***
Даже если Джин был уверен в том, что под королевской маской скрывался именно Тэхен, ему необходимо было убедиться в этом. А для этого нужно было найти кофейного цвета костюм, которых, более или менее близких по оттенку, было четыре, не считая платья. И здесь всё было довольно просто, потому что и Чонгук, и Тэхен обладали достаточно высоким ростом и при этом совершенной комплекцией, что позволило баронету сделать однозначный выбор, остановившись на кофейном камзоле, цвет которого был настолько насыщенным, что можно было невольно ощутить запах обжаренных зерен. Мужчина стоял скучал, а потом к нему подошли две дамы, одна из которых была в сопровождении высокого мужчины… Роза, герцогиня Тэя и Бэй. Ошибки не должно было быть, и еще раз убедившись в том, что пурпурный камзол находился в противоположной части зала и не проявлял к этой никакого интереса, Джин уверенно направился к ним. И первое, что он заметил — бархатное платье насыщенного розового цвета, который уходил в неспелую сливу, украшенное… Баронет никогда не видел настолько тонко и искусно сплетенного кружева, которое невесомой ажурной дымкой укрывало дорогой бархат. Издалека могло показаться, что фасон платья слишком прост и даже прозаичен, но вблизи… Это было потрясающе. Как и розовые камни, украшающие изящную шею, нанизанные в тонкие нити и волнующе прикрывающие точеные ключицы. — Могу я пригласить кого-то из вас на танец, дамы и господа? Джин сказал это достаточно громко, кланяясь, чтобы дать время узнать себя по голосу, а он был уверен, что его узнают. — Джинни? — Роза сделала к нему шаг, и под серой вуалью, прикрывающей губы и подбородок, можно было всё же разглядеть улыбку. — Ты такой красивый! — Ирония жизни: тебя ищет Тэтэ, а нашли мы. — А это совершенно точно был Чонгук, тут же сделавший шаг к маме и барону, которые теперь оглядывали Джина. — Пригласи меня. — Герцогиня сделала шаг вперед, мягко выскользнув из рук Бэя, который, признав в незнакомце хорошего знакомого, не стал препятствовать. — Для меня будет большим удовольствием потанцевать с таким писаным красавцем, как ты, господин Джин. В нежном женском голосе слышалась хитрая улыбка, и Джин, склонившись, подал женщине руку, на что она прежде ответила грациозным реверансом. — Для вас удовольствие, для меня — честь, Ваша светлость. — Бэй, потанцуй с Розой — мне необходимо отойти. — В голосе Чонгука почему-то слышалось волнение. — Не за пределы бальной залы, не переживай — я ужасно хочу пить. — И ты не пойдешь искать герцога? Я сказал Чиму, что ты должен узнать новости первым. — Тихий бас вместе с вопросом в этой атмосфере звучал весьма зловеще. — Обещаю, что не пойду разыскивать дядю. — Чонгук кивнул. — Я немного устал. И вообще, хотел бы посидеть в стороне. — Ваше величество. — Бэй развернулся к Розе, намеренно используя это обращение, чтобы девушка привыкала к своему будущему статусу, пока сама девушка только краснела и смущенно улыбалась. — Позвольте пригласить вас на танец? Роза с удовольствием приняла приглашение, и спустя мгновение барон и фаворитка короля уже дополнили круг танцующих, взглядом быстро найдя герцогиню и Джина, которые расположились ближе всего к роялю и скрипкам. — Он переживал всё это время — я видела, был как на иголках. Хоби слегка подпоил его за обедом, чтобы расслабить, но… — Герцогиня мягко сжимала ладонь Джина, который уверенно вел ее среди танцующих. — Мне кажется, он принял слишком близко к сердцу твой отъезд. — Думаете, это оправдывает его? — Джин не собирался делать выводы так скоро, на самом деле понимая, что его принц просто мог заблуждаться, тиская другого без задней мысли, но… держать суждения в руках становилось всё сложнее. — Ты про то, что он успел найти подозреваемого? — Тэя грациозно отклонилась во время очередного разворота, и в этот момент она выглядела не соблазнительно, а элегантно, чем также приковывала к себе взгляды. — Я уверена, что он просто ошибается, принимая другого за тебя, а не пытается найти более приятную, чем твоя компанию. Я знаю сына, Джинни — он однолюб. — Я тоже знаю вашего сына и не собираюсь… Ну, просто обидно. Баронет сказал это, не успев спрятать или как-то прикрыть капризное и при этом милое