани, смачивает его в воде и принимается тереть катану. Засохшая кровь растворяется, бледно-розовой жидкостью стекает по лезвию и пальцам. Эри, съев все онигири до единого, с любопытством следит за каждым его движением. Но не издает ни звука и не двигается. Изуку методично трет лезвие, не останавливаясь ни на секунду, убирает руку лишь тогда, когда заканчивает. Поднимает катану и смотрит на собственное отражение в металлической поверхности. Изможденное лицо с будто впалыми щеками, бледная, словно серая кожа. Особенно ярко выделяются ставшие будто большими глаза, несколько потемневшие. Изуку откладывает в сторону катану, сложив ее в ножны. Видит заблестевшую на полу поверхность черного пистолета. Тянется к нему пальцами, мазнув по рукояти подушечками. Двигается ближе и сжимает пистолет. Поднимает его на уровень лица, вертит в руках, и вдруг застывает. Его взгляд прикован к выцарапанной букве на поверхности пистолета. Изуку широко распахивает глаза, губы мелко дрожат. Там серыми, глубокими полосами линиями собирается латинская буква «К». Изуку, стиснув зубы, пытается пальцем стереть эту букву, словно это грязь, попавшая на пистолет. Но буква не исчезает. Тогда он раскрывает складной нож и принимается царапать им по металлической поверхности. Неприятный, режущий слух скрежет наполняет комнату. Изуку не останавливается, пока букву не перекрывают неаккуратные полосы царапин. «Почему из двух пистолетов я подобрал именно этот?» — морщится Изуку, глядя на проделанную работу. В глубине души он чувствует сожаление, что избавился от буквы. Но он быстро подавляет это чувство, прикусив нижнюю губу. Изуку откладывает в сторону пистолет. Он заставляет себя подумать над тем, что ему делать дальше, как жить. Вновь заняться заказными убийствами, как было раньше? Но он отбрасывает эту мысль. У него нет никакого желания на это. Изуку сгибает ноги в коленях и прижимает их к себе. Пальцами перебирает ткань джинс. Какой в этом смысл? Заработать денег, чтобы не умереть с голоду? Звучит логично, да и Изуку больше ничего, кроме того, как убивать, не умеет. Придется опять найти Гирана. Но одна мысль о том, что ему придется что-то делать, вызывает невольное отторжение. «Плевать,» — думает Изуку. — «У нас еще есть деньги. Сколько-нибудь да продержимся. А там посмотрим…» Прежние цели теряют былую значимость и смысл. Изуку кладет голову на колени, смотрит вбок полузакрытыми глазами. Ему ничего не хочется делать, апатия и обреченность словно утягивают его все глубже и глубже в пучину. И Изуку даже не сопротивляется, даже не пытается. Он ни в чем не видит смысла. — Изуку-сан, а Виннеру понравился корм, который мы купили! Давайте еще в следующий раз возьмем его! Изуку поднимает голову и оборачивается, взглянув на Эри. Та обнимает в это время ластящегося к ней Виннера. Рядом с ними на использованной упаковке из-под онигири лежат кусочки мяса из пакетика с кормом. Виннер довольно облизывается, мурчит на всю комнату. Возможно, он впервые в жизни попробовал что-то настолько вкусное. Изуку долго смотрит на Эри. Нет, его жизнь еще не лишена смысла. Почему он опускает руки? Изуку обязан заботиться о девочке несмотря ни на что. Он не имеет права сдаваться. Сегодня он уже убедился в том, какая ответственность лежит на нем. Когда они потеряли Эбису, Чизоме не опустил руки. Так почему Изуку сдается и пускает все на самотек? Изуку поднимает руку, проведя по волосам. Он решает, что ему сейчас лучше всего не сидеть в четырех стенах, а пойти взбодриться. Подышать воздухом. Поборов нежелание что-либо делать, Изуку