***
Джин изначально догадывался, почему Роза была единственной и самой любимой фавориткой короля, но теперь, когда она кружилась рядом с ним в вальсе, всё стало еще очевиднее. Ему доводилось вальсировать с девушками, но, кажется, ни одна из них не двигалась так плавно, так гибко, так идеально не помещалась в руках, как Роза, которая теперь казалась невесомой, как подхваченный ветром и сорванный с цветка яблони лепесток. Сорванный и подхваченный Джином, потому что он теперь кружил ее по залу. — Я очень рада. — Девушка говорила шепотом и при этом не смотрела Джину в глаза, что было объяснимо, если учитывать, какое положение при дворе она занимала. Даже взгляд глаза в глаза можно было счесть интимным моментом, который фаворитке короля был позволен только в обществе короля. — Надеюсь, ты научишь меня грамотно рассуждать о высоком и разбираться в политике. Потому что я хочу быть не только украшением, но и поддержкой для Его величества. — С удовольствием. — Джин не улыбнулся, зная, что она не заметит, хотя очень хотел. Девушка нередко сидела рядом с ним, пока он читал, с осторожностью задавая наводящие вопросы, чтобы не казаться навязчивой и при этом всё же удовлетворить своё любопытство. И Джин с ней охотно делился теми мыслями, что успевал впитать со страниц книг, которых во дворце, в частности — в кабинете Тэхена, было почти столько же, сколько в университете. Это было дорогим удовольствием в городе, недоступной роскошью в деревне, но только не во дворце. Подошло время смены, и теперь пришла очередь Джина быть подхваченным и унесенным ветром по имени Чонгук. Баронет сразу оценил силу его рук — Его величество держал его надежно, без лишнего трепета или какого-то чувства, которое обычно было в руках Тэхена — надежная опора. И Джин теперь мог полностью расслабить плечи, доверив свою осанку прижимающейся к его лопаткам ладони короля. — Ты не пожалеешь. Я сделаю всё для этого, как и обещал Тэтэ. С одной стороны — это льстило, а с другой — то, с каким волнением и при этом решимостью это было произнесено, вселяло в Джина уверенность в том, что он на самом деле не станет жалеть. Как можно жалеть, когда такое тебе говорит сам король?.. — Спасибо, Ваше величество. — Это нужно будет отметить в таком узком кругу, чтобы я смог снять эту чертову маску, а ты — посидеть у Тэтэ на коленях. Услышав это, Джин посмотрел на короля с недоумением, и пусть он не видел его лица, мог поклясться, что теперь Чонгук улыбался. — Шутка. Но ты можешь не стесняться. Тем более, что я планирую пригласить, помимо Тэ и Розы, еще Аяку и твоего друга-виртуоза. Очень тесный круг. Услышав упоминание Юнги, Джин невольно заволновался — он так и не успел поговорить с другом, и теперь, когда принял столь важное решение, особенно нуждался в разговоре с ним. И вообще, он просто соскучился. — До сих пор не верится, что я вхожу в тесный круг Его величества. — Не буду набрасывать пуха — выход из него можно осуществить только в темницу или на эшафот. Джин невольно напрягся, но лишь из-за слишком резкой смены в настроении разговора. — В случае предательства? Он прекрасно понимал это сам, без подсказок, но услышать подобное от самого Его величества явно было не лишним. — Да. Я ценю преданность и щедро за нее вознаграждаю. В том числе, своим доверием. Как и Тэтэ. — Король взял паузу, ловко закружив Джина. — Я хочу, чтобы ты знал — я очень рад, что он выбрал тебя, а ты выбрал его. Тон заметно смягчился, потеплел, и Джин смог расслабиться, уверенный, что ему ничего не могло угрожать, пока его помыслы были чисты и бескорыстны. — Я не предам ваше доверие. И после этого заверения, которое король принял, чуть сильнее сжав плечо Джина, он оказался в руках Тэхена. Это было то ощущение, когда ты вдруг оказываешься дома. Там, где