недовольство, и Тэя, нежно рассмеявшись, погладила большим пальцем тыльную сторону его ладони. — Просто пообещай мне, что дашь ему возможность оправдаться — я уверена, что мой сын ею воспользуется. И признает, что он проиграл, потому что, очевидно, ты обнаружил его первым и в принципе разгадал весь наш семейный маскарад. — Обещаю. Но он у меня попляшет… — В голосе Джина звучала очаровательная угроза. — Кстати, теперь я понимаю, почему он так хорошо вальсирует — ваша кровь. Мне даже не нужно прилагать усилия, чтобы вести вас. Всегда думал, что Роза не танцует, а плывет, но вы смогли ее превзойти в этом поразительном умении. — Когда я была девушкой, мне часто приходилось посещать балы — в том числе для того, чтобы общаться со своим названным женихом, без вреда для репутации, на глазах у изумленной публики. И мне всегда особенно удавались вальсы, при том, что отец научил меня держать себя в обществе… — Тэя прервалась. — Спасибо за комплимент, мой милый. Приятно вот так вспомнить молодость, как будто мне семнадцать, и я танцую с самым красивым кавалером двора. — А вот это уже лесть. — Но Джин широко улыбнулся, что герцогиня не могла видеть, но почему-то чувствовала. — В таком случае, самый красивый кавалер танцует с королевой. У меня была возможность сравнить, как танцуете вы и Её величество, и я могу официально вам заявить, что вы в своем умении вальсировать непревзойденны. — Не скажу, что мне льстит сравнение с этой женщиной, даже если учесть, что оно в мою пользу, но я ценю твою честность и искренность — я на самом деле во всем её превосхожу, что уж скрывать. Это было произнесено с таким отъявленным и совсем не подходящим герцогине самодовольством, что Джин еле-еле успел сдержать смех. Он смог немного отвлечься и расслабиться, и когда музыка закончилась, галантно поклонился и поцеловал тонкую руку герцогини. Интересно, чем теперь занимался Тэхен, и ответ на этот вопрос нашелся очень быстро. Джин заметил, что Его высочество готовился принять участие в следующем туре, но у его спутника явно были другие планы, и он сжал локоть Тэхена, который тут же остановился. — Что такое? — Его высочество смотрел на своего спутника с недоумением, затем под маской хитро прищурившись. — Джин, ну правда, я уже понял, что это ты, и готов признать, что проиграл, если только ты со мной заговоришь. А вообще… — Тэхен повернулся в сторону больших открытых дверей, которые вели в коридор и через которые периодически сновали слуги и гости, шепотом юбок и стуком каблуков не успевая привлекать к себе внимание завороженного балом зала. — Мы можем выйти. И не дожидаясь ответа, Его высочество потянул своего несопротивляющегося спутника к выходу, решив, что должен сохранять приличие, и для этого взял молодого человека не за руку в перчатке, а за локоть, мягко проталкивая его вперед. На самом деле, в духоте, которая образовалась из-за неумолимо нагревающих воздух свечей и танцев, начинала кружиться голова, и Тэхену просто был жизненно необходим глоток свежего воздуха. Глоток Джина, близость которого теперь волновала и не позволяла думать об этикете. В конце концов на них были маски, а это значило, что сегодня позволено чуть больше, чем обычно.***
— Предлагаю перейти на ты, чтобы вы перестали быть судьей, а я — герцогом. Хосок, уже успев избавиться от маски, вошел в комнату, заметив, что Намджун сразу же поднялся, до этого заняв одно из кресел рядом с круглым столом, за которым легко можно было накрыть завтрак для двоих или троих. Это была одна из гостевых комнат, в которой из мебели были только кресла, тот самый стол, платяной шкаф и кровать. Если бы герцог был девушкой на выданье, нахождение здесь в обществе постороннего мужчины стало бы для его репутации смертельным ударом. Но у него был другой случай — его репутацию таким так просто не ударить. — Согласен. — Намджун кивнул, и Хосок задержал на нем взгляд, пользуясь тем, что на судье теперь не было маски. За полгода он нисколько не изменился, и сделав этот вывод, почти силой уведя взгляд, герцог направился ко второму креслу, только теперь заметив на столе поднос с чашками и горячим кофейником. — То есть, ты на самом деле имел полное право открыть тайну рождения Тэхена в