поднимается на ноги, неловко покачнувшись. Вспомнив, наклоняется за пальто, которое натягивает на плечи. Кровь окончательно высыхает, покрывает ткань твердой корочкой. Пока он не передумал, Изуку делает несколько шагов к двери, как вдруг останавливается, услышав за спиной голос: — Вы куда-то уходите? — спрашивает Эри. Изуку поворачивает к ней голову и выдавливает из себя улыбку, как будто все в порядке. Помнит, что он в ответе за Эри, поэтому произносит как можно серьезнее: — Схожу кое-куда по делам. Никуда не выходи, поняла? Эри кивает, пробормотав: — Поняла. Изуку закрывает за собой дверь и быстро спускается по лестнице. Эри на мгновение кажется, что Изуку сошел с ума. Сначала он в подавленном состоянии, а потом резко срывается куда-то и даже улыбается ей как ни в чем не бывало. Но она ничего не говорит на это, лишь провожает Изуку задумчивым взглядом. Прислушивается к его удаляющимся шагам. А потом опускает голову и смотрит на Виннера. Чешет у него за ушком и говорит коту: — Изуку-сан странный, да? Еще и про папу сказал больше никогда не говорить. А папа так хорошо к нему относился… Еще и Чизоме-сана нет. Изук-сан, сказал, что его аре… аресто… как же он это сказал?.. Какое-то сложное слово… Эри хмурится, пытаясь выговорить незнакомое слово. Она не особо понимает его смысл, но догадывается, что ничего хорошего оно не означает. И герои сделали что-то плохое с Чизоме. Но Эри все еще думает, что герои хорошие — слова Яги, отпечатавшиеся в памяти, не выходят из головы. Что же сделали герои с Чизоме? И почему Изуку возненавидел Кацуки? Эри отлично помнит, как Кацуки искал его, когда тот исчез. Она чувствовала особую связь между ними, но не знала точно, что это за связь. Опиралась на давние слова Изуку, что папа должен заботиться о маме. Эри подпирает кулаком щеку и тяжело вздыхает: — Не знаешь, что могло произойти? — а потом, будто опомнившись, усмехается и проводит ладошкой по спине Виннера. — Жалко, что ты не умеешь разговаривать. Может, ты больше меня знаешь и объяснил бы мне, почему Изуку-сан и Кацуки-сан… — она не договаривает, боясь произнести вслух слово «поссорились», словно если она скажет это, то это точно станет реальным.***
Изуку поднимает голову и смотрит, как небо покрывает россыпь звезд, словно на темном полотне появились веснушки. Где-то очень далеко мутнеет тонкий изгиб полумесяца. Изуку с шумом вдыхает в себя воздух и медленно идет по улице. Мимо проносятся машины, раздаются крики и смех прохожих, веселящихся ночью. Изуку прячет руки в карманах, хотя некоторые пальцы пролезают внутрь прорвавшейся подкладки. Сутулится и смотрит на свои собственные ботинки. Одна штанина длиннее другой, короткая махрится из-за неровного края, от которого был оторван кусок ткани. Изуку думает о том, что было бы неплохо сейчас закурить — не из-за ощущения желания сделать затяжку, а больше по привычке. Но одна лишь мысль о сигаретах заставляет его ощутить новый приступ тошноты. Он морщится, смутно понимая, из-за чего теперь он так реагирует на это. Изуку пытается думать о чем-нибудь отвлеченном — например, о звездах, о полумесяце, о ветре, который задувает в каждую дыру в пальто. Он ежится, останавливается на мгновение. Стягивает с себя пальто и резко запихивает его в наполовину полный мусорный бак у проезжей части, так что бак нервно дергается из стороны в сторону. Все равно — что в рваном пальто, что без него, одинаково зябко. Изуку несколько ускоряет шаг. Думать о звездах и о всяком другом несущественном не получается. Не то чтобы другие мысли мешают — вообще нет