ID работы: 14081386

Паутина в цветнике

Слэш
NC-17
Завершён
181
автор
Размер:
486 страниц, 47 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
181 Нравится 613 Отзывы 79 В сборник Скачать

Глава десятая. На пороге маленькой трагедии

Настройки текста
      Джин не мог понять, колотилось ли его сердце, как заведенное, пытаясь убить, или же остановилось с той же целью.       — Что ты сделал с Юнги? — Его голос звучал тихо и как будто спокойно, но всё отчаяние отбивалось в пронизывающей его дрожи. — Что ты с ним сделал? Ты… Ты же называл его гением! Ты… Кланялся ему! Что ты с ним сделал?!       Он в последний момент сорвался на крик, когда чувство безнадежности, его захватившее, вдруг превратилось в злобу.       — Ничего из того, что может помешать ему и дальше быть гением. — Тэхен, в отличие от Джина, которого начинало колотить, сохранял спокойствие, смотря на своего фаворита прямо и серьезно. — Ушибы и ссадины вряд ли помешают сесть ему за…       — Ты в своем уме?! Кто вообще тебе позволил измываться над ни в чем не провинившимся перед тобой человеком?!       Джин резко опустил голову, закрыв лицо руками. Хотелось плакать и драться. Юнги. Его самый лучший друг пострадал просто потому, что решил ему помочь. Должен ли он…       — Да что вообще он мог тебе рассказать… Что я ковырял в носу до одиннадцати лет, нисколько не стесняясь чужого присутствия? Или что я регулярно насыпал землю в ботинки своего соседа по комнате, за то, что он также регулярно мочил мой зубной порошок? Что он мог тебе рассказать?       Он говорил тихо, с безысходным отчаянием, которое потушило злость, не оставив ничего кроме горечи сожалений. Когда страдаешь ты сам за собственную самонадеянность — это ничего, это можно попытаться принять за урок, но когда наказывают кого-то, кто был тебе почти родным — это больно. Настолько, что ничто в этот момент не могло ему помочь.       — У меня никого нет, кроме Юнги и отца, который гробил себя, чтобы я мог учиться, а потом чего-то добиться. Отучившись, я узнал, чего мог добиться, и когда узнал мой сосед по комнате, он сказал, что я со своей смазливой рожей хотя бы смогу удачно жениться, чтобы не считать гроши. А я смекнул, что со свой смазливой рожей, лучшим другом, регулярно появляющимся во дворце, и отцом, который… Я… — Джин убрал руки от лица, смотря теперь на них так, как будто видел впервые, отсутствующим, пустым взглядом. — А теперь у меня даже друга нет. И я не знаю, что еще мне нужно сделать, чтобы раскаяться в собственной тупости. Что? Самому себе отрубить голову, чтобы никто больше не пострадал? — Джин поднял на Тэхена красные глаза, из которых так и не пролились слезы. Он и так был жалким. — Как ты мог? Как… Говорил такое, чтобы в конце концов так поступить со мной. Но это будет уроком мне. Я думал, что научился до этого, но оказывается, урок не успел закончиться, при том, что я уже начал собирать книжки. — Он горько усмехнулся. — Ты ошибся. Я не настолько… выдающийся ученик, чтобы кому-то пришло в голову меня найти и сговорить на то, чтобы я попал во дворец и всех убил. Я попал себя по глупости, а не по злому умыслу. Думал, что здесь жизнь лучше, но… Слишком наивный для того, чтобы заглянуть за роскошь бархата и шелков. Ты ошибся, Тэхен. И я ошибся. И я… — Джин невольно представил, как Юнги допрашивали, и слезы все-таки брызнули из глаз вместе с надрывным всхлипом. — Умер. Теперь совершенно точно. Для своего лучшего друга. Благодаря тебе. Ты убил меня, и даже если я был для кого-то опасен… Ты меня победил. Растоптал. Хотя, скажем прямо, это не большое достижение, если учесть, насколько я глупый.       Джин утер мокрый нос рукавом, решив, что теперь было не время для того, чтобы держать лицо.       — Я могу уехать? Кажется, это будет гарантом моей благонадежности, потому что находясь в отчаянии, а не во дворце, я вряд ли смогу навредить Его величеству. Ты этого боялся? Что я наврежу Его величеству? Тебе наврежу? Серьезно, Ваше высочество? — Теперь в Джине начинало разгораться раздражение, но только как последняя жалкая попытка как-то постоять за свою поруганную честь, которая, кажется его не волновала, в сравнении с мыслью, что он подставил Юнги. — Буду смущаться так, что вы на месте скончаетесь от смеха? Вы мне польстили, спасибо. Я опасен. — Джин судорожно вдохнул. — Для самых близких мне людей. Хотя теперь я совершенно безопасен. Сломался. Потерялся. И друга потерял, а он единственный, кроме моего папы, который верил в то, что я способен на многое, кроме нытья и бесплодных мечтаний. Я могу идти? Или вы меня убьете, чтобы наверняка? Это так работает? Ты… — Джин нахмурился, как будто теперь что-то пытаясь сдержать внутри. Наверное, слезы. Или еще что-то. Если он задумается над этим и приглядится к тому, что чувствует, сердце точно разорвется. — Ты паук в этой паутине? Так играть… Хотя, тебе не стоит ставить это себе в заслуги — я беспросветно глуп и наивен. Это как обмануть ребенка. А для этого ты пошел на такие жертвы… Надеюсь, после того, как уеду, ты вымоешь рот с мылом. Точнее… Кто мне даст экипаж? Мне придется уйти, но затеряться где-то по дороге и сдохнуть от холода и голода намного лучше, чем затеряться в этой... паутине лицемерия. Поэтично, правда? Это я придумал.       