— Ты предлагаешь мне их солить?
Мужчина, который только-только в спешке покинул дом, не успев накинуть на плечи сюртук или халат, с недоумением смотрел на разложенное на ковре тело. При одном лишь взгляде было понятно, что тело теперь мирно спало, но вот замызганный в крови камзол и, что выглядело более эффектно, сломанный и наспех вытертый от крови нос…
— Нет. Приютить до того момента, когда Его величество не откроет занавес, выведя на сцену сразу всех актеров, раздав им до этого роли.
Бэй сцепил руки за спиной и стал как будто нетерпеливо раскачиваться на каблуках высоких сапог, которые обычно предпочитал для верховой езды. Всё-таки, за пределами дворца он был бароном, а значит, должен соответствовать титулу, особенно, когда едет в гости к герцогу. Был бароном, потерявшим благодаря Ее величеству своё содержание, сохранив только титул и большое поместье. Которое как раз содержания и требовало, и именно поэтому он вынужден был просить деньги у того, кому в любое время готов был помочь безвозмездно. Хотя, в этом была романтика — теперь он был не достопочтенным рыцарем, а бравым наемником. Разбойником. Которому нужно было платить своему дворецкому за то, что тот присматривал за домом.
— Я его опоил сонными травами, чтобы по дороге заехать домой и переодеться — уезжали в спешке, в ночь, и… Сам понимаешь, Ваша светлость.
— Понимаю. — Мужчина качал головой, брезгливо оглядывая своего оригинального гостя, затем переведя взгляд на барона и при этом сделав к нему шаг, ободряюще сжав накачанное плечо. — Заговорщик?
— Твой старший племяш заболел, и этот отказывался его лечить, оставив умирать.
— Что с Тэтэ? — На до этого беспечном, но чуть затененном омерзением аристократически тонком лице появилось искреннее беспокойство.
— Воспаление легких. Но всё обошлось — успели вовремя найти врача подходящего, так что мальчик в безопасности — Его величество меня в этом уверил. Как и малыш Чими, который, ты знаешь, со мной нежничать не будет. — Бэй улыбнулся, пока лицо его патрона оставалось встревоженным, а не просто обеспокоенным. — Хосок, я бы не стал тебя обманывать. Но Гуки взял с меня обещание, что я ничего не расскажу Тэе.
— Она приехала ко мне позавчера. — Хосок рассеянно кивнул в сторону дома, куда сразу направился удивленный взгляд Бэя. — Несколько ночей слонялась как привидение, бледная и дерганая. Чуть на лошадь однажды не вскочила в одной сорочке — за ногу удержал. И до сих пор переживает.
— Мать. — Бэй немного нервно вздохнул. — Пойду найду её. Скажу, что приехал повидаться с другом, и заодно ее утешу.
— С Тэтэ точно всё будет в порядке? — Хосок слишком сильно, что было обусловлено волнением за родную кровь, сжал локоть мужчины, но тот не думал обижаться. — Мне говори как есть.
— Гук спокоен. Ты знаешь, что мелкий не умеет скрывать эмоции, тем более, моментами он был даже весел, когда мы обсуждали дело. Я к Тэтэ не заходил — там слишком много лишних глаз, но по тому, как ожил Чим… Его высочество точно не собирается умирать. Вообще… — Бэй опустил глаза на доктора, который продолжал свой навязанный травой сон. — Его величество говорил, что этот очень удивился, когда узнал, что Его высочеству стало лучше. Видать, прогноз был совсем плохой, но… — Он задумчиво закатил глаза. — Если не лечить, другого прогноза быть не может. А сейчас есть хороший врач. Которому Гук доверяет, а значит, можем доверять мы.
— Ладно. — Хосок в сердцах махнул рукой, а затем, сделав шаг и оказавшись рядом с лицом пленника, ткнул его голову носком туфли, не заботясь о том, что придавил нос, чем вызвал неосознанный и продравшийся сквозь глубокую дрему болезненный стон. — Я с ним об этом потом отдельно поговорю. Иди. — Он указал рукой в сторону дома. — Она в гостиной.
