Паутина в цветнике

      День после того, как Тэхен закончил объяснение с Премьером, застигнутым шантажом врасплох, выдался на редкость спокойным и уютным. Возможно, потому что все травмирующие и болезненные последствия уже отмененной помолвки были улажены. Улажены настолько удачно, что Юнги, перестав угрожать всем, что вот-вот лишится чувств из-за искренних и глубоких переживаний, уверил Тэхена, что уже послезавтра сможет выступить на одном из салонов, на который он был приглашен и на котором решительно вознамерился блеснуть своим музыкальным талантом ярче обычного. Потому что у него вновь появилась цель, которая теперь окружалась более радужными и ясными перспективами.       Это был на редкость приятный вечер, а вот следующее за ним утро и день обещали быть… напряженными, и этот день Джин начал с того, что с помощью Его величества составил для господина судьи то самое письмо-признание, которое, в случае расследования, должно было защитить его от судебного преследования. Они втроем проверили точность и прозрачность формулировок, после чего Чонгук и Тэхен занялись составлением королевских показаний по делу Премьера, а Джин — следил за завтраком своего лучшего друга, который на утро был почти как новенький. Новенький и бледненький, с чем Роза, баронету всю утреннею трапезу, как врачу, ассистировавшая, пообещала с помощью отца справиться. И Юнги не сопротивлялся, начав учиться принимать заботу без условий и стеснения.       И вот теперь, после всех этих приятных хлопот, Джин сидел на одной из скамеек в главном дворцовом парке, запахнувшись в шерстяной плащ. Он знал, когда у Ее величества был запланирован променад, и просто терпеливо ждал ее появления, уверенный в том, что она его заметит и обязательно привлечет к себе внимание. Погода еще не начала сильно портиться, но на небе всё чаще стали появляться тяжелые, серые облака, которые лишь из-за ласково, но уже не так жарко светящего солнца не нагоняли уныние предвкушением дождя. Однако они, а Джин, наверное, зря запрокинул голову, придавили его болезненными воспоминаниями, которые совсем скоро баронету нужно было вытащить из темных закромов памяти. Трэй. Память о нем не вызывала чувство страха и не холодила кровь тревогой. Наверное, Джин злился. Или сожалел о чем-то, неведомом даже для него. Но не боялся. Прошло не так много времени, и скорее всего, до конца справиться с пережитым потрясением он не успел, но тем не менее, он был уверен в том, что совсем скоро от него не останется следа. Только у Тэхена — небольшой, покрытый розовым рубцом шрам. Но Джин, смотря на него, пытался не думать о своем мучителе — только о том, что его принц оказался еще и рыцарем, сумев спасти их обоих. Пусть и не без помощи своего дракона. И ухмыльнувшись, Джин подумал о том, что ему стоит еще поговорить с Бэем.       А потом он, повернув голову, увидел Ее величество, которая находилась в обществе Премьера, при виде которого баронет нервно сглотнул, напряженно поежившись. Это было не по плану, однако… Если учесть, что Тэхен его переиграл накануне, заставив подчиниться своей воле… Возможно, в свете их отношений с королевой, он сможет всё ускорить. Очередной заговор против Его высочества, который вновь обречен будет исполниться чужими руками. Точнее, обречен будет не исполниться, и Джин поднялся.       Он привык к своим синякам, или просто не так часто выходил из покоев, чтобы реакция окружающих лишний раз болезненно напоминала ему, как и при каких условиях он их получил. Мази и примочки, которые прописал ему доктор Шону, действительно помогали, от чего синева на лице баронета начала стремительно отцветать, сменяя багровые оттенки на желтый и серый. И теперь, поняв, что королева заметила его, баронет шел так, как будто ничего не произошло с ним до этого, и не об его лицо однажды почесали кулаки.       — Ваше величество. — Джин низко склонился, прижимая руку к груди и уже заметив недоумение на лице королевы. — Ваша светлость.       И он повторил церемониальное приветствие уже в сторону Премьера, который смотрел на него цепкими и ядовито темными глазами, при этом, кажется, самостоятельно пытаясь понять причину увиденного.       — Что… Что с твоим лицом? — Селена, изображая тревожное беспокойство, сделала к Джину шаг, бережно коснувшись ладонью его щеки.       — Это… — Баронет встрепенулся, как будто только теперь вспомнив о своих побоях. И его челюсть тут же агрессивно сжалась. — Его высочество сделал мне… предложение.       Услышав Его высочество, Премьер сначала посмотрел на королеву, а потом также сделал шаг к Джину, взяв его за плечо. Наверное, это можно было считать проявлением вежливого участия, но зная, кто стоял перед ним и на что этот человек был на самом деле способен, баронету захотелось отшатнуться. Но он сдержался во имя благого дела.       — Я могу поддержать твое обращение к начальнику дворцовой стражи — никто в стенах дворца, кто чтит закон, не может распускать руки, будь то король или принц. — В его голосе гремела сталь испытываемой к Тэхену ненависти, которую он ощутил сразу после того, как унизил перед ним свою гордость, согласившись на все условия шантажа. — Если я буду на твоей стороне…       — Спасибо за заботу, Ваша светлость. — Джин нервно тряхнул головой, пытаясь спрятать глаза. — У Его высочества слишком могущественный покровитель, который не только не верит мне, но и... Я... Я сам справлюсь, благодарю.       — Иди.       Королева бросила на Дожана повелительный взгляд, с которым тот не стал спорить, откланявшись и направившись прочь, пока Ее величество взяла Джина под локоть, направляя по вымощенной серым камнем дорожке, залегающей в еще пока сочно зеленой траве.       — Расскажи мне. Поделись. Я знаю, что у тебя здесь нет близких и понимаю, как тяжело тебе справляться в одиночку, зная, что за его спиной стоит король. — Селена говорила почти шепотом, и прежде чем она получила ответ, Джин остановился у скамейки, по правилам хорошего тона ожидая, когда королева сядет первой. — Расскажи. Облегчи душу. Я же вижу, как тебе больно и мучительно обидно.       Ее голос звучал ласково, мягко, и если бы баронет не знал, что это игра, он бы обязательно поверил ее заботе, но не теперь. Однако, тем легче будет исполнять свою роль, без оглядки на чужие чувства, которые, видимо, невозможно было задеть даже живописными, пусть и потерявшими в сочности и яркости красок синяками.       — Это… Случилось после бала, я просто не хотел выходить всё это время, потому что… — Джин как будто невзначай коснулся лица, где когда-то был отек. — Я был очень опухшим, и нужно было время, чтобы остались только синяки. Он… — Баронет зло ухмыльнулся, уведя глаза. — Не только сильно любит, но и сильно бьет.       — За что? — Теперь Ее величество была очень сосредоточена. Как будто собиралась проявить не чудеса заботы, а чудеса смекалки, сумев в случившемся найти какой-то скрытый подтекст.       — Мы поругались. Пришли в его покои, и я, в достаточно вежливой форме и ни разу не повысив голос, высказал ему претензии по поводу того, что он весь вечер ошивался рядом с кем-то, даже не удосужившись убедиться в том, что это был я. Он молчал, ничего не говорил и даже не остановил меня, когда я собрался в свои комнаты. А я не только собрался, но и дошел до них, начав готовиться ко сну. И вот тогда… — Джин сделал вдох, как будто теперь собирался озвучить что-то очень болезненное, на самом деле дав себе время, чтобы собраться с мыслями. И теми эмоциями, что должен был передать. — Он тоже не повышал голос. Говорил, что я ничтожество и что только благодаря ему я смог оказаться во дворце. Только благодаря ему я смог сблизиться с Его величеством, который сможет вышвырнуть меня в любой момент, стоит только ему об этом попросить. Я… просто слушал, потому что по сути не мог ему ничего возразить, а потом сказал, что сам уеду, если мое общество ему неинтересно, а всё то, что он мне говорил о чувствах — банальная ложь. Я назвал его лжецом, и вот тогда… — Джин вдохнул судорожно, пониже опустив голову. Как будто был в отчаянии, вновь оказавшись в плену мучившей его до этого памяти. — Он ударил меня первый раз. Я не ожидал и не успел понять, что случилось, когда вновь пропустил удар. Я никогда не дрался, меня никогда и никто не колотил, поэтому боль… Непривычная и нестерпимая, на которую я никак не мог ответить, пока он продолжал меня избивать, унижая… Вытирал руки от крови об меня же, что-то рычал зло, требуя, чтобы я… не скулил. А я просто… — Баронет придал срывающемуся голосу чуть больше слезливой дрожи. — Я же не заслужил! Но самое страшное было впереди.       — Еще страшнее? — Королева теперь не удивлялась, вместо этого как будто проникнувшись ужасом, который в тот момент испытывал Джин и о котором он теперь с болью в голосе говорил.       — У него были грандиозные… романтические планы на ночь. — Баронет зло ухмыльнулся, отвернувшись. — И его совершенно не заботило то, что я не дал… — Джин сделал паузу. — Не хотел.       Он закончил мысль, сгорбившись и смотря куда-то, дернувшись, когда ладонь королевы оказалась на его щеке, побуждая повернуть голову.       — Ты не заслужил этого, малыш. Не заслужил. И он должен поплатиться за то, что сделал.       Она потянула его к себе, крепко обхватив плечи и прижав к своей груди. Несмотря на то, что она услышала, сердце билось ровно, и Джин невольно вспомнил Розу, которая вот также пыталась его утешить, на самом деле разделяя боль, а не делая вид. Баронет неловко приобнял Ее величество, пока она что-то нашептывала ему, покровительственно поглаживая по голове. Наверное, что-то ласковое, но Джин не вслушивался.       — Он сказал, что я стану его мужем и никогда не смогу от него уйти. Он… Как будто болен. Глаза были бешеные, руки дрожали… Он смотрел на меня как на кусок мяса, который изголодавшийся бродяга готов был съесть сырым. Его высочество, ха… Я понятия не имел, что он такой. Всегда был ласковым, мы много говорили, и я подумать не мог, что… стоило мне просто сказать что-то ему наперекор, он из принца превратился… в чудовище. Он чудовище, и я… Я не знаю, что делать.       — Стать его мужем и получить всё то, что будет тебе положено по закону, как законному супругу. Титул и половину состояния.       Джин отпрянул от женской груди, смотря на Селену распахнутыми от ужаса глазами. Ему всегда нравился театр, и теперь это увлечение смогло пригодиться. Умения, которые он успел получить, наблюдая за любительскими постановками, и потом воспроизводя всё перед отцом и Юнги.       — И что… Что я буду с ними делать?! Он никогда не даст мне развод! Я… получу всё это и обреку себя на вечные страдания! Я… Я ненавижу его. — Местами синюшнее лицо исказилось гримасой искреннего отвращения. — Я… Я никому так искренне не желал смерти, как ему! Но… Я умру первее, если соглашусь на этот брак. А я ведь даже не знаю, есть ли у меня выбор. Сможет ли он меня отпустить, или… — Джин опустил глаза. — Он знает моего отца. Он болен, и я…       — И именно поэтому ты должен быть сговорчивым, мой мальчик. — В голосе Ее величества послышалась нежная повелительность, и баронет поднял на нее удивленные глаза. — Если он становится таким, когда зол, ты должен быть тише травы и ниже воды. Послушным, заботливым. Ты же знал, на что шел, когда хотел стать фаворитом. Понимал, что это не столько об удовольствии, сколько о терпении. Но тело бренно, а забрать твою душу, твои мысли он никогда не сможет. Ни забрать, ни познать. Ты же мог так долго изображать рядом с ним любовь — что изменилось теперь? Да, он оказался жесток. Да, он оказался жесток с тобой, сделав то, что… — Королева гордо подняла подбородок. — Что нельзя простить. Но кто сказал, что согласившись на брак и привилегии, ты его простишь?       — А как же… — Джин очень талантливо изображал растерянность, хотя по взгляду Ее величества можно было понять, что она теперь мало обращала внимание на его чувства, зацепившись за слишком удачную возможность. Заглотив наживку и вместе с ней крючок, за который Его высочество затем выведет на чистую воду.       — Терпение. Терпение — это ключ ко всему. Судьба часто вознаграждает тех, кто умеет ждать.       — Ждать чего? Его смерти?! Он может… Я умру раньше. Я умру… — Джин вновь шморгнул носом, а Селена взяла его за руку, начав мягко поглаживать ее.       — Смерть всегда ходит рядом с нами, и один неосторожный шаг, взгляд, вдох… Глоток вина или кусочек мясного пирога могут значительно сократить ожидание этой трагической встречи лицом к лицу. Когда она будет дышать не в затылок, а в от ужаса увиденного конца скривившиеся губы. Дышать затхлостью могильного погребения и холодом могильной плиты.       Вот оно. Джину пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать свой триумф. Всё, что он мог теперь — помрачнеть, нахмуриться и смерить Ее величество наполненным подозрением и сомнением взглядом. Как будто не был таким, каким она хотела его видеть, но теперь, поглощенный ненавистью и злостью, собирался попробовать угодить ее коварным ожиданиям.       — Вы… Предлагаете мне убить его?       Баронет сказал это шепотом, и королева неожиданно больше расправила плечи и выпрямила спину, величественно возвышаясь над смутившимся Джином.       — Предлагать убить Его высочество? За кого ты меня принимаешь?       — Я… — А Джин на самом деле растерялся, пытаясь теперь понять, что делать и как реагировать на то, что он услышал.       — Разве палач и приговоривший к смерти судья совершают убийство?       Селена всматривалась в него, и взгляд этот ложился тяжестью ее власти и злых намерений на плечи, пытаясь проникнуть под кожу, к мыслям и страхам. Джин сглотнул, отрицательно помотав головой, завороженно всматриваясь в блестящие глаза.       — Его высочество совершил непростительное преступление, и он обязан понести наказание, несмотря на ту власть, которую он успел обрести здесь. Он позволил себе жестокость, о которой порядочный человек даже мыслить не может, не говоря уже о том, чтобы вкладывать ее в собственные руки. Как нож. Как яд, который убивает других. Медленно, незаметно приближая час расплаты.       Она не говорила прямо, но всё читалось между строк.       — Я… — Джин замялся, как будто пытаясь прийти в себя под немигающим взглядом Её величества, всё еще поджимая плечи. Немного промедления, заминка, которая была необходима на то, чтобы решиться и выглядеть в этот момент убедительно, и вот баронет уверенно выпрямился, даже приподняв немного подбородок, чтобы смотреть на королеву так же, как она смотрела на него. — Мог бы стать палачом и судьей. Топор или яд — всё неважно, когда на кону… справедливость. Я бы ни за что и никогда не помыслил ни о чем подобном, если бы он первым не преступил черту. Он… Обещал покровительство, а стал… мучителем. Моим мучителем.       