***
Наговорившись с Юнги и утолив, наконец, потребность в этой дружеско-безусловной близости, Джин отправил его творить, а сам, получив до этого разрешение задержаться, направился к Чонгуку, получив приглашение от его камердинера. И Джин, впервые пообщавшись с ним лично, не мог не сравнить Чимина, молодого и бойкого, и камердинера Его величества (он не представился, и Джин полагал, что слуги, даже такие влиятельные не должны требовать формального обращения от господ). Он был не только на пару десятков лет старше, но и производил впечатление степенного и обязательного человека. Приятное впечатление, безусловно. И с этими размышлениями Джин следовал по коридорам, успев запомнить, где именно находились покои Его величества. Шел он достаточно долго и, оказавшись у дверей, сразу получил дозволение войти от слуги, который больше был похож на стражника, из-за своего роста и мощной комплекции. Джин только кивнул, проскользнув в любезно распахнутую для него дверь, и он сразу обнаружил Чонгука у широкого окна, напротив мольберта, на который он смотрел с очень задумчивым видом. — Ваше величество. Джин подал голос, а затем проследил за тем, чтобы дверь за его спиной закрылась. — Прошу прощения, что задержался, но мне сказали, что я могу себе позволить. — Да. — Чонгук повернулся к нему, затем еще раз с задумчивостью оглянувшись на мольберт, на котором с этого расстояния Джин мог разглядеть только несколько голубых разводов. — Честно сказать, мне просто скучно. Тэтэ, как ты, наверняка, знаешь исполняет мои обязанности на совете, Роза дрыхнет… — Такое просторечное выражение в отношении своей фаворитки заставило Джина улыбнуться. — Аяку отец отправил домой, а я подумал, что ты будешь не против составить мне компанию. — С удовольствием! — Баронет теперь не преувеличивал — ему на самом деле тоже нечем было заняться, потому что, кажется, у них с Его величеством была одна компания на двоих. — Ты что-то рисуешь? Джин направился к Чонгуку, и тот вновь сделал шаг к мольберту. — Пытаюсь, но вдохновение — вещь упрямая. И… — А… Кто это? Расслышав в голосе Джина неожиданное волнение, Чонгук перевел на него взгляд и замер. Портрет, который он выставил перед собой, надеясь, что испытываемая тоска поможет ему не испоганить, а украсить очередной холст. — Это… — Джин сделал шаг ближе, нагнувшись над подрамником, который почему-то не был заключен в раму. Небольшой, и создалось ощущение, что так его просто было удобнее перемещать с места на место. Делать так, чтобы он постоянно был перед глазами, без нужды висеть на стене. — Мама Тэхена? Сходство было поразительное — глаза и неповторимо обворожительная улыбка, которая заставила и Джина улыбнуться. — Да. Герцогиня Тэя. — Чонгук подошел к Джину, встав с ним рядом и засунув руки в карманы халата, который он накинул поверх костюма, пытаясь представить себя рассеянной творческой личностью, захваченной вдохновением и забывшей о рутине. — Изобразил ее только для того, чтобы Тэтэ чаще меня навещал. Это… — Его величество взял паузу, как будто теперь про себя пытался найти в собственной картине недочеты или достоинства, которые не замечал раньше. — После нашей встречи, около года назад. Жаль, что такая прекрасная женщина не любит светские мероприятия — она была бы роскошным украшением любого вечера, придавая ему не только блеск высокого титула и аристократического воспитания, но и смысл. Джин смотрел на портрет с задумчивостью, невольно предавшись размышлениям, которые обычно не спрашивали, прежде чем забраться в его голову. Маме Тэхена теперь было минимум сорок лет, что не отменяло то, что она до сих пор была свежа и красива, но изображенной на полотне женщине явно было намного меньше. Ее темные волосы были собраны в две тугие косы, украшенные полевыми цветами, на