Бэй кивнул, а затем направился туда, куда указал ему хозяин, который, в свою очередь, уже начал заниматься перемещением нового постояльца его личной темницы, вооружившись помощью личной стражи. Барон поднялся по ступеням, и стоило ему переступить порог, взгляд сам наткнулся на высокую тонкую фигуру, которая стояла у окна, к нему спиной. Даже теперь он видел, что герцогиня нервно обкусывала ногти, при этом поджимая плечи, в которые втягивала шею. Длинная, тонкая, без женственно плавных изгибов и… изъянов. Казалось, по достижению совершеннолетия ее тело просто перестало меняться, несмотря на все то, что переживало. В том числе, две беременности.
— Ваша светлость.
Женщина тут же резко повернулась, и Бэй сразу заметил ее бледное лицо, темные круги и широко распахнутые глаза. Они были удивительно похожи с Тэхеном, и теперь, смотря на нее, он представлял, как выглядел ее больной сын. Неужели, между ними была действительно…
— Зачем ты приехал? Что случилось?
Она не двинулась с места — лишь повернулась к окну спиной, напряженно сцепив на груди руки. На ней было обычное льняное платье неприметно серого цвета, что явно говорило о том, что у нее было плохое настроение. Потому что в другое время она любила наряжаться. Завивала и закалывала причудливо свои длинные светло-каштановые волосы, надевала платья с открытыми плечами и корсетом, который создавал на ее почти мальчишеской фигуре плавные линии… И всё равно в ней не было изъянов. Ты смотрел на нее, видел всё и при этом, единственная мысль в твоей голове — совершенство.
— Повидать друга. Жизнь во дворце приятна, но там я слуга, а не барон. — Бэй, широко улыбаясь, чтобы женщину обнадежить, направился к ней, пока она не спускала с него прямой, наполненный подозрениями взгляд. Она смотрела так, что ты физически ощущал это. Также смотрел Тэтэ. — Тебе нравится эта куртка? Говорят, такие только входят в моду. — Мужчина оглядел себя. — Замша. Ужасно непрактично, но я как знал, что встречу тебя здесь.
— Скажи мне честно. — Женщина сделала шаг к нему, судорожно выдохнув. — Что случилось? Я верю тебе. Ты бы не приехал просто так. Скажи мне, что случилось. Я места себе не нахожу. Я… Я тогда не хотела его отпускать, но он поехал. Я чувствую. — Она начала заламывать руки. — Не скрывай. Узнаю правду, и тогда…
— Всё в порядке, Тэя. Тэтэ на самом деле после той дороги приболел, но можешь мне поверить — его жизни ничего не угрожает. — Бэй говорил медленно и вкрадчиво, внимательно следя за реакцией встревоженной герцогини. — Он сильный мальчик и сможет справиться с кашлем, не померев. Даже не попытавшись.
Это было вранье, но оно явно было во благо, потому что если бы он теперь сказал правду…
— Не врешь? И с Гуки всё хорошо?
Голос сразу стал мягче и слегка задрожал, пока женщина закусила губы, нервно схватившись за спадающую с плеча косу.
— Да, Ваша светлость. Во дворце всё хорошо, и я на самом деле приехал проведать Хосока. И рад, что застал здесь тебя.
— Спасибо. — Она впервые за это время улыбнулась, и в этой улыбке, кажется, было всё то тепло, что ежедневно солнце отправляло на землю. — Ты меня успокоил. Потому что я уже решила, что моё наказание стало суровее.
— Наказание? — Бэй следил за ней одними глазами, пока женщина направилась к одному из кресел, сев в него и начав расправлять юбку. И мужчина без стеснения сел у ее ног, а она, кажется, не обратила на это внимание. Как будто это было привычно.
