***
С момента его отъезда прошло не так много времени, если не сказать мало, но Джин спал во дворце как будто впервые, и на этот раз его сон не был таким безмятежным, как однажды, когда он впервые здесь появился. Возможно, виной тому было то, что они засиделись за ужином. Засиделись так, что Его высочество уснул, и доктор, который даже после пары стаканов вина сохранял профессиональную собранность (как он сам сказал: С моей работой меня могут выдернуть даже с собственных похорон), констатировал, что сон в этом случае полезнее чем микстура. Глубокий, которым нужно было пользоваться, пока его не прервет новый приступ. Они разошлись поздно, но у Джина осталось настолько приятное впечатление от этого знакомства, что он предпочел не замечать время. Роза совсем забыла о том, что она благородная дама и при том фаворитка короля, разумеется, до сих пор сохраняя приличия, но при этом позволяя себе громко смеяться, остроумно шутить и рассуждать на те темы, которые придворных дам заставили бы только чопорно краснеть. Они правда были очень похожи с отцом, и не только внешне. И Роза, не дождавшись указаний Его величества, разместила отца в собственных покоях, приказав постелить себе на диване, сославшись на то, что она козявка, которая могла бы уснуть даже в тарелке. Это был замечательный вечер, потому что всех посетило чувство облегчения. И когда Джин, после не слишком приятно удавшегося пробуждения, вновь вернулся к этой мысли, утро стало добрее. Как добры были слуги, организовавшие ему утренний туалет и легкий завтрак, во время которого, пока Джин в большей степени пил, они готовили его дневное облачение. Баронету не хотелось одеваться роскошно — только удобно, поэтому для него быстро нашли костюм из тонкой шерсти, который, несмотря на простоту кроя, все равно выглядел роскошно из-за кропотливо сотканной ткани. Папа смог бы также, если бы у него было столько же возможностей, сколько было у любой королевской мануфактуры. — Доброе утро. Джину было позволено входить в покои Его высочества без особого позволения, и увидев его, Чимин, который заботливо теперь расчесывал спутавшиеся на затылке волосы принца, только улыбнулся и кивнул. — Доброе утро, Ваше высочество. Джин подошел ближе, и Тэхен как будто очень лениво или смертельно устало перевел на него взгляд, пользуясь тем, что с волосами камердинер закончил, занявшись поправлением воротника его пижамной рубашки. — Только из-за тебя. Он слабо улыбнулся, а Чимин тем временем нахмурился. — Ночью был сильный приступ. Пришлось дернуть из постели нашего доброго доктора. — А меня почему не разбудили? Джин возмущался так искренне, что Чимин отвлекся от своего дела, развернувшись к нему. И Джин смутился. Наверное, это была слишком острая реакция на то, что его сон великодушно решили поберечь. Возможно, поэтому он был таким неспокойным. — Я всё равно плохо спал. — Джин надул губы, скрывая смущение и недоумение по поводу только-только сделанного открытия. Его высочество собирался что-то сказать, но закашлялся, и Чимин сразу начал бить его по спине, уже полупрофессионально попадая по легким, успевая при этом подставлять полотенце. — Я выздоровлю, а вы сляжете… — Тэхен сделал глубокий вдох, пытаясь унять новый приступ, который затих достаточно быстро и при этом убрал из его голоса хрип заложенного горла. — Я скоро сам смогу плеваться в платок. — Ты чувствуешь себя лучше? Джин аккуратно присел на кровать, пока Чимин с нее ловко соскочил, а Его высочество с чувством явного облегчения, опустился на подушки. — Лучше, но сил до сих пор нет ни на что. Кажется… Если встану — упаду. — Это нормально. Главное, что дышать легче. Постепенно твой организм начнет вести в этой схватке с болезнью, и остающиеся от боев за выздоровление силы начнут копиться, и ты сможешь… — Джин заметил, что Тэхен улыбался. Его вид до сих пор был крайне болезненным, но в нем угадывалось его обычное, временами как будто детское очарование. — Что? — Ты так хорошо объясняешь, как будто ребенку. — Ты и