ней было простое платье, какое обычно носили девушки в городах, а в руках — обычная глиняная тарелка с яркими красными ягодами, которые она, смеясь, как будто с картины предлагала тебе. В изображении было слишком много эмоций. Джин не был знаком с этой женщиной, но глядя на нее в красках… Любовь. Она сквозила в каждом мазке, в каждом выбранном оттенке. И эмоция… Эмоция счастья. Неподдельного, непосредственного… детского, всегда находящегося на грани с необъяснимым восторгом. Очарование. Чонгук говорил, что он любит изображать людей по памяти, ориентируясь на свои эмоции. — Я изобразил ее с рассказов Тэхена. Мне, к сожалению, не доводилось видеть ее такой. Его величество как будто услышал и поспешил опровергнуть сомнение Джина, который вдруг решил, что Чонгук видел ее такой. Видел и запомнил, запечатлев на холсте, чтобы это счастливое воспоминание было не только в голове, но и перед глазами. — Очень красиво. — Баронет решил улыбнуться, чтобы скрыть роящиеся внутри и назойливо жужжащие вопросы и сомнения. — Это потрясающий портрет. И глядя на него… Кажется, я уже люблю маму Тэхена, даже с ней не познакомившись. — Она потрясающая. И я думаю, у тебя будет шанс познакомиться с ней лично и убедиться в этом. Чонгук мягко взял Джина за локоть, но уже настойчиво потянул к накрытому столу, на котором были фрукты и выпечка. Он стремился его отвлечь, пока баронет пытался найти объяснение тому, почему король поставил перед собой портрет, написанный год назад, на котором, при этом, была изображена женщина, с которой он, по его словам, виделся также давно. Влюбленность? Нет, его чувства к Розе не вызывали никаких сомнений — он любил горячо и взаимно. А что тогда? Возможно, он просто очень вдохновился рассказом Тэхена, который очень любит свою маму и смог рассказать о ней с таким чувством, что оно невольно передалось его близкому человеку. Разумеется, такой вариант был. Но… Когда в твоей коллекции, а Джин знал это, не было портрета твоей матери, и при этом ты восхищался другой посторонней женщиной, которая тебе в матери годилась… — О чем ты задумался? Услышав этот вопрос, Джин даже дернулся от неожиданности, чуть не выронив кусочек аккуратно порезанного персика. Его величество смотрел на него с улыбкой, но в глазах было подозрение. Настороженность. Кажется, в своих фантазиях баронет ушел слишком далеко. Это было не его ума дело — родственные связи внутри королевской семьи. И решив это, он смог выветрить из головы все мысли. — О том, что если бы у меня был такой портрет моей мамы, я бы был счастливее. Ты очень талантливый художник. — Я могу нарисовать портрет твоей мамы, если у меня будет её изображение. — Чонгук пожал плечами, затем с аппетитом взявшись за хрустящую и пахнущую ванилью и сливочным маслом слойку. А Джин уставился на него распахнутыми от удивления глазами. — Это самое малое из того, что я мог бы сделать в благодарность за то, что ты спас Тэхена. При том… У тебя красивое лицо, и если ты мамина копия — мне будет приятна эта работа. Не только потому, что я смогу доставить тебе удовольствие, и, возможно, твоему отцу, но и потому, что… Просто приятно. И несложно. Рисование меня отвлекает. Особенно тогда, когда я знаю, что хочу нарисовать. Чонгук забавно надул губы, затем потянувшись за долькой сочного и хрустящего яблока. — Я… Я бы умер от счастья, если бы получил от тебя мамин портрет. — Если ты умрешь, Тэтэ меня убьет, так что, придется сдержаться. — Его величество покачал головой, а потом широко и по кроличьи, как умел только он, улыбнулся, очаровательно сморщив нос. — Видя твое лицо теперь, мне уже хочется поскорее приняться за работу. — Гук, ты серьезно? Просто скажи, потому что я… — Серьезно, Джинни. Абсолютно. Скорее всего, если бы ты просто был любовником Тэхена, я бы не