— За то, что я оставила титул, при том, что отец сказал мне, что я его не достойна. За то, что я предала его доверие и растоптала всё то, что он во мне растил, с любовью. Я расплачиваюсь за то, что сохранила титул и тайну. — Женщина задумчиво смотрела в окно, не замечая устремленный на нее взгляд. — За всё нужно платить. Я думала, что мне не придется, когда Его величество признал моего старшего сына, потом признал младшего, который стал плодом нашей не остывшей даже спустя три года и редкие встречи любви… Которая всё же закончилась, и вот тогда я поняла, что всё не так просто, и что пришел час расплаты. И мой единственный мужчина смог полюбить другую, а я просто стала благочестивой матерью, вынужденной постоянно переживать за своих детей, которые задались высокой и благородной целью, при этом поставив на кон свои жизни. Я постоянно на иголках. Иногда удается отвлекаться, иногда не удается… Я устала. Я вымотана. Вместе со своими жизнями, они поставили на кон мою. И это тоже расплата. И если я это заслужила, то они… Это нечестно.
— Твои дети — благородные люди, сыновья благородного человека, который не заслужил подлую бесчестную смерть, которую получил. Он тоже расплатился за то, как поступил с тобой, за то, что полюбил другую, но к твоим детям он всегда был добр и справедлив. Твои дети знали только его ласку, и даже если ее было слишком мало, он не переставал любить их. Даже после того, когда у него родился законный наследник. Я знаю, Тэя. Я знаю, что твои мальчики хотят добиться справедливости, и знаю, что справедливости для них хочешь ты. Король был благороден, но ты… Ты сделана из того же благородства, которое не убавилось в тебе даже после того, как ты родила детей без брака. Потому что они были желанными, любимыми. Желанными тем человеком, за честь которого хотят отомстить.
— Благородство. Разумеется. Меня же с молодых ногтей растили как королеву, и все были уверены в том, что выгодней партии для молодого принца не найти, и поэтому я росла при дворе. — Женщина с горечью ухмыльнулась. — А потом сбежала, как только узнала, что принцу вдруг суждено стало жениться на другой, а мне — стать матерью. У него династический брак и политический союз, а у меня — разочарование отца и жалость мамы. И благородство, разумеется. — Тэя посмотрела на Бэя. — Наверное, только из благородства я держу траур уже восемь лет. По привычке, при том, что мы не давали брачные клятвы. Была в трауре с того самого момента, когда увидела его в последний раз. Как обычно инкогнито, в маске, за закрытыми дверьми и зашторенными окнами. Он ласкал детей, а ко мне был холоден и учтив. Вот таким я его запомнила. И всё равно веду себя так, как будто должна хранить верность, как будто до сих пор люблю больше себя и даже посмотреть не могу ни на кого другого. Просто по привычке. Я привыкла. Как будто он до сих пор может навестить меня. — Тэя улыбнулась. — А потом в моем доме стал появляться ты. Верный рыцарь Его величества, успевший получить титул барона за свою беспримерную храбрость и преданность, потому что иначе я титул за несколько лет службы объяснить не могу. Как и ты мне ни разу не объяснял.
Тэя как будто обиженно надула губы, и, заметив на лице Бэя улыбку, вновь отвернулась к окну.
— Если бы не ты, я бы совсем зачахла. А я ведь уже старею. Я становлюсь нервной, мнительной. Я вошла в то время жизни, когда дети доставляют не радость, а переживания, и мне нужна опора рядом. Грудь, в которую я уткнусь и буду лить слезы столько, сколько захочу, просто чтобы себя пожалеть. А потом чтоб пожалели меня, лаааасково… — Тэя усмехнулась. — Да, мне хочется внимания, ласки, любви. Лишившись детей, которые всё это время были у меня под боком, я вдруг вспомнила о том, что не только безутешная в своих волнениях мать, но и женщина. Так что, дайте мне широкую грудь, прикройте ее, чтобы я не краснела, и я буду в нее плакать!
— Тэя. — Бэй засмеялся, огласив своим мягким басом большой гостиный зал. — Ты разве умеешь краснеть?
— Я забыла, что такое краснеть и что такое, когда ты нравишься, когда тебе нравятся, когда вы нравитесь друг другу. Я принадлежала одному мужчине, но очень быстро перестала при нем краснеть. А теперь я достопочтенная, сорокаоднолетняя мать, которая годится только на то, чтобы лить слезы в подушку, пока никто не видит, и как бы мне теперь не хотелось вновь стать роковой соблазнительницей…
— Ты красивая, со всех сторон привлекательная женщина, которая как умела однажды заворожить одним лишь только взглядом, так умеет и теперь. И тебе не нужна это пресловутая женственность кружев и пышных форм — ты красива потому что красива, это данность, которой не нужно подтверждение или особое сопровождение. Одень тебя в ливрею, а ты будешь всё той же гордой герцогиней, ледяной, несгибаемой снаружи, и теплой, мягкой внутри. Время идет, а ты не меняешься.
