Паутина в цветнике

      — Соизволил явиться?       Ее величество даже не подняла глаза от только-только законченного письма, которое она аккуратно отложила в сторону, затем промокнув металлический кончик пера о специальную салфетку. Она поддерживала переписку со многими влиятельными людьми, расположением которых смогла заручиться во время своего правления. К сожалению, даже эта поддержка не сможет ей помочь в том случае, когда на троне сидит абсолютно законный наследник, который пусть и родился от дворняжки, лицом и статью был весь в своего породистого отца. И на этой мысли Селена как будто забыв о вошедшем, задумчиво уставилась на свои пальцы, на одном из которых был небольшой иссиня-черный подтек. Чонгук сказал, что его мать была одной из служанок во дворце, которая покинула его сразу после того, как узнала о своей беременности. Её величество не могла знать всех служанок, до которых ей никогда не было дела и особенно тогда, когда её собственный брак был под угрозой, но… Он был слишком хорошо воспитан для сына служанки. Можно было допустить, что король назначил ему воспитателя, предполагая, что однажды незаконнорожденный сынок получит корону, но… Очень много но.       — Ты язык проглотил?       Королева вспомнила о своем госте, заметив, что тот продолжал стоять в дверях, пока она поднялась, грациозно обогнув мягкие подлокотники своего кресла, чтобы оказаться у резного секретера. Она открыла один из ящиков, но затем, передумав, сделала шаг к книжному стеллажу, размышляя о том, что она будет читать перед сном. Её величество очень ценила покой, который слишком уютно в этих комнатах потрескивал на фитилях свеч вместе с пламенем, согревающим и настраивающим на мысли. Умные, стройные мысли, которые, как кружева, можно сплести, а затем любоваться проделанной работой и сделанными логикой выводами.       — Ты сама говорила, что ожидание только увеличивает желание, и теперь я смог в этом убедиться.       Горячее дыхание опалило нежную кожу её щеки, и королева как будто с отвращением дернула головой, сразу же ощутив близость широкой мужской груди.       — Желание? Ты что-то путаешь, милый, но я не забуду, как ты проигнорировал мое приглашение, будь уверен. Можешь придумывать всё, что угодно, но такое я не прощаю. Ты забылся, решив, что можешь меня поучить. Я уделяю столько внимания и тем, кому считаю нужным, и твои обиды…       Это должно было звучать строго, равнодушно и холодно, но по тому, как торопились звенящие обвинения, сбиваясь от волнения и спотыкаясь друг о друга, стало понятно, что королева лукавила. Она на самом деле лукавила, и когда вокруг обтянутой корсажем талии обвились руки, она сначала улыбнулась, прикрыв глаза, а затем уже только попыталась их расцепить.       — Мои обиды — показатель той самой мужской гордости, которая привлекает тебя больше, чем возможность показать себя властной и холодной, какой подобает быть королеве. Потому что мужская гордость подразумевает под собой силу, и сталкиваясь с другой силой, которая таится под этими шелками и кружевами… — Низкий голос раздавался у самого уха женщины, которая против воли стала слушать немного заворожено, всё же не забыв, деланного высокомерия ради, поднять подбородок. — Ты теперь можешь обижаться просто потому, что знаешь, что все эти выходки — лишь стремление получить твое внимание. Мой каприз, который ты великодушно исполнишь, лишь сильнее затянув на моей несчастной шее ошейник.       — Ты ревнуешь к молодым и тонким, но никто из них не умеет льстить так же красиво, как ты. Ты шипишь мне на ухо, а у меня внутри всё переворачивается… И так сладко…       Женщина прикрыла глаза, без стеснения запрокинув голову на мужское плечо, а затем запустила тонкие пальцы в жесткие темные волосы, заставляя чужие губы сильнее прижиматься к чувствительной коже и при этом не мешая им спуститься, ближе к ключицам, а оттуда...       — Ладно, твоя взяла, господин Премьер. Но оставишь меня без сладкого на ночь еще раз — я перестану лишь смотреть на молодых и тонких, начав их пробовать на вкус, без разбора. Кстати. — Селена ловко развернулась в крепких руках, не без удовольствия заметив, как скривились тонкие мужские губы, пока черные глаза смотрели на нее с агрессивным вожделением, бросающим вызов, а не вызывающим жалость. — Малыш Тэтэ до сих пор считает меня распутницей, полагая, что в моей кровати побывало всё мужское население дворца, включая слуг и охотничьих кобелей.       — Ему бы тоже не помешало послушать сочинения твоего деда, которые ты так вдохновенно декламируешь на своих вечерах. — Премьер ухмыльнулся, а потом замер, когда Селена вдруг прильнула к нему, прижавшись щекой к плечу.       — Никто никогда не спрашивал у меня, как я провела свое детство и юность. Никто не спрашивал, какие порядки в моей стране. Никто не знает, что взрослые в моей стране обязаны учить молодых своим опытом, и балы у нас сопровождаются не игрой в карты, а разговорами. Когда младшие с восхищением заглядывают во рты старшим, которые рассуждают о былом, скрупулезно выводя для подрастающего поколения нужные жизненные уроки… Но мне льстит, что маленький принц так уверен в моей природной темпераментности — значит, он сам чувствует на себе ее силу, пусть и не сдался мне как следует, хоть разочек. Возможно, если скажу, что моего тела касалось меньше сотни мужчин, в чем Тэтэ уверен, — всего лишь трое, он почувствует себя избранным и сдастся. — Она отстранилась от мужчины, для убедительности надув губы и словно от тоски опустив взгляд. — В моей стране страсть считается добродетелью, но только в том случае, если она имеет конкретную цель и взаимна, а я крайне избирательна и слишком ценю себя, чтобы отдаваться в каждые подставляющиеся руки. Давать себя всем, оправдываясь хорошим сексуальным аппетитом — распущенность, а не страсть. А вот хотеть и стремиться в руки одного единственного, даже если в этот момент в твоей жизни есть привязанность… — Королева рассеянно и при этом как будто мечтательно улыбалась, затем подняв на премьера блестящие глаза. — В общем, хорошо, что тебе не удалось свести его в могилу — я сначала хочу распробовать это наливное яблочко.       — Однажды я перестану вестись на твои провокации, и ты покроешься красной сыпью от всех тех наливных яблок, которые от обиды решишься в один момент распробовать. — Премьер расцепил свои руки, но Селена обвила его шею, прильнув всем телом к мужчине, который теперь ее не касался и не держал. — Ум женщины в том, чтобы в присутствии одного мужчины не вспоминать имена и чувства других. По крайней мере, добрым словом. Ты же…       — Мой брак строился на том, что мой дорогой муж постоянно, пусть и безмолвно держал на устах чужое имя, так и не отдав мне сердце. Мысли, тело, но не сердце. И если для женщины подобное — оскорбление, для мужчины — честная конкуренция.       — Тебя может оскорбить подобное? — Премьер искренне удивился, пока женщина отпустила его, направившись в гостиную. Как будто хотела дать себе время на то, чтобы скрыть истинные, порочащие ее как гордую женщину эмоции. — Мне казалось, между тобой и Чонганом с твоей стороны всегда был только расчет.       — Я одно время начала думать о том, что Чонгук так тянется к Тэтэ, потому что они родные братья, и что мой дорогой, но счастливо покойный муж успел пару раз обрюхатить одну герцогиню, которая затем сбежала из дворца… Такая женщина, как Тэя, могла бы запасть в душу. Я видела ее однажды, но… — Селена, рассуждая пространно и не обращая внимание на отпущенный до этого в ее сторону комментарий, недовольно поджала губы, опустившись на диван и начав задумчиво расправлять складки шелковой юбки. — Отец бы на всю жизнь сослал ее за такое в монастырь, заставив денно и нощно стоять на коленях у окна и вымаливать у неба прощения за совершенное преступление. Я помню то, что говорил о нем Чонган, и мне доводилось… Хотя, это не отменяет тот факт, что мой дорогой муж мог быть влюблен в нее, даже если они не имели связи. Росли вместе, были обещаны друг другу… В таком случае, мой король еще более жалок, чем я предполагала, но это, к счастью, уже никак ему не навредит.       — Так, ты была в него влюблена, и всё это просто было местью обманутой женщины? — Премьер опустился рядом с королевой, которая теперь отчего-то была слишком задумчива, смотря прямо перед собой и бездумно закусывая пухлые губы. — Я думал, это лишь самоотверженное стремление править и…       — Милый, если бы я хотела отомстить тому, в кого безответно влюблена, я бы убила не его, а его любовь. Сначала бы достала из-под земли, а потом туда же вернула, уже по частям. И тогда не только мои чувства обречены были бы остаться без ответа. — Королева ухмыльнулась, а затем быстро подвинулась к мужчине, который не успел расслабиться и откинуться на мягкую спинку, застигнутый врасплох внезапным оправданием. — Меня отталкивает мужская сентиментальность — однажды она оборачивается для мужчины унижением. Или смертью. — Она смотрела на него заискивающе, с игривой нежностью, и мужчина никогда не мог вынести этот взгляд, который каждый раз напоминал о том, какой эта расчетливая женщина была холодной обычно, чтобы ты ценил больше такие моменты. — Ты как маленький, но, надеюсь, еще не успел отдать мне свое сердце, потому что я его сразу съем, и ничего от тебя не останется.       — Ты же знаешь. — Дожан немного нервно вздохнул, отведя глаза в сторону, и королева мягко пальцами коснулась его подбородка, заставляя посмотреть на нее.       — Что там с замужеством Аяки?       Услышав этот вопрос, Дожан неожиданно вынырнул из своих мыслей.       — Плачет второй день. Слезы, упреки до изнеможения, обморок, и по новой. — Мужчина покачал головой. — Я стараюсь подобрать кого-то более или менее... Мой выбор и ограничен, так как Аяка не может родить ребенка, но среди вдовцов очень много достойных благородных мужчин.       — Возьмешь постарше, и у девочки появится любящий дедушка. Супружеский долг он исполнять не сможет, зато… — Селена ухмыльнулась. — Ладно, я хотела сказать, что меня тоже отдали по расчету и за нелюбимого, но мой нелюбимый был молод и исключительно хорош собой, поэтому… Но она смирится. Ей никогда не приходилось испытывать на себе искреннюю мужскую привязанность, восхищение, поэтому она не почувствует разницы между любовью и жалостью.       — Не смирится. Она противится лишь потому, что хочет замуж за одного единственного. За придворного музыканта. Кажется, его зовут Юнги.       — Герцогиня замуж за прислугу. — Селена ухмыльнулась, а затем удобнее устроилась у Премьера под боком. — Я не отрицаю, что этот мальчик талантлив или даже гениален — мне такое неинтересно, поэтому судить я не буду. Но при этом он остается безродным. Слуга он и есть слуга, и свести с ним свою единственную дочь, какой бы несчастной и жалкой она не была… Нет, Дожан.       — Ему хотят дать титул графа за заслуги перед королевским двором, чтобы мне было…       — Кто даст? Чонгук? Титул графа слуге, который затем женится на герцогине, дочери того, кто единственный может соперничать с ним за авторитет власти. Слуга, разумеется, будет по гроб жизни чувствовать себя обязанным, и без сомнений согласится на любое… — Селена запнулась. — На любое, что королю понадобится. Это не тот вариант, который ты можешь рассмотреть. Даже если Гук сможет достать для этого мальчика герцогскую грамоту. Уверена, они опекают твою дочь только с тем расчетом, чтобы однажды настроить против отца. Она очень умная девочка, и даже если не умеет читать и никогда не доберется до твоих тайн, одних ее наблюдений будет достаточно для того, чтобы вызвать вполне обоснованные подозрения, которые королю однажды окажется под силу обосновать.       — У нас одни тайны на двоих, Ваше величество.       — Тем более ты должен хорошенько поразмыслить о ее будущем. — Селена нахмурилась, а затем вновь приняла невозмутимый вид. — Она дружит с Джином, с которым я собираюсь сблизиться, и он уже спрашивал у меня, почему Аяка так долго не появляется во дворце. До замужества тебе не стоит ее запирать — пусть в сопровождении бывает во дворце. Но только когда ты уладишь всё с помолвкой. Кандидаты есть?       — Разумеется. — Премьер кивнул. — Иначе, она бы не билась в истерике. — Мужчина ухмыльнулся. — Попрекает меня тем, что я женился на ее матери по любви, а собственную дочь пытаюсь насильно выдать замуж, при том, что она уже отдала свое сердце другому.       — Расскажи, что это ты отправил ее мать на тот свет раньше положенного времени, и девочка смирится с тем, что сказки можно только читать — жизнь в них не помещается. — Селена покачала головой. — Но вообще, тебе стоило лучше следить за ней, а не полагаться на то, что на нее так и так никто не обратит внимание. Вокруг полно тех, кто готов терпеть любую страшилу, если у этой страшилы титул и папа с большим состоянием. А твоей девочке слишком просто вскружить голову, просто сделав пару комплиментов. Её истосковавшееся по мужскому вниманию сердце откликнется на любую ласку, и в этом нет ее вины. Только твоя.       — Я тебя понял. — Премьер вытянул по спинке дивана руку, второй схватившись за подбородок, начав в задумчивости водить по нему пальцами. — Но во дворце ей появляться всё же не стоит. Вряд ли она станет скрывать, что готовится стать женой.       — И что с того? Даже король не может тебе запретить выдать свою совершеннолетнюю дочь за любого благородного господина, который не успел запятнать свою репутацию. Всё, что он сможет сделать — поскрежетать на тебя зубами за то, что ты разрушил его планы. Ты вправе распоряжаться своим ребенком так, как захочешь, а ты всё же руководствуешься ее интересами. И ее возможностями. Никто не виноват, что девочка родилась неполноценной. В какой-то степени, в этом мы с ней похожи, но у меня это единственный изъян, в то время как она… Уверена, ей лучше будет в браке с благонадежным пожилым человеком, чем с тем, который однажды обязательно начнет ее попрекать за то, что она не в силах дать потомство. Тот же музыкант может говорить всё что угодно, чтобы затащить благородную невесту под венец, а потом… Ты сам знаешь. Можешь донести ей это, чтобы она стала сговорчивее, потому что меня она слушать вряд ли станет, что также твое упущение.       Селена покачала головой, а затем потянулась губами к щеке мужчины, который теперь был слишком задумчив, чтобы отвечать на ее ласку.       — Не понимаю, почему они все так страшатся брака? Я не удивлюсь, если мой милый Трэй в последний момент сбежит из-под венца, прихватив немного семейных драгоценностей. А ведь это возможность упрочить состояние и сделать карьеру, при том, что я нашла ему очень перспективную в плане связей женщину. — И королева вновь надула губы. — Я даже Трэя успела повстречать на балу, хотя он явно получил мое приглашение по ошибке, а ты, для которого я собственными руками выписывала…       — Поужинаем, и я начну выпрашивать у тебя прощения. — Дожан прямо и не моргая смотрел на королеву. — Его величество сберег мне достаточно сил, распустив собрание раньше времени. Пусть поработают министры, а я пока…       — Я даже знаю, куда он так торопился. — Селена снисходительно улыбнулась. — Жаль, что эта девочка воспитана на слишком оторванных от жизни идеалах. Я восхищаюсь тем, как она вскружила ему голову, при том, что мой названный сын совсем не глуп.       — Как ты вскружила мою, а я более зрелый и избирательный в привязанностях мужчина… — Дожан многозначительно поднял брови, пока королева, что-то проворчав, отпихнула его от себя, тут же поднявшись. — Не терпится вновь увидеть на тебе корону, моя королева.       — Мы выбрали слишком тернистый путь для этого, так что, придется подождать. И раз уж ты вымаливаешь прощения… — Она гордо расправила плечи, и премьер невольно задержал взгляд на пышной груди, самым соблазнительным образом схваченной корсажем. — Я хочу, чтобы о моем вкусном ужине позаботился ты. Сегодня ты мой слуга. В прочем, как и всегда.