есть ребенок. — Джин надул губы. — Только с теми, кого… — Тэхен прервал мысль. — Очень ценю. Баронет не стал ничего отвечать, вместо этого присоединившись к Чимину, который зевал, расставляя стеклянные склянки на столе, вспоминая, какую стоило выбрать теперь. — Бульон он уже поел и чай попил. В туалет сходил, я его поколотил… — Он перечислял, внимательно изучая этикетки. — Теперь ложечку за маму и можно поспать. — Тебе. Я буду здесь. — Джин потянулся к серебряной ложке, которая предназначалась именно для микстур. — Можешь пойти в мою комнату. Там перина. Хватит тебе крутиться на диване. — Может и ванну свою разрешишь принять? — Чимин усмехнулся, а Джин посмотрел на него с искренним негодованием. — Разрешу. С чего бы не разрешить? Думаешь, я брезгливый? — Он ухмыльнулся. — Брезгливый, но ты хорошо пахнешь, так что, принимай. Чимин смотрел на него прямо, а потом звонко рассмеялся, очень по-дружески толкнув Джина плечом, и тот лишь улыбнулся. — Ваше высочество, я пойду купаться и нежиться на перине, а ты не разбойничай, а то я тебя знаю. — Чимин следил, чтобы из ложки не пролилось ни капли мимо — только в рот и во благо, затем протерев салфеткой сухие губы. — Спи. — Как скажешь. — Тэхен улыбнулся, а затем сам попытался поправить подушки, чтобы лечь. — Ух, какой самостоятельный! — Чимин поднялся. — Дело идет к выздоровлению. А я иду спать. — Приятных снов. Джин на прощание очаровательно улыбнулся, взглядом провожая камердинера, который теперь шел вприпрыжку, явно окрыленный тем, что самое страшное осталось позади. И баронет вновь повернулся к Его высочеству. — Скажи, а я могу читать книги, которые стоят у тебя в кабинете? Если там что-то секретное, я… — Читай. Распоряжайся. Всё, что моё — твое. Не стесняйся. — Тэхен хотел приподняться, чтобы на Джина посмотреть, но удалось это не слишком хорошо. — Только ты не подсматривай. — Баронет сам подошел к кровати, присев на нее. — Тебе нужны силы. — А ты… — Тэхен потянулся к руке Джина, поняв, что не дотянется, но Джин сам накрыл ладонью его пальцы. — Читай здесь, хорошо? Там есть кресло — можешь принести сюда. Мне… — Он был взволнован, и от неосторожно глубокого вдоха закашлялся. — Будет приятно. — Хорошо. — Джин улыбнулся с нежностью, затем заправив руку Тэхена под одеяло. — А теперь отдыхай.***
— Ваше величество! Чонгук только успел показаться в распахнутых для него дверях зала собраний и подставить плечи под королевскую мантию, которая, вместо короны теперь олицетворяла его особое положение здесь. Мантия и, разумеется, трон, на котором он восседал. Вообще, он просто не любил носить корону, потому что из-за обилия чистейших драгоценных аметистов она была жутко тяжелой и так сильно давила на мозги, что голова потом болела не от проблем, а от нее. Отец тоже страдал от этого, и поэтому вместо тяжелого, пусть и драгоценного металла на голове короля его укрывала мантия, сшитая из плотного, роскошно лоснящегося бархата, с золотой вышивкой по краям. — В чем дело? Его величество расправил плечи, кивком поблагодарив слуг, которые тут же взялись за подбитый золотым кантом подол мантии, сопровождая короля к трону, и обратившийся к Чонгуку до этого мужчина засеменил рядом. — Придворный доктор. Вы знаете, Ваше величество, что он был приглашен ко двору по моей рекомендации и исправно выполнял свои обязанности, но сегодня на рассвете он обратился ко мне почти в слезах — он получил весть из дома, которая… — Мужчина сделал паузу, дожидаясь, пока Чонгук примет удобное положение на мягком сидении своего трона. — Требовала его немедленного отъезда. Я отпустил его, боясь вашего гнева, но в тот момент я не мог поступить иначе — не мог ждать вашего позволения. — И за это готовы посидеть в темнице, своевольно отпустив моего доктора со двора. Мне, пожалуй, стоит позвать стражу. — Чонгук невозмутимо поправлял вышитые манжеты камзола, затем подняв голову и посмотрев на мужчину, который, кажется, потерял дар речи. — Это шутка. Мне кажется, вы всегда понимали шутки. Или вас