никаких мыслей. Поэтому Изуку бросает эту затею. Решает абстрагироваться от всего и просто идти, куда получится, куда ноги заведут его. Шаги еле различимо звучат в гомоне и шуме. Изуку бредет по улицам, которые кажутся смутно знакомыми. Но он не придает этому большого значения. Поворачивает за угол, идет прямо, потом вновь поворачивает, переходит через дорогу. Все делает на автомате, словно не первый раз уже идет этим сложным маршрутом. Останавливается. И медленно обводит взглядом темные силуэты, которые смутно угадываются в ночи. Многоэтажные дома, частые желтые квадраты окон квартир, где еще не спят жильцы. Ветер, подхватывающий волосы, щекочет уши. И знакомый, до резкой боли в груди, внутренний двор. «Это же… Тут же… живет Каччан…» Изуку замирает, ледяная корочка покрывает все его тело, не давая даже пальцем пошевелить. Почему он пришел сюда? Почему именно сюда? Почему? Изуку, не моргая, смотрит прямо перед собой, а перед глазами мелькают воспоминания. Первый снег, и он целует Кацуки. Их неловкий, неумелый танец, но заставивший сердце затрепетать, вспыхнуть ярче прежнего. Изуку сглатывает. Находит в себе силы попятиться. Образы, которые исчезли так же быстро, как и появились, словно осколки битого стекла вонзаются в тело Изуку. Он сжимает толстовку над бешено забившимся сердцем. Больно, нестерпимо больно, он сильнее комкает ткань. Не выдержав, Изуку разворачивается на одних пятках и опрометью бросается прочь из знакомого двора, воздух которого будто пропитывается запахом Кацуки — в самом деле, или же Изуку кажется это. Он бежит, расталкивая прохожих, не смотрит по сторонам. Бесцельно кружит по улицам, словно хочет от чего-то спастись и спрятаться. Но это нечто преследует его, словно бежит по пятам. Изуку несется по переулку района Санъи, взбегает по лестнице дома и только в комнате понимает, что сумел убежать от преследовавшего его чувства. Эри уже спит, свернувшись калачиком на краю футона. Рядом, обвив лапы, лежит Виннер. Еле заметно то поднимается, то опускается его спина, ярко-рыжая даже в темноте комнаты. Изуку на цыпочках проходит мимо них, садится, обняв себя за колени. Сердце беспокойно бьется в груди, и щеки то краснеют от приливающей к ним крови, то бледнеют, приобретают даже сероватый оттенок. Глаза беспокойно бегают из стороны в сторону, чуть блестящие в темноте комнаты. «Я же не хотел туда идти,» — проносится в мыслях Изуку. — «Я вообще никуда не хотел идти, я просто шел и…» Изуку с трудом сдерживает мычание, готовое вот-вот вырваться из груди. Он заваливается на бок, падая на футон. Обнимает себя за плечи и сворачивается клубочком. Изуку жмурится до разноцветных пятен перед глазами, но вдруг эти пятна начинают приобретать форму, собитаться вместе. Он нервно дышит, пока не осознает, что видит перед собой Кацуки. Изуку энергично мотает головой, и пятна вновь разлетаются в хаотичном порядке. Выдохнув, он поднимает руку и прижимает ее к груди, ощущая гулкие удары сердца. «Что я делаю?..» Конечно, Изуку пришел туда по привычке, а не потому, что в глубине души очень хотел пойти именно к дому Кацуки. Изуку убеждает себя в этом, вдалбливает эту «непреложную» истину. Но если мысленно он успокаивается, то сердце не обманешь. Сердце продолжает взволнованно биться в груди, не давая Изуку заснуть.***