тебе спокойно, легко и комфортно. Удивительно, как быстро он успел привыкнуть к этому, или, возможно, это всё было влиянием и подтверждением того решения, что он принял. Его высочество держал его трепетно, позволил себе немного вежливой неформальности, спустив ладонь чуть ниже лопаток, бережно при этом сжимая его руку. — Что он тебе сказал? — Тэхен привлек баронета к себе во время очередного поворота, и Джин послушно и с удовольствием прильнул к нему, позволив себе остаться в таком положении, носом почти касаясь щеки Тэхена, ощущая его согревающий и заставляющий улыбаться запах. — Что рад за нас. И что убьет меня, если я предам проявленное ко мне доверие. Тэхен немного отстранился, чтобы заглянуть Джину в глаза. И он заметил в них только улыбку, как будто баронет совершенно не боялся подобной участи, потому что просто не собирался его предавать. Во что легко было поверить в свете того, как самоотверженно он бросился Его высочество спасать. И этим выводом руководили не только цветущие внутри чувства — если бы Джин был как-то связан с Премьером или Её величеством, он бы спасать Тэхена не стал — скорее, ускорил бы его гибель. Логика. Да и королева отозвалась о нем слишком пренебрежительно, если предположить, что их сближение было её инициативой. Как в случае с Трэем. — Я верю тебе. — Возможно, на самом деле, принц еще не успел поставить на кон действительно всё. — Еще он сказал, что я смогу посидеть у тебя на коленях, когда мы соберемся в тесном кругу. — Лучше бы он приказал это, чтобы ты не смог отказать ему, а потом и мне. — Тэхен драматично вздохнул, а затем улыбнулся, заметив, как Джин красиво закатил глаза. — Если что, мои колени — твои колени. И ты в любой момент можешь опуститься на них, или я могу опуститься на них — по твоему усмотрению. И вновь память вернула его к тому самому утру, после которого случилась большая катастрофа, и если бы Джин был суеверным, он бы решил, что это плохой знак, но… — Я хочу, чтобы ты вспоминал из того дня только мою ласку. И готов сделать всё что угодно, чтобы у тебя осталось только это воспоминание. Тэхен сказал это Джину на ухо, почти прижавшись к его щеке. — Я… уже почти забыл. И как будто лишь для того, чтобы Джин забыл окончательно, Его высочество закружил его, позволив всем мыслям выветриться из головы, кружащейся не только от вальса, но и от эмоций и чувств. Они начнут сначала.***
— Ваша светлость. — Его высочество возник из-за спины Премьера, который вздрогнул, неловко развернувшись. Тэхен теперь пытался обнаружить Ее величество, сумев расслышать только ее удивительно задорный смех — она теперь вместе с другими придворными забрасывала в корзину вязаные шарики, изображая сбор урожая, и кажется, была абсолютно этим довольна. — Да, Ваше высочество. — Премьер отвлекся от своей компании, которая, заметив присутствие рядом слишком высокий титул, сделала шаг назад, низко склонив голову. — Его величество просил передать вам, что желает видеть герцогиню Аяку после бала — он хочет, чтобы она украсила его общество своим присутствием и умением вести светские беседы. — Тэхен вежливо улыбался, пока орлиный нос господина Дожана, кажется, опустился еще ниже. — Разумеется, это не свидание — будет приглашено еще несколько доверенных лиц Его величества. — Я не уверен, что моя дочь сможет… — По холодности и строгости готовившегося озвучиться возражения было понятно, что Премьер остался непреклонным. — Ваша светлость, не пытаетесь ли вы теперь оскорбить меня намеком на то, что общество Его величества и тех, кому он выбрал доверить свое время и участие, может как-то скомпрометировать благочестие вашей дочери? Тэхен тоже умел быть равнодушно строгим, и теперь, говоря с гордо поднятым подбородком и расправленными плечами, казался выше явно