Тебе кто-нибудь говорил, что ты просто нечто?

      Шерстяной фисташково-коричневый костюм никак не спасал от холода, пока Генри стоял у входа в ресторан, устав сидеть в ожидании. Погладив рукав пиджака, он удивился, что знает, как выглядит фисташково-коричневый. Элизабет опаздывала, заранее об этом предупредив и он ждал. Кажется, слишком нервно.       Зыбкий озноб пробежался по спине. Только у него не было уверенности в том — вызывает его вечерняя прохлада или воспоминание тёмного каштанового взгляда. В аккурат с этим чуть дальше от входа остановилось такси, от вида которого внутри Генри затянулся тугой узел из волнения, ожидания и надежды. Которые оправдались. Белое шёлковое платье ниже колен, в тот же тон пальто и маленькая россыпь жемчужин на ключице — это всё, что мужчина смог увидеть до момента пока она не подняла своего взгляда, подчеркнутого тёмной краской. Её лицо тут же посветлело от милой улыбки, пока она лёгкой поступью приближалась к нему.       За весь вечер он определенно мог заметить, что она как-то изменилась с момента их совместной работы в ателье — не было нервных движений рук и извинений за опрометчивые движения; не было зажатой нижней губы между белыми зубами и нахмуренных бровей. Только внимательный взгляд. Внимательный и задумчивый.       — Тебе комфортно? — пытался узнать Генри.       Но она только слегка кивала, подпирала голову ладонью, упираясь локтём в стол, а после нежно и задумчиво смотрела исподлобья, взмахнув длинными ресницами. И этот жест вызывал у Генри стремление быть более остроумным, более соблазнительным и искушающим. Поэтому он шутил так, что в большинстве случаев видел блестящие слезинки на её глазах. Флиртовал, вызывая поразительной красоты румянец. И не упускал возможности быть откровенным и искренним в том, что она спрашивала и зачастую, видел, как она удивлялась и робко произносила:       — Ты пугающе откровенный. Мне это так нравится.       И это произносили губы, с которых уже заметно подтерлась ализариновая помада, оставляя еле заметный след, от которого они казались слегка опухшими. В голову пришли ассоциации, весьма настойчивые, когда он мог бы кусать эти губы в пылком порыве. Особое удовольствие было видеть, как она стягивала с вилки кусочек грудинки, облизывая розовым языком нижнюю губу и слегка её прикусывала. Кажется, его нервный выдох в эти моменты слышал весь ресторан.       — Всё хорошо? — она принимала самый озадаченный вид из возможных.       — Конечно, — лгал он, принимая во внимание её пристальный взгляд.       — Tu es si silencieux parfois.       — Мой французский ограничен набором из всем известных слов и всего нескольких предложений.       — Например?       — Puis-je avoir un verre de bière, Je suis prêt à travailler и…       — Великолепно. — подхватывала Элизабет и он мог слышать, как её тихий смех заполнял пространство вокруг. — Но ты почему-то остановился. Что ещё?       — Боюсь ты этого не выдержишь, — Генри положил в рот кусочек говядины и игриво посмотрел на Элизабет, что выглядела весьма заинтересованной.       — Интересно… Ты видишь во мне слабачку, значит. Ну, хорошо. — Она вытерла салфеткой губы и с вызовом посмотрела на Генри. — Предлагаю пари — если я выдам хотя бы малейшую реакцию на «ты этого не выдержишь», то в твоей власти придумать одно задание в пределах этого ресторана, которое я обязуюсь выполнить.       Генри очередной раз подтвердил своё наблюдение, относительно её изменений в поведении. Смелая, милая Элизабет.       — Мне нравится такая игра. По рукам? — он протянул руку, которую она незамедлительно пожала. — Готова?       Элизабет выпрямила спину, и положив руки на стол, сомкнула кисти в замке, выдавая в этом движении своё согласие. Генри наклонился чуть вперёд, желая, чтобы его фраза достигла только её ушей. Его голос понизился до тембра, который всегда имел необходимый ему эффект и практически шёпотом произнёс:       — J'aime la façon dont tu saisis les draps.       