просто так страшит идея оказаться в темнице? Что ж, я знаю, что вы служите мне верой и правдой, и поэтому я позволяю себе так шутить. Кажется, скорее я окажусь за решеткой за государственную измену, чем вы. Да, господин Дожан, почетный и единственный Премьер Его величества? — Разумеется, мой король. — Мужчина склонился, ощущая на себе цепкий, въедливый взгляд частично скрытых маской темных глаз. — Я не раз доказывал свою верность вашему отцу, и теперь готов доказывать ее вам. — О, думаю, это лишь до того момента, когда я решусь подать голос, на вас не оглядываясь. — Вы король, Ваше величество. Все здесь обязаны оглядываться на вас. И… — Мужчина выпрямился, немного нервным движением одернув камзол. — Так как на мне ответственность за покинувшего двор доктора, я в ближайшее время займусь поиском нового. Может быть… — Я сам займусь поисками врача для своего двора, можете об этом не заботиться. — Чонгук вытянул руку, в которой сразу оказалась кипа бумаг. Это было неудобно, так как рядом с троном не было стола, но зато было четыре пары рук, в которые Его величество откладывал просмотренные документы. Это было неудобно, и…. — Мне кажется, подобные собрания, если в них планируется непосредственное участие меня, а не просто как благодарного слушателя, должно проходить в зале совещаний, где есть стол. Я не гордый и не обеднею, если посижу в кресле, а не на троне. Чонгук нахмурился и закатил глаза, но этого никто не увидел. Зато он увидел, как поджались плечи советника, а его лицо едва уловимо скривилось, как будто от того, что кто-то на мгновение поднес к его носу что-то омерзительное. И невольно в голову Его величества закралась мысль о том, что Аяке повезло, что ее черты, несмотря на их остроту и условную грубость, были всё же мягче. Не такая квадратная челюсть, не такой длинный горбатый нос, похожий на клюв, особенно рядом с большими раскосыми почти черными глазами… Пожалуй, Чонгук мог бы сказать, что Премьер был по-своему красив — у него была сильная внешность, жесткая, не вызывающая симпатию, но лишь стремление его разглядывать. — Ваше величество, я считаю, что это неуместно — заставлять вас заниматься решением проблем, которым… — Вы хотите воспротивиться моей воле, господин Дожан? У вас, как у моего главного и единственного советника, есть только право советовать мне, возможно, пытаясь переубедить, но теперь вы слишком открыто выражаете недовольство моим решением. И пусть оно скрыто за пеленой лицемерной учтивости, вы в какой-то момент успели увериться в том, что ваше слово может крыть мое. — Голос Чонгука звучал спокойно, мягким эхом разносясь по залу собрания, едва-едва касаясь ушей министров, которые теперь занимали свои места, готовя доклады и не решаясь встревать в разговор Его величество и Его светлости. — Я уважаю ваше мнение, но свое мнение уважаю больше. И если вы с этим не согласны, мне придется вас к этому приучать. Я благодарен за ваше покровительство, которое вы оказывали мне до этого, но теперь, спустя год после того, как на моей голове оказалась королевская корона, я готов править, опираясь не только на ваш ум, но и на свой. Чонгук отложил все бумаги, несколько оставив на своих коленях. Как же ему нужен стол… Это невыносимо! Как вообще можно заниматься серьезными делами, когда ты должен думать о том, как бы с коленей всё не уронить. Неужели, при отце было так же? Хотя… Что-то ему подсказывало, что это было нововведением Ее величества, которая, если бы ей позволили, и спала бы на троне, чтобы вдруг не забыть, какая она на самом деле… королева. — Ваше величество, прошу прощения у вас за свою дерзость. — По голосу Премьера было понятно, что он раздражен, и Чонгук под маской злобно усмехнулся. Даже если у этого гения политической мысли нет слабых мест, одно он нашел — гордость. Однако, здесь нельзя было давить слишком сильно. А еще лучше… — Господин Дожан. — Голос Его величества стал звучать мягче и в нем послышалось как будто извинение, которое заставило до этого пристыженного