Тэя слушала внимательно, явно пытаясь найти в словах барона подвох, но тот лишь мечтательно улыбался.
— Ты не покраснела. — Он покачал головой.
— Мне просто кажется, что тебе давно пора жениться. Я прекрасно понимаю, что мужчина в сорок это не то же самое, что женщина, но всё же… Сможешь понянчить наследников. И красавицу жену. Под стать тебе, потому что, признаюсь честно, я за всю свою невеселую отшельническую жизнь не видела мужчин красивее тебя. Только своих сыновей, но ты ведь понимаешь, что это другое.
— Мне в любом случае льстит, но если я когда-то женюсь… Я жду чего-то другого от брака. Не детей. — Бэй покачал головой, и во взгляде герцогини блеснуло любопытство.
— А чего же, позволь узнать?
— Того, что я просто буду жить долго и счастливо. С женщиной, которую люблю уже восемь лет.
— Сколько? — Тэя удивленно округлила глаза, затем смутившись. — Не могу поверить, что какая-то дама так долго могла выносить твое беспощадное обаяние и вызывающую... мужскую привлекательность.
— Просто за обаянием боль безответной любви спрятать проще, чем за слезами. А у меня на примете нет широкой мужской груди, чтобы плакать, тем более, всегда есть шанс, что моя улыбка и бесславные попытки шутить смогут поднять
ей настроение и позволить хотя бы ненадолго забыть о долге, который теперь с неё даже и спросить некому. — Бэй с досадой вздохнул, пока Тэя… — Не смотри на меня так. Меня до костей пробирает твой взгляд. И мне, кстати, не сорок. А тридцать восемь. А еще я не успел набрать лишний вес, потому что вынужден держать себя в хорошей форме, чтобы следить за твоими сорванцами. Поэтому да, время идет, а я всё также беспощадно красив.
Мужчина выразительно посмотрел на герцогиню, которая, кажется, даже моргать перестала. Она явно думала о чем-то в этот момент, возможно, вспоминала, анализировала, и барон поднялся, неловко оступившись, но это не избавило его от взгляда.
— Пойду, найду Хоби — хочется с дороги перекусить, а тебя просить я не посмею.
— Меня не надо просить. — Женщина лихо и очень по-простому ударила себя по коленям, поднявшись. — Ты сказал, что с моими мальчиками всё хорошо, а это повод позавтракать второй раз. С размахом. Вина?
Она хитро улыбнулась, затем требовательно посмотрев на локоть Бэя, который тут же его подставил, с неожиданной растерянностью наблюдая за тем, как вокруг него обвилась тонкая рука.
— Ты… — Он поднял свой взгляд на женщину, которая уже тянула его в сторону кухни, но не могла сдвинуть с места. — Ты всё поняла. Ты слишком умна и прямолинейна, чтобы теперь делать вид, что ничего не изменилось.
— А еще я жестокая. Ты не мог не узнать об этом за то время, что провел рядом со мной и моими сыновьями, которым стал другом и заслужил их доверие. Стал другом мне, старой и одинокой женщине.
— Тэя… — Мужчина до сих пор отказывалась сдвигаться с места, и герцогине пришлось приложить усилие, которое очень забавно отразилось на ее напряженном лице. — Это не шутки.
— В тебе два метра и годы военных тренировок. Это, действительно, не шутки. А ну двигайся!
Она отпустила его, теперь двумя руками упираясь в его плечо, но Бэй перехватил ее руку. Держал за запястье, но бережно, давая возможность выскользнуть. Женщина подняла на него пронзительный взгляд, который выглядел угрожающе на фоне опущенных уголков её губ. Которые затем украсила мягкая улыбка, пока легкий, едва заметный румянец тронул высокие скулы.