Рэй вглядывается в темноту ночи. Когда к обочине подъезжает машина, она внимательно смотрит на затемненное лобовое стекло, пытаясь увидеть водителя. На плашку номеров, будто специально начищенную и отливающую перламутром в свете фонаря, она даже не обращает внимания. Знает, что номера могут быть фальшивыми. Тут боковое стекло опускается, и в образовавшемся проеме появляется светлая голова мужчины. Сверкает дужка очков, вверх поднимается сизый сигаретный дым. — Гиран? — спрашивает Рэй, сильнее сжав небольшой чемоданчик, который она держит в руках. Гиран, пожевав во рту кончик сигареты, двумя пальцами отнимает ее от губ. — Я. У вас ко мне какое-то дело? — Да, — кивает Рэй. Левая дверца открывается, и она подходит к ней. Садится внутрь на переднее сиденье. Щелчок, и салон освещается тусклым желтоватым светом. Рэй, прищурившись, бросает взгляд на Гирана, который сидит на водительском сидении, не пристегнувшись. Пальцами барабанит по баранке руля. — Заказное убийство? — деловито спрашивает Гиран, опять затягиваясь. Рэй морщится, она не любит запах дыма, но не возражает. — Нет, — облизывает она губы. Рэй отворачивается от Гирана, но продолжает ощущать его взгляд. Тот не смотрит на нее прямо, а следит через отражение в зеркале заднего видения. — Я хочу, чтобы вы помогли собрать улики на одного человека. — Я не полиция, чтобы помогать с таким, — передергивает он плечами. Мусолит кончик сигареты, постепенно теряя интерес. — Я сама из полиции, — произносит Рэй, заметив, как настороженно вздрагивает Гиран и весь напрягается. — Если бы могла найти улики сама, то не обратилась бы к вам. Гиран некоторое время молчит, раздумывая над ее словами. Потом спрашивает: — Какого рода улики? — Отпечатки пальцев. Лучше всего всех десяти пальцев. — И сколько я получу за это? Рэй не отвечает. Открывает чемоданчик, который держала все это время на коленях. Оттуда достает перевязанную бумажной лентой пачку денег. В глазах Гирана загорается алчный огонек. Рэй придвигает к нему чемоданчик, позволив заглянуть внутрь. Гиран опускает руку с сигаретой, а вторую прижимает ко рту, сделав вид, что чешет подбородок, но на самом деле скрывает жадную улыбку, появившуюся на губах. — Согласны? — спрашивает Рэй, уже по реакции Гирана догадавшись, что ответ будет утвердительным. — Чьи отпечатки пальцев вам нужны? — мигом интересуется Гиран с видом прожженного дельца. — Изуку Мидории, — произносит Рэй, наблюдая за тем, как меняется выражение лица Гирана. Поэтому тут же добавляет: — Я знаю, что вы с ним знакомы. Поэтому и обратилась именно к вам. — Вынужден отказаться по личным причинам, — вдруг резко отвечает Гиран, швырнув в опущенное стекло окурок. — Если у вас ко мне все… Рэй стискивает зубы. Чувство злости из-за ускользающей возможности подобраться к убийце своей дочери охватывает ее. Она крепче сжимает ручку чемоданчика. Делает глубокий вдох, втянув воздух сквозь зубы. Рэй заставляет уголки губ приподняться, а сама старается говорить как можно спокойнее: — Понимаю ваше нежелание помочь мне. Но вы же уже посчитали, сколько денег в этом чемодане? — она выжидающе заглядывает в глаза Гирана, в которых вновь загорается алчный огонек, но уже не такой яркий, как было до этого. — Немало, так ведь? Ваша работа связана с риском, а получаете за нее вы в разы меньше. Сейчас же никакого риска, я вам гарантирую. Я не сдам вас полиции. И плачу в разы больше. — Я не помогаю полиции. У меня тоже есть принципы. Рэй сжимает кулаки до проступивших под кожей белых костяшек. Она думала, с такой суммой будет намного легче «купить» Гирана, работающего и связанного практически со всеми злодеями Токио. Но он оказался крепким орешком, покрывает своего. — А если я вам заплачу такую же сумму после проделанной работы? — продолжает давить Рэй, заставляя улыбку застыть на губах. В глазах же отражается лед. — Отпечатки пальцев же приравниваются к конфиденциальной информации? — задает встречный вопрос Гиран, прищурившись. Рэй, опешив на мгновение, кивает, и натянутая улыбка исчезает. — Так вот. Мое основное правило — не раскрывать конфиденциальной информации своих клиентов и партнеров. У вас ко мне все? Гиран бросает на Рэй такой взгляд, что та мигом понимает, что, как она ни старайся, ничего не выйдет. Рэй, скрипнув зубами, обхватывает обеими руками чемоданчик и чуть ли не отпинывает от себя открывшуюся дверь машины. Долго стоит у обочины, провожая уезжающий автомобиль. Злость дрожью пробегает по всему телу, кровь приливает к лицу, заставив щеки вспыхнуть алым. Рэй топает ногой, потом все сильнее и сильнее. Глотает слезы ярости и обиды, подступившие к горлу. Из-за одного-единственного злодея, который поставил принципы выше денег, ее план пошел под откос. «Ничего,» — недобро сощурившись, думает Рэй. — «Я еще доберусь до тебя, сопляк. Ты ответишь за то, что сотворил с моей Моясу. Найду других злодеев, посговорчивее. Ничего, ничего, Рэй, не все сразу».***
Яги лежит неподвижно, глядя в потолок. Но стоит двери отодвинуться в сторону, как он поворачивает голову к выходу. На лице появляется слабая улыбка, когда он видит вошедшего Мирио. Мирио практически не пострадал во время недавней операции, так что сразу же после ее завершения вернулся к занятиям в академии. И теперь стоит в дверном проеме, одетый в серую школьную форму, вытянувшись по струнке. — Здравствуйте, Всемогущий. Вы звали меня, так? — спрашивает он. Яги устраивается поудобнее на кровати и жестом зовет Мирио подойти поближе. — Да, да, конечно. Садись. У меня к тебе есть важный разговор. Мирио округляет и без того большие глаза, но ничего не говорит и молча садится на стул рядом с кроватью Яги. — Ты же в курсе, что за причуда у меня? — Мирио медленно кивает, губы превращаются в напряженную розовую линию. — Она призвана защищать общество от злодеев, призвана служить обществу. Но в последнее время, ты и сам это прекрасно знаешь, я уже не могу быть тем, кто защищает общество. Не могу быть Символом Мира. — О чем вы? — с силой сжимает кулаки Мирио. — Вы… вы еще не… Яги еле заметно усмехается. Он представлял, что первая реакция Мирио на его слова будет именно такой. — Ты видел меня в том бою. Я и правда уже не тот, что был раньше. И поэтому я принял важное решение. Передать причуду. И сделаю это в ближайшее время. Даже сегодня. — И кому вы передадите ее?.. — спрашивает Мирио, чуть разжав пальцы. Яги смотрит Мирио прямо в глаза. Повисает тишина. Яги понимает, что из всех кандидатов на данный момент Мирио — самый достойный. Ночью после разговора с Наомасой он долго размышлял над этим. Перебирал в голове все варианты, даже рассматривал Кацуки, как возможного преемника. Но тут же отказался от этой идеи. Да, с причудой Кацуки Один За Всех станет только сильнее, но характер Кацуки, его вспыльчивость не дают Яги покоя. Может потом Кацуки и стал бы хорошим кандидатом, но сейчас не подходит. Яги постоянно возвращался мыслями к Эри. Почему он так зациклен на этой малышке? Он и сам не понимает, но хочет передать причуду именно ей. Яги увидел в ней то, что позволит ей стать в будущем хорошим героем. Но в то же время Яги боится подвергать ее опасности, ведь получение такой сильной причуды привлечет внимание большого количества злодеев, Все За Одного в том числе. Да и к тому же Эри еще совсем маленькая, чтобы доверить ей судьбу общества. Поэтому Яги останавливается на Мирио. Да, возможно, так будет лучше всего. Не зря Сасаки Мирай рекомендовал именно его, а не кого бы то ни было. При мысли о старом друге, которого больше нет на этом свете, сердце Яги невольно сжимается. Но он, прикусив губу, заставляет себя успокоиться. Сейчас не время горевать о нем. Мирио терпеливо ждет ответа Яги. Честный взгляд светлых глаз направлен прямо на героя. Яги делает глубокий вдох и на выдохе произносит: — Тебе. Я хочу передать причуду тебе. Мирио застывает с приоткрытым ртом, часто-часто заморгав глазами. Справившись с удивлением, он сбивчиво проговаривает: — Я? Но… — потом он быстро берет себя в руки: — Всемогущий, вы уверены, что я подхожу для этой роли? Яги сдерживает улыбку. Протягивает вперед к Мирио руку и накрывает ей его ладонь. — Уверен. Ты справишься. Но у меня есть к тебе небольшая просьба. — Я обязательно выполню ее. Что за просьба? Яги убирает руку, смотрит на пальцы, перемотанные бинтами. Потом сжимает руку в кулак. — Если я умру в ближайшее время… Нет, ничего не говори, — предупреждает Яги слова, готовые вот-вот сорваться с губ Мирио. — Никогда не знаешь, что может случиться. Так вот. Если со мной что-то случится, пообещай, что позаботишься о малышке Эри. Мирио вздрагивает всем телом, но кивает: — Конечно, Всемогущий. Ее так еще не нашли? — Еще нет, — качает Яги головой. — Я обязательно помогу с ее поисками. И позабочусь о ней, если… — Мирио не договаривает, чуть замявшись. — И еще, — продолжает Яги, решив сделать вид, что не обратил внимание на заминку Мирио. — Научи Эри всему, чтобы она потом смогла стать достойным героем. И, когда она подрастет и ты посчитаешь, что пришло время, то передай ей Один За Всех. Мирио вдруг вскакивает и несколько раз энергично кланяется ошарашенному Яги. Тот принимается махать руками, пытаясь успокоить Мирио, но тот резко поднимает голову, и в уголках его глаз сверкают еле заметные слезинки: — Благодарю вас, Всемогущий, за доверие ко мне. Я… я обещаю, что не подведу вас. Сделаю все, как вы просите. Яги застывает, и странное чувство заполняет его душу. Возможно, это гордость за своего ученика — определенно одного из лучших. Он верит, что Мирио сделает все, о чем он попросил его. Тепло разливается в груди, и Яги не ощущает ни капли сожаления, расставаясь силой, которая была его большую часть жизни.***
Лаборатория наполнена лиловым, флюоресцентным светом, воздух словно пропитан спиртом, смешанным с электричеством. Еле слышно гудят аппараты жизнеобеспечения. Хриплое дыхание неровно и прерывисто вырывается из горла. Прозрачная, силиконовая маска запотевает изнутри. Эти звуки заглушают шаги, размеренные, тяжелые, уверенные. Дарума, стоявший у кровати с установленным аппаратом жизнеобеспечения, оборачивается. — Как состояние Ихиро? Все За Одного останавливается у кровати. Закладывает руки за спину. Не смотрит на саму Ихиро, неподвижно лежащую, совершенно голую. Детское тело, совсем не похожее на тело семнадцатилетней, почти восемнадцатилетней девушки, неестественно бледное. От ключиц до живота кожи практически нет, выступают белые кости ребер, видно, как бьется восстановленное сердце в грудной клетке. Взгляд Все За Одного направлен на экран жизненных показателей, где прыгает кривая ее неровного, словно нервного пульса. — Пока стабильно, — отвечает Дарума. — За день постепенно были восстановлены жизненно важные внутренне органы. Кожные покровы еще восстанавливаются. Но даже после того, как все раны затянутся, она долго может оставаться в коме. Все За Одного опускает голову, несколько мгновение молчит. Тишину нарушает Дарума, добавив: — Кстати