мужчину поднять голову. — Я на самом деле очень ценю ваше мнение, мудрость, опыт. Но вы же понимаете, что я должен учиться самостоятельности, а самостоятельности лучше учиться в таких незначительных задачах, как наем прислуги. Потому что если я вдруг начну проявлять самостоятельность во… внешней политике, например, это может обернуться большей катастрофой. Мне до сих пор необходимо ваше крепкое плечо рядом и ваш бесценный политический опыт. Слова произвели нужный эффект, и Премьер не стал скрывать довольную улыбку, на этот раз, убежденный в собственной значимости, сдержанно поклонившись. — Я очень ценю ваше доверие, Ваше величество. И никогда его не предам. На этих словах Чонгук сдержался, чтобы случайно не выплеснуть вспыхнувшее в нем после сказанного раздражение. Слишком лицемерно. А насколько вообще может быть предан голодный пес? Голодный до власти и ставящий свое собственное честолюбие выше всего остального. Выше долга и служения. И при этом ненасытный. Такие люди не меняются. Жизнь таких людей обычно ничему не учит, потому что всё, во что они верят, это собственная непогрешимость. Если не учит жизнь, научит смерть. — Господа министры, мы можем начинать. И король повелительно махнул рукой, позволяя всем, после обращения поднявшимся и низко склонившим головы, сесть. Чонгук слушал очень внимательно, отчаянно желая делать пометки, но… Ему нужен стол. Потому что он не собирается быть лишь олицетворяющей власть куклой — он будет править.***
— Милая. — Отец Розы с теплом улыбался, смотря на сидящую перед ним герцогиню, которая не обратила внимание на эту наглость — очевидно, добрый доктор просто пытался ее приободрить, выбрав настолько ласковое и не подходящее ей по статусу обращение. — Вы не настолько больны, насколько думаете. Да, вы вряд ли сможете родить, и здесь я бы не советовал вам даже пытаться, потому что… — Я понимаю. — Аяка кивнула, чуть нервно улыбнувшись. — Я смирилась. Это… ничего. — Вы не можете дать другую жизнь, но свою можете прожить вполне долго и полноценно. Судя по слизистым, у вас средняя степень малокровия, и если вы говорите, что ваше состояние большую часть времени не менялось — это врожденная патология, а не приобретенная, и прогрессировать она при должном с собой обращением не будет. Скорее, вы сможете чувствовать себя чуть лучше. — Мужчина засуетился, сразу схватившись за протянутый ему Розой блокнот, и Аяка улыбнулась, заметив, какой деловой теперь была девушка — наверняка, когда она была поменьше, она часто помогала отцу. — Есть особая диета — проверенная. Парное мясо, парное молоко, обязательное употребление ливера, причем, желательно в вареном виде — можно приправлять как угодно, так что, не бойтесь слишком уж противного вкуса. — Пожилой доктор задумчиво закусил карандаш, уставившись в окно. — Я делаю специальные батончики из вываренной, свернувшейся телячьей крови — там содержится то, чего как раз не достает вам. Но вкус у этого… оригинальный. Я пробовал добавлять мед, но это срабатывает плохо. — Папа! Госпожа Аяка может ходить в мужском костюме, и делает это с таким достоинством, что в пору проситься за нее замуж! — Роза говорила это с таким волнением и восхищением, что сразу стало понятно ее намерение герцогиню приободрить и похвалить, а не посмеяться над ней. — Она такая смелая, что вполне сможет… — Смогу. — Девушка уверенно кивнула. — Если это поможет голове не кружиться и хоть как-то согреет постоянно мерзнущие ноги и руки… Я готова. — В таком случае, моя хорошая, мы точно сможем улучшить ваше состояние! Тем более… — На лице мужчины появилась очаровательная, и при этом по-доброму заговорщицкая улыбка. — Вы девушка на выданье, и немного румянца будет только к вашему милому личику. — Пап! — Роза нахмурилась, а затем подошла к Аяке, наклонившись к ее уху. — Отец не со зла и не из плохих манер — он просто очень много лечит детей, и поэтому привык вот так нежничать, забывая о приличиях. — Это ничего. — Герцогиня улыбнулась, коснувшись руки Розы. — Это ничего, когда