Джин ухмыльнулся, не заметив, что Его высочество сделал к нему шаг.       — Мне нужно было убедиться в том, что ты на самом деле попал сюда по собственной воле, и не из чьих-то злых побуждений. При том, что ты официально согласился стать моим фаворитом, а значит, будешь близок не только со мной, но и с Его величеством, который в любое время обязан находиться под защитой. — Тэхен пытался вглядеться в лицо Джина, но тот, как будто замерев, не собирался поднимать опущенную голову, лишь сильнее поджав плечи. — Я ничего не делал с господином Юнги — соврал тебе, чтобы спровоцировать реакцию. Мне нужно было посмотреть, как именно ты расставишь приоритеты, и в решающий момент тебя напугало не то, что я захотел и смог раскрыть твои тайны, а то, что попытался навредить твоему другу. Злодей так не поступит. Не способен. Только… чистое сердце, в котором нет и не будет злого умысла.       Во взгляде Тэхена появилась какая-то эмоция, но Джин не смог ее рассмотреть, несмотря на то, что смотрел на Его высочество широко раскрытыми глазами.       — Юнги цел и невредим, и более того, Его величество на самом деле намеревается дать ему титул и причитающее ему содержание. И разумеется, никто бы не причинил вреда твоему отцу, который…       — Ты… — Внутри было слишком много мыслей, которые теперь, кажется, вступили в противоборство с чувствами, то и дело перекрывая Джину доступ к воздуху и заставляя чаще вдыхать. — Ты серьезно?       — Я проверял тебя. У меня не было другого выбора после того, как ты согласился стать моим фаворитом. А проверки такие можно совершать только тогда, когда человек застигнут врасплох, чтобы у него не было времени на то, чтобы подготовить правдоподобную ложь и пути для отступления, если вдруг удастся задеть его истинные мотивы.       — Для этого ты… Ты…       Джин до боли сжал кулаки, не замечая, как ногти впивались в кожу. В висках застучала кровь, и на мгновение, ему показалось, что весь мир затих только для того, чтобы он слышал это бьющееся в ушах отчаяние. Злость. Бессильная, беззубая, неспособная покалечить никого, кроме него самого, но всё же дающая чувство определенности. Злость или же облегчение от того, что Юнги и его отцу ничего не угрожало. Он не мог определиться и не собирался думать над этим. Только не теперь.       — Я бы ни за что так не поступил с тобой, если бы этого не требовало… — Тэхен дернулся к Джину навстречу, но тот грубо одернул его руку.       — Я могу уехать? Я не хочу здесь находиться. Разреши мне уехать.       Голос до сих пор дрожал, но теперь в нем чувствовалась решимость.       — Зачем? Я убедился в том, что ты находишься здесь потому что…       — Я хочу уехать и не хочу здесь находиться. Кажется, в нашей стране это достаточное основание, при том, что я гражданин и не успел нарушить закон, и потому имею полное право на свободу. У меня нет титула, но как у всех есть права. Главное достижение гуманизма. У гуманизма есть достижения, а у меня нет, но это ничего. — Джин глубоко вдохнул, затем выдохнув, стараясь прямо смотреть на Тэхена, стараясь чувствовать к нему только отвращение. Очевидно, он играл до этого, прекрасно понимая, чем по итогу это закончится. — Я хочу уехать. Если я ни в чем не виноват, я хочу уехать. К черту, я могу уйти.       Наверное, Его высочество не был готов к такой реакции, потому что теперь он смотрел на Джина с недоумением. Не потому, что его фаворит не имел права так говорить или думать — он был настроен решительно, и эта решительность не шла ни в какое сравнение с тем отчаянием, что он демонстрировал до этого. Тэхен понимал, что его действия в любом случае вызовут негативную реакцию, но при этом он почему-то был уверен в том, что успеет погасить праведный гнев Джина.       — Почему ты молчишь? Ты не слышишь? Или не соображаешь?       Но вместо того, чтобы что-то гасить, он лишь наблюдал за тем, как огонь перебросился на него, дрожащими яростью языками болезненно облизывая ноги.       — Тебе не стоит говорить со мной в таком тоне. Хотя бы потому, что я на самом деле никогда не желал тебе зла, и всё, что я делал до этого момента — я делал потому, что хотел. Просто так совпало. Я не притворялся, и все мои действия и слова были продиктованы искренними намерениями и чувствами, которые до сих пор...       — Я не верю. Я не верю ни единому твоему слову. Ничему. Я не верю тебе и больше никогда верить не буду. Что бы ты не говорил. Тигр. — Джин сказал это со злостью, которую не собирался вкладывать в слова, но всё теперь получалось само собой. — Таким, как ты верить нельзя, и я теперь понимаю Розу. Она права. Говорила, что в тебе много злости, а держаться так, как ты держался до этого, безучастно и абсолютно равнодушно… — Джин сглотнул, пытаясь хоть как-то сдержать рвущийся из него порыв добиться справедливости. Или отмщения. — Злость или не злость, я не верю тебе. Ты не способен на то, о чем говорил. И не достоин того, чего просишь. Доверия и искренней привязанности. А если у тебя настолько развитое чувство долга, что ты мог спокойно смотреть на то, как я себя на твоих глазах хоронил… — Джин судорожно вдохнул, закусив губу. — Его величеству стоит тебя наградить.       Тэхен слушал его, кажется, всё также спокойно, смотря всё также прямо, только у него побледнели губы. Наверное, от злости, но Джина теперь это не волновало.       — Тебе стоит остыть и подумать. Я честно сказал тебе о своих мотивах. Ты имеешь право злиться, но чтобы принять решение, нужно остыть.       — Я остыну, когда попаду домой. — Джин пытался дышать ровнее, чтобы хотя бы тело смогло почувствовать себя хоть немного спокойнее, при том, что все опасности, кажется, были позади. — Я хочу уехать отсюда. Это желание у меня было с самого начала, но я зачем-то променял его на то, чтобы стать твоим фаворитом, и здесь вновь встает вопрос о моей глупости и наивности. И я скажу тебе спасибо за то, что ты заставил меня посмотреть на себя со стороны, утопив в моей же беспечности. Я извлеку из этого урок. Любой опыт бесценен, даже негативный, но только в том случае, если ты сделаешь правильные выводы. Я постараюсь. Но мне нужно оказаться дома.       — Джин, прошу тебя…       Тэхен сделал еще один шаг, и теперь в нем не осталось того отменного и явно вышколенного бездушным двором хладнокровия, но Джину было всё равно.       — Не подходи ко мне. Я всё тебе сказал. Это мое решение, и даже если я пожалею о нем потом, я уверен, что от этого оно не перестанет быть верным. — Джин еще не ощущал той уверенности, которую хотел бы демонстрировать, но судя по тому, как поменялось лицо Его высочества, ему всё же удалось быть убедительным, и это придавало сил. — Я не верю тебе и больше никогда к себе не подпущу, а в этом случае, кажется, мое нахождение здесь будет бессмысленным. Я не могу быть таким лицемером, как ты. Понимаю, это вынуждено и здесь все такие, но… Я глупый, жалкий и наивный, но честный. А ты лицемер. Бесстыжий. Гадкий. Подлый. Подлый лицемер. И чувства твои, о которых ты мне пел — дешевка, если ты готов был их разменять на то, что я испытал. Неужели ты не мог как-то по-другому убедиться в моей благонадежности? Нежели, я до этого... Всё.       Хотелось скорее уйти, и Джин не стал ждать окончания собственной мысли и разрешения, отправившись ко дворцу тем путем, каким они попали в сад. Не замечал, как по щекам катились слезы, потому что ощущал облегчение. Наверное, на фоне слез оно было обманчивым, но нужным, потому что Джин чувствовал, что находился на грани чего-то истеричного. Это было нормально и закономерно в контексте того, как много разных эмоций, сильных, ему удалось пережить за такой короткий промежуток времени. Просто нужно оказаться в спокойной обстановке. Рядом с родными. Всё стихнет.       — Почему один?       Чимин смотрел на Джина с явным беспокойством, пока Джин пытался сообразить, насколько он во всём этом был замешан.       — Скажи, как я могу уехать отсюда? Мне нужно домой.       — Для этого тебе необходимо разрешение Его высочества и сопровождение. — Теперь во взгляде слуги были невысказанные пока подозрения. — Разумеется, сопровождающий будет ждать снаружи, если тебе захочется побыть с родными наедине. Не помешает. Просто…       — Я не собираюсь возвращаться. Я больше не фаворит Его высочества и не являюсь частью всего этого. Я могу уйти на своих двоих, если мне позволят.       — А что случилось? — Чимин вежливо взял Джина под локоть, оглядываясь в поисках его компании, которая так и не появилась. И здесь слугу разрывало между необходимостью задержать Джина до выяснения обстоятельств и желанием, сломя голову, нестись на поиски Тэхена, потому что чуткое сердце подсказывало ему, что случилось что-то драматичное. Даже судя по бледному Джину, у которого были красные глаза. — Скажи мне. Я в этом не участвовал, потому что меня там не было.       — Я... Просто разочаровался в Его высочестве. И не собираюсь это обсуждать. И… — Джин запнулся о мысль, опустив глаза. — Я разочаровался в своем стремлении сюда попасть и поэтому хочу отсюда уехать. Уйти. Всё равно. Я не хочу здесь находиться.       — Потому что у тебя здесь нет поддержки. Я понимаю. — Чимин кивнул. — Если бы у тебя здесь был кто-то близкий, к кому ты теперь стремишься, ты бы переживал всё легче. По крайней мере, у тебя бы была возможность не бежать от проблем. По крайней мере, не так далеко.       Чимин что-то быстро сказал проходящему мимо слуге, и он изменил направление, сразу перейдя на бег.       — Ты прав. Абсолютно. Но я бегу не от проблем, а от того, кто мне их устроил. Это другое. Хотя, возможно, одно и то же.       Джин усмехнулся. Он разберется во всех этих тонкостях потом. Когда убедиться в том, что с Юнги и отцом всё в порядке. После этого придется убедиться в том, что всё в порядке с ним самим.       — Я… Не могу тебя отпустить и не могу задерживать. — Чимин выдохнул, судорожно пытаясь сообразить, как нужно действовать в этой ситуации. Если он станет удерживать Джина силой, это явно не поможет Тэхену в их конфликте. Или драме. И Чимин догадывался, в чем была проблема. — Его высочество отвечает за твою безопасность. Как и за безопасность Его величества, которому служит. Он получил этот титул не только за красивые глаза — это обязательства…       — Я не хочу быть частью этого. Не хочу знать. Мне это не нужно. Я достаточно заплатил за свою глупость, и теперь должен получить хоть какое-то утешение.       Пока Чимин думал, что ответить, вернулся тот слуга, раскрасневшийся и запыхавшийся, которого он отправил куда-то до этого. Они обменялись парой слов, и Чимин уставился на взволнованного молодого человека удивленно распахнутыми глазами, пока тот только покорно опустил голову. И камердинер Его высочества повернулся к Джину, как будто в этот момент испытывая внутри сомнения и переживая противоречия.       — Я позабочусь об экипаже. Подожди здесь.       — Спасибо.       Джин улыбнулся. Теперь, когда всё закончилось, на него навалилась усталость. Слабость. Болезненное опустошение. Вдребезги разбились не только амбиции, и, кажется, этот, другой, звон был громче. Спустя время он заметил Тэхена, который шел по саду, но в сторону от того входа, у которого находился Джин. А Джин пытался не смотреть, но затем всё же заметил, как Его высочество споткнулся, а Чимин подхватил его. И они стояли, как будто принц пытался прийти в себя или… Они вновь двинулись в неизвестном Джину направлении, а Джин занял предоставленный ему экипаж. Дорога предстояла неблизкая, а сидение было слишком узким, чтобы можно было прилечь. Однако, он всё же уснул, открыв глаза только в тот момент, когда начало раздаваться дребезжание городской брусчатки. Скоро он будет дома.

***

      К сожалению, отца дома он не застал, но Джин уже чувствовал себя лучше, переодевшись в домашнее и поставив на огонь медный чайник. Его не было дома всего несколько дней, но за это время произошло столько всего, что теперь казалось, его не было несколько месяцев. Он скучал по дому. Несколько небольших, но чистых комнат, которые были обставлены скромно, но при этом крепкой добротной мебелью. У них были даже диван и пара кресел с мягкими и обитыми бархатом сидениями и подушками. Они не могли позволить себе роскошь — только уют, в сравнении с которым… Джину не нужна была роскошь. Ему нужна была жестяная банка, в которой отец хранил чай и какие-то травы, которые могли ему подойти по вкусу — всё в одном, из-за чего запах чайного листа обогащался и становился… интересным. Джин улыбался, когда заливал то, что успел выудить пальцами, а содержимого было едва-едва на дне, затем бросив в уже потемневший кипяток пару сушеных ягод крыжовника.       Они делили один кабинет на двоих, когда Джин учился, и даже теперь отец не избавлялся от его книг и конспектов, выделив для них полку. Наверное, ему всё-таки стоит стать учителем. Или попробовать помочь отцу с бухгалтерией, потому что Джину считать удавалось очень хорошо, и он разбирался во всем, что касалось цифр. Возможно, не блестяще, но ему удалось бы вникнуть в дело глубже, причем с успехом, если бы понадобилось. Или можно будет совмещать. Работать приглашенным гувернером, а в свободное время разбираться с амбарными книгами и чеками, а может, помогать отцу в магазине. Всё-таки дома было хорошо. И развалившись на кровати, жесткий матрас которой всегда держал в тонусе его скелет, Джин совершенно не скучал по перинам, в доказательство этому задремав.       