говоря, Ихиро ранили причудой. Все За Одного резко поворачивает к нему голову. — Причудой? — он хмыкает еле слышно. — Значит, кто-то помог Изуку. Интересно, кто?.. Сможешь узнать, кому принадлежит эта причуда? — обращается он к Даруме. — Сделаю все возможное, — поклон. — Но позвольте задать вопрос. Почему вы все-таки не забрали Изуку сразу? Теперь, когда все готово, есть ли смысл ждать дальше? Вдруг что-то случится с телом? — С телом ничего не будет, — резко отвечает Все За Одного, будто отрезает. — А что касается Изуку… Принуждать силой или угрозами довольно скучно. Интереснее заставить человека понять, что каждый его поступок, противоречащий моему плану, был ошибкой. Видеть его отчаяние от осознания одной простой истины — я всегда прав… — в голосе звучит жестокая усмешка. — Да и к тому же Инко не понравится, если я буду принуждать ее младшенького. Даже если это все ради нее. — Всегда правы? Но и вы однажды ошиблись, вы… Дарума замолкает, резко закрывает рот и, сверкнув линзами очков, отворачивается к Ихиро. Притворяется занятым наблюдением на ней. Все За Одного, продолжая держать руки за спиной, делает несколько шагов вдоль кровати, потом разворачивается и возвращается обратно, где стоял. — Да, я совершил ошибку. Точнее — упустил шанс. Не хватило доли секунды. Но если бы ее любимый младшенький не звал так истошно героев, я бы успел забрать Инко. И сделал бы задуманное еще тогда. Дарума ничего не отвечает на это. Распутывает провод и присоединяет его к голому боку Ихиро. Кожа, местами разорванная в клочья, начинает быстрее восстанавливаться, соединяться воедино. Хриплое дыхание как будто становится глубже. Все За Одного еще некоторое время стоит у кровати Ихиро. А потом быстрыми, но твердыми шагами выходит из лаборатории.***
— Мам, а куда мы идем? Ихиро открывает глаза. Она в растерянности смотрит по сторонам, хочет повернуть голову, но тело ей не подчиняется. Голова сама поднимается вверх, и Ихиро видит красивую молодую женщину с собранными темно-зелеными волосами. Мышцы на лице непроизвольно напрягаются, словно губы растягиваются в улыбку. — В магазин. Ты же сам хотел те кукурузные хлопья, потому что в них коллекционные карточки с героями. Забыл уже? — А-а! — рот Ихиро сам открывается, протягивая этот звук. — Ты правда купишь? Правда-правда? — сердце непроизвольно принимается быстрее стучать в груди. Ихиро испуганно сжимается. Голос явно принадлежит не ей, но по звуку она не может понять, кто говорит. Ихиро словно попала в чужое тело, не в силах повлиять на движения владельца. Она словно попала в клетку, откуда может лишь наблюдать за происходящим. Но в чье тело она попала? И как это вообще произошло? Последнее, что Ихиро помнит — это адская боль, словно разорвавшая внутренности, Ному, схвативший Шигараки. У Ихиро будто перехватывает на мгновение дыхание — что с Шигараки? Он жив? Ихиро искренне верит, что он жив. Но что насчет нее самой? Если она попала в чужое тело, значит ли это, что она умерла? Ихиро становится страшно это этой мысли. Но звук голоса женщины заставляет ее вновь обратиться вслух, и взгляд невольно поднимается: — Правда-правда, — передразнивает женщина. — Только если потом съешь все хлопья, а не оставишь все мне или Ихиро. «Что? Я?» — сглатывает Ихиро, услышав собственное имя. — «Эти люди знают меня?» Ихиро, как ни старается напрячь память, не может вспомнить этих людей. Хотя черты женщины кажутся смутно знакомыми. Чем-то она похожа на маму Изуку, ту, которую она видела в лаборатории отца. Но что-то в ней кажется совершенно другим. Какая-то тонкая