такое большое и доброе сердце. И Роза вновь похвалила себя за идею показать герцогиню своему отцу, который был на самом деле всезнающий доктор, с огромным опытом врачебной практики за плечами. Если придворный врач так лечил Его высочество, есть ли гарантии, что герцогине в ее состоянии нечем было помочь? Она говорила, что отец заботился о ее лечении только в самом детстве, а потом, когда узнал, что это не лечится и жизни условно не угрожает, перестал приглашать к дочери врачей, лишь только регулярно справляясь о ее здоровье. — Его величество! Раздался громогласный возглас, и двери отворились, впустив в покои фаворитки короля, который успел избавиться от тяжелой мантии и сначала подошел к пожилому мужчине, который даже дыхание затаил при виде Его величества. — Господин Шону. Для начала, прошу простить, что не смог поприветствовать вас раньше. — Что вы, что вы! — Мужчина, не поднимая склоненной головы, при этом замахал руками. — Вы же король! — И как король, чтобы не ходить вокруг да около… — Чонгук мягко сжал плечи мужчины, и тот поднял на него глаза. — Согласитесь ли вы вновь стать главным придворным доктором? Предложение неожиданное, но у меня нет другого выбора. Я знаю, что вы верой и правдой служили моему отцу, и спрашиваю ваше желание лишь потому, что уважаю ваш возраст и то, как много вы однажды сделали для двора. — Я… — Мужчина смутился, опустив глаза. — Я почту за честь, Ваше величество. Но… — Разумеется, у вас будет достойное жалованье, которое я увеличу в счет своей благодарности вашей самоотверженности в стремлении вылечить Его высочество. — Да, да… — Господин Шону растерянно кивал, а затем поднял на короля прямой взгляд. — Мне сначала нужно вернуться домой. Я обязан подготовить преемника для себя. У меня есть несколько грамотных учеников, и это не станет серьезным поводом для задержки, но я должен попросить у вас несколько дней отсрочки. — То есть, вы согласны? — Никто не видел вспыхнувшее в глазах и проявившееся в улыбке чувство облегчения. — Мой господин, я не могу отказать вам, как бы ни пытался. Моя честь и моя жизнь — это служение вам, как королю, благословению и защитнику этих земель, которые кормят меня и не позволяют ни в чем нуждаться. Служение вам — мой долг, который я привык и испытываю гордость исправно выполнять. Чонгук слышал теперь во вдохновенной речи отца слова и его дочери, которая смотрела в пол, но по ее заалевшим щекам было понятно, что она теперь знала, о чем думал король. А король думал лишь о том, как они смогут втроем пообедать. В конце концов, это его будущий тесть, о котором объявлять пока рано, однако готовиться к этому уже было полезно. — В таком случае, мы пообедаем, и я организую для вас экипаж. — Чонгук повернулся к Аяке. — Ваша светлость, присоединитесь к нам? — Я? — Девушка всё это время сосредоточенно изучала выданную ей доктором записку. — Нет, прошу меня простить, Ваше величество. Компания приятная, но у меня есть планы. — Жаль. Тогда, возможно, в другой раз. Чонгук покачал головой, а Аяка, поднявшись, тут же присела в элегантном реверансе, затем вежливо попрощавшись со всеми и покинув покои фаворитки. Теперь ей нужно было в город, и она еще раз просмотрела выданное ей назначение. Возможно, всё не так безнадежно, в чем ее всегда ласковыми уговорами пытался убедить отец, просто не желавший возиться с дочерью. А теперь дочь взрослая, и сама о себе позаботится.***