— Ты пойдешь или нет? Я умею драться, и когда Гуки был маленьким, мы нередко с ним устраивали настоящие кулачные бои. Не на жизнь, а на нежные объятия, во время которых он заливался смехом и пытался меня щекотать, чтобы я его отпустила. Вот мой ласковый Тэтэ никогда не вырывался, а этот несносный…
— Я тоже ласковый, между прочим.
— Поговорим об этом, когда я смогу обнять обоих своих сыновей.
Тэя легко высвободила руку, решительным шагом направившись на кухню.
— Это ты куда такая воинственная?
Хосок появился в дверях, пытаясь скрыть то, как запыхался и для этого начав завязывать на шее бант, успев незаметно убедиться, что крови на нем не было. Женщина остановилась.
— Этот упертый баран… в смысле, барон, сказал, что с мальчиками всё в порядке — я хочу устроить второй завтрак и выпить вина. Ты со мной? — Тэя смотрела на брата, затем вопросительно дернув бровью.
— Он с нами. И за барана, Ваша светлость… Я потом обязательно с вас спрошу.
Бэй в пару шагов настиг герцогиню, взяв за руку, которую учтиво прижимал к себе локтем.
— Я не понял… — Хосок с удивлением наблюдал за этой картиной, затем быстро нагнав сестру и друга. — Но я в деле!
***
Тэхен сидел в ванной, которую ему было разрешено принять после того, как жар значительно спал. Он был горячим, по-прежнему, но при этом температура его тела перестала угрожать его здоровью. И поэтому ему показана была негорячая ванна с ароматной водой, в которую Джин собственными руками (правда, при помощи Чимина, который все достал) добавил эссенцию кедровой смолы и перечную мяту, свежие соцветия которой плавали на поверхности.
— Помоюсь и тут же выздоровею. Да? — Тэхен лежал с запрокинутой на свернутое полотенце головой, двумя руками держась за края ванной.
Джин вызвался проследить, чтобы тот, случайно заснув, не утонул, и это было предложение Тэхена, которому невозможно было отказать. С момента появления Джина во дворце прошло два дня, и за это время Его высочество сделал огромный шаг вперед на пути своего выздоровления. И это лишний раз подтвердило то, что в нем было много силы, которой нужно было придать правильную мотивацию. А Джин перестал делать вид, что не замечает, как Тэхен на него смотрит. Джин перестал притворяться, что им движет только долг, став аккуратно и бережно прикасаться мыслями к своим чувствам, чтобы попытаться их… Понять.
— Ты очень хорошо поддаешься лечению, Ваше высочество. Если бы я был твоим врачом, я бы тобой гордился. — Джин сидел на стуле рядом с ванной. — Спрячь руки под воду — пусть погреются.
— Это всё благодаря тебе. — Тэхен сделал вдох полной грудью и тут же закашлялся, заставив баронета подскочить за заранее приготовленным платком. — Прости.
Тэхен пытался перевести дух, пока Джин вернулся на свое место.
— За то, что выздоравливаешь? Прощаааааю… — Он изобразил на своем лице очень снисходительное выражение, если не сказать комично снисходительное, и Тэхен улыбнулся. — Если хочешь… Я могу потереть тебе спинку. Чим принес шикарную мочалку из сизаля и очень мягкое мыло. Говорит, в него добавили масло и сливки, но сделали это особым образом, так что пена на самом деле смывает грязь, но при этом не сушит кожу.
Наверное, Джин волновался, предлагая такую помощь, но Тэхен просто оторвался от укрывающей шершаво медную поверхность ванны ткани, обхватив свои колени.