грань не дает Ихиро с уверенностью сказать, что эта женщина — и есть мама Изуку. Ихиро непроизвольно опускает голову, щеки как будто опаляет огнем. Она видит красные крохотные детские ботинки, с кое-как завязанными шнурками. — Съем сам, — бурчит голос. — Особенно, если там попадется Всемогущий. «Всемо…» — мысленно повторяет Ихиро. Имя героя кажется знакомым, она слышала его и от Шигараки, и от Учителя. Но сама никогда не интересовалась героями, поэтому это имя — пустой звук для нее. Ихиро вздрагивает, и точно такая же дрожь пробегает по чужому телу. Визжат тормоза, раздается истошный крик. Голова резко поворачивается на звук, и глаза широко раскрываются, а горло будто сжимает невидимая рука, перехватывая дыхание. Все происходит в мгновение ока. Мотоцикл на полной скорости влетает в переходившую дорогу женщину. Секунда — и женщину с силой отбрасывает ударом в сторону, она перекатывается по асфальту, как тряпичная кукла. Голову заливает темно-бардовая кровь, лужей расплывшаяся вокруг. По телу Ихиро — или по чужому телу — пробегает дрожь, и яркое воспоминание обжигает ее изнутри. Она видела ту же самую картину, когда ей было три года. Но почему она словно видит чужие воспоминания? Ихиро застывает, не в силах пошевелиться. Не моргая, смотрит на женщину, лежащую на асфальте. Она не двигается, и крови вокруг нее становится все больше и больше. Затормозив, мотоцикл с грохотом падает на асфальт, с него спрыгивает человек, опрометью бросается к ней. Но в то же мгновение ее хватают за плечо, разворачивают к себе, и рука резко закрывает лицо. Перед глазами все темнеет, но в ушах звучит перепуганный и истерично задрожавший голос: — Изуку, не смотри! «- Ихиро, не смотри!» — слышала она в тот день — с такой интонацией, с теми же самыми действиями, но только слова принадлежали Учителю. Ихиро отлично помнит, в этом не может быть ошибки. «Нет, нет, нет!..» — шепчет про себя Ихиро. — «Изуку… Изуку… Этот голос, это все — это он?.. Нет, нет, нет!» Ихиро — или маленький Изуку — она уже не отдает себе отчета в том, кому принадлежат эти эмоции — обхватывает руками женщину за талию и всем телом прижимается к ней. Тело пробивает крупная дрожь, и в ушах словно звенит чужой истошный крик, полный боли. Губы ловят воздух, а из глаз брызжут слезы. Чужие руки крепче сжимают дрожащее от рыданий тело. Но прикосновение ни капли не успокаивает, Изуку — или все же это Ихиро — продолжает рыдать. В ушах повторяется чужой крик, в котором начинают звучать членораздельные звуки, складывающиеся в слова. С бешеной скоростью перед глазами проносятся разноцветные картинки, и еще больший страх заполняет сердце. Словно чужая боль охватывает ее тело, заставив забиться в очередном приступе истерики. Женщина изо всех сил пытается успокоить ребенка, подхватывает его на руки и, прижимая к себе, спешит прочь с места происшествия. Ее саму трясет, а губы судорожно оставляют успокаивающие поцелуи на макушке, лбу, щеках, залитых слезами. Ихиро словно возвращается на пятнадцать лет назад и заново переживает все это. Но ее сознание смешивается с сознанием Изуку, и она не понимает, где начинаются ее воспоминания, а где заканчиваются его. Страх — еще больший, чем от увиденной смерти — страх, что это не ее воспоминания. Что она — не Ихиро. «Нет, это мои воспоминания!» — кричит что есть мочи Ихиро, но голос застревает в горле Изуку, хриплым рыданием вырываясь наружу. — «Мои, мои, мои! Я, я видела, я! Моя причуда тогда проявилась, моя!» Ихиро вновь издает истошный вопль, и темнота тут же окутывает с головы до ног и душит ее.