Тэхен проснулся от кашля, который теперь не пытался добить его болезненными спазмами, сотрясавшими тело, пытаясь надорвать всё, что в нем до сих пор могло испытывать боль. Это было настоящим мучением, а теперь было легче. И он самостоятельно взял платок, прижав его к своим губам, не став смотреть, что ему удалось из себя с помощью кашля вытолкать. Удивительно, но он уже чувствовал себя намного лучше, чем с утра. А если и не намного, то всё равно ощутимо. В спальне было тихо, и немного приподнявшись, он заметил Джина, который сидел в кресле с книгой. Он спал, повесив голову и надув губы, пока книга лежала на его коленях, соскользнув с них, как будто испугавшись, что Его высочество мог ее заметить. И Джин открыл глаза, начав сонно щуриться. — Я разбудил тебя? Баронет глаза протер, затем более осмысленно посмотрев на принца. — Нет. А что с тобой случилось? Отразившийся в его взгляде испуг, одновременно с недоумением, выглядели очаровательно, и Тэхен улыбнулся. — Кашлял. Странно было озвучивать такое с таким выражением лица, но у него не было другого выбора. Папа Розы сказал, что ему нужно согревать грудь, но в груди и так было тепло, стоило только принцу посмотреть на своего фаворита. Бывшего… Но даже эта мысль не мешала разливающемуся внутри теплу. — Скоро ужин… Может, ты хочешь чего-то поесть? Скажи, я позабочусь. Джин поднялся и подошел к кровати Тэхена, присев на ее край. — Я хочу, чтобы ты вкусно покушал. И вовремя пошел спать. Я теперь не собираюсь умирать и научился самостоятельно сплевывать в платок. Его высочество смотрел на Джина всё еще тусклыми, блестящими от до сих пор терзавшего его тела жара глазами, но в них уже было больше осознанности и надежды на то, что Тэхен двумя ногами встал на путь выздоровления. Джин собирался что-то возразить, но лишь повернулся, услышав, как открылась и закрылась дверь. А потом в спальне появился Чонгук, на ходу снимая маску. — Как дела? Он улыбался, и смотреть на него теперь, после того, как Джин успел увидеть его на пороге большого и щемяще болезненного отчаяния, было очень радостно. — Отлично. — Тэхен самостоятельно приподнялся на локтях. Это далось лучше, чем раньше, но он буквально чувствовал, что стоило бы ему теперь встать на ноги, он тут же упал бы. — Но встать и поклониться я не могу. — Гук, ты ужинал? — Джин позволил себе неформально обращение, и Его величество в ответ на это подошел, мягко сжав его плечо. — Составлю вам компанию. Отправил Розу домой с отцом — она сказала, что не успела провести время с братом, тем более, она и так много всего сделала… В общем, заслужила небольшой отдых в кругу семьи. — Значит, ты сегодня холостой. — Тэхен улыбнулся. — Знаешь, если раньше я сомневался на ее счет, то теперь… — Я схожу за Чимином! — Джин поднялся, как будто почувствовав, что принцу и королю нужно было побыть наедине. — И вернусь. Будем ужинать все вместе. Думаю, Его высочеству пора поработать зубками. Джин решил не дожидаться дозволения — просто надел сюртук и вышел, не чувствуя двух направленных в его спину взглядов. — Почему он приехал?.. — Тэхен говорил в воздух, как будто не ожидая на заданный вопрос ответа. — Сам знаешь. — Чонгук сел на кровать, а затем обнял двумя руками колени принца под одеялом, прижимаясь к ним щекой. — Я кое-что придумал. Чтобы наш баронет всерьез задумался над тем, чтобы здесь задержаться. — Я не позволю его связать. — Судя по тому, что ты так свободно озвучиваешь свои эротические фантазии, я могу не готовить для тебя некролог. — Чонгук ухмыльнулся, а затем засмеялся, когда получил слабый, но всё-таки тычок. — Это будет сюрприз. Приятный. И не только для Джина, я надеюсь. — Ты что-то задумал. — Тэхен смотрел на брата с недоверием, пока тот лишь улыбался с самым заговорщицким видом. — Пока ты здесь — мне нужно в туалет. — Ну, начинаааааается… — Чонгук нехотя поднялся, а затем задумчиво посмотрел на Его высочество. — Может, приоденем тебя к ужину? Хотя… — Он махнул рукой. — Достаточно будет просто причесать после сна. Чтобы это было похоже на свидание… — Вы с Чимом будете держать свечки? — Тэхен изобразил удивление. — Я не настолько пока здоров. И… тебе придется взять ночной горшок. — Увидев, что Чонгук уже готовился упасть в обморок, Его высочество улыбнулся. — А затем вымыть его. — В конце концов, я король или кто?! — Чонгук очень искренне возмущался, но затем всё-таки полез под кровать, дуя губы. — Любящий брат, да-да. Надеюсь, Джин скоро поставит тебя на ноги. У Тэхена не было в этом никаких сомнений. И теперь он не только хотел, но и готов был приложить все силы к своему выздоровлению.