Он проснулся, когда услышал суету на кухне, и тут же поднялся. Либо отец, либо Юнги, у которого был ключ, либо их экономка, но она обычно в это время уходила, а не приходила.       — Юнги!       Теперь не нужно было соблюдать приличия, поэтому Джин с разбегу налетел на своего друга, который смотрел на него широко распахнутыми от удивления глазами, потеряв в этот момент возможность ругаться и всячески избегать таких слишком откровенных нежностей.       — Что ты тут делаешь? — Юнги на силу отстранил от себя Джина, пока Джин убеждался в том, что его друг был цел и невредим. — Мне кажется, или ты должен быть во дворце?       — Я сбежал оттуда, но мне разрешили это сделать, поэтому я надеюсь, что не будет никакой погони. — Джин фыркнул, затем направившись к деревянному коробу, где обычно лежал хлеб. — Хочешь есть?       — Джин, что случилось? Я не голоден. — Юнги махнул рукой, и вместо того, чтобы есть, Джин вновь направился к чайнику, проверив наличие в нем воды и вновь разведя огонь в горелке.       — Зато будешь кофе. — Он как будто игнорировал вопрос, встав на носки и потянувшись к одной из верхних полок. — Мы с отцом так и не научились это пить, а ты, я помню, даже глаза закатываешь от удовольствия.       — Я пил его с дядей Джуном, так что не надо. — Но Юнги уже предвкушал горькую терпкость кофейных зерен на языке. — Мои запасы подходят к концу, но я собираюсь их пополнить. Сразу после того, как узнаю, какого черта ты оказался здесь, а не... там.       — Его высочество устроил мне проверку, в ходе которой я чуть не умер. Он сказал, что они били тебя, чтобы выведать все мои секреты, и я так испугался, что ты никогда больше меня не простишь, что… Мог бы обоссаться, но, кажется, от страха меня всего скрутило, тем самым перекрыв выходы и входы. — Дома можно было выражаться как угодно, и Джин даже глаза прикрыл от удовольствия этой свободы. — Он еще и отцу угрожал, но потом сознался, что всё это была проверка.       — А ты уже обиделся. — Юнги покачал головой, внимательно следя за Джином. — Когда я просил внести тебя в список гостей, я за тебя поручился в письменном виде. То есть, если бы ты что-то натворил, я бы отвечал вместе с тобой. Разумеется, что-то противозаконное, потому что за всё остальное тебя бы просто спустили с лестницы, а мне погрозили пальцем. Но вообще, меня расспрашивали о тебе, однако, при этом не угрожая не и не применяя силу. — Юнги покачал головой. — Я сказал, что у тебя незапятнанная репутация, и что несколько твоих научных опусов поместили в университетский альманах. Твои годовые трактаты по философии истории использовали в качестве учебных материалов для младших, а сам ты всегда был приглашен на научные дебаты и всегда успевал отличаться, ни разу с треском не уступив, оставляя за собой последний, самый блестящий аргумент.       Пока Юнги сосредоточенно перечислял академические достижения своего лучшего друга, Джин не только переполнялся любовью и обожанием к нему, при этом наполняя кипятком чашку, но и думал о том, что если бы Юнги жил с ним во дворце, ему было бы проще. Но во дворец он не вернется, а дома всегда лучше.       — Подожди. — Вдруг его музыкальный гений нахмурился. — А кого ты выбрал в итоге? Наверняка, эту проверку устроили, потому что ты стал фаворитом. А чьим?       Джин совсем забыл о том, что на самом деле успел получить официальный статус от Его высочества, который затем… Нет, не хотелось об этом думать.       — Принца. Но… — Он покраснел, уведя глаза, при этом протягивая благодарному Юнги чашку. — Я не успел расстаться с честью.       — Подожди. — Юнги, сразу сделав нетерпеливый и обжегший его язык глоток кофе, поднял на Джина наполненные сомнением глаза. — Ты стал его фаворитом, и он поэтому тебя проверял. Думаю, в твоей биографии они не успели найти достаточно темных пятен, и поэтому понадобилось... — Он с подозрением прищурился. — Ты уехал, потому что не прошел проверку?       — Прошел. Я уехал потому, что разочаровался в своей идее жить при дворце. И даже если ты скажешь, что всё это нормально, и что Тэтэ имел на это право…       — Я никогда не скажу Тэтэ, когда буду говорить о Его высочестве. Но вообще… — Юнги задумался. — Они не могут доверять на слово, Джинни.       — Я общался с Его величеством до всяких проверок — значит, доверяли.       — Скорее всего, всё так же проверяли.       — В смысле? — Теперь пришла очередь Джина с подозрением смотреть на Юнги.       — Например, твои намерения. Его величество быстро решился на ночь с тобой, чтобы узнать твои планы на свой счет, собстенными глазами увидеть реакцию на такое скоропалительное сближение. Если бы ты имел недобрые помыслы, ты бы воспользовался этой ситуацией в свою пользу, и тогда за тебя бы взялись плотнее. Но точно не отказался бы от нее и не изображал из себя смертельно больного, как поступил ты. — Юнги ухмыльнулся. — Думаю, после этого стало понятно, что к королю у тебя претензий нет.       — И тогда стало необходимым выяснить мои претензии к Его высочеству? — Джин ухватился за мысль, которую развивал Юнги.       — Возможно. — Юнги пожал плечами. — Я не знаю, как работают все эти истории с фаворитами и прочим, от чего я слишком далек, но одно я знаю совершенно точно — когда дело касается Его величества и его окружения, доверять на слово точно не будут. Я не удивлюсь, если теперь люди из дворца справляются или справлялись до этого о тебе в университете, который ты недавно закончил, а значит, память о тебе не остыла. И в ней можно покопаться.       Джин слушал так внимательно, как будто это могло что-то изменить.       — А чувства? Разве есть в этом случае место для чувств? Когда нужно проверять, играть, притворяться, чтобы что-то получить… И даже если это во благо, как же искренность?       — Я говорил уже тебе об этом, и ты, кажется, сам весьма грамотно рассуждал на эту тему. — Юнги ухмыльнулся, осторожно проверив, насколько успел остыть его кофе, чтобы вновь не травмировать свой рот. — Скорее всего, ты просто вынужден так поступать. И на самом деле, далеко не все стремятся жить при дворе, однажды столкнувшись с его реальностью. Да, роскошь. Да, близость к Его величеству и возможность заслужить его внимание или что-то еще, со всех сторон полезное. Но при этом… Лицемерие, недоверие, какие-то игры и интриги, которые плетутся забавы ради или же просто от скуки. Когда господам надоедает танцевать.       — А как же тогда доверять? — Джин уселся напротив Юнги, отодвинув для себя стул и не заметив, как неаккуратно он смял скатерть вместе с салфетками.       — На свой страх и риск. — Юнги пожал плечами, затем закатив глаза, при этом описав ими эффектный круг. — Я понятия не имею, Джинни. Я не живу при дворе и не знаю всех его законов. Немного знаком, потому что имею возможность наблюдать со стороны, но, думаю, ты догадываешься, что мы можем видеть лишь вершину того, что на самом деле скрыто за этими роскошными фасадами.       — А разве возможны искренние и глубокие чувства, когда… — Джин теперь слишком крепко ухватился за мысль, что, возможно, у Его высочества на самом деле не было выбора. Прошло достаточно времени, и теперь, когда он убедился, что всё было в порядке... Начались сомнения.       — Ты внутри себя можешь испытывать всё, что угодно — думаю, это не запрещено. Вопрос только во взаимности, и здесь… На свой страх и риск, опять же. Хотя, если ты не герцог, не граф и даже не барон, с тебя вряд ли можно что-то поиметь, чтобы говорить о каком-либо нечестивом намерении в твою сторону. — Кажется, Юнги интересно было окунуться в рассуждения, пока Джин его лишь слушал, при этом сосредоточенно поджав губы. — Вот если я, например, решу подкатить свои ухаживания к госпоже Аяке, она подумает, что я хочу примазаться к ее титулу, а я подумаю, что она никогда на меня не посмотрит, потому что я ей не ровня, хотя бы по статусу. Никто из нас может быть не прав, но… В общем, ты понял.       — Честно сказать, нет. — Джин поднял на друга недоверчиво прищуренный взгляд. — Понял только то, что ты сохнешь по герцогине.       — А почему ты выбрал принца?       Юнги вновь мастерски увел тему, и Джин почувствовал себя застигнутым врасплох. Причем, сделал это не его лучший друг, который был также мастером уходить от неудобных вопросов, а чувства, непонятные, но больше не заглушаемые страхом и злостью. Хотя, Джин теперь был уверен в том, что находясь вдали от дворца... Его высочество быстро его забудет.       — Я не хочу говорить об этом. Потому что теперь я ничему не верю. И ему не верю.       — Справедливо. — Юнги задумчиво кивнул. — Я бы тоже злился, если бы мне сказали, что били тебя, чтобы подобраться ко мне. И злился бы даже тогда, когда узнал, что на самом деле тебя не били. И злился не потому, что хотел бы, чтобы тебе по-серьезному наваляли, а потому что…       — Юнгииии. — Джин широко улыбнулся. — Ты занят? Пойдем, прогуляемся до папиного магазина? Или он сегодня на производстве? Ты в курсе, я уверен.       — В магазине. — Юнги кивнул, а затем быстро допил кофе. — И мне нужно заскочить в одну лавку — мне обещали несколько укрепленных струн для фортепиано.       — Тогда я быстро.       И Джин тут же скрылся в своей комнате, чтобы домашний костюм сменить на прогулочный. Ни шелка, ни парчи, лишь милые сердцу и коже тонкий лен с хлопком. Возможно, он успел соскучиться и за ними.