Баронет смотрел на королеву, и по его щеке покатилась слеза. Получилось весьма эффектно, но в этот момент Джин вспомнил не то, как его истязал злодей, а то, как Тэхен, плача вместе с ним, забирал у него кошмары, заменяя их самыми светлыми и горячими чувствами, уничтожающими запрятавшийся под кожей страх. И это сработало. Селена не смогла понять природу этих слез, лишь уверившись в том, что Джин успел испытать достаточно страданий, чтобы теперь не отказаться от этой опасной затеи. Теперь и тогда, когда королева сможет предложить ему конкретный план. Надежный и безотказный, который сделает из баронета герцога-вдовца. Правда, для этого придется взять с него письменное заверение в том, каковы его истинные намерения. Селена доверяла ему, видя синяки и ссадины, которые появились без какого-либо шума, так, как могли появиться только от очень благородной руки. Но все же это было серьезное и, более того, подсудное дело, и нужны были гарантии, что в решающий момент мальчик не решит передумать. У него не будет выбора, если на руках у королевы будет его признание. В том, что он собирается отравить своего супруга. Сам. Она придумает такой текст, что никто и никогда не сможет заподозрить ее в соучастии. В коварстве. Выведет из игры принца, и король останется здесь совсем один. Один наедине со змеями, которые рано или поздно смогут обвиться вокруг его шеи достаточно сильно, чтобы она хрустнула.       — Мы обязательно что-нибудь придумаем, мой мальчик. Обязательно. — Теперь Селена говорила ласково, улыбалась ласково и ласково касалась бледной, разукрашенной синевой щеки. Выставляла эту ласку на показ, под ее лживым покровом пряча настоящие мысли и эмоции. — Я спасу тебя. Ты не успел узнать мать, но чужих детей не бывает, и теперь, когда я вижу все твои страдания, мое сердце откликается, обливаясь слезами. Я спасу тебя. И ты однажды перестанешь страдать, получив за это щедрое вознаграждение.       Змея. Она была змеей, которая уже направлялась в силок. Самонадеянная муха, которая вдруг решила, что сможет полакомиться на сплетенной пауком паутине, обманув его. Паука невозможно обмануть — только стать его основным блюдом.

***

      — То есть, я настоящий изверг? — Тэхен, хищно прищурившись, смотрел на Джина, который удобно устроился рядом с ванной, положив руки на её укрытый плотным хлопком край. И Джин засмеялся, когда Его высочество начал медленно опускаться, пока над водой не остались одни глаза.       — Я начал тебя бояться, после своего же рассказа. — Баронет поднялся. — Ты уже долго плескаешься — добавлю горячей.       Он направился к котлу, поглубже запахнувшись в халат, успев принять ванну до этого, пока дожидался возвращения Тэхена, который очень задержался в королевской библиотеке вместе с королем. И Тэхен не спускал с него глаз.       — Знаешь, что мне больше всего нравится добавлять в свою ванну?       — М? — Джин, взявшись за большой и удобный черпак, склонился над котлом, затем аккуратно, там где были ноги принца, вылил в ванну крутой кипяток, затем отложив ковш и закрыв котел.       — Тебя. С тобой мне в ванной даже не нужна вода. — Тэхен с удовольствием наблюдал за тем, как Джин, закатив глаза, улыбался. — Присоединишься? Я обещаю, что не буду смотреть, пока ты не опустишься в воду. Даю слово!       И в подтверждение сказанного, Его высочество прикрыл глаза ладонями, посильнее их прижав, чтобы у его баронета не было сомнений в его честности. Он помнил о том, что Джин до сих пор предпочитал не обнажаться при нем, испытывая беспокойство, которое предпочитал скрывать. Однако он не избегал тактильного контакта, иногда первым стремясь к нему, и совместное принятие ванны в этом случае было самым замечательным способом расслабиться и получить удовольствие от тактильной близости, кожей к коже. Джин был уверен, что Тэхен не будет ни на чем настаивать, всегда и во всем теперь проявляя беспримерную деликатность, но…       — Тэтэ.       — Что? — Его высочество продолжал сидеть с закрытыми ладонями глазами.       — Можешь смотреть.       — Джинни. Я буду смотреть только тогда, когда ты скажешь Я хочу, чтобы ты смотрел. Я знаю, что ты изо всех сил стараешься, чтобы…       — Я хочу, чтобы смотрел.       В голосе баронета неожиданно прозвучало твердость, и принц неуверенно открыл один глаз, заметив, что Джин уже развязывал длинный пояс, смотря на свои пальцы, а потом подняв глаза на Тэхена. Смотрел пристально, а потом одним движением спустил с плеч халат, подойдя к ванной. Его высочество внимательно следил за телом баронета, но не для того, чтобы насладиться его великолепной наготой — пытался найти признаки того, что Джин теперь совершал над собой усилие. Кажется, он был расслаблен, и Тэхен подвинулся ближе к краю, расставив ноги, чтобы Джину было, где разместиться. И принц тихо что-то зашипел, когда баронет почти опустился в воду.       — Писю придавил?       Он посмотрел на Тэхена из-за плеча, с удивлением, а не сочувствием, и Тэхену оставалось только засмеяться, запрокинув голову и отдавшись необъяснимому в его возрасте веселью. Как будто ему было девять.       — Писю надо поберечь.       