Тут же заняв прежнюю позицию, Генри лукаво улыбнулся и изогнул бровь, наблюдая как Элизабет борется со своими реакциями, прекрасно поняв значение фразы. Вначале она и правда казалась неприступной, смотря ему прямо в глаза, словно бросая вызов его уверенности. Но уже спустя несколько секунд её губы сомкнулись в тонкую линию, а глаза заискрились улыбкой, которая ещё больше выделялась зардевшимися щеками.       — Чёрт возьми, — она нервно сглотнула, отпив из фужера полусладкое. — Говори своё задание.       Генри засмеялся, оказывая содействие её смущенным смешкам.       — И как ты могла доверить мужчине, с которым находишься на свидании, придумывать задание?       — Мне говорили Генри Кавилл — джентльмен.       — Сейчас я очень жалею, что когда-то решил придерживаться этой роли.       Неосознанно Генри окинул взглядом грудь, ключицы и шею Элизабет, чем вызвал изгиб тонкой брови, из-под которой на него с некой игривостью и удовольствием смотрели красивые глаза. Генри остановил проходящего мимо официанта.       — Я хочу заказать каждому гостю этого заведения по бокалу хорошего вина.       — Каждому, сэр? — удивлённо спросил официант.       — Каждому.       Парень слегка кивнул и быстрым шагом удалился в сторону кухни.       — Что ты придумал?       — Ты должна будешь всех обслужить.       — Мне нужно каким-то образом уговорить официанта отдать мне поднос с фужерами и ходить по ресторану, объясняя, что это презент от Генри Кавилла?       — Шеф этого ресторана мой хороший друг, поэтому ты будешь говорить, что это комплимент от шефа. Но, главное — ты должна будешь надеть фартук.       — Ох, — она стыдливо прикрыла глаза рукой и тихонько рассмеялась.       — Но тебе нужно не забыть, что я такой же клиент этого ресторана.       Элизабет встала с места и тихонько произнесла:       — Я заработаю много денег, когда сообщу в прессу, что у Генри Кавилла фантазии на тему официанток.       — Боюсь, что в этой истории мои фантазии явно не про официанток.       Откровенный и неприкрытый флирт отражался в полном противоречиях взгляде, которым Элизабет окидывала Генри. Последним штрихом его удаляющегося спокойствия стала вздымающаяся женская грудь, что набирала как можно больше воздуха, после затаившегося дыхания. И Генри ловил это дыхание внимательным взглядом, когда губы Элизабет слегка открывались.       Он провожал взглядом эту, почему-то захватывающую дух, женщину, которая каким-то чудом согласилась пойти с ним на свидание. По краткой женской улыбке и легкому касанию к собственным ключицам, он понял, что сейчас официант слышит смущенный смешок Элизабет, пока она пытается его убедить совершить то, что пообещала выполнить в споре. Генри слегка развернул стул, намереваясь не пропустить ни одной улыбки, с которой она будет подходить к остальным гостям.       И всё же ей удалось. Договор со смущенным официантом был согласован, и уже через пару мгновений она вышла со стороны кухни. Одетая в фартук с подносом в руках. Её длинные ноги, плавными движениями, мягко ступали по паркету, раскачивая бедра в каком-то невероятном движении, которое привлекало всё внимание Генри. И как оказалось не только его. Некоторые мужчины, что получили свои напитки, смотрели ей вслед тем взглядом, от которого Генри чувствовал жжение в груди от, подступающей к горлу, ревности. Изначальная задумка слегка поиронизировать над её видом при раздаче напитков, расслабить их вечер смешной ситуацией, оказалось провальной. Иронии тут не было места. Она двигалась с такой мягкостью и плавностью, от чего каждое движение было настолько изящным, что наблюдать за всем этим стало настоящим испытанием. Когда на её подносе остался лишь один фужер, то он видел с каким изяществом она шла прямиком к нему, не отводя своего взгляда. Генри упирался локтём о стол, слегка прикрыв свои губы рукой, скрывая смущенную улыбку, что не могла сойти с его лица.       — Мистер Кавилл. Ваш напиток, сэр.       