***

      Роза скрестила на груди руки, демонстрируя длинные, оканчивающиеся выше локтя перчатки, при этом вызывающе уставившись на девушку, которая находилась рядом и покорно подставлялась под руки слуг, пытающихся поправить ее костюм. Мужской. На ней были брюки и камзол, причем явно снятый с плеч ее достопочтенного отца, который отказался присутствовать на внезапно импровизированной театральной постановке, ссылаясь на загруженность государственными делами. И Розе, когда она услышала это, находясь рука об руку с Его величеством, с которым они совершали послеобеденный променад, показалась, что в тоне Премьера было намерение короля уязвить. Она быстро решила, что это была глупая догадка, но осадок остался. А теперь его дочь…       — Что ты так на меня смотришь? — Аяка пыталась повыше поднять тяжелые вышитые манжеты бархатного камзола, затем смирившись, и ее тонкие пальцы скрылись под вышивкой, пока она продолжила вести себя так, как будто это было задумано.       — Вы надели мужской костюм. — Роза дула губы, на самом деле в этот момент завидуя герцогине, которая могла позволить себе даже такое, не встретив осуждения. Скорее, это признают остроумным и даже очаровательным. Интересно, а если она… Хотя, фаворитку короля мужские костюмы интересовали исключительно на короле и в момент, когда он от них избавлялся. — И он вам идет.       Аяка явно не ожидала услышать комплимент, и отпустив своих слуг нервным кивком, подошла к Розе, которая, помня, что перед ней стояла особа, находящаяся во дворце на привилегированном положении, опустила глаза и склонила голову.       — Знаешь, почему? Потому что мою… красоту ничем не испортить. — Девушка ухмыльнулась, а затем на манер искушенных дворцовым этикетом джентльменов предложила Розе локоть, которая тот мягко и вежливо обвила пальцами. — Это тебе нужно ее подчеркивать, хотя всё и так очевидно, а в моем случае меня не украсит ничего и в то же время вряд ли что-то испортит.       — Я не понимаю, как вы можете так говорить, если в покоях Его величества полно ваших портретов! Ваших три, а мой только один! — В голосе Розы слышалась та обида, которую она постоянно скрывала, но теперь ей пришлось выйти наружу.       И Аяка только усмехнулась, нарочито высоко поднимая ноги, почти по-строевому вышагивая по ковру. На ней был не офицерский мундир, но всё равно. Всё равно ей было комфортнее и привычнее в платье, но когда ты сама смеешься над собой, тебя вряд ли кто-то сможет ранить слишком болезненно.       — А ты с ним спишь. Каждую ночь. Он тебя целует, держит за талию, и пусть на нем маска, я знаю, что смотрит он на тебя влюбленными глазами. И кто из нас красивее? — Аяка посмотрела на Розу, вопросительно приподняв брови, и девушка смутилась, но не стала скрывать довольную улыбку. — То же с Его высочеством. Мне кажется, они меня жалеют. Или боятся, зная, что мой отец при дворе не самый последний человек, который, помимо титула, обладает большим политическим влиянием. Хотя и у него есть слабые места. И я не только о себе.       — Почему вы всегда так себя ругаете? Разве вы не знаете, что себя нужно только хвалить? Даже если не хочется. От других похвалы ждать не приходится, но ведь вы сами можете…       — Я понимаю, почему ты так говоришь, госпожа Роза. Но я просто всё о себе знаю. — Аяка улыбнулась, и в этой улыбке была только тоска. — Но мне приятно, что ты пытаешься меня поддерживать. Когда красивая девушка тебя не жалеет снисходительно, а пытается приободрить — это дорогого стоит.       — Просто вы герцогиня, а я какая-то там… — Роза ухмыльнулась, а Аяка неожиданно рассмеялась, чуть сильнее прижав к себе тонкую ручку. — А еще вы нравитесь королю и принцу. Я могу быть глупой, но они видят вас насквозь, и если держат рядом, значит, вы хороший и честный человек.       — Хорошего и честного человека не ведут в спальню или под венец, по любви. Особенно, если этот хороший человек, даже если очень захочет, не сможет подарить своему законному супругу законного…       Аяка не успела закончить, первой заметив Его высочество, который шел быстро, как будто направляясь в покои короля, но при этом ступал нетвердо.       — Дамы. — Он быстро поравнялся с ними, низко поклонившись и прижав к груди руку.       — Ваше высочество… Вы бледны.       — Померк на фоне вашей красоты. — Тэхен будто виновато улыбнулся, но по блеску его глаз было понятно, что в этой шутке было не так много положительных эмоций, как задумывалось. И что-то болезненное. — Его величество уже закончил совещаться? Я надеюсь его застать…       Аяка быстро высвободилась из руки Розы, бегом направившись куда-то по просторному коридору. И слуги не смотрели на нее — лишь покорно склоняли головы, зная, что если тебе навстречу бежала герцогиня в мужском костюме, тебе не стоило удивляться — только поклониться и пожелать ей хорошего пути.       — Он переодевается. — Роза подняла голову, пытаясь вглядеться в глаза Его высочества. — Что с тобой?       — Не говори мне, что хоть раз не мечтала увидеть меня таким. — Тэхен ухмыльнулся, затем взяв тонкое запястье, укрытое белым шелком, с неожиданной задумчивостью на него уставившись. — Подбитым на оба крыла. Когда охотишься на уток или тетеревов и не можешь попасть в грудь, без злого умысла причиняя немыслимые страдания.       — Что с тобой?       Как первая и единственная фаворитка короля, Роза не могла трогать Его высочество, но теперь его состояние вызывало в ней тревогу. До сих пор она не была уверена в том, что принц вызывал в ней теплые чувства, но он был предан и очень дорог королю, а всё, что было драгоценно для Его величества, было ценным для нее.       — Пойдем. Я… Устала в корсете. Хочу присесть.       И она потянула его к стоящей невдалеке бархатной банкетке, сев первой, воспользовавшись галантно протянутой рукой Его высочества, который терпеливо дождался, когда фаворитка расправит пышную юбку. И он сел, затем сразу откинувшись на стену и запрокинув голову. Бледный, но кое-где на его серой коже проступал пунцовый румянец, который явно выдавал какую-то боль, болезнь и всё остальное, чего нельзя было ему пожелать. Роза смотрела на него, пока Его высочество прикрыл глаза. У него подрагивали руки. И…       — Ваше высочество!       Роза дернулась, когда услышала встревоженный мужской голос, быстро признав в его владельце главного доктора двора, рядом с которым стояла обеспокоенная герцогиня.       — О! Всё в порядке. — Тэхен поднял руку.       — Вы позволите? — Высокий мужчина, поклонившись, сделал шаг к принцу, и тот кивнул.       Доктор взял его руку, начав ее ощупывать, а затем стал внимательно всматриваться в лицо Тэхена, который смотрел на него со снисходительной, но совершенно не обидной улыбкой. И он прикрыл глаза, когда руки доктора, мягкие и почему-то очень холодные, оказались на его голове.       — У него жар. И судя по тремору, совсем скоро может начаться лихорадка.       Услышав это, Роза тут же вскочила, начав обеспокоенно озираться по сторонам, затем судорожно вцепившись в руку Аяки, которая была также напугана.       — Вздор. — Тэхен тяжело вдохнул и выдохнул. — Это простуда. Я…вчера, кажется, прокатился верхом под дождем. Не думал, что такой слабый, но с утра… Сердце подвело. И это при том, что я не стал его провожать, просто дав согласие на то, чтобы он уехал. — Его высочество рассуждал тихо, себе под нос, и слова становились все менее различимыми, и в какой-то момент он просто уронил голову, начав клониться вперед, успев оказаться в вовремя подставленных руках доктора.       — Нам нужен Чимин!       Аяка стала оглядываться, не решаясь, в какую именно сторону податься, при этом зная, что слуга должен быть где-то поблизости. И она на самом деле его заметила, начав отчаянно махать двумя руками, пока Роза обмахивала Его высочество веером, что-то тихо и взволнованно приговаривая.       — О, Ваша светлость…       Чимин в привычной ему манере собирался немного подразнить герцогиню, но заметив её встревоженный вид, тут же потерял в игривости. А затем заметил Тэхена, и ему хватило мгновение, чтобы оказаться рядом.       — Ваше высочество! Ты… Ты чего здесь устроил?       Чимин, позабыв свою роль и придворный этикет, до которого теперь, кажется, никому не было дела, испуганно вглядывался в бледное лицо принца, затем повернувшись к врачу, который уже что-то говорил слугам.       — Скажите, вы видели Его высочество сегодня с утра? Как он себя чувствовал?       Слыша в низком голосе доктора профессиональную сосредоточенность, которая указывала на желание помочь и не указывала на панику, которой Чимин готов был поддаться, он зачем-то кивнул.       — Не жаловался и был достаточно весел и бодр. Он провел это утро в обществе… — Камердинер Его высочества запнулся о невысказанную мысль, и спустя мгновение поднял на доктора глубоко задумчивый взгляд. — Он… переволновался. Несколькими часами ранее случилось что-то, что… Я заметил тогда, что он побледнел. И походка стала не такой твердой.       — Хорошо. — Доктор явно успел сделать какие-то выводы, затем кивнув слугам, которые уже приготовились перенести принца туда, куда укажут. — В комнату Его высочества. Вы… — Он обратился к молодому человеку, и тот сразу напряженно расправил плечи. — Сможете проследить? Его нужно полностью раздеть и обтереть холодным полотенцем. Я полагаю, он доверяет вам, как своему камердинеру, и не будет против, когда придет в себя.       — Разумеется, господин. — Чимин кивнул. — Я готов выполнять все ваши приказания, если это поможет.       — В таком случае, я смогу заняться подбором лечения. Надеюсь, что нам удастся быстро пройти острую фазу, но для этого Его высочеству придется постараться. — Доктор с искренним сочувствием смотрел на почти безжизненное тело, которое слуги осторожно укладывали на носилки. — Это нервное. Он переохладился до этого, а потом испытал потрясение. Силы, которые до этого боролись с проснувшейся внутри от непогоды заразой, были вынуждены успокаивать нервы, и поэтому болезнь смогла проявиться. И я надеюсь, что мы успеем…       — Вы… Он может умереть? — Чимин не чувствовал, как глаза сами собой налились слезами. — Я… Должен сказать Его величеству.       — Скажите. Умереть он может, как и все мы, но не должен. А теперь… Мне нужно идти.       И доктор быстро направился вслед за своим пациентом, пока Чимин… Ему еще предстояло поговорить с Чонгуком. Ему предстояло придумать, как сказать Твой брат серьезно болен и должен теперь еще побороться за свою жизнь так, чтобы… Чтобы затем ему не пришлось хоронить двух лучших друзей сразу.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.