Джин понял, что именно смешило его принца, и пока руки Тэхена покоились на бортах ванной, он, заведя свою за спину, очень осторожно и аккуратно…. Тэхен дернулся, тут же потеряв в веселье, когда ощутил на члене пальцы. Мягком, но почему-то у него появилось ощущение, что это было ненадолго.       — Прости.       И Джин, наконец, смог удобно откинулся на грудь Тэхена.       — С каких пор ты извиняешься за то, что трогаешь мой член?       Баронет прикрыл глаза, удобно расположив голову на плече своего принца, который тут же обнял его, под водой заскользив пальцами по гладкой коже.       — Да, это тебе стоит извиниться за то, что в моем присутствии он мягкий.       Тэхен растерялся настолько, что даже замер, и Джин повернул к нему голову, сразу наткнувшись на такой же растерянный, как весь принц, взгляд.       — Я сегодня зашел к доктору Шону. Он меня осмотрел и сказал, что всё… зажило. Внутри. Потому что я выполнял рекомендации и потому что там всё заживает… ну… В общем, остались только отцветающие синяки.       — Джин. — Его высочество не заметил, как подобравшись к обсуждению столь деликатной темы, его голос стал глуше. — Ты же знаешь, что я не думаю об этом. На данный момент, секс мне с успехом заменяет твое хорошее настроение, и если кто-то спросит теперь, что для меня, обожающего секс, лучше, я не смогу ответить сразу. Потому что…       — Я люблю тебя. — Баронет с нежностью улыбнулся. — Я… Просто хочу, чтобы ты знал. Что в нашу первую брачную ночь мы не будем смотреть на звезды.       — Так, мне нужно обещание. — Тэхен неожиданно стал серьезным, крепче обняв Джина. — Дай мне обещание, что мы не будем смотреть на звезды не потому, что ты что-то должен, а потому, что ты чего-то захочешь. Я чувствую. Я всё чувствую, и могу тебе сказать сразу — я узнаю, если ты просто захочешь мне угодить. Узнаю и тут же заплачу. Представляешь, твой муж будет плакать в свою первую и последнюю брачную ночь.       — Я… — Джин опустил глаза, а затем уткнулся носом Тэхену в шею. — Скучаю по тебе. Очень скучаю. Единственное, что меня останавливает — я не знаю, как поведу себя, когда… Ты же знаешь, что он делал. Пальцами       Его высочество прижался щекой ко лбу притихшего баронета, пытаясь заслонить поднимающуюся внутри злость желанием успокоить и обнадежить свою любовь.       — В этом случае есть выход. Есть одно приспособление, которое однажды кто-то придумал для того, чтобы… Было только приятно.       Услышав это, Джин отстранился от него, вдумчиво вглядываясь в его глаза.       — Пробка?       Нельзя сказать, что баронет успел проникнуться этим торжеством чьей-то находчивой мысли, но тем не менее… Это ведь… Боль доставили только руки, тело запомнило только эту боль. Не от члена, не от…       — Да. — Тэхен кивнул. — Сможешь сам ею воспользоваться или доверить это мне — всё, что угодно, если тебе будет так комфортно. Но, повторюсь, только в том случае, если ты захочешь. Можешь позволить себе быть эгоистом. Захотел, сказал мне, а я уже придумал, как тебя удовлетворить так, чтобы ты ни о чем не пожалел. Главное — за-хо-теть!       Джин смотрел на сосредоточенно рассуждающего Тэхена, и на его лице начала проявляться улыбка, которая с каждым мгновением становилась игривее. И Его высочество невольно вернулся к тем временам, которые не успели омрачиться пережитой ими трагедией. Удивительно, если тогда казалось, что мир никогда не станет прежним, то теперь… Просто они оба старались, но Джин, разумеется, намного больше, что иногда вызывало у Тэхена беспокойство, которым он делился и которое больше не возвращалось. Они держались друг за друга и доверяли тем чувствам, которые были между ними. И как оказалось, такие чувства могли сотворить чудо.       — У тебя встал, Тэтэ.       Услышав это, Тэхен сначала стушевался, а потом гордо задрал подбородок, успев до этого быстро поцеловать Джина в нос, как будто награждая за проявленную внимательность.       — Ты сказал, что скучал по мне — этого достаточно. Потому что я также скучаю по тебе, и можешь мне поверить — ты забудешь всё на свете, как только я до тебя доберусь, даже свое имя. Будешь помнить только меня и то, как мне с тобой повезло. А пока — просто не обращай внимание.       — Отвлеки меня. — Джин смотрел на Тэхена с хитрым прищуром.       Наверное, свою роль сыграло то, что его план сговора с королевой смог с успехом осуществиться. И пока он план осуществлял, невольно возвращаясь к однажды произошедшему, не смог найти внутри той боли, что билась в нем до этого, заглушая стук сердца. Слабые отголоски, которые, прислушиваясь к другим мыслям и чувствам, можно было не заметить. Ему было легко. Внутри было легко и светло, как будто гроза совершенно отгремела, и на небе, до этого лишь стыдливо проглядывая через излившиеся кошмаром тучи, появилось солнце.       — Я могу тебе спеть о своей любви. Хочешь? — Его высочество неожиданно самодовольно улыбнулся. — Я умею. Но лучше чем петь, я умею… тебя есть!       