стал так расщедриваться, но ты спас его и занял место в его сердце — это достаточный повод. Если учесть, насколько Тэтэ мне дорог. Джин успел в этом убедиться, видя, как раздавлен горем был король тогда, когда Его высочество боролся за свою жизнь. — И еще я хочу поблагодарить тебя за то, что ты решил остаться. Доверился ему. Мое слово, как короля — он никогда твое доверие не предаст. Именно поэтому мы так близки и поэтому… Поэтому его легко ранить, если у тебя вдруг другие устремления или взгляды на жизнь. Теперь Чонгук был абсолютно серьезен, и до Джина дошла истинная причина, почему он оказался здесь. И это его нисколько не смущало, потому что он был искренен в своих чувствах и мыслях. — Я не пытаюсь тебя запугать — ни в коем случае. Просто я хочу, чтобы ты понимал, что он мой самый близкий человек здесь. Ты знаешь, что на его жизнь покушались, сплетя заговор, и это лишь потому, что без него я слаб. Потому что я один здесь, и несмотря на то, что имею абсолютно законные притязания на власть, мое восшествие на трон не было запланировано. Особенно теми, кто до этого пытался его узурпировать. Если бы не Тэхен, я бы сломался. С ним стал намного сильнее и увереннее в себе. Его боль — это моя боль, Джин. Также как его счастье — это мое счастье. — Чонгук улыбнулся, решив, что достаточно нагнал драмы и тоски, заметив на лице баронета не только смятение и растерянность, но и сочувствие. — Я верю тебе. Я знаю, что ты никогда не замыслишь против него зла, но… Сам понимаешь, некоторые вещи лучше озвучить, чтобы потом не было недопонимания. — Я понимаю, Гук. — Джин сосредоточенно кивнул. — Я понимаю твои чувства. Не могу разделить, потому что для меня вопросы трона, короны — это что-то из рыцарских романов, а не из каждодневной рутины, но я обещаю тебе, что тоже хочу Тэхену только счастья. И… — Неожиданно баронет покраснел. — Ну… Стараюсь. Его доставить. Джин не успел подумать, что по нормам языка, доставляют удовольствие, а не счастье, но кажется для него это теперь было одно и то же. И Чонгук не мог скрыть улыбку, которую затем, когда Джин поднял глаза, всё же успел унять. — Знаешь, я за то время, что был здесь, никогда не видел его настолько счастливым. Честно. Он был доволен, весел, радостен, но вот такого счастья, которое с тобой всегда, заставляет глаза блестеть, а губы улыбаться — не было. Никогда. — А… Он же был влюблен. — Джин не знал, насколько это было уместно, и уже готовился извиняться за это уточнение. — Увлечение, не любовь. Он увлекся, а не полюбил, что сам потом понял. — Чонгук опустил глаза, как будто раздумывая на чем-то. — Я не буду говорить за него — скажу только о своих впечатлениях. Тогда, когда рядом был Трэй, он был счастлив только в те моменты, когда он был рядом. Знаешь, когда глаза горят, когда ты смотришь на то, что тебя восхищает и тревожит твою душу. С тобой… Он постоянно такой. — Чонгук улыбнулся. — Потому что ему не нужно видеть тебя, чтобы радоваться — ты всегда с ним. В сердце, в мыслях, в надеждах, планах и желаниях. И поэтому он счастлив постоянно, априори. Я знаю его и моим наблюдениям ты можешь верить. Джин верил, пытаясь теперь скрыть смущение и удовольствие за покрасневшими щеками и невольно растянувшейся на губах улыбке. — Ладно. Он сам тебе расскажет. А ты пока… — Чонгук придвинулся ближе к столу. — Расскажи мне о себе то, что я не знал! Хочу… какой-нибудь секрет! Нет! Хочу… — Его величество теперь был похож на ребенка, который оказался перед витриной кондитерской, получив разрешение от родителей взять всё, что хочется. И Джин невольно умилялся. — Расскажи какие-нибудь случаи из своей учебы. Наверняка, там было что-то очень увлекательное. Интересное. Любопыыыытное… — Чонгук многозначительно поднял брови, и Джин рассмеялся. — А я взамен