стушевавшегося таким прямым упреком Премьера, который в обычное время превосходил его в росте. — Я обязательно передам ваши возражения Его величеству, чтобы он сам смог решить, как отнестись к подобному оскорблению его как добропорядочного господина, о котором вы теперь позволили себе мыслить как о легкомысленном и ненадежном компаньоне. — Ваше высочество. — Господин Дожан пусть и нехотя, но всё же склонил голову, при этом скривившись так, как будто прямо под его ногами облегчилась корова. — Я ни в коем случае не имел ничего против вашего… предложения. Разумеется, нет лучшей компании для моей дочери, чем компания Его величества — я не могу даже мысли себе позволить о том, что это станет оскорблением ее чести, за которую, как ее родитель, я несу ответственность. — В таком случае я спишу всё на досадное недопонимание. — Тэхен улыбнулся с легкой снисходительностью. — Разумеется, Его величество лично распорядится о том, чтобы герцогиня оказалась в своих покоях в целости и сохранности. Он лично гарантирует ее безопасность, а также то, что Ее светлость получит от этого вечера только удовольствие — он планирует также пригласить нашего придворного композитора, творчеством которого герцогиня открыто восхищается, что делает ей честь, как образованной и тонко чувствующей красоту вещей даме. И вновь на лице Премьера мелькнуло отвращение к озвученной Тэхеном мысли, которое он не мог продемонстрировать в полной мере, отчего его рот комично скривился, не зная, что ему делать — показывать вежливое смирение или же непримиримое отвращение. — Я полагаю, что полезным для моей дочери может быть общество таких высокоблагородных и образованных особ вроде Его величества, светлым разумом которого вместе с солнцем освещается вся страна, и вашего, разумеется… — На кривых губах показалась усмешка, которую Премьер попытался тут же стереть. — Но я не считаю, что общество слуги, а придворный музыкант — это в первую очередь тот, кто прислуживает… — Господин Дожан. — В голосе Тэхена послышалась ледяная свежеть, которая тут же колючими морозными иголками тронула щеки Премьера, который явно не ожидал, что своими мыслями сможет вызвать в принце такие эмоции. — Вы называете обычным слугой человека, которому я намерен оказать покровительство, чтобы показать всем, насколько он талантлив и гениален. Вы называете слугой того, кто своим талантом превосходит нас с вами. Ведь у нас, по сути, есть только наша кровь, а родиться и пригодиться в той среде, для которой ты был взращен, не слишком большое достижение. Таких как мы, Ваша светлость, целый тронный зал, а таких, как господин Юнги, который одним лишь только движением пальцев может заворожить и увлечь за собой прекрасную в своей одухотворенности душу — он один. И вы должны знать, что еще древние философы называли язык музыки таким же стройным, как математический. Однако, кажется, вы позабыли великие труды, если теперь, человека, который говорит на этом языке, как на родном, называете слугой. Господин Юнги не может оскорбиться в силу того, что не был рожден благородным, но я вполне смогу заступиться за его оскорбленную вами честь. Мне обидно, что такой образованный и интеллектуально одаренный человек, как вы, позволили себе такую грубость, достойную лишь неотесанного простолюдина. Тэхен ухмыльнулся, отведя взгляд от Премьера, который даже почернел от злости. — Да, Его величество разделяет мое мнение. — Он вновь повернулся к мужчине, пока тот гордо расправил плечи. — Я не обязан подчиняться мнению Его величества и вашему во всем, что не касается интересов королевства, в которых мнение короля единственное считается авторитетным. Это моя привилегия, как главного советника Его величества, и… — И я легко могу привязать к вам славу неотесанного грубияна, один лишь раз