— Только если тебе несложно. Вспомню времена, когда меня купала мама. Честно признаться… Я бы в те времена вернулся. — Тэхен с усталой улыбкой уткнулся лбом в мокрое предплечье, чтобы Джин смог помыть его шею. И стоило принцу прикрыть глаза, голова тут же начала кружиться. — Лучше мамы с моим выздоровлением смог бы справиться только ты. И ты справился. И я почти не скучаю по маме. И, наверное, взрослому мужчине стыдно так говорить, но…
— Ты сейчас не взрослый мужчина, а больной, а все больные мужчины и женщины превращаются в детей. Это естественный процесс. Нам плохо, мы капризничаем, и достойны того, чтобы за нами в это время ухаживали, как за маленькими. — Джин бережно натирал ставшую как будто тоньше от болезни кожу, которая тут же покрывалась жизнеутверждающим румянцем. Краснотой, свидетельствуя о приливе крови, и здесь главным было не переусердствовать, чтобы не спровоцировать скачок температуры. — Потом выздоровеешь и снова станешь большим и взрослым. А пока… Наслаждайся и выздоравливай, маленький Тэтэ.
Тэхен рассмеялся, а затем закашлялся, прикрыв рот ладонью, которую затем Джин заботливо вытер платком. Вообще, с одной стороны, это было больше, чем просто приятно — что за ним теперь ухаживал тот, кто забрал его сердце. А с другой — показываться перед Джином в таком беспомощном состоянии, пользуясь его заботой и добротой…
— Прости, что ты вынужден смотреть на меня в таком виде.
— Я сам вызвался, Тэтэ. Меня никто не просил и не заставлял. Это мой выбор. — Джин промыл мочалку, и, прижимая ее к плечам, стал смывать мыло льющейся по коже небольшими струйками водой. — Ты не должен извиняться.
— Это в благодарность за титул?
— Я спишу этот вопрос на то, что ты не до конца успел прийти в сознание, Ваше высочество. — В голосе Джина послышалось очень убедительное раздражение, и Тэхен улыбнулся.
— Это потому, что я тебе дорог?
Джин не отвечал, а затем, закончив с плечами, протянул Тэхену мочалку.
— Ножки, попу и всё остальное помоешь сам. — Он на самом деле говорил теперь с ним как с ребенком. — Закончишь, и я помогу тебе ополоснуться и вытереться.
— Я же буду голым… — То, что Джин не ответил на прямой вопрос, скорее было хорошим знаком, нежели плохим, поэтому Его высочество не стал акцентировать на этом внимание.
— Да что ты?! Прям голым?! — Джин драматично всплеснул руками. — Главное, что я буду одет в этот момент, потому что
ты вряд ли будешь смущаться.
И баронет затем на самом деле не смущался. Во-первых, потому что ему помогал вернувшийся Чимин, который к наготе своего друга относился более чем спокойно. А во-вторых, Джин смотрел куда угодно, кроме того места, куда… любопытно было посмотреть. Им на самом деле завладело какое-то неуместное любопытство, которое он смог побороть.
— Джинни, выбери, что мы на него наденем, на свой вкус. — Чимин тщательно растирал Его высочество, до этого усадив его на стул, потому что по Тэхену было видно, что принятие ванны на данный момент было пределом его возможностей.
— Хорошо.
Переодевание принцу далось совсем тяжело, и он без сил откинулся на подушки, когда было покончено с рубашкой, а Джин выбрал ему простую, из тонкой-тонкой шерсти с добавлением хлопковой нити. Баронет очень тщательно завязывал горловину, чтобы сохранить на теле Его высочества как можно больше тепла.
— Ты очень хорошо потрудился, Тэтэ. — Чимин приговаривал это, укутывая друга одеялом. — Сейчас отдохнешь, и мы с Джином спрячем тебя в кабинете, чтобы проветрить здесь. Хорошо?
— Мне кажется, что пешком дошел до дядюшкиного поместья и вернулся обратно. Не дошел, добежал. — Тэхен до сих пор не открывал глаза, и Джин потянулся к его лбу, чтобы понять, насколько потраченные силы успели его ослабить и из-за этого нагреть. — Я умираю?
— Нет. — Джин улыбнулся, убедившись в том, что ничего фатального произойти не успело. — Тебе просто нужно поспать. Но сначала выпьем микстуры!
***
— Почему так долго? — Чонгук смотрел на бесшумно пробравшегося в его покои Бэя, но в нем не было агрессии или раздражения — скорее каприз, который бывает у детей, которым что-то пообещали, но помедлили с выполнением. — Что-то случилось?
— Заехал домой, чтобы переодеться. А потом в гостях у твоего дядюшки внезапно встретил герцогиню.