расскажу тебе что-то о себе. Так, чтобы случайно не выдать страшную тайну. Хотя… Страшная тайна тебя напугает, и ты тут же ее забудешь, так что… — Он расслабленно откинулся на спинку кресла, вытянув руки. — Я не рискую. — А может у меня тоже есть страшные тайны… — Джин хитро прищурился, придвинувшись к столу, и Чонгук повторил и его движение и выражение лица, перейдя на заговорщицкий шепот. — Выкладывай. Всё. Посмотрим, кто из нас страшнее: напуганный я или твои тайны. Джин рассмеялся прежде, чем заметил, как Чонгук был доволен удавшимся представлением, затем превратившись во внимательного слушателя.***
Стемнело незаметно, и Джин, выходя от Юнги, которого чуть ли не с ложки кормил, зная, что под действием вдохновения его любимый гений совершенно забывал о еде, начал переживать. Он не видел Тэхена и не слышал ничего о нем. Чимин появлялся, но он ничего не говорил, из чего следовало, что Его высочество был занят чем-то, не выбивающимся из его обычной рутины во дворце, с которой Джин не был знаком. Совет затянулся? — О! Сэр Джин! Чимин очень забавно округлил глаза, заметив неспешно направляющегося по коридору Джина, и тот тут же оживился. — Ты поел с Юнги или всё еще голоден? — Тэтэ сказал, что мы будем ужинать вместе, и я… — Ах он злодей! — Чимин нахмурился. — В общем, Его высочество свободен и дал мне указания, тебя к ужину подготовить. — Как? Нагулять у меня зверский аппетит? Я сделал всё до тебя. — Джин ухмыльнулся, пока Чимин только улыбался с очень заговорщицким видом. — Что я должен сделать? — Принять ванну, облачиться в пижамку и халат и добраться в целости и сохранности до покоев Его высочества — на этом всё! — Камердинер гордо задрал подбородок. — Но ты можешь остаться так, если не хочется уснуть вместе с принцем — уже поздно, и он надеется, что после ужина ты не захочешь его покидать. — То есть, я должен принять ванну затем, чтобы потом… в любой момент лечь спать? — В голосе Джина слышалось необъяснимое для Чимина подозрение. — Ну да. А что тебя смущает? По-моему, ты обычно всегда принимаешь ванну перед сном. Он вот уже плещется. И, кстати, такой довольный и веселый… Уверен, он сможет составить тебе самую приятную компанию за ужином! — Чимин торжествующе улыбнулся, и Джин улыбнулся в ответ. — Можешь не торопиться. И пока слуги подготовят для тебя ванну, я добуду для тебя подходящее облачение. — Так у меня же… — Так у тебя же слишком пустой шкаф! А у портного сохранились твои мерки, и вообще, мне кажется, ты должен это знать. — Чимин взял Джина за локоть, нагнувшись к нему. — Дают — бери, а бьют — беги. Так что, никаких возражений. — Да кто я вообще такой, чтобы отказываться от новой пижамы! — Баронет изобразил очень искреннее возмущение, и Чимин рассмеялся. Вечерний туалет не занял много времени, как и переодевание в обновки, а Его высочество выбрал для него пижаму из чего-то… очень мягкого. Джин хорошо знал ткани, но это… Что-то среднее между шелком и хлопком. Что-то, в чем не будет ни жарко, ни холодно. И роскошный халат из темно-вишневого бархата, который был лишен вышивки, украшенный лишь атласными лентами, но от того он выглядел лишь роскошнее. — Нравится? Чимин помог Джину завязать пояс так, чтобы он держался туго, но при этом не душил, и мог распуститься только после приложенного усилия. — Очень. — Баронет не скрывал восхищением, подняв руки и оглядев широкие рукава. — В таком можно ходить по коридорам без стеснения? — Да, но желательно только с наступлением темноты — для светлого времени суток это слишком… неформальное облачение, которое вряд ли заслужит восхищение или одобрение со стороны тех, кто встретится тебе по пути. — Чимин вежливо выпроваживал Джина из комнаты. — Вот когда темно, другое дело. В это время дворец сам готовится ко сну и вполне позволяет