присутствии этой змеи? — Да. Потому что в этом случае я бы действовал в интересах Его высочества и, соответственно, справедливого разрешения выдвинутой к нему претензии. — Намджун кивнул. — Спасибо, что не сделал этого. — Хосок, кажется, впервые улыбнулся, и судья задержал взгляд на его губах, также впервые столкнувшись с улыбкой герцога, который до этого, во время их встреч, был всегда ужасающе сосредоточен. — Мы храним это в тайне из соображений безопасности. Безопасности моей сестры, потому что королеве для того, чтобы строить козни против Тэхена, достаточно того, что он просто близок с Его величеством. — Я рассудил также. И я рад, что ты всё-таки мне поверил. — У меня нет другого выбора, потому что у тебя в руках все мои секреты. Точнее, секреты моей семьи, но это всё равно, что мои. — Я понимаю. И хочу, чтобы ты знал — обо всем этом знаю только я и знал мой отец, который был верховным судьей до меня. Все тайны, которые были однажды доверены королем, передаются лишь между верховными судьями, в строжайшей секретности. А о том, что король в принципе своими тайнами может делиться, не боясь разоблачения, знают только король и… всё те же верховные судьи. — То есть, Чонгук может в любой момент обратиться к тебе и… — Да. Его отец должен был сказать ему об этом, но не успел. И я надеюсь, что Его величество посетит меня, и мы сможем откровенно поговорить. Эта тайна касается его непосредственно, и значит, он свободно, в отличие от меня, может ею распоряжаться. В том числе, запретить мне что-либо озвучивать даже в интересах суда. — Я передам ему. — Хосок кивнул. — Почему ты не пьешь кофе? Остынет. — Я люблю холодный. — Намджун улыбнулся, и герцог засмотрелся на его ямочки. Удивительный опыт — влюбиться в человека, ни разу не видя до этого его улыбки. — Потому что когда работаю и закапываюсь в бумаги, всегда забываю о нем и потом вынужден пить холодным. Привычка. — Понимаю. — Герцог кивнул, поймав себя на мысли, что теперь вместо страха ощущал неловкость, а её он терпеть не мог. — Есть ли еще что-то, чем ты можешь со мной поделиться? — Я узнал от Его величества, что твоя сестра самая благородная из благородных, и будучи не в браке и с двумя детьми на руках, она всё это время хранила ему верность. Он корил себя за то, что из-за его слабохарактерности герцогиня лишилась самого дорогого человека, войдя в его немилость. В немилость собственного отца, который наказал ее за то, что та забыла о своем благородстве. Насколько я знаю, герцог Тэхен и Его величество состояли в переписке вплоть до момента, когда Его светлость трагически скончался. — Всё так. — Хосок кивнул, затем отведя задумчивый взгляд в сторону, уставившись на резные дверцы шкафа. — Жаль, что сказанное нельзя будет донести до тех, кто при первой же возможности осудит сестру за то, как она распорядилась своей честью. — Ну, вообще-то, можно. — Заметив, как удивлен теперь был вновь повернувшийся к нему герцог, Намджун улыбнулся, понимая, что теперь принесет счастливую весть. — Его величество оставил официальное письмо, полностью оправдывающее герцогиню с точки зрения морали и чести, чтобы она могла открыто жить рядом с правящим сыном как королева, не боясь осуждения. Я обязательно дам его прочесть Чонгуку. — Ему будет приятно. — Хосок, выдохнув с облегчением (потому что этот вопрос очень волновал его любимую сестру) и улыбнулся уже без очарования — с тоской. — Он плохо помнит Чонгана, потому что в какой-то момент он вообще перестал Тэю навещать, доверив это своему верному рыцарю, который в скором времени может стать для моих племянников названным отцом. — Замужество? Его величество отдельно указал, что герцогиня своей беспримерной верностью смогла заслужить право на законный брак с другим человеком и личное счастье, которое он не смог ей обеспечить. — Она была верна, пока он… — Хосок поджал губы, затем попытавшись скрыть эмоции. — Я никогда не считал Чонгана злодеем, как не считала Тэя, но тем не менее… Я не мог не винить его за то, что произошло с моей сестрой. А теперь благодарен за то, что он, несмотря ни на что, позаботился о ней, даже после смерти. Намджун взял в руки чашку, при этом приняв очень задумчивый вид. — Мы достаточно