Услышав это, Чонгук резко дернулся к нему, широко распахнув свои большие оленьи глаза.
— Мама? Что у нее случилось? У нее что-то случилось и поэтому она к брату? Говори, ну! — Его величество перешел на взволнованный речитатив, пока Бэй, чтобы успокоить это ненужное волнение, взял его за руку.
— Всё в порядке. Она переживала без повода. Точнее, по поводу, но я ничего не рассказал ей о Тэтэ — только то, что после той поездки он приболел, но несмертельно и уже выздоравливает. С ней всё в порядке. И она просила передать, что очень по тебе скучает.
Чонгук, явно успев немного успокоиться, длинными пальцами пробрался под манжет камзола, выудив вышитый платок.
— Тэтэ привез. А знаешь, что в нем примечательного… — Его величество протянул платок Бэю, который наклонился к нему, внимательно рассматривая. — Мама не умеет вышивать, и поэтому знает, что такой платок… — Он запнулся о внезапно поднявшуюся в горле тоску. — Будет напоминать только о ней, сильно, каждый раз, когда я буду его брать. А я… Я не видел ее почти год. Последний раз тогда, когда она привезла Тэтэ. — Чонгук вновь надул губы, как маленький, и у барона появилось непреодолимое желание его обнять. Даже королям нужна ласка, но Чонгук быстро взял себя в руки, а затем направился к своему столу. — Я бы мог попросить его денечек посидеть вместо меня на троне, чтобы смотаться к маме хотя бы на пару часов, но он теперь не в форме, а всё, о чем я могу думать — его выздоровление.
Чонгук достал из ящика кожаный мешочек, в котором звенели монеты.
— Как обещал. — Он не стал бросать его Бэю, подойдя и вложив его в руки. — Обещаю, когда получу власть, я верну тебе содержание. Возможно, дам графа, назначив главным королевской стражи. Что выберешь. — Чонгук улыбнулся. — Прости, что пока так. Я знаю, что тебе нужны деньги, и ты не для себя стараешься.
— Спасибо, Ваше величество. — Бэй покорно склонил голову, а затем получил нежный тычок в живот, после которого согнулся пополам, талантливо изобразив страдание.
— Проводишь меня к Тэтэ, а потом возьмешь Чима и пойдешь встречать дорогого гостя. Разместите его как полагается, а затем — приведите к Его высочеству. Хочу, чтобы это стало для него сюрпризом. — Чонгук задумчиво улыбался, взял Бэя под руку и направляя к двери. — Точнее, это сюрприз не для него, но он всё поймет.
— Человек проверенный?
— Да, но сильно не светись. В плане, держи с Чимом дистанцию — он камердинер, ты у него на побегушках.
— Понял. — Мужчина кивнул, и, дождавшись, когда Чонгук надел маску, открыл для него двери.
Его величество дал знак о том, что ему достаточно будет одного сопровождающего, и Бэй, оказавшись на виду, тут же покорно склонил голову, следуя рядом с королем, в то время как чуть поодаль, почти сливаясь с роскошным убранством дворца и не выделяясь на его фоне, шла личная стража, вся выряженная в ливреи.
— Можешь понаблюдать за ним при случае, но думаю, он чист. По крайней мере, его знакомства внушают мне доверие. — Чонгук говорил тише, но он знал, что его слова доходят до своего адресата. — Ты золото у меня оставил?
— В трусы спрятал.
В тихом басовитом шепоте послышалось самодовольство, и Его величество лишь в последний момент успел сдержать смех. А остаток пути они провели в молчании, как и подобало выглядеть королю и покорно следующему рядом с ним слуге.
— Чим. Дело.
Чонгук махнул головой в сторону, и Чимин тут же бросил все свои дела, выскользнув за дверь, успев пропустить в нее Его величество, который тут же стянул маску, широко улыбаясь.
— Ну, как дела?
Он направился к кровати, по пути крепко и уже как будто по-родственному сжав плечи Джина, который только улыбнулся.
— Помыл попу. Так тщательно, что после этого пришлось вздремнуть.