бросив в присутствии людей, которые восхищаются гением господина Юнги, что вы считаете его слугой, а его творчество — чем-то, не стоящим восхищения. Можете быть уверены — слухи, которые похожи на правду, всегда особенно прилипчивы и навязчивы, и это не сделает вам чести, как покровителю наук. — Вы угрожаете мне? — Лицо Премьера стало каменным, просто потому, что он на самом деле понимал, что всё это было Его высочеству под силу, если учесть, насколько он был при дворе популярен, пользуясь личной милостью Его величества. — Угрожать вам? — Тэхен округлил глаза. — С вашим влиянием? Мне болеть иногда страшно, просто потому, что я уверен, что всякий врач после одного лишь только вашего сурового взгляда откажется от данной клятвы и будет тихо желать мне смерти, пока я отчаюсь выздороветь самостоятельно. Его высочество изобразил скорбный вид, затем переведя на Премьера, который явно теперь был застигнут врасплох, удивленный взгляд. — Что с вашим лицом? Я уверен, что какие бы разногласия ни были между мной и вами или мной и Её величеством, вы никогда не станете желать мне смерти. Хотя бы потому, что это очень расстроит Его величество, а когда король расстроен, обязательно летят головы. — Ни за что. — Было видно и слышно, что сказанное далось Премьеру с трудом, и ему пришлось откашляться. — Я желаю Его величеству и вам, как принцу и его ближайшему соратнику, только благополучия и долголетия. — О, в этом я не сомневаюсь. — Тэхен улыбнулся. — В таком случае, думаю, вы не будете против, если госпожа Аяка проведет один или пару вальсовых туров с нашим музыкальным гением — уверяю, это положительно скажется на её репутации благовоспитанной дамы, которая позволяет себе опускать значимость титула тогда, когда на первый план выходит объективное достоинство личности. Это был план, который сработал безукоризненно. Пойманный почти с поличным, Премьер был теперь слишком растерян и занят подозрениями относительно того, насколько план его заговора был известен здравствующему принцу, поэтому он лишь рассеянно кивнул, а затем удалился. — Всё улажено, Ваша светлость. — Тэхен быстро нашел Аяку, на которой, после возвращения с прогулки с отцом, не было лица — только зловещая бледность и поджатые, искусанные губы. — Можете танцевать с господином Юнги. Его сейчас тоже освободят. — Спасибо. — Аяка, выдохнув, впервые улыбнулась, пока Его высочество внимательно вглядывался в её лицо. — Вы спасли меня от ночных кошмаров. — Ночных кошмаров? — Тэхен искренне удивился, затем сделав к герцогине шаг. — Что случилось? На тебе лица нет. Если Гук не найдет на тебе лицо, которое считает одним из красивейших, он расстроится. Услышав это, девушка позволила себе еще одну улыбку, затем подняв на Тэхена блестящие глаза. Но, кажется, она не собиралась плакать. — Ничего нового. Нравоучения, и только. — Я договорился и о том, чтобы ты присоединилась к нашей компании после бала. Можешь взять с собой камеристку — мой камердинер сможет ее занять. — Спасибо, Ваше высочество. — Аяка присела в реверансе, элегантно расправив юбку. — Единственное, я не уверена, что отец дал согласие — скорее, не стал перечить вашему титулу, который превосходит его. Вот вы, например, сможете стать Премьером, а он принцем — никогда. — Всё одно. — Тэхен отмахнулся, затем широко улыбнулся девушке, заметив растерянного Юнги, который сразу попал в руки возмущенного Джина. Возмущенного и всё равно до краев обожающего своего друга. — Кажется, пришло время танцев. Он сделал шаг в сторону от Аяки, успев склониться к тому моменту, когда Джин и Юнги поравнялись с ними. — Позвольте пригласить вас на танец, Ваша светлость. Тэхен выразительно посмотрел на ту брошь, что до сих пор красовалась на шее Джина, затем уже заглянув в его глаза, успев приметить