Тэхен, явно теперь изображая тигра, зарычал, а потом, не дав Джину рассмеяться, впился в его губы с присущим только голодным хищникам рвением. Но постепенно в этот переполненный тигриной страстью поцелуй начала проникать нежность, волнующим кровь трепетом заставляя замедлиться, чтобы насладиться биением на кончиках сплетенных языков чувственной ласки. Вода остывала, а губы продолжали сладко цепляться за губы, не давая моменту прерваться.       — Когда мы поедем к твоему отцу? — Его высочество в очередной раз с удовольствием наблюдал за тем, с каким аппетитом Джин уминал свой любимый утиный паштет. — Завтра у нас с Юнги насыщенная культурная программа, и я уеду рано, а приеду поздно, потому что путь не близкий, но в приятной компании воспрявшего духом музыкального гения… — Тэхен рассуждал с рассеянной улыбкой. — Надеюсь, ты найдешь, чем заняться и не будешь скучать.       — В моем распоряжении будет одна фаворитка короля, а еще я очень надеюсь, что мы, наконец, увидим Аяку. — Баронет, отставив пустую тарелку, обратил внимание на заварочный чайник, и принц, как будто угадав его желание, наполнил его чашку, затем уже себе подлив немного ароматного чая. — Я думал, что встречу ее сегодня, но…       — Я поинтересуюсь у Дожана при случае. Через пару дней у нас запланировано очередное министерское собрание, и он точно будет на нем присутствовать. И готовиться, потому что главное слово, как водится, будет принадлежать ему, как Премьеру и главному советнику Его величества. — Тэхен улыбнулся, заметив, что Джин, задумавшись, всё еще пытался понять, почему Аяка не примчалась во дворец сразу после того, как узнала хорошие новости. Ладно, на следующий день. — Джинни, я уверен, что с нашей герцогиней всё в полном порядке — возможно, она просто хочет хорошенько выспаться и набраться сил, потому что, я уверен, последние несколько дней успели ее вымотать. — Улыбка сошла с лица. — Он не посмеет ничего с ней сделать, потому что успел поверить в то, что я незамедлительно приведу все угрозы в исполнение и разорву все договоренности в случае, если он решит отступить от своих слов. Тем более, я уверен, что взяв с меня обещание не говорить Аяке истинные причины его решения, он выставит себя перед ней раскаявшимся отцом. И только поэтому я решил первым ее уведомить, не вдаваясь в подробности заключенной между мной и Премьером сделки, но при этом упомянув о том, что мне пришлось прибегнуть к шантажу. Так что… Уверен, что наша милая герцогиня совсем скоро почтит нас своим присутствием. А если не почтит — мы всегда можем нанести ей визит, потому что кто вообще может не пустить на порог принца и самого красивого баронета?       — А ты будешь участвовать в этом министерском собрании? — Кажется, сказанное сумело Джина успокоить, и он решил обратиться к главной теме. — Полагаю, что к отцу мы поедем после него, потому что, судя по всему, вам с Его величеством тоже нужно к нему готовиться, если учесть, как много времени вы вдвоем пропадаете в его личной библиотеке.       — Ты всегда можешь помочь и присоединиться. — Тэхен улыбнулся. — На самом деле, до сих пор Гук во многом полагается на мнение Премьера. Это совершенно нормально, если учесть, что правит он всего год и в принципе молод, при том, что несмотря на все недостатки, Дожан очень умный и дальновидный политик. Однако, брат хочет проявлять больше самостоятельности, а для этого нужна уверенность, а для этого, в свою очередь, знания. Не общие, которые мы вместе черпали из научных трактатов, а конкретные, которые включают в себе документальное сопровождение принятых мер и их долговременные последствия. Всё это ему доступно, а в четыре глаза с таким объемом информации справляться намного проще. — Тэхен выдохнул. — В общем, именно на этом собрании Чонгук хочет утереть Премьеру его орлиный нос, взяв финальное слово и самостоятельно подытожив всё то, что успеет узнать от министров.       — Честно сказать... — Джин, откинувшись на спинку кресла, задумчиво увел взгляд в окно. — Я перед экзаменами волновался, а здесь… Ты несешь ответственность за страну. За огромное число людей, которые уповают на твою власть, надеясь, что ты сделаешь их жизнь легче, лучше, безопаснее и всё остальное, о чем мечтает каждый гражданин. И если простые люди ничего не услышат и не узнают, из того, что происходит за стенами дворца, то вот министры…       — Да, нужно постоянно подтверждать собственный авторитет, особенно, если ты молод и только-только вступил на престол. К сожалению или к счастью, принадлежность к королевскому роду не делает тебя неуязвимым перед мнением тех, кто пусть и не наделен властью, но при этом способен на нее влиять. И что самое страшное — никто не скажет о своем недовольстве открыто, шепотом за твоей спиной собирая единомышленников. — Тэхен вздохнул. — Это очень тяжело, и именно поэтому я здесь. Чтобы помочь ему обрести уверенность. Я не сомневаюсь, что Чонгук будет лучшим королем, но для того, чтобы он сам в это поверил, нужно время. Нужны рядом люди, которым ты будешь доверять, и для которых твой авторитет при этом будет непререкаем. А пока рядом Премьер и Ее величество… Уверен, ты понимаешь.       — И восхищаюсь.       — Хотел бы стать новым Премьером? — Тэхен хитро прищурился, пока Джин удивленно округлил глаза, даже ткнув себя пальцем в грудь, будто не веря тому, что услышал. — Уверен, у тебя бы получилось.       — Уверен, ты шутишь. — Баронет ухмыльнулся, на самом деле задумавшись о том, смог бы он занимать настолько важный пост в управлении… целой страной. — Слишком большая ответственность.       — Да, поэтому я тоже сразу отказался. — Тэхен кивнул, и Джин улыбнулся. — Гук говорит, что я трус, а я говорю, что дядя не вечен, а наше герцогство обязано процветать! А ты… — Его взгляд потеплел и на губах появилась мягкая улыбка. — Будешь моим личным Премьером. В управлении герцогством ответственности всё же меньше, чем в управлении королевством, так что… Не отвертишься.       — Я подумаю. — Джин гордо задрал подбородок, думая о том, что сумел бы справиться с ролью управляющего делами герцога. Разумеется, подучившись и набравшись опыта под бдительным присмотром опытного и всезнающего герцога Хосока. — Над тем, что еще нужно узнать, чтобы точно справиться такой ответственной должностью. Но мы слишком далеко заглядываем вперед. Нужно быть скромнее.       — Да, и для начала спланировать поездку к твоему отцу. — Тэхен сосредоточенно нахмурился, затем поднявшись. — И чтобы точно не застать его врасплох, напишем ему, но точную дату не укажем. В любом случае, он успеет ответить — я лично попрошу посыльного задержаться для этого.       — Замечательная идея. Пойдем.       И Джин первым направился в кабинет Его высочества.

***

      Герцог появился в приемной Верховного судьи на этот раз с легким сердцем и небольшой папкой в руках. И увидев его, секретарь тут же поднялся, затем почтительно склонившись.       — Добрый день, Ваша светлость.       — Добрый-добрый. — Хосок обворожительно улыбнулся.       — Вы желаете почтить визитом Его честь? Он…       — Мне нужен Лиам. — Герцог сдержал улыбку, увидев на лице молодого человека удивление, которое тот очень пытался скрыть. — Господин Лиам, где я могу его найти?       — Зачем вам нужен господин Лиам, Ваша светлость?       Хосок подпрыгнул на месте, слишком неожиданно услышав за спиной знакомый голос, который тут же заставил его обернуться, чтобы с праведным негодованием посмотреть в бесстыдно и очаровательно улыбающиеся глаза. У них была теперь тайна на двоих, и фактический надсмотрщик Его чести перестал производить на герцога устрашающее впечатление. И Хосок смог убедиться в том, что большую часть времени Лиам пребывал в отличном расположении духа и добродушно улыбался своими большими глазами. Умел улыбаться глазами, и, наверное, поэтому очаровывал. Разумеется, если ты не помышлял чего-то противозаконного или… противосудебного.       — Я могу подать на тебя жалобу? — Герцог гордо поднял подбородок, пока Лиам, дав знак секретарю, предложил Хосоку направиться в кабинет, явно зная о том, что его начальник и, как оказалось, друг, теперь был свободен, отделавшись от обычной утренней судебной рутины, чтоб подготовиться к вечерней.       — Проходите, Ваша светлость. Я отвернусь.       И Лиам пропустил его через открывшиеся специально для герцога двери, затем закрыв их и не торопясь поворачиваться, теперь спиной находясь к тем, кто присутствовал в кабинете. Хосок смотрел на него через плечо, направляясь к столу, а затем врезался в поднявшегося Намджуна, который тут же, не стесняясь, крепко его обнял, стиснув так, что герцог чуть не выронил свои документы.       — Я приехал забрать карточный долг.       Момент был только для них двоих, выведя за скобки всё остальное несущественное, и Хосок теперь говорил тихо, смотрел с пленительной поволокой и в готовности подставлял губы, вспоминая теперь, как эффектно Намджун накануне поддался, когда они разделили на троих несколько карточных партий.       — А еще воспользоваться твоим надсмотрщиком. Потому что тобой пользоваться я могу исключительно в личных целях. — Хосок сделал шаг от судьи, который теперь, когда они были вместе, не мог сдерживать очарование своих не исчезающих с лица вместе с улыбкой ямочек.       — Я тоже сгожусь для личных целей. — Лиам встал рядом с судьей, напротив Хосока, который только закатил глаза, а затем стал улыбаться. Угрожающе многозначительно. — Я при исполнении своих обязанностей, прошу помнить об этом.       — Именно поэтому я теперь обращусь за помощью не к судье, а к тебе, потому что успел узнать, что ты тоже весьма компетентен во всяких там юридических делах. — Герцог только ухмыльнулся. — За откровенность нужно платить, но там сущие пустяки. — Он раскрыл папку. — Несколько важных долговых расписок, по которым по каким-то неведомым для меня причинам постоянно откладываются сроки оплаты. Этим занимается мой управляющий, но он только пытается найти законные основания для обращения в суд, а ты, о великий, ужасный и весьма симпатичный, справишься с этим быстрее, потому что суд течет у тебя по венам.       — Давай, я посмотрю. — Намджун вытянул руку, но когда заметил на себе взгляд Хосока, руку опустил, обратившись к Лиаму. — Посмотри ты. Для тебя дело плевое, а для меня — лишний повод убедиться в том, как мне повезло с доверенным лицом.       — Только, пожалуйста, когда будешь смотреть, повернись к окну — мне нужно сказать Его чести что-то очень важное. — Хосок сделал серьезное выражение лица, пока Лиам, все еще не уверенный в том, что поступает правильно, взял из его рук кожаную папку. — Спасибо. Ты ангел.       — То есть, ты приехал для того, чтобы я сделал за тебя работу, пока ты от работы будешь отвлекать судью?       Услышав к себе столь вольное обращение, герцог лишь широко улыбнулся.       — А говорил, что не сможешь опустить формальности — всё ты можешь! Только не отвлекайся от дела.       — Я сам виноват. — Лиам покачал головой, винясь теперь в том, что в непринужденной обстановке смог слишком быстро и недвусмысленно показать, что испытывает к герцогу симпатию, а герцог тут же ответил ему взаимностью.       — Да, в том, что несмотря на ту работу, что выполняешь, являешься очаровательным, вежливым, деликатным и со всех сторон замечательным и незаменимым человеком, которого ценит даже тот, за которым ты настойчиво присматриваешь. — Хосок приподнял подбородок, как будто теперь зачитывал официальную благодарность. — А теперь живо за стол и к окну лицом.       Герцог нахмурился, пока Лиам, которому на самом деле было несложно оказать помощь, только ухмыльнулся, а затем послушно занял кресло, демонстративно отвернувшись к окну.       — Так, что ты хочешь на ужин? — Хосок подошел к Намджуну вплотную, двумя руками обхватив его в районе талии и совсем слегка запрокинув голову, что было необходимо при их небольшой, но все же разнице в росте. — Я отдам распоряжение сразу, как только окажусь дома. Хочу, чтобы ты вкусно поел. И… — Он быстро глянул на Лиама. — Ты, наверняка, в курсе, от чего текут слюнки у этого господина, так что, буду признателен за эту бесценную информацию.       — Всё, что угодно, на твой вкус. — Судья смотрел на своего герцога с безотчетным обожанием, переживая теперь самый яркий и горячий период влюбленности. — Лиаму то же самое.       — Скажи мне просто, мясо или дичь. — Хосок улыбался. — И что ты хочешь на десерт.       — То, что я хочу на десерт, Лиаму точно не подойдет. — Намджун задумчиво закатил глаза, а затем широко улыбнулся, заметив, что герцог очаровательно покраснел. — Шоколад во всех проявлениях. Я не притязателен в еде, к слову, как и Лиам. Когда я был молод и имел отменный аппетит, учеба занимала всё время, которого хватало лишь на то, чтобы найти что-то съедобное и успеть засунуть в рот.       — Я приучу тебя к изыскам. Моя кухарка, на которую я иногда молюсь перед сном, готовит так, что… Пальчики оближешь. Свои, а потом мои.       Хосок мечтательно улыбался ровно до того момента, пока его улыбку на поймали губы Намджуна, нетерпеливые и до подкашивающихся коленей нежные. Сладкие. Герцог полностью разделял чувства своего судьи, постепенно начав убеждаться в том, что у них было много общего, помимо пылкого темперамента.       — Надеюсь, ты останешься на ночь. — Хосок сказал это на чувственно сорвавшемся выдохе, который поспешил спрятать, вновь соединив их губы. — Чувствую себя мальчишкой.       — Я тоже теперь сомневаюсь, не двенадцать ли мне всё-таки.       Между ними пылал огонь страсти, в который на первых порах чувства постоянно подбрасывают дров, но вместе с тем была нежность и был трепет, который, наверное, и доставлял наибольшее удовольствие. Однако, теперь им не суждено было насладиться близостью друг друга, которая и так обречена была прерваться. Раздался настойчивый стук, который недвусмысленно намекал на то, что дело было важным. Намджун тут же мягко отстранил Хосока, пока Лиам, аккуратно отложив папку, направился к двери.       — Ваша честь. Донесение из дворца.       Очевидно, оно было передано не только письменно, но и устно, потому что секретарь уверенным шагом направился к Намжуну, который, приняв письмо, наклонил голову, сосредоточенно вслушиваясь и вчитываясь. Хосок внимательно следил за выражением его лица, прямо на глазах затемняющееся чувством долга и профессионализмом, который в любое время превращал очаровательного мужчину в Верховного судью.       — Лиам. Процедура по третьей форме. Найди судебного комиссара — нам может понадобиться сопровождение для осуществления ареста.       Хосок пытался понять, что такого могло произойти во дворце, пока и Лиам, и секретарь, с которым доверенное лицо успел перекинуться парой слов, покинули кабинет.       — Что случилось? — Герцог не заметил, как его сердце забилось где-то в районе горла. — Что случилось, Джун? Напоминаю, там моя семья, и…       — Раскрыт заговор. Против короля.