Тэхен оторвался от изголовья, начав медленно и осторожно двигаться к краю, чтобы спустить ноги, и Его величество очень внимательно наблюдал за ним.
— Мы пробуем подниматься и потихоньку ходить. Тэтэ молодой и сильный, но даже ему нельзя постоянно лежать. — Джин сразу дал пояснения, и до этого с беспокойством наблюдающий за братом король, повернулся к нему, благодарно кивнув. — Это безопасно.
— Пока мой рекорд — отсюда до кабинета. Но я работаю над собой. — Тэхен смог окончательно спустить ноги, жестом приглашая Чонгука присесть рядом, чтобы затем положить на его плечо голову. — Скоро буду бегать.
— Да уж скорее бы. — Его величество взял брата за руку, спрятав ее в своих ладонях.
***
— И вот скажи мне теперь, что между матерью и сыном нет связи — всё чувствует, и это на таком-то расстоянии! — Бэй эмоционально делился всем произошедшим с Чимином, в котором всегда, еще когда он был мальчиком, находил самого благодарного слушателя. Чимин и теперь слушал с открытым ртом, эмоциями и мимикой уже активно участвуя в этом монологе. — Но я ее утешил.
— Бедная тетя Тэя. — Чимин покачал головой, затем резко остановившись, когда заметил подъезжающий экипаж. — Всё, я твой большой начальник, а ты мой большой слуга.
Чимин незаметно пихнул Бэя в бок, и тот сделал шаг назад, покорно склонив голову. Пока камердинер направился к остановившейся карете, которая тут же с помощью слуг начала освобождаться от упакованного в тяжелый кожаный чемодан багажа. А потом открылась дверца, и Чимин, широко и радушно улыбаясь, подскочил к ступеньке, протягивая руку.
— Рад видеть! Лично я и Его величество, который приказал мне оказать тебе самый лучший прием!
— К проживанию во дворце прилагается еще и лучший прием? Ума не приложу, чем я успел так отличиться… — Мужчина, воспользовавшись помощью Чимина, наконец, оказался двумя ногами на земле, вдохнув и оглянувшись. — Надеюсь, не только тем, что являюсь лучшим другом одного сбежавшего, а потом вернувшегося фаворита.
— Господин музыкальный гений, ты себя недооцениваешь… — На лице камердинера была очень многозначительная улыбка, пока Юнги вновь поймал себя на забытой мысли о том, что этот молодой человек вызывал в нем не только симпатию, но и доверие. — Скажу от себя — тебя давно стоило здесь поселить. Хотя бы для того, чтобы не дергать из города каждый раз, когда господам припрёт потанцевать и послушать виртуозную музыку. Кстати… — Чимин вежливо взял Юнги за локоть, притянув к себе. — В ваших покоях будет стоять фортепиано, и вы сможете творить целыми днями, при желании, даже ночью — Его величество освободил комнаты рядом.
Услышав это, Юнги посмотрел на камердинера с явным удивлением.
— Да, он настроен настолько серьезно. — Чимин кивнул. — И кстати. Никто, кроме меня, не знает, что вы поселитесь здесь на неопределенный срок. В том числе, герцогиня.
Услышав упоминание Аяки, Юнги постарался скрыть румянец, как будто с любопытством начав оглядываться. Он любил своего друга так, как любил мало кого в этой жизни, но… Близость к герцогине, которая совершенно поработила его разум… И даже если он не мог отказаться, получив это приглашение, у него было достаточно причин на то, чтобы согласиться.
— Очень хочется посмотреть на лицо Джина, когда он узнает, что ты будешь жить рядом с ним. — Чимин мечтательно улыбался, уверенно направляя господина композитора по просторным коридорам. — И на лицо Его высочества, который, разумеется, сразу всё поймет.
Как поймет и Джин, но Юнги не стал это озвучивать. В конце концов, теперь у него будет возможность собственными глазами убедиться в том, что его лучшему и единственному другу ничего не угрожало, если вдруг он всё-таки решит пойти по пути сердца. Влюбленного. В чем Юнги смог убедиться еще в тот момент, когда рассказал другу о случившейся с принцем беде. Потому что если это не любовь, ей бы стоило такой быть.