***

      Чонгук узнал от своего камердинера, что всё это время Джин находился рядом с Розой, и оказавшись в своих покоях, Его величество смог в этом убедиться. Они были в его кабинете, из которого мягкой дорожкой стелился смешанный с закатным свет уже зажженного огня. Чонгук вслушивался в мелодичный напев голоса своей фаворитки, которая теперь с выражением по ролям декламировала для Джина какую-то сатирическую пьесу. Оказавшись на пороге, Его величество увидел, что голова баронета лежала на коленях Розы, которая одной рукой держала тонкую книгу, а другой рассеянно перебирала темные волосы Джина, явно от удовольствия бережных прикосновений прикрывшего глаза. В другое время Чонгук бы сам сгорел от ревности и спалил всё вокруг, но не теперь, когда он мог видеть нечаянную безмятежность на лице того, кто успел пережить слишком много за прошедшую ночь.       — Не помешал?       Король стал подпирать дверной косяк, скрестив на груди руки, и услышав его голос, баронет резко поднялся, сразу же ощутив болезненный прострел в еще не до конца забывшей удары голове.       — Лежи, не дергайся! — Увидев отразившееся мигом ранее страдание на лице Джина, Чонгук поспешил его успокоить. — Отдыхайте, я хочу принять ванну. После этого, мы сможем поужинать — Тэтэ передадут, что ты здесь. — Голос Чонгука сам по себе стал мягче, как будто он теперь всячески пытался Джина хоть как-то приободрить или утешить. Это было неосознанно, и с этим ничего не хотелось делать. — Я скоро.       — Тебе помочь? — Роза повысила голос, чтобы достать уже скрывшегося в гостиной Чонгука, который ответил ей решительным отказом.       И тогда девушка вновь аккуратно опрокинула баронета на свои колени, на этот раз отложив книгу.       — Я бы мог лежать так вечность. — Джин мечтательно улыбнулся, на самом деле теперь думая о том, что совсем скоро он сможет встретиться с Тэхеном. При этом он не забывал подставляться под ласковые женские руки, которые чувствительно и очень приятно массировали кожу головы и корни волос, как будто теперь расслабляя натруженный переживаниями мозг. — Правда, не думаю, что Гуку такое понравится.       — Если бы на твоем месте был кто-то другой, он бы этого другого убил. Но так как это ты… Вечность Его величество вряд ли позволит, но вот до момента, когда ты уснешь, сраженный этим удовольствием… — На губах Розы растянулась самодовольная улыбка, в которой затем, незаметно для прикрывшего глаза Джина, появилось сожаление и тихая, укрытая нежностью грусть. — Пользуйся моментом.       Время перестало иметь счет, потому что баронет позволил себе расслабиться. Ему нравилась такая молчаливая компания, близость которой ощущалась на кончиках пальцах и не нуждалась в озвучивании. Он на самом деле чувствовал искреннее желание помочь, сопереживание и прочее, что делало его страхи тише и прозрачнее, рассеивая в нежном свете душевного тепла. Это было лучшее лекарство, однако…       — Читала мой блокнот?       Чонгук появился в кабинете, освеженный и небрежно собирающий от лица влажные волосы, и сразу направился к столу, пока Роза и Джин, который медленно и без резких движений поднялся, переглянулись.       — Да. — Девушка решила, что врать было бесполезно, пусть она и попыталась стереть все следы свершенного преступления. — Я подумала, что если ты не спрятал в ящик… По ящикам и твоим шкафам я не роюсь! Честное слово.       — Мне от тебя нечего скрывать — спасибо, что честна со мной. — Чонгук неожиданно нежно улыбнулся, и Роза уже увереннее направилась к нему, сразу попав в плен крепких рук, издалека ощутив запах еловых иголок и соли. И обняв своего короля за шею, она прижалась носом к его щеке. — Тебе понравилось то, что ты прочитала? Могла внести правки.       Услышав это, Роза смутилась и покраснела.       — Я… Не хочу пока думать об этом. Боюсь. — Она перешла на шепот, пальцами бездумно теребя завязки его тонкой просторной рубашки, затем подняв на короля блестящий взгляд. — А ты смелый и не боишься. Но мне страшно представить, сколько понадобится времени, чтобы оформить всё это… — Она улыбнулась, не скрывая восхищение. — Ты художник, и как никто знаешь толк в прекрасном.       — Я король, так что… Времени хватит.       Чонгук заметил, что Джин теперь развернулся, положив руки на спинку и с любопытством наблюдал за ними, так как вместе с Розой успел оценить планы короля по поводу организации их будущей свадьбы, а точнее — оформлении тронного зала, который должен был превратиться в волшебный лес. Увидев, что Чонгук заметил его взгляд, Джин, улыбнувшись, отвел глаза, а затем встрепенулся, услышав знакомый голос.       — Можно войти?       Тэхен показался в дверном проеме, и Джин поднялся, чтобы скорее его обнять, ощущая свежий запах лаванды и мыла, который исходил от влажных волос, прохладой коснувшись его отчего-то ставшей горячей щеки. Вряд ли смущение — волнение? Как будто с появлением Тэхена что-то внутри с треском встало на свое место, и вместо неясного смятения, которое Джин до этого даже не осознавал, появилось чувство умиротворения и комфорта. Его высочество обнимал его двумя руками, зарывшись носом в шею и делая глубокие и шумные вдохи, чувствительно щекоча тонкую кожу. И баронет улыбался.       — Поужинаем вместе? — Чонгук уже думал о том, что попросит в качестве основного блюда и в качестве закусок. Кажется, он успел проголодаться.       — С радостью. Тем более, Роза сказала, что вчера произошло что-то очень важное, о чем вы с Тэтэ мне расскажете. — Джин смотрел на Его величество, который сначала задумался, а затем кивнул, улыбнувшись.       — Да. Я рад, что ты хочешь об этом услышать, потому что рассказ на самом деле увлекательный.       — Только опусти подробности. Не стоит Джину знать о том, насколько растрепанным и помятым был наш дорогой дядя, когда принес эти вести. — Тэхен покачал головой, с удовольствием заметив в глазах Джина любопытство.       — Ну хватит вам! — Роза нахмурилась, затем гордо подняв подбородок. — Герцог Хосок достал эти сведения в честной схватке с Его честью, который просто так бы не отдал чужие секреты. Вот и всё.       — Значит, это называется схваткой? — Чонгук искренне удивился. — А я думал…       Девушка тут же прижала тонкий палец к его губам, и Его величество, не став терять время, поцеловал ее ладонь.       — Я хочу знать! И кстати, мне… — Как будто этого не было вовсе. — Довелось на маскараде пообщаться с Намджуном. И он был рад меня видеть.       — Забудь о Намджуне — он тебе больше не пара, потому что я никогда не смогу встать между тобой и собственным дядей. — Тэхен изобразил скорбь на лице, пока Чонгук не успел скрыть смешок, за что получил ласковый тычок от Розы. — Да, Джинни. Ты всё правильно понял.       — Вам бы следовало с большим уважением говорить о чувствах герцога Хосока. Потому что в этом нет ничего смешного, и вот если бы вы тогда не смеялись, мы бы могли узнать не только… — Роза осеклась, надув губы. — Но и очаровательные подробности.       — Милая, наш дядя — взрослый мужчина. Из очаровательного там был только криво завязанный бант. — Чонгук покачал головой, затем прямо посмотрев на всё еще заинтригованного Джина. — Чтобы ты был немного в курсе: судья похитил у нас дядю на добрых полтора часа, вернув с шокирующими новостями. И следами… — Его величество задумчиво отвел взгляд. — Разговора. На чувственных тонах.       — Сплетники. — Роза хмыкнула, а затем выпуталась из рук Чонгука, направившись в гостиную. — Займусь ужином.       Проводив свою фаворитку взглядом, уже думая о том, как догонит ее, чтобы рассказать о своих только что пришедших на ум желаниях, Его величество подошел к Джину и Тэхену, который отпустил своего баронета.       — Я сам догадался о том, что случилось на самом деле. — Он говорил вкрадчиво, мягко сжимая плечо Джина. — И я, как король, могу тебя уверить в том, что преступник понес жестокое и справедливое наказание за свое преступление. По закону. А закон — это я. А я — это тот, на кого ты всегда сможешь положиться, в любое время. Можете положиться вместе с Тэхеном — я сильный и смелый, и всё смогу вынести. — Чонгук с неожиданной нежностью улыбнулся, смотря в распахнутые глаза Джина. — Веришь мне? Король всё-таки.       — Верю, Гук. — И Джин улыбнулся, а затем не стал отказываться от крепких, ощущающихся родственными объятий, потому что однажды… они на самом деле станут родственниками. — Спасибо тебе. Я очень это ценю. Очень.       Проводив довольного Чонгука, который сразу нашел фаворитку в обществе камердинера и начал диктовать свои кулинарные условия, Тэхен повернулся к Джину.       — Так как замешаны семейные тайны, мы не сможем пригласить Юнги присоединиться, но я обязательно распоряжусь, чтобы Чимин лично проследил за его ужином и составил компанию.       — Наш гений всё равно занят. — Джин улыбнулся, а затем отозвался тихо. — Спасибо, Тэтэ.       — Обсудим это тогда, когда сможем остаться наедине.       В сказанном не было какого-то сексуально волнующего подтекста — баронет видел, что его принц устал, а принц знал, что теперь его баронету нужны были тепло и забота, которыми лучше всего делиться в тишине, поделенной между двумя.