Вероятно, его смущение было слишком очевидно, поэтому её голос прозвучал так сладостно. Она лёгким движением взяла напиток с подноса и, чуть наклонившись, поставила его на стол, позволяя Генри наслаждаться тем, как изогнулась её шея.       — Сэр, надеюсь, я могу быть без фартука оставшееся время?       И разве у него был выбор? Если бы она просидела в этом фартуке всё оставшееся время, то все мысли были бы заняты только тем, как он сам начинает её раздевать. Поэтому было предельно честно сказать, что:       — Это обязательное условие продолжения вечера.       Не сказать, что Генри был таким уж большим фанатом танцев, но возможность прикоснуться к Элизабет после его «провального», для него самого же, задания — вот что было поистине обязательным условием. И она тоже на него согласилась.       Генри чувствовал жар её кожи под рукой, что со спины постепенно опустилась на талию. Он видел, как она почувствовала эту перемену, но не подала ни одного знака, что это было чем-то недопустимым. И это било по его самообладанию ещё сильнее, чем этого хотелось.       Спустя какое-то время, пока Элизабет заказывала что-то у подошедшего официанта, Генри провалился в собственные мысли. Весь вечер казался не совсем адекватным с точки зрения его собственных эмоций. Он, конечно же, слышал, что порой его друзей захватывает страсть, с которой им сложно совладать, но сам Генри этого не понимал. Самообладание для него было чем-то вроде навыка, которому учишься по мере взросления. Но сегодня он впервые за очень долгое время чувствовал страсть к человеку, которого толком не знал. Страсть, которая выливалась в потные ладошки, дурацкий смешок и в неконтролируемый флирт, что мог спугнуть Элизабет. Было странно признавать, что с ним происходило то, что было невозможно контролировать. И он не знал этому причин.       Воздух в ресторане показался спёртым, от чего Генри расстегнул пару верхних пуговиц рубашки. И кажется слишком нервно положил вилку на стол, задев ею тарелку, чем вызвал неприятный скрежет, на который тут же обернулась Элизабет вместе с официантом. Последний легко кивнул и удалился.       — Всё хорошо?       Он был бы рад и сам ответить на этот вопрос, не понимая хорошо ли то, что с ним происходит. Но её голос очередной раз вызывал внутри какой-то невообразимый трепет. У него. Взрослого мужчины, который надеялся, что давно переболел всеми этими влюбленными лихорадками.       — Осторожно, Элизабет. Мужчины зачастую воспринимают заботу за флирт или влюблённость.       А дальше всё было как в кино. Генри игриво покрутил этой же бедной вилкой, что тут же успешно выпала у него из рук на пол. Казалось — ситуация неловкая. Но дальше, Элизабет потянулась за этой самой вилкой, чтобы ловко её поднять. Но Генри смутило обстоятельство, что она вынуждена ему помогать. И с намерением её опередить, он наклонился вслед слишком поздно, что в конечном итоге вылилось в хлёсткий удар. Элизабет держалась за затылок. Генри держался за нос.       — Боже мой, Генри… Как ты?       — Кажется я впервые расплачусь на свидании. Предлагаю тебе отвернуться, чтобы не видеть эту удручающую картину. — Он держался носа, удар по которому вызвал спадающие слёзы по мужским щекам.       — Мне так жаль.       Она тут же вскочила с места, подойдя к нему ближе, пытаясь рассмотреть последствия произошедшего происшествия.       — Я в порядке.       Он доказательно раскинул руки, намереваясь показать, что всё и правда в порядке. Но ещё более испуганный взгляд девушки навёл его на некоторые сомнения в своей убедительной теории.       — Генри, у тебя…       Опустив взгляд вниз, Генри заприметил несколько красных капель, что так выбивались на фоне белой накрахмаленной скатерти. Прикоснувшись к губам, на которых отчётливо ощущался металлический привкус, Генри увидел на пальцах густую кровь. Не успел он ничего сказать, как Элизабет тут же поднесла белую салфетку к его носу и потянув за локоть, призвала встать.       — Пойдём.       И он шëл, ведомый её мягким касанием, не зная — сокрушаться по поводу произошедшего или смеяться от души. Когда они зашