Паутина в цветнике

      Тэхен, прежде чем попасть в руки ведущего, успел заметить Бэя, который по традиции всегда был поблизости во время массовых мероприятий, и теперь он стоял в стороне с остальными слугами, готовый замкнуть игровой круг.       — Найди Чимина. Пусть позовет доктора.       Мужчина слушал, сохраняя сосредоточенное выражение лица.       — Опять пытаешься умереть?       В его басовитом шепоте слышалось беспокойство, которое почему-то придало Тэхену сил.       — Нет. Но вдруг.       Услышав этот ответ и даже не подняв глаза, чтобы не смущать других слуг слишком смелым поведением рядом с благородным господином, Бэй тут же удалился. И ему удалось легко обнаружить Чимина, который крутился рядом с роялем, развлекая разговорами герцогиню и пианиста, при этом увиваясь рядом с какой-то хорошенькой девушкой, в которой легко можно было угадать камеристку госпожи. И Чимин достаточно быстро заметил мужчину, тут же упустив улыбку.       — Прошу извинить.       Он раскланялся, оставив Юнги почти наедине с Аякой, которая стояла рядом с роялем, сцепив перед собой руки.       — Ты голоден? — Она подняла на молодого человека глаза, оглядевшись. — У тебя есть минут десять, чтобы отдохнуть перед очередным вальсом.       — Музыка меня не утомляет. — Юнги улыбнулся, а затем поднялся. — А ты ела?       — За меня не переживай. — Герцогиня махнула рукой, затем подозвав на самом деле свою камеристку, которая Юнги была знакома.       Потому что она сопровождала Аяку, когда они виделись. Причина была ясна — благодарная дама не могла просто так оставаться наедине с мужчиной, и здесь наличие титула не играло никакой роли. Поэтому Юнги относился к этому абсолютно спокойно, при том, что герцогиня уверила его, что доверяет девушке. А девушка всё время сидела очень тихо, немного в стороне, чтобы вошедшие слуги или кто-то из оркестра, если Юнги занимался репетицией, не догадались о том, что пианист и герцогиня на самом деле были наедине. Потому что когда они оказывались рядом, всё вокруг останавливалось, замирало, любуясь общением двух стремящихся навстречу друг другу сердец.       — Что ты хочешь? Кики принесет.       Аяка покровительственно держала свою камеристку за плечо, пока та смотрела в пол, а не на Юнги, в присутствии которого так и не разучилась смущаться.       — Что-то из мяса, всё равно. Лишь бы не сладкое.       — Хорошо, господин.       Кики присела, сжав юбку, а Аяка успела шепнуть ей что-то на ушко. Кажется, она сказала ей поторопиться, потому что девушка почти бегом направилась к фуршетным столам, ловко огибая гостей и других слуг.       — Скажи, а ты не знаешь, с кем танцевал Джин? Помимо Его высочества.       Юнги, чтобы не компрометировать герцогиню, встал от нее на приличном для светского общества расстоянии, сцепив за спиной руки. Он теперь не мог разглядеть, что происходило в бальной зоне, которая заслонялась спинами слуг. Не мог разглядеть Джина, до этого цепким и по привычке ищущим его взглядом заметив, что тот был раздражен или даже расстроен.       — Верховный судья. — Аяка опустила глаза, начав разглаживать бархатную юбку. — Мне ни разу не доводилось с ним общаться — он старается избегать слишком близкого знакомства с людьми высоких титулов, но судя по всему… Он милый человек.       — Да, я заметил. Кажется, Джину он пришелся по душе.       Услышав это, Аяка чуть больше развернулась к Юнги, заметив свою камеристку, которая уже спешила к ним, двумя руками держась за тарелку.       — Господин.       Она вновь присела, протягивая Юнги блюдо, которое выглядело весьма аппетитно, напомнив пианисту, что он на самом деле успел проголодаться.       — Ешь — не стесняйся. — Аяка улыбнулась. — Я не буду смотреть.       — Я не стесняюсь. Но если вид набитых щек тебя смущает… — Юнги уже схватился за небольшой бутерброд, уловив запах печеной говядины.       — У тебя очаровательные щеки. — Герцогиня глаза опустила, но при этом на ее губах играла озорная улыбка, которая затем расправилась, придав ее бледному лицу серьезности. — Как ты успеваешь следить за Джином, если почти постоянно играешь? Разве можно? Ты ведь должен смотреть на руки. Или в ноты.       Только теперь девушка подняла на пианиста любопытный взгляд, который тут же опустился, когда она заметила, что тот на самом деле уже успел набить щеки. И вновь на ее лице появилась улыбка.       — Музыкальная память сосредоточена в руках, и если я успел несколько раз проиграть одно и то же произведение, потом мне не нужны ноты и следить за пальцами — они играют сами. — Юнги вызволил из-за щеки то, что не успел прожевать, быстро расправившись с мясом. — Я и за тобой следил. И, честно признаться, это было намного приятнее.       — Ты как будто присматриваешь за Джином. — Аяка решила пропустить последнее уточнение, слегка покраснев, что при ее здоровье уже было достижением. — Я знаю, что вы очень близкие друзья.       — С детства. И да, это привычка, потому что… — Юнги задумался. — Он очень мне дорог, и я привык за него беспокоиться. Пусть даже для этого нет повода. Вообще, у меня есть такая черта — тревожность. Я часто тревожусь по всяким разным причинам, и только музыка меня отвлекает.       — Ты тревожишься, потому что в тебе кипит музыкальный гений, который не может найти другой выход, когда ты вдали от своего пианино. — Аяка до сих пор смотрела себе под ноги, теперь заведя руки за спину и чуть наклонившись вперед, как будто стремясь что-то рассмотреть на отполированном до блеска паркете. — И очень доброе большое сердце. И еще одна твоя черта — забота о других. Это заметно по тому, как ты общаешься со слугами. Другие, попадая во дворец, даже если без высокого титула, сразу оперяются, пытаясь показать свою значимость, гоняя тех, кто им прислуживает, а ты… Как Джин. Мне кажется, это и есть благородство, и пусть у вас за плечами нет унаследованного от предков титула, ваши родители всё равно благородные люди.       — Ты не привыкла обращать внимание на титулы, правда? — Юнги успел закончить всё то, что было на тарелке, благодарно кивнув камеристке за протянутую салфетку.       — Мой отец обращает на это слишком много внимания, поэтому мне остается приглядываться ко всему остальному. — Аяка ухмыльнулась. — Он всегда навязывал мне только… высокие знакомства, под стать моему положению. Хотел воспитать, чтобы я была похожа на него, но… Мне матушка природа не додала мозгов, как ему, но зато у меня есть сердце. И я дорожу им больше, чем титулом.       Девушка теперь была очень задумчива, с головой окунувшись в свои раздумья, и Юнги не хотел ее прерывать, получив возможность полюбоваться ею так, чтобы не смущать. Удивительно, насколько она была многогранна. Как менялась ее мимика, интонации в зависимости от настроения… Она была живой, отзывчивой ко всему новому, внешнему, и это придавало ей особую красоту. Ту самую, которая однажды его пленила.       — Аяка.       Юнги первым поднял голову, которую затем низко склонил, заметив, что к ним подошел герцог.       — Да, Ваша светлость?       В голосе девушки послышалась отменная холодность, которая, кажется, мужчину нисколько не смущала.       — Я хочу прогуляться. Составь мне компанию.       Премьер даже не смотрел на Юнги, который поглядывал на него искоса, не поднимая головы.       — К вашим услугам, Ваша светлость.       И прежде чем удалиться, она успела сжать край камзола Юнги, который на это незаметное, но очень важное проявление внимания только улыбнулся. А затем он остался один, лишь наблюдая за удаляющейся спиной Аяки, которая держала отца под руку. Он видел, что она хотела повернуться, но в последний момент сдержалась, лишь передернув плечами. А Юнги тем временем вернулся за рояль, тяжело опустившись на обитую бархатом скамейку. Он что-то отвечал на реплики других музыкантов, даже улыбался на какие-то шутки, но думал об одном — они никогда не смогут быть вместе. В романах герцогиня может позволить себе любить простого композитора, без дворцов и титулов, но в жизни… Не с таким отцом. Юнги всегда держал это в голове, но вспоминал об этом только тогда, когда она уходила. По крайней мере, у него останутся счастливые воспоминания. Которые будут и самыми болезненными. Но это потом, а пока... Он просто терпеливо будет ждать ее возвращения.

Тем временем...

      Все вызвавшиеся поохотиться добровольцы разделились на две группы: куропаткам раздали с позволения сказать музыкальные инструменты, пока на охотников надевали повязки. Правила были просты и незамысловаты, что только прибавляло азарта.       — Итак, прошу, дамы и господа, распределитесь на пары охотник-куропатка. Охотник должен запомнить тот звук, который издает его жертва, и в последующем он должен ориентироваться только на него.       На этом все куропатки стали звенеть колокольчиками, бить в бубны и трясти трещетками, пока охотники очень сосредоточенно пытались запомнить то, как именно звучала их жертва. И в этом случае, сложность была только у тех, кто взял колокольчик, хотя… На самом деле, их звучание разнилось достаточно, чтобы даже в суматохе не перепутать.       — Очень хорошо. После того, как игра начнется, куропатки начинают звенеть и трещать, пока охотники с завязанными глазами начинают за ними погоню. И здесь, дамы и господа, я прошу вас соблюдать осторожность, чтобы случайно кого-то не травмировать. — Актер оглядел играющих, затем улыбнулся. — Но предыдущий тур игры показал, что с этим проблем возникнуть не должно — только с тем, чтобы поймать именно свою птичку. Если вдруг птичка понимает, что ее схватил не тот охотник, она может потрещать или позвенеть, чтобы освободиться. Охотник завершает свою охоту в тот момент, когда снимает маску, при этом держа куропатку в руках. Если он угадал… — Актер показал в сторону корзин, которые держали одетые в яркие крестьянские наряды девушки-актрисы. — Получает небольшой памятный сувенир и выходит за пределы круга. Если охотник по какой-то причине не угадал, сувенир получает хитрая куропатка. Также куропатка получает приз, если по итогу так и не была поймана.       Джин внимательно слушал, и при этом следил за стоящим рядом с ним Тэхеном, заметив на его лбу испарину. В зале действительно было не так свежо, как хотелось бы, но не настолько жарко, чтобы потеть. Баронет хотел было потянуться ко лбу Его высочества, чтобы удостовериться, что у него не было температуры, но это выглядело бы очень странно, если учесть, что о болезни принца никто не знал, а трогать так открыто даже того, чья фамильная брошь была на тебе… Это привлечет слишком много внимания. Был только один способ узнать, и Джин чуть повернул голову.       — Тэтэ, у тебя жар?       — Нет. — Его высочество отозвался быстро и уверенно. — Точно нет. Не волнуйся.       Тэхен повернулся к нему, улыбаясь, и в черной повязке, которая почти полностью прикрывала верхнюю часть его лица, оставляя лишь возможность дышать… Это выглядело… Немного волнующе, и Джину пришлось вспомнить те неприлично образные романы, над которыми, по ночам вызволяя их из-под матрасов, они смеялись вместе с соседями по комнате. Почему он вспомнил об этом?..       — Итак, дамы и господа, умелые охотники и проворные куропатки… — Другие актеры аккуратно распределяли слепых и неловких охотников по игровому полю. — С каждым раундом, когда одна пара будет выбывать, круг будет сужаться. Будьте осторожны. И… начнется охота!       Правда, никто не решался зазвенеть или затрещать, как будто ожидая, по привычке, что это первым сделает король. И Чонгук на самом деле начал раскручивать трещетку, дав первый аккорд для неблагозвучного оркестра. Джином тут же завладел азарт, когда он заметил, что пара особенно прытких охотников бросилась на звук. Один шел прямо на него, и баронет в последний момент ловко обогнул его, на удачу не столкнувшись с другой куропаткой, и тут же раздался звон колокольчика, когда этот самый охотник успел кого-то схватить, затем отпустив. Не его куропатка. У Джина был небольшой бубен, в который он несколько раз ударил, а потом потряс, как делали на ярмарках, но Тэхен даже не двинулся в его сторону. Он растерянно поворачивался туда-сюда, как будто боясь сделать лишний шаг. В принципе, если бы на Джине была повязка, он бы тоже опасался, но это было весьма забавно.       И он, лавируя между охотниками, некоторые из которых передвигались как по раскаленным углям, медленно, шаря перед собой руками, подкрался к Тэхену со спины, резко ударив несколько раз в бубен. Его высочество не шелохнулся, как будто не слышал. Джин обошел его, встав напротив, вновь ударил, и здесь принц совершил очень ловкое движение, чуть не схватив его, и баронет почувствовал скользнувшую по его рукаву руку, тут же отбежав на безопасное расстояние. А Тэхен улыбался, точно тигр, который уже почувствовал страх своей лишь по случайности сбежавшей жертвы.       Джин решил не рисковать и стал трясти бубном на почтительном расстоянии от Его высочества, который до этого только изображал из себя глухонемого и дезориентированного. Теперь он осторожно, но весьма быстро передвигался по полю, аккуратно ощупывая воздух.       — Ваше высочество!       Роза, которая передвигалась примерно также (кажется, у них у обоих был опыт игры в жмурки, которые были широко распространены у детей в деревнях и городах), недовольно поджала губы, а затем рассмеялась, когда Тэхен, наудачу схватив ее за руку, затем ее поднял, один раз повернув фаворитку короля вокруг ее оси.       — Госпожа охотница, ты забыла, за чем ты здесь?       Джин не видел скрытое маской лицо Чонгука, но прекрасно слышал его недоумение, и Роза тут же бросилась к нему, по голосу решив, что он был близко. Но не тут то было, и ей пришлось налететь на чужую куропатку. Дама успела схватить ее за плечи, чтобы не дать упасть, и Роза улыбнулась, по зашуршавшей юбке поняв, что рядом с ней была девушка.       — Спасибо, милая куропаточка.       — Что-то куропатки притихли… — Ведущий находился в поле, в любой момент готовый подстраховать играющих, и тут же раздался звон и треск.       Джин не спускал с Тэхена глаз, пока тот вновь замер. Он обходил его, не переставая бить в бубен, готовый в решающий момент броситься в другую сторону. Его высочество двигался в его направлении осторожными, короткими шагами, затем вовсе остановившись. Джин стоял тихо, а затем ударил в бубен. Он не успел отскочить из-за наткнувшегося на него охотника, который тут же развернулся. А вот Джин не успел, почувствовав, как рука Тэхена схватила его за рукав, а потом тут же пальцы сомкнулись вокруг запястья. Ловушка. Но не всё было так просто, и подоспевший вовремя Чонгук тут же начал звенеть в колокольчик, находясь близко к Джину, весьма убедительно теперь обманывая Тэхена, который задумался, того ли он поймал.       — Господин охотник. — Актер подошел к Джину, пока Чонгук не переставал звонить, при этом взглядом наблюдая за Розой, которая почему-то замешкалась. — Вам стоит отпустить птичку или же покрепче затянуть силок. Но ваша ли это птичка?       Чонгук не унимался, пока Тэхен, кажется, был сосредоточен настолько, как будто в этот самый момент разгадывал очередной заговор.       — Моя. Мой.       И несмотря на очень правдоподобный обман, он стянул с себя маску, пока Джин смотрел на него широко раскрытыми от удивления глазами. Его высочество всё это время держал его за запястье и не трогал, например, пальцы, по которым мог Джина чисто теоретически распознать. Запястье Джина ничем его не выделяли, а до этого Тэхен слишком недолго держал его за рукав камзола, чтобы как-то определить вышитый рельеф, при том, что бусин на нем не было. Как он это сделал?       — Я восхищен, Ваше высочество.       Сказав это, Чонгук тут же бросился наутек, потому что Роза, налетев на Джина, который мягко ее перенаправил, тут же бросилась за ним, кажется, войдя в азарт.       — Как… Как ты догадался?       Тэхен держал Джина под локоть, направляя к своему призу, пока Джин отказывался смотреть себе под ноги, внимательно следя за принцем.       — Просто рискнул?       — Почувствовал. — Его высочество запустил руку в корзину, наугад достав из нее красивую, сплетенную из бусин и проволоки зеленую ветку, которую, улыбкой поблагодарив актрису, отдал Джину. — Можешь не верить.       — Почувствовал? — Джин взял подарок, успев восхититься искусностью тонкой работы.       — Сердце забилось. Оно видит даже тогда, когда на глазах повязка.       Тэхен сказал это с задумчивым видом, как будто на самом деле в это верил, а не искал красивое оправдание.       — Мне… — Он огляделся, заметив Чимина. — Надо отлучиться.       — Куда? — Джин с подозрением прищурился. — Ты плохо себя чувствуешь! И молчишь! Я знаю!       Он скрестил на груди руки, очень убедительно хмурясь.       — Пойдем со мной.       И Тэхен, прикрыв глаза на нормы этикета, взял Джина за руку, переплетя их пальцы и потянув к выходу, где они сразу заметили камердинера, который жестом позвал их к одному из окон.       — Что такое, Ваше высочество?       Господин Шону, который всё это время занимался смешиванием микстур, теперь срочно оторванный от своего полезного занятия, с беспокойством смотрел на Тэхена.       — У меня спина мокрая. Испарина. Жара нет, я чувствую. Только дрожание.       — Вы много двигались? — Вопрос последовал незамедлительно, по чему стало понятно, что доктор уже догадывался, в чем дело.       — Мы танцевали очень быстрый танец. — Джин, который успел бросить на Тэхена сердитый взгляд, а Чимину передать свой подарок, чтобы случайно его не поломать, решился вмешаться.       И услышав это, доктор улыбнулся.       — Это действие моего отвара. Он облегчает выведение жидкостей, в том числе, пота, так как вы успели хорошо подвигаться. Это нужно, чтобы справиться с повышением температуры и не дать ей перерасти в жар.       — Просто я думал, что меня отравили. — Тэхен широко улыбнулся, пока выражение лица Джина стало еще более суровым. — Мне, кстати, совсем не хочется кашлять.       — Потому что вы почти выздоровели, мой мальчик. — Доктор позволил себе непозволительную фамильярность обращения к Его высочеству, но Тэхен, засмотревшись на его теплую и мягкую улыбку, ее ему по умолчанию позволил. — Только пожалуйста, больше никаких быстрых танцев. Выбирайте только красивые неторопливые вальсы.       — Огромное спасибо, господин Шону. — Тэхен протянул мужчине руку, которую тот с довольной улыбкой пожал. — Простите, что отвлек. Жаль, что вы не захотели присоединиться — уверен, Роза с удовольствием бы покружилась с вами… в красивом и неторопливом вальсе.       — Я такое не люблю. — Доктор по-простому отмахнулся. — А вы веселитесь!       — Я провожу вас. — Чимин склонил голову, повернувшись к господину Шону, который, улыбнувшись, кивнул. — Возможно, успею чем-нибудь помочь.       — Правильно. Всего доброго.       — Всего доброго, господин Шону.       Джин с теплом улыбнулся мужчине, получив такую же улыбку в ответ, потом смотрел в две удаляющиеся неспешно спины, а потом угрожающе медленно повернулся к Тэхену.       — Вот значит как у тебя всё нормально. Послал за доктором, думая, что тебя отравили.       Его высочество невольно отступил назад, впервые, возможно, видя Джина таким… суровым. Именно суровым. Строгим. Непримиримым.       — Вообще, я хорошо себя чувствовал. Но… Расстроился и решил перестраховаться. Вот и всё. — Он улыбнулся, но Джин, кажется, не планировал так легко сменять гнев на милость. — Сам посуди, если бы я плохо себя чувствовал, я не стал бы участвовать в игре и уже тем более не стал бы так ловко за тобой гоняться.       — Справедливо, но в любом случае, ты мне соврал.       Они до сих пор стояли в коридоре, обращая на себя недоуменные взгляды снующих туда-сюда слуг, которые теперь ожидали видеть столь высоких господ в эпицентре веселья, а не за его пределами. Тем более, что из тронного зала вновь начала раздаваться музыка.       — Судья тоже обманул тебя, когда очень элегантно споткнулся, только за тем, чтобы тебя пообнимать.       — Это был флирт. Обычный, допустимый этикетом флирт, в отличие от того, который устроил ты с Ее величеством.       — Ну, здесь в свое оправдание я могу сказать, что если королева такой флирт допустила, значит, он допустимый. — Тэхен пожал плечами, затем уставившись в окно. — Я не получил удовольствие от него, повторяю.       — А я от общения с судьей получил, и даже если он споткнулся специально, это было изобретательно и очаровательно. — Джин улыбнулся, в то время как Его высочество лишь сильнее сжал челюсть, явно что-то сдерживая в этот момент. — Ты предлагаешь мне остаться и не соблюдать те правила игры, которые здесь приняты? Насколько я знаю, даже фавориту или фаворитке разрешено милое общение с другими в том случае, если вокруг происходит светское мероприятие, и они окружены людьми. А я общался…. Мило. Можешь спросить у Его чести — в нашем разговоре не было ни намека на что-то слишком личное.       Джин звучал, как строгий, но при этом добрый учитель, который пытался донести свое недовольство в максимально мягкой, но при этом очевидно поучительной форме.       — Ты прав. Мне нечего тебе возразить. Я понимаю, что не имел права так открыто проявлять свою ревность, которая стала очевидна не только для тебя. Меня оправдывает только то, что по отношению к тебе я не был груб.       — Не был. — Джин покачал головой. — И я могу понять твои чувства. И сказать тебе свое решение.       Решение. Разумеется, после того, как Тэхен потанцевал с Ее величеством, потом сам устроил почти что сцену ревности, а теперь обманул, Джин решит остаться с ним. Нет. И, в принципе, это было закономерно, и в этом случае, принц мог винить только себя. Однако, он еще не потерял надежду.       — Позволь мне провести с тобой еще один красивый и неторопливый вальс, и как только мы остановимся, ты скажешь мне свое решение. — Тэхен поднял на Джина прямой взгляд, и баронет невольно смутился от отразившейся в его почти черных теперь глазах решимости. — Ты позволишь пригласить тебя на танец?       — Ты надеешься, что я передумаю? — Джин, не замечая своих покрасневших щек, смотрел на Тэхена с подозрением, и тот уронил голову, улыбнувшись с каким-то лихим отчаянием.       — Честно сказать, да.       — Зря.       Баронет покачал головой, затем повернувшись в сторону зала, игнорируя уперевшийся ему в затылок взгляд. Удивительно, но в голосе Джина, в том, как он вел себя не было провокации или желания набить себе цену — только уверенность в уже принятом решении. С одной стороны, это не могло не удручать, а с другой — восхищало. Такая твердость и непоколебимость…       — Так ты подаришь мне последний танец?       — Последний? — Джин удивленно округлил глаза. — Ты все-таки отправишься на покой?       — Наш с тобой последний танец.       — Ааа… Разумеется! Кто я такой, чтобы отказывать Его высочеству. — Баронет забавно закатил глаза, затем, не дожидаясь, пока Тэхен предложит ему руку, направившись к распахнутым дверям. — Надеюсь, Юнги наиграет что-то лиричное, чтобы не нужно было скакать козликом. Иначе, я точно лишусь сознания. — Джин неожиданно повернулся к Тэхену, который шел за ним с отменной задумчивостью на лице. — У меня выносливость ни к черту.       — Знание о своих недостатках — первый шаг на пути к новым достоинствам. То же самое о слабых и сильных местах.       — Ты тренируешься?       Джин остановился, чтобы затем самостоятельно взять Тэхена под локоть, вслушиваясь в музыку.       — Да, с Гуком, бывает. Но он намного сильнее меня.       — Как и ты — намного сильнее меня. — Джин пытался теперь найти взглядом кого-то знакомого. — Будем ждать, когда заиграет что-то лиричное? Хочется такое, чтобы пробило на слезу. Всё-таки, наш последний танец.       Тэхен не стал ничего отвечать. Он аккуратно освободился от руки Джина, а затем направился к оркестру. Теперь играл только скрипичный квартет, пока Юнги взял небольшой перерыв, которым Его высочество воспользовался, запросив что-то очень романтическое. Заметив, что столь высокая особа теперь что-то озвучивала одному из музыкантов, к Тэхену подошел дирижер, которому эту просьбу не пришлось повторять дважды.       — Всё, что пожелаете, Ваше высочество.       Ответив кивком на почтительный поклон и не замечая сосредоточенно задумчивый взгляд кошачьих глаз, который провожал его спину, принц вернулся к Джину, который изображал, что скучает, на самом деле просто волнуясь.       — Сделано.       — Вот это я понимаю Ваше высочество. — Джин скрестил на груди руки.       — Почему ты язвишь? — Тэхен с недоумением смотрел на баронета, пытаясь теперь разгадать его мотивы. — Неужели я успел настолько сильно тебя обидеть?       — Я хочу, чтобы ты провел меня по этому залу как… короля, да простит меня Чонгук. — Джин улыбнулся, при этом успевая в каждом выдохе и громком стуке сердца скрывать волнение. — Сможешь?       — Любой твой каприз.       Тэхен протянул руку, дождавшись, когда ладонь Джина окажется в его ладони, и повел его в центр собравшихся для очередного вальсового тура пар, заняв место рядом с Его величеством и Розой. Он успел что-то шепнуть королю, при этом с самым заговорщицким видом улыбнувшись, и Чонгук повернул к Джину голову, своей покачав, а затем кивнул Тэхену, прежде чем объяснить всё нетерпеливо недоумевающей фаворитке.       — Что ты сказал ему? — Джин с сомнением смотрел на Его высочество, который… отчаялся. Он просто отчаялся, а когда ты в отчаянии, ничего уже не страшно и всё можно.       — Что на один вальсовый тур ты король. И он с этим согласился.       — И… Что это значит?       — Увидишь. — Тэхен мечтательно закатил глаза, а затем улыбнулся, встав напротив Джина. — Ваше величество? Позволите?       Можно было предположить, что принц озвучит это с хитрой улыбкой или ухмылкой, но он смотрел и говорил так, как будто теперь на Джине была корона, а не на Чонгуке. Баронет мог бы смутиться, но он просто был удивлен, думая теперь о том, что либо Тэхен такой великолепный актер, либо же… Джин был его личным королем, королем его сердца, как обычно это описывали в рыцарских романах, от которых потом на зубах долго скрипел сахар слишком возвышенных признаний.       — Позволю, Ваше высочество.       Джин привык к тому, как ощущались на нем бережные руки Тэхена. Свой самый наполненный чувствами танец с ним он уже провел. Тот самый танец, который, наконец, смог расставить всё по своим местам. Теперь… Его высочество вел его уверенно по кругу, поворачивая так легко и грациозно, что ноги Джина сами делали нужный шаг.       — Танцам меня учила мама. — Тэхен не наклонялся к нему, как будто зная, что Джин сможет и так расслышать его голос. — Поэтому я так хорошо танцую.       — Скромно. — Джин улыбнулся, быстро оглядевшись по сторонам, сразу заметив Его величество и Розу, которая в его руках, кажется, вовсе не касалась паркета, паря над ним облаком. — Я могу только согласиться.       — Я рад, что ты оценил.       Это на самом деле был неторопливый вальс, и его мажорная тональность всё же отдавала неясной тоской, как будто всё было хорошо, но какая-то деталь, что-то несущественное на первый взгляд тебя расстраивало. Наверное, эта тоска была во взгляде Тэхена, который не переставал улыбаться, уводя Джина в очередной разворот, то чуть больше отпуска от себя, то привлекая, и его руки всегда безошибочно опускались на лопатки, придавая опору и твердость не только шагу, но и осанке. Джин вновь расслабился, пока музыка подошла к своей кульминации, став как будто ярче. И при этом это была… чувственная мелодия, которая рассыпалась по коже мурашками. Яркая и при этом чувственная, не потерявшая в своей гармонии и мелодичности, и при этом став интимнее. Как свидание под полной луной, не скрытой облаками и ярко освещающей чужие чувства. Джин заслушался, и не сразу заметил… Он поднял на Тэхена взволнованно раскрытые глаза, еще раз обернувшись, чтобы убедиться.       Они танцевали в центре, пока другие пары, в том числе, Его величество со своей фавориткой, кружили вокруг них, друг за другом. А ведь на этом месте всегда оказывается король, если вдруг решается провести вместе с остальными танцующими очередной вальсовый тур. Все взгляды были устремлены на них, пока Тэхен продолжал вести его уверенно, кажется, за него совершая шаги, повороты. Он смотрел теперь мимо Джина, и по его лицу невозможно было понять, что он чувствовал в этот момент. Главный бал года, вальс на месте, которое всегда и по праву должно принадлежать только Его величеству… Баронет не должен был теперь запомнить его наполненные отчаянной грустью глаза. Он тоже мог запомнить это.       Теперь на первый план вышла скрипка, и тоска, которая была на лице принца, вдруг обрела музыкальное сопровождение, снизив темп и настроение вальса. Джин смотрел на Тэхена, кажется, даже не моргая, пока Его высочество слишком старательно уводил от него глаза, смотря куда угодно, но только не на того, кого в последний раз держал в своих руках. И как будто чтобы не дать принцу утонуть в этой давящей на грудь и закладывающей уши грусти, к скрипке присоединился рояль, и звучание вновь засияло жизнеутверждающим мажором.       Все смотрели на них. И Тэхен теперь смотрел ему в глаза. На его губах была мягкая, даже чуть снисходительная улыбка, пока в глазах отражалась… тоска. Тяжелая, слишком темная, чтобы заметить в ней надежду, и при этом теплая, мягкая, успокаивающая тебя тем, что несмотря на то, что она останется навсегда, вы сможете подружиться. Глубокая грусть, корни которой прорастали не только в безответные чувства. И Джин как будто знал это. Он смотрел в глаза и, кажется, чувствовал то, что было за ними. Возможно, это была лишь игра взволнованного воображения, но баронету казалось, что в глазах Его высочества он видел то, что испытает, если решится его оставить.       — Спасибо.       Музыка кончилась, закончился момент, и Тэхен, сделав шаг назад и не отпуская Джина, склонился к его руке, прижавшись к ней губами.       — Как король. Теперь я должен буду Гуку. — На губах Его высочества появилась мягкая улыбка. — Будет, что вспомнить, правда? Я только для этого старался. Ради хороших воспоминаний обо мне. Удалось?       Принц вопросительно сузил глаза, и Джин кивнул.       — Пойдем, перекусим, ты не против?       — Нет.       Джин покачал головой, позволив себя вывести из круга вновь собравшихся танцующих, сразу заметив даже не собирающиеся пустеть фуршетные столы. Тэхен сразу взял бокал с шампанским, сделав пару глотков. Не потому, что собирался в игристом вине утопить свое горе — во рту пересохло, а ничего другого, если только не попросить слуг подать чай, не было.       — Тэтэ, можно спросить?       Баронет смотрел на принца с сомнением и при этом любопытством, поднеся ко рту полюбившийся ему бутерброд с утиной грудкой.       — Конечно. — Его высочество быстро кивнул, улыбнувшись. — Что угодно.       — С чего ты решил, что я собрался уезжать? С чего взял, что я хочу оставить тебя здесь одного? Почему подумал, что у тебя драма, а не взаимные чувства?       — Что?       Тэхен посмотрел на Джина так, как будто не мог поверить, что он говорил с ним и говорил серьезно. Он явно теперь не понимал, что именно баронет озвучил, пока сам баронет вполне был доволен произведенным эффектом.       — Я решил остаться здесь, с тобой. Наверное, мне придется еще больше узнать о придворной жизни, но я надеюсь, что ты мне поможешь.       Его высочество смотрел, но не видел. Слышал, но не понимал, чувствуя лишь, как до этого замершее от тоски сердце не торопилось теперь вновь биться. Это было слишком… резко. Неожиданно. Он сам успел себе придумать, оказался не прав, и теперь…       — Ты скажешь что-нибудь? Или я так и буду смотреть, как ты пытаешься не упасть в обморок от счастья? Я понимаю, что очень хорош, но если ты хочешь, чтобы я тоже узнал об этом, тебе всё же стоит озвучить… — Джин говорил это очень невозмутимо, как будто успел заскучать от столь затянувшейся сцены, а потом сделал к Тэхену шаг, положив руку ему на плечо, пальцами затем незаметно скользнув к его щеке. И взгляд сразу стал таким же нежным, как его губы и прикосновение. Как до мурашек ласковый шепот. — Я бы не смог уехать от тебя. Потому что я… твой. Твоя куропатка.       Принц смотрел на своего хитро улыбающегося баронета завороженно, разучившись не только моргать, но и дышать, а затем накрыл своей ладонью его пальцы, сжав их и поднеся к своим губам. Джин вновь научился смущаться, потому что Тэхен смотрел на него… убийственно прямо, пытаясь вглядеться в душу и разглядеть то, что было у него за спиной. Он ничего не говорил, и что-то теперь подсказывало Джину, что… Он на самом деле был куропаткой, а Тэхен — охотником, правда, в этом случае… Наверное, ему немного не терпелось оказаться съеденным.