своим обитателям заниматься тем же, без стеснения демонстрируя комфорт и уют лишенного претенциозности костюма. — Я понял. — Джин кивнул. До покоев Его высочества они дошли под непринужденный разговор об обычном распорядке дворца, и Чимин позволил себе открыть дверь и войти без уведомления. Тэхена в гостиной не оказалось, и они проследовали в кабинет, заметив принца, сгорбившегося и сосредоточенно сжимающего подбородок, над столом, на котором лежали несколько книг. — Откуда в тебе такое рвение к знаниям? Чимин спокойно проследовал к столу, пока Его высочество даже не поднял взгляд. — Это не знания. Это рычаги интеллектуального давления! Тэхен торжествующе поднял голову, и первым его взгляд наткнулся на Джина, вызвав на лице Его высочества широченную улыбку. — Прости, что пропал. Мне нужно было отомстить господину Премьеру за то, что он украл у нас Аяку. — После сказанного до краев наполненная удовольствие улыбка окрасилась задорной хитростью. — Я попросил его погрузить меня в тайны государственных отчетов, в которые я мог сунуть свой любопытный нос, а Премьер не мог мне в этом отказать, по суду получив распоряжение о том, что я для интересов государства не опасен. И знаете… — Тэхен выпрямился, заведя за спину руки. — Я смог довести его до того состояния, когда в нем не осталось раздражения — только усталость. Мы даже с ним перекусили, но, кажется, я всё же не смог доставить ему удовольствие своей компанией. — Так вот почему ты так доволен собой… — Чимин покачал головой. — Я могу накрывать ужин? — Угу. — Тэхен вновь ненадолго склонился над книгами и бумагами, затем аккуратно всё закрыв и сдвинув к углу стола. — Джин, между прочим, пока ты трапезничал с Премьером, ничего не ел. Ждал ваш ужин. — Чимин с укоризной нахмурился, с такой же укоризной покачав головой, пока Его высочество уставился на Джина удивленно распахнутыми глазами. — Даже похудеть успел! — Ай, ну что ты болтаешь! Я налопался булок и персиков с Гуком. — Джин махнул рукой, пока Тэхен вышел из-за стола. На нем тоже был халат и пижама, и баронет не без удовольствия отметил, что они были такие же, как на нем. Это было и трогательно, и почетно — носить облачение, достойное Его высочества. — Я негодяй. Буду просить за это прощение. Тэхен был очень серьезным и с очень серьезным видом взял Джина за руку, затем потянув ее к своим губам. Он не сводил с баронета прямой взгляд, и можно было бы заподозрить что-то неладное, если бы в темных глазах не заблестела вдруг отразившаяся на до этого поджатых губах улыбка. — Жутко соскучился! И принц просто сгреб Джина в охапку, крепко прижимая к себе и при этом раскачивая на месте. Он на самом деле был в прекрасном расположении духа, чему баронету оставалось только радоваться, пока камердинер бесшумно выскользнул из кабинета. — Мы сегодня спим вместе, да? — Джин положил свои руки Тэхену на плечи, пока тот двумя руками обнимал его за талию. — Ага. Я подумал, что ты будешь не против, если учесть, что мы с тобой не виделись почти целый день. — Его высочество смотрел с непередаваемой нежностью, взглядом скользя по дорогим сердцу чертам Джина, которые теперь совершенно разгладились от накрывшей их обоих безмятежности и стали еще мягче, очаровательнее. — Кстати. После ужина можем прогуляться по саду или же поваляться на диване. Можем почитать друг другу — у меня есть несколько легких, но при этом наполненных поэтической красотой романов. Как думаешь? — Я не думаю. Я хочу! — А если я предложу выпить вина? — Тэхен смотрел на него, хитро прищурившись, и Джин возмущенно нахмурился. — Пока ты предложишь — я уже выпью! — Он многозначительно дернул бровями, пока Его высочество рассмеялся, сильнее прижав к себе своего баронета. Вечер обещал быть приятным, однако… Он обречен был пойти не по плану.