много говорили с Его величеством, и я могу сказать, что о герцогине он всегда говорил с нежной улыбкой. Виноватой, но до краев наполненной чем-то светлым, добрым. Не буду судить их отношения и чувства, но я уверен, что он никогда не переставал ее уважать и любить как мать своих сыновей и женщину, однажды сделавшую его счастливым ценой собственного благополучия. — А как он говорил о своей королеве? В сказанном слышалось злорадство и обида за сестру, за которую Хосок, как любящий брат, всегда оскорблялся больше, чем она сама. — Он не говорил со мной о ней. Ни разу её не упоминал — только в контексте того, что она не должна узнать. — Намджун задумался, как будто судорожно размышлял о том, стоило ли это озвучить теперь или дождаться встречи с королем. — После объявления войны, я получил от него тайное распоряжение о проведении вскрытия, даже в том случае, если он погибнет на поле боя. Он даже указал имя врача, который должен будет его провести — пожилой мужчина лечил его отца, затем, после его смерти, получив пожизненное содержание и покинув дворец. У доктора была безупречная репутация и безграничное доверие королевской семьи, поэтому Его величество был уверен в том, что только он сможет сохранить всё в строжайшей тайне. И он оказался прав. — То есть, вскрытие было проведено? — Хосок даже не пытался скрыть свое волнение. — Да, и по результатам этого вскрытия было выяснено, что король был отравлен, и обильная потеря крови была спровоцирована ядом. Врач подготовил заключение, в котором дал подробное описание токсина, рассчитав возможные дозировки, которые могли привести организм Его величества к необратимому состоянию. Так же он отметил, что в медицине данный яд применяется в качестве лекарства. Судом было проведено тайное расследование, так как мы до сих пор должны были сохранять всё в строжйшей тайне, не успев получить других распоряжений. Из официальных записей удалось выяснить только то, что за время жизни во дворце покойный король ни на что серьезно не жаловался и не принимал никакие серьезные лекарственные средства, в том числе, этот яд, обращаясь лишь за чем-то общеукрепляющим и оздоравливающим. — И никаких указаний, даже косвенных, на то, что к этому причастна королева. — Хосок уронил голову. — То, что он отравлен, Тэхену удалось узнать самому, так как он был адьютантом Его величества и находился рядом в момент, когда король скончался. Однако… То, что есть официальное заключение о смерти Чонгана — хорошо. По крайней мере, это доказывает, что король стал жертвой заговора. — Королева не знает о том, что было проведено вскрытие, а значит, если она причастна, до сих пор уверена в том, что никто не знает правды. И никогда не узнает, так как прошло уже слишком много времени. — Ты тоже подозреваешь ее? — Я руководствуюсь логикой. Она признала в Чонгуке сына лишь для того, чтобы остаться во дворце, при этом забыв о смерти собственного отпрыска. В моей картине мира такое поведение не может принадлежать честной и благородной женщине. — Мы думаем, что это не ее сын вовсе, и что она причастна к его смерти. Потому что слишком подозрительно то, что она вынашивала его вдали от короля и чудом забеременела ровно до того момента, когда король по закону должен был заняться поиском другой жены. Слишком много совпадений, которые все пришлись ей на руку. — Очень смелое обвинение, за которое можно лишиться головы. Чонгук публично признал в ней свою мать, а огульные обвинения в сторону королевы-матери чреваты. — Именно поэтому… ничего не двигается с мертвой точки! — Хосок резко откинулся на спинку кресла, запрокинув голову. — Правда, мы можем доказать, что на Его высочество было организовано покушение, и сделал это Премьер, который, по нашему мнению, действует с королевой заодно. Но подробности ты узнаешь от Гука, который оригинальным образом смог произвести пару задержаний, и теперь один горе-доктор отдыхает в моей тюрьме. Вместе с другими, которых можно… — Герцог уронил голову. — Я планировал развлечься, успев позабыть, как весело бывает хоть иногда покидать свое герцогство и отправляться на встречу приключениям, пусть и самым безобидным. Развлечь сестру, которая все это время вела затворнический образ жизни и в принципе успела позабыть о том, что является не только матерью, но и красивой женщиной, достойной радости и развлечений. И вместо всего этого я теперь с головой окунулся в то, от чего хотел хоть немного отдохнуть. — Хосок поднял на Намджуна прямой взгляд. — Надеясь на встречу с тобой, я при этом не надеялся на то, что ты… заставишь меня окунуться во все то, от чего хотелось отдохнуть. — Я виноват. Но, думаю, ты не можешь не признать, что с моим откровением дело всё же сдвинулось, и теперь вы как минимум можете рассчитывать на официальное заключение о том, что Его величество был отравлен. — Да. Но я не хочу более это обсуждать. — Хосок поднялся. — А что хочешь? Настроение разговора поменялось слишком стремительно, и герцог не был готов к такой резкой смене, теперь с недоумением смотря на Намджуна, взгляд которого был прямым, честным и… многозначительным. — Ты взрослый мужчина, который научился пользоваться не только мозгами, но и членом — я запомнил. Можем обсудить это, потому что мне на самом деле не двенадцать. Пусть по мне и не скажешь. — Ты мне угрожаешь? — Хосок с недоверием наблюдал за тем, как судья отставил тонкую фарфоровую чашку, а затем медленно, как будто сомневаясь в каждом движении, поднялся. — Я буду звать на помощь. Тэтэ рассказал мне, как коварно ты хотел соблазить Джина. — Джин! — Намджун неожиданно просиял. — Я ведь успел с ним пообщаться на балу! Он нашел меня до того, как я собирался смешаться с гостями. — И как он тебя так легко обнаружил? — Хосок с сомнением смотрел на судью, чуть повернув голову, как будто пытаясь лучше расслышать его ответ. — Ты, конечно, обладаешь исключительной мужественности статью, но все–таки не настолько уникальной, чтобы сразу и без сомнений узнать в тебе… — С сомнениями — Джин обратился ко мне осторожно, но я его сомнения сразу развеял. А он сказал, что узнал меня по костюму — по его мнению, только человек, не искушенный роскошью придворной жизни, мог выбрать такой лаконичный наряд. Плюс к тому, он помнил, во что я был одет на балу до этого, и поэтому его вывод стал в его же глазах только убедительнее, позволив ко мне обратиться. — Замечательно, что двадцатилетний мальчик оказался умнее и сообразительнее меня, сорокалетнего мужчины. — Хосок вздохнул, а затем, как будто не собирался заканчивать разговор, аккуратно присел на край стола. — Джин тоже посвящен в нашу тайну. И как только мы сможем придать суду всех заговорщиков, станет мужем Тэхена. Так что, можешь не раскатывать губу. — Так вот почему Его высочество так ревновал… — На лице судьи появилась самодовольная улыбка. — Вообще, у меня не было никаких особенных планов — я просто соскучился по приятной компании, которая не успела приесться. — Новые ощущения. — Хосок кивнул. — Понимаю. И даже в некоторой степени поддерживаю. — Мы же взрослые люди? — Намджун вновь стал очень серьезным, при этом сделав решительный шаг к герцогу, почти уперевшись в его колени. — Если тебе на самом деле не двенадцать, да. — Я виноват перед тобой, и если есть какая-то возможность мне это исправить, я готов. — Намджун сцепил руки за спиной, пока Хосок, наконец, получил возможность почувствовать себя хозяином положения и получше рассмотреть судью, который, как будто прочитав в глазах герцога это намерение, стал расстегивать мундир, под которым скрывалась обычная белая хлопковая сорочка. — Что я могу сделать? — Действительно, что ты можешь сделать, при том, что тебе нежелательно иметь связи с настолько титулованными особами, как я. — Хосок слишком внимательно следил за длинными пальцами, подняв свой взгляд к глазам Намджуна только в тот момент, когда он справился со всеми пуговицами. — Открытые, да. Но здесь более важно то, что ты очень давно не являешься причастным к придворной жизни и при дворе не появляешься, активно занимаясь благосостоянием своего герцогства. — Намджун невинно улыбался. — Скажем, из всего многообразия связей, которые я мог бы себе позволить, с титулованными особами, связь с тобой является самой невинной и безобидной — ты такой же отшельник, как я. Хосок быстро смог уловить суть сказанного и то, что осталось между строк и в прямом, не моргающем взгляде, который заставил его подавить желание сказать что-то неуместно откровенное. — А закрытые связи это как? Мы не сможем пригласить к себе третьего? — Хосок вопросительно дернул бровью. — Мне нравится это мы. — Пока Намджун подошел к нему почти вплотную, бросив многозначительный взгляд на колени, которые до сих пор служили препятствием на пути к… сердцу герцога, разумеется. — Давай представим, что я приехал сюда не для того, чтобы разоблачить твои тайны, а чтобы… разоблачить свои чувства. — Мне нравится это свои. — Теперь пришла очередь Хосока улыбаться, и он всё же расставил ноги, чтобы подпустить судью ближе. — Глубокие? — Показать? Намджун удивленно вскинул брови, пока герцог двумя руками схватился за его талию, притянув к себе и сразу запрокинув голову. Надеяться на то, что из всего этого может получиться что-то серьезное — Хосок был слишком опытен и циничен для этого. Получить удовольствие от ставшего неприличным флирта здесь и сейчас — то, что они оба могли себе в одинаковой степени позволить. Герцог никогда не любил мимолетные интрижки, но в этом случае казалось, что именно судьба свела их, однажды заставив запомнить друг друга и ждать этой роковой встречи. А если их свела судьба, даже если потом они разойдутся… Это будет стоить того. Широкие и чуть шершавые ладони сначала накрыли щеки неожиданно разволновавшегося герцога, а потом спустились к его шее. Судья нагнулся к нему, подобравшись вплотную и заняв место между послушно разведенных коленей. Потянулся к губам, но… — Пожалуйста, не трогай бант — моя сестра вязала его и сразу поймет, что у меня что-то пошло не так. Хосок говорил шепотом, в котором отчетливо слышалось волнение, опасно балансирующее на грани того, чтобы выдать возбуждение. — И этот человек говорил, что мне двенадцать. — Намджун вздохнул прямо в приоткрывшиеся губы, заметив, что герцог теперь вытягивал свою шею, на которой нельзя было не сжать пальцы. — Я попрошу у твоей сестры прощения лично. Хосок не смог остановить момент и предотвратить это преступление, когда длинные пальцы уверенно потянули за шелковые концы, сразу же ослабив власть воротника. Губы невесомо коснулись губ, пока пальцы, до этого расправившиеся с лентами, сжались на изящной шее, скребнув по кадыку и сцепившись на затылке. Хосок чувствовал давление, но не мог сказать, что именно теперь перекрывало ему кислород: чужие руки или же настырный язык, который уже в чувственной манере пытался вывести герцога на чистую воду. — Я не помню, когда последний раз было так хорошо. — Намджун оторвался от губ, сделав глубокий вдох, как будто перед погружением на дно. — Я не помню в принципе, когда последний раз… было. Герцог успел только самодовольно улыбнуться, прежде чем захлебнуться в ласке. Острой, как будто во рту теперь было что-то горячее, обжигающее и при этом до мурашек по спине сладкое. Идеальное попадание во вкус, в чем судья смог теперь убедиться опытным путем, до этого лишь теряясь в догадках и пытаясь забыть однажды слишком запомнившийся образ. Он не был фаталистом, однако подозревал, что мозг не просто так занимает место в памяти, а герцог Хосок никак не шел у него из головы. Теперь всё стало ясно. И захотелось остановить время, чтобы продлить этот обреченный закончиться момент. Хотя… — Как далеко ты готов зайти? В голосе герцога была провокация, а во взгляде — пожар его собственных желаний. Хосок не мог отвести глаза и не мог что-либо расслышать из-за бешено заколотившегося сердца. Не мог расслышать звон осыпавшейся на ковер посуды, а затем — не мог сопротивляться, когда Намджун взял его за талию, дернув к себе и заставляя откинуться, рукой надежно придерживая герцога за плечи. Хосок немного приподнял бедра, чтобы убедиться, что ему не показалось, и резко выдохнул, чуть не сорвавшись на стон, всё равно потерявшийся бы в сплетении языков. Возбуждение к возбуждению. Желания к желанию. Член к члену, и даже если им придется кончить, не снимая белья — это было слишком сладко и долгожданно, чтобы теперь попытаться остановиться и дать друг другу остыть. Только не в этот волшебный вечер, который уже казался дивным сном. Но ведь сон — вещь переменчивая, и никто не может предугадать, в какой именно момент он обернется кошмаром.