***

      Это был замечательный ужин, и что характерно — они не избегали темы случившегося с Джином. Разумеется, никто не собирался обсуждать это, болезненно мусоля кровавые подробности, но они упоминали Трэя и при этом делали это свободно. Словно это было нормально и никак не могло угрожать ни Джину, ни его настроению. Тэхен иногда брал его за руку, будто бы между прочим, чтобы от скуки унять собственные пальцы, но всё это… Словно он был в полной безопасности и мог себе позволить говорить о демонах, зная, что они больше никогда не появятся. Это было отчетливое ощущение, на котором Джин остановился. Если бы за столом все переглядывались, с тревогой останавливаясь на каждом слове, лишь бы не обидеть его, это было бы хуже. Мучительнее. А это… Это был замечательный ужин. Но одна мысль не выходила у Джина из головы, как он ни старался.       Наверное, ему стоило ее озвучить, но он видел, что Тэхен был усталым. Кажется, он не был в плохом настроении и не успел получить болезненный опыт, но он как будто был вымотан, и даже всегда горящие огнем чарующие глаза перестали блестеть. Это было важнее, особенно тогда, когда они смогли оказаться в его покоях (в их покоях, на чем Его высочество сделал особый упор, спросив Джина о согласии), до этого навестив Юнги.       — Тэтэ.       Баронет наблюдал за тем, как его принц неторопливо и аккуратно закрывал двери, думая про себя о чем-то, но услышав оклик, тут же повернулся.       — Что?       Он направился к дивану, на котором, прижавшись к подлокотнику, устроился Джин, приняв напряженную позу. И Тэхен сразу постарался его расслабить, усевшись рядом и потянув к себе, неловко, как будто играясь, опрокинув его на свою грудь, крепко обнимая. Сработало, и Джин улыбнулся, обхватив его руки и даже не думая менять положение.       — Я просто устал, Джинни. До этого мне приходилось прикладывать усилия к тому, что бы не передумать, поэтому… — Увидев, обращенный на него взгляд, Тэхен понял, что сказал, что-то не то. — Это из-за моей слабости, а не из-за того, что я сомневался в том, справедливо ли это. Я… Наверное, моя душевная организация чуть тоньше, чем у Гука, который держался намного более твердо и уверенно. Мне иногда приходилось останавливаться, чтобы… Вдохнуть и неторопливо выдохнуть. Я не сомневался, и поэтому хотел осуществить всё своими руками. Это не сомнения — я был уверен в правильности принятого решения. Это моя слабость — мягкое сердце. Тем более… Наверное, сыграло то, что я знал его другим. Другим его полюбил, и увидеть, до чего он докатился и кем на самом деле являлся… — Тэхен выдохнул, смотря куда-то мимо Джина, который не пытался его прервать. — Если бы он набросился на меня при всех с кулаками или же схватил тебя на балу, что-то требуя и пытаясь ударить, испытывая гнев и ярость, я бы смог его простить. Гнев — это честно. Но Трэй всё продумал. Понимаешь, он танцевал со мной, зная, что сделает с тобой и... что из-за этого потом станет со мной. Он всё продумал, и он ни разу не сомневался. Именно поэтому он заслужил то, что с ним случилось, от и до.       — А что… Что вы с ним сделали? — Баронет не был уверен в том, что хотел подробностей, но почему-то это казалось важным.       — Клеймили, кастрировали и выбили передние зубы — сегодня ночью он отправится в город, а оттуда, вместе с тюремным конвоем его отправят в угольные шахты, где он будет трудиться в течение десяти-пятнадцати лет. Всё по букве закона, несмотря на то, что мы не стали ждать суда, получив неоспоримые доказательства его вины. Он получил наказание за то, что пытался надругаться над фаворитом Его величества. Всё законно и справедливо. Это не месть, Джинни, и на моем сердце легко. — Тэхен улыбнулся, мягко коснувшись губами прохладного и чуть синеватого из-за синяков лба. — Единственное, что меня теперь заботит — ты. Он получил свое, а вот ты… И теперь я думаю, как научиться показывать тебе абсолютно всю свою любовь, а не только одну сотую её часть.       — Тэтэ. — Джин широко улыбнулся, а затем, повернувшись, обнял Тэхена, не долго думая, усевшись поверх его коленей. Так было и удобно, и близко. Ничего между ними не было. — Я скажу тебе честно, и ты можешь посмотреть в мои глаза — я сделал огромный шаг вперед от того состояния, что было у меня с утра. Я не чувствую себя беспомощным, ненужным и гадким. Слышу до сих пор громкие отголоски страхов, предчувствую кошмары, но я не ощущаю себя жертвой. Я убедился в том, что… Всё решено. Что я спасен. А последствия… У меня будет достаточно времени, чтобы справиться с ними. И я уверен в том, что справлюсь.       — Я не сомневался в тебе, родной. — Тэхен с нежностью улыбался, одной рукой обнимая Джина за талию, другой — коснувшись его щеки, затем скользнув пальцами к затылку, бережно его сжав. — И если вдруг тебя разбудит кошмар — разбуди меня. Если вдруг какой-то страх начнет заглушать разум и светлые чувства — скажи мне. Я со всем справлюсь, обещаю.       — Ты не только принц, но и рыцарь. Без страха и упрека. — Джин чувствовал, что к глазам подступили слезы, но это было что-то… светлое. Что-то, что не пыталось разорвать его в клочья. — Я очень тебя люблю.       — Знаешь, о чем я не переставал думать даже в тот момент, когда слушал хруст чужих зубов?       Тэхен внимательно следил за реакцией баронета, чтобы понять, насколько он был готов… Был готов, потому что в глазах было только любопытство и совсем немного тоски.       — О том, что снова смогу тебя поцеловать. Ты думал, что противен мне, противен себе, а я не могу не мечтать о том, чтобы скорее тебя обнять, прижать к себе и целовать, в перерывах пытаясь вдохнуть тебя всего и поглубже. — Тэхен говорил об этом почти с детским воодушевлением, и Джин не мог ему не верить, наклонившись чуть ниже. — Давай ты меня чуть-чуть поцелуешь? Только не в щеку, хорошо? В губы, вот сюда. — Баронет не мог сдержать расползающуюся улыбку, наблюдая за тем, каким Его высочество теперь был… Как ребенок, который пытался уговорить папу купить ему на ярмарке лишний леденец. — Чтобы я убедился, что твои сладкие губы не успели сдуться, а я самый счастливый человек на земле. Который уже поскорее хочет назвать тебя своим мужем. Очень хочет.       Они обсуждали это за ужином, разумеется, в шутливой форме, чтобы создать правильное настроение после всех вскрывшихся подробностей бала, но Джин знал, что для Тэхена это не было шуткой. И он… Если представить, что кто-то из них мог умереть, свадьба казалась необходимостью. Чтобы они смогли всегда быть рядом, связанные небом.       — Я тоже хочу.       — Начнем с поцелуя.       Баронет, шморгнув носом, чтобы не пустить возникшие лишь из-за сентиментальных чувств слезы, нагнулся к принцу, накрыв своими раскрытыми губами его раскрывшиеся губы, чуть повернув голову, чтобы получилось мягче. Слаще, и Джин как будто впервые ощущал на языке вкус этой невинной ласки. Он двумя руками обхватил лицо Тэхена, полностью контролируя свои поцелуи, пока принц двумя руками обнял его, сильнее прижимая к себе. Знакомо, привычно и всё равно по-новому. Они впервые, находясь в таком… чувствительном положении не ощущали возбуждение, не делили сексуальные желания, которые сразу торопились воплощать — для того, чтобы вновь научиться летать, для начала, нужно крепко встать на ноги, чтобы суметь оттолкнуться. Постепенно. Без давления, без отчаяния, в согласии с чувствами и успевшим пострадать телом.       Просто поцелуи. Просто близость, в уютном молчании, под самыми теплыми и ласковыми руками, которые могли сделать всё что угодно, но только не отпустить. И именно с этой мысли началось его исцеление. Но другая до сих пор не выходила из его головы. Навязчивая и… такая захватывающая.