очаровательный румянец. — Ты договоришься, что я не захочу тебе ее отдавать. — Баронет протянул руку, отвечая на приглашение. — Какая смелая угроза… — Его высочество покачал головой, а затем с самым заговорщицким видом улыбнулся. — Мы можем договориться. Он увел Джина, который что-то торопливо ему нашептывал, оставив Юнги и Аяку наедине, если не считать двух сотен гостей, которые, кажется, совсем перестали обращать внимание друг на друга, растворившись в развлечениях, смехе и музыке. — Ваша светлость, позволите пригласить вас на танец? Юнги склонился перед герцогиней, которая вдруг потеряла опору под ногами, сбитая неожиданным столкновением с неуверенностью. В голове слышались слова отца о том, что в ней может привлечь только титул, и как будто подпевая и вторя его голосу, появились другие, которые пытались убедить, что она некрасивая, неуклюжая, неинтересная и со всех сторон непривлекательная и пресная… Она могла справиться с подобным, но только не теперь, когда перед ней стоял самый прекрасный мужчина из всех, надеясь на то, что она возьмет его руку, согласившись на танец. А она будет смотреться в его красивых, гениальных руках смешно, со всеми своими недостатками, которые… — Ваша светлость. Аяка дернулась, услышав повторенное обращение и наткнувшись на проницательный взгляд, который как обычно смотрел внутрь нее, не ограничиваясь лишь внешним, теперь как будто не имевшим значения. — Я… Не хочу. — Герцогиня опустила глаза, нервно схватившись за юбку. — Простите. — Что он тебе сказал? После возвращения с променада, под руку с герцогом, ты ни разу на меня не посмотрела. — В голосе Юнги слышалась горечь от уверенности, что он сделал правильные выводы. — Я понимаю, что недостаточно хорош… Герцогиня не стала дожидаться окончания этой мысли, решительно протянув руку, при этом всё же не отваживаясь поднять глаза. — Ты ничего не понимаешь. — Она теперь смотрела на аккуратный шелковый бант, который подвязывал воротник рубашки композитора, пока сам композитор направлял ее в круг танцующих. — Во мне проблема. Они заняли нужное место, и Юнги элегантно развернул герцогиню к себе лицом, удобнее перехватив ее руку. — Твоя проблема только в том, что мои мысли о тебе не могла заглушить даже музыка. Большая ладонь легла на лопатки девушки, затем спустившись чуть ниже, и даже через жесткий корсет Аяка чувствовала это прикосновение так отчетливо, как будто теперь была обнажена. Она прекрасно вальсировала, но никогда с кем-то, кто занимал бы не только ее время, но и мысли, сердце, фантазии, даже те, которые неизменно заставляли ее опускать глаза и нервно заламывать пальцы, при этом пытаясь скрыть улыбку. Герцогиня теперь не умела ничего — была тонкой, хрупкой, беспомощной в его руках, которые держали ее бережно, и при этом крепко, не давая оступиться или даже допустить мысль о том, что ей могло что-то угрожать. Не с ним. — Мне редко удается проводить вальс не за роялем. Услышав это, Аяка подняла глаза, увидев на лице своего музыканта искреннее смятение и растерянность, которая очаровательно отразилась в нежной смущенной улыбке. Он смотрел на нее с теплом, которое казалось теперь вместо шали укрывало поджатые от неуверенности плечи. И она их расправила, опустила, гордо приподняв подбородок, демонстрируя изящность шеи. — И ты обязательно запомнишь этот танец. Она обязательно запомнит этот танец, потому что… Даже если нет будущего, есть настоящее, которое теперь было перед ней и от которого она пыталась отказываться, заглядывая наперед. Это глупо. Это очень глупо, особенно когда мечты становились явью прямо на глазах, прямо на кончиках пальцев. Аяке казалось, что не только она кружилась в такт скрипичной мелодии, но и всё внутри, стоило ей только посмотреть на Юнги, который был сосредоточен на шагах и фигурах, но чувствовал ее взгляд и в ответ лишь смущенно улыбался. — Я стараюсь не отдавить тебе ноги, между прочим. А ты смеешься. Трепетные прикосновения, нежный взгляд и улыбка, которая стирала печаль. Даже если будущего не было, за это настоящее можно было отдать всё, что было. А этому моменту невозможно было не поддаться, и во время очередного разворота, когда они вместе с остальными парами начали кружиться, разливая по паркету роскошные волны бархатных и шелковых юбок, она решилась на непозволительную в ее высоком положении роскошь. Лишь на мгновение прижалась щекой к щеке Юнги, и, как будто вместе с очередным, плывущим по паркету шагом, носом скользнув к его уху. Она никогда не позволяла себе ничего подобного, но теперь казалось… Либо сейчас, либо никогда. И несмотря на то, что этот момент был беспощадно короток, она успела почувствовать, что Юнги подался на ее отчаянную ласку, чуть сильнее сжав в руках ее пальцы. Бесценный момент.***
— Располагайтесь, дорогие гости. — Его величество, разумеется, первым вошел в свои покои, затем встав у дверей, чтобы пропустить своих гостей. И если Роза, Тэхен, Джин и Аяка восприняли это уже как нечто более или менее привычное, успев узнать, что король отказывался от всех церемоний, когда оказывался за пределами дворцовых залов, то Юнги и камеристке Аяки было на самом деле не по себе. И если Юнги более или менее справился со своим волнением, пытаясь не кланяться слишком низко, что Чонгук ему категорически запретил, то вот Кики… — Не смущайся — Его величество на самом деле не только надежда и благословение целой страны, но и просто отличный парень. — Чимин мягко взял девушку под локоть, что-то цыкнув Чонгуку, который в самой забавно манере раскланялся, а когда камердинер запер дверь, стянул с себя маску, с облегчением выдохнув. — Любовь моя, я, наконец, избавился от намозолившего тебе глаза намордника! Его величество, успев еще избавиться от камзола, оставшись в роскошно драпированной шелковой блузе, направился к Розе, которая уже суетилась у до этого накрытого слугами стола, пользуясь помощью камеристки Аяки, которая уверила свою госпожу, что сама всё сделает. Фаворитка Его величества не успела обернуться, когда ее плечи обвили сильные руки, потянув ее назад и прижав к широкой груди, в которой теперь можно было разобрать взволнованно колотящееся сердце. — Мой король. — Роза накрыла ладонями руку Чонгука, а затем повернула к нему голову. — Как неприлично! А если среди нас чопорные герцоги и дети?! Чимин очень натурально возмущался, пока Его величество без стеснения, но все же сохраняя некоторые приличия, целовал свою фаворитку, за чем все собравшиеся наблюдали лишь с умилением. — Чим, надо подтащить диван поближе к столу, чтобы Аяке и Юнги было удобнее… Тэхен не успел договорить, заметив как по волшебству явившееся на обоих лицах удивление и даже что-то похожее на возмущение. И в ответ он лишь снисходительно улыбнулся. — Если вы не хотите сидеть рядом, мы с моим камердинером не будем надрывать спины. — Тебе не нужно надрывать спину — для этого есть моя. Юнги, успев заметить на себе лишь одобрение проявленной инициативы, направился к Чимину, который, кажется, одобрял его решимость больше всего, после уже с усилием дуя щеки. — У нас здесь три кресла… — Джин оглядывал мебель, затем взяв протянутый ему Розой бокал шампанского. — Ты будешь сидеть на коленях у Его величества? — Она меня сегодня победила в игре, так что это я должен сидеть у нее на коленях. — Чонгук как будто обиженно надулся, а потом ловко занял свое любимое кресло, заговорщицки смотря на Розу, которая улыбалась ему с нежной снисходительностью. — Я первый. Ты ешь стоя. Роза никак не ответила на эту провокацию, вместо этого продолжив передавать бокалы всем гостям. А потом она очень невозмутимо, успев элегантно расправить юбку, уселась на колени Чонгука, при чем так, чтобы полностью закрыть его от всего, что происходило за столом. — Так намного лучше. — Тэхен схватил с тарелки виноград, при этом хитро улыбаясь. — Вы считаете, Ваше высочество? — Роза повернулась к принцу с нежной улыбкой, а потом дернулась, резко развернувшись к Чонгуку, который смотрел на нее невинными глазами, при этом успев скрыть от присутствующих одну руку предположительно где-то в недрах пышной юбки. Лишь предположительно, поэтому, до сих прилично. — Ай-ай-ай, Ваше величество. — Ты не дала мне бокал. — Он нахмурился, а потом с нежностью улыбнулся, успев прихватить Розу за талию, не давая подняться. — Чим подаст. А ты сиди — это твое место. Твой трон. Как королевы моего сердца. — Они решили меня добить. — Джин повернулся к Тэхену. — Я еще не отошел от Вот твое сердце… — И баронет приложил руку к груди. — А они опять за свое. — Король и королева, что с них взять. — Тэхен пожал плечами, а затем поднялся, выставленным бокалом предлагая остальным присоединиться к готовящемуся тосту. — Я рад, что у меня есть люди, с которыми я могу разделить не только радость, но и горе, которое мы, к счастью и благодаря моей бескорыстной любви, смогли оставить за порогом и в воспоминаниях. — Тэхен многозначительно посмотрел на Джина, затем оглядев собравшихся. — За вас. И за то, что я теперь не болен, а счастлив. — И всё благодаря мне! — Чонгук присоединился к общему звону бокалов, при этом не выпуская из рук тонкую талию своей фаворитки. — Ну и немного Джину, ладно. — Ну и немного Юнги. — Тэхен улыбнулся. — Ну и немного госпоже Аяке и госпоже Розе. — Юнги только учился чувствовать себя непринужденно в столь высоком обществе, но с каждым разом и с каждым новым глотком шампанского, у него получалось всё лучше. — Ну и немного Чимину, который… — Чимин подал голос, устроившись чуть поодаль от господского стола, в обществе камеристки, которую теперь угощал первоклассным вином и закусками, как хозяин. — Чим, я тебя люблю, мы это уже выяснили однажды. — И Тэхен на самом деле смотрел на своего друга камердинера с нескрываемым обожанием, пока тот приосанился, гордо задрав подбородок. — Подождите. — Аяка сосредоточенно смотрела на Джина. — То есть, ты решил остаться во дворце? И Джин только теперь понял, что герцогиня была единственной, кто был не в курсе событий, пропустив самое интересное, пребывая в обществе своего отца. — Да. Я решил остаться. И… — Он посмотрел на Тэхена, который не сводил с него глаз. — Это всё из-за чувств. — Моих, но мы обязательно что-то с этим сделаем. — Его высочество поспешил скрыть смущение от признания Джина. — У нас прекрасный повод на прекрасном поводе, и теперь пришло самое время делиться впечатлениями от бала. Ну, кто первый? — Лично мне очень понравилась музыка. — Юнги откинулся на мягкую спинку дивана, расслабленно вытянув по ней руку, пока в другой был бокал. — Думаю, композитор и музыканты, в особенности тот, который бренчал на рояле, провели этот вечер великолепно. — Кстати о композиторе! — Тэхен подвинулся ближе к столу. — Я сказал господину Премьеру, что намерен заняться твоей карьерой как меценат и патрон, что, разумеется, означает не только возможности и перспективы, но и уважение при дворе, которое затем обязательно выльется в титул. — А я намерен заказать у тебя свадебный вальс. — Чонгук улыбнулся, и его улыбка стала только шире, когда к нему повернулась Роза. — Который, разумеется, захочет услышать каждый. И повторить. И… Это внесёт большой вклад в твою популярность. Юнги смотрел на Тэхена, затем переведя взгляд на короля, как будто теперь пытаясь оценить, насколько всё это могло быть шуткой. А потом он засмотрелся на Аяку, которая, взволнованная, развернулась к нему. — Лучше такой возможности и быть не может! О твоем таланте должны узнать все! Она смотрела на него с восхищенно распахнутыми глазами, а потом, прежде чем вновь повернуться к столу, немного подвинулась, оказавшись чуть ближе к Юнги. Который, несмотря на всю радость открывшейся перед ним перспективы, думал лишь о том, как легко теперь было бы привлечь герцогиню к своей груди, обняв двумя руками острые напряженные плечи. — Поддерживаю! — Джин поднял бокал. — Звучит как тост. И беседа потекла словно пригретый солнцем хрустальный ручей, перескакивая с темы на тему и даря ощущение совершенно лишенной придворного церемониала безмятежности.***
Расходиться не хотелось, но шампанское, которого было выпито немало, если не сказать, много, требовало, чтобы его скорее уложили спать. Роза осталась в покоях Его величества, который под конец всем своим видом демонстрировал не только то, что он стал ценить своих друзей еще больше, но и то, как сильно он хотел остаться со своей любимой фавориткой наедине. И Юнги вместе с Чимином вызвался проводить Аяку и ее камеристку до их покоев, и там Чимин, отвлекая своим обществом Кики, дал возможность композитору и его музе уединиться для трепетных объятий. Почти невинных, если бы Юнги не успел оставить мягкое прикосновение губ на лбу герцогини, которая лишь больше прильнула к его груди, сжимая в руках. А вот и Его высочество остановил Джина рядом с его покоями, успев распорядиться о том, чтобы ему согрели ванную и подготовили постель. — Мне нужно переспать с мыслью о том, что ты остался со мной, чтобы окончательно поверить своему счастью. — Тэхен с нежностью улыбался, взяв своего баронета за руки. — Ты сделал меня самым счастливым человеком. — И самым здоровым. — Джин многозначительно дернул бровями, а затем мягко притянул к себе Тэхена, положив голову ему на плечо. И принц готов был запеть от такой нечаянно трепетной близости. — Я тоже счастлив. — Я разбужу тебя с утра, чтобы мы смогли с тобой вместе позавтракать. Но только если ты хорошенько выспишься. — И ты. — Джин прикрыл глаза, как будто собирался уснуть прямо здесь и сейчас. А затем двери покоев отворились, и в проеме показался слуга, который тут же низко опустил голову. — Ванная и постель готовы, господин. — Большущее спасибо! Джин сказал это с такой искренней благодарностью, что молодой человек, которому вряд ли успело исполниться больше семнадцати лет, поднял на него блестящие восторгом глаза, при этом пытаясь скрыть самодовольную улыбку, прежде чем вновь голову опустить, а затем скрыться, пожелав господам спокойной ночи. — Пойду, займусь своей ванной. — Тэхен сделал шаг назад, все еще не отпуская руки Джина. — А ты отдыхай. Только долго не плескайся, чтобы… Его высочество запнулся на полуслове, вдруг заметив, как изменился взгляд баронета. В нем блестело сомнение, которое сдерживало решимость исполнить желание, скрытое за пеленой вдруг ставших ненужными мыслей. Он колебался теперь, но, кажется, с каждым мгновением желание всё увереннее одерживало верх над сомнением. — Ты что-то хочешь сказать? Тэхен не заметил, как его голос стал тише, мягче, вкрадчивым полушепотом волнуя мысли Джина. Но Джин не стал ничего отвечать. Он отпустил руки Его высочества, развернувшись к дверям. Распахнул их пошире и прошел внутрь, даже не задержавшись для того, чтобы двери закрыть, не имея возможности положиться в этом деле на слуг. Он прошел к середине небольшой гостиной зоны и остановился у кресла, всё еще не оборачиваясь. Замер в необъяснимом ожидании, а потом услышал, как с мягким щелчком замков оказался заперт. Было два варианта, а у Джина было лишь мгновение, прежде чем он спиной почувствовал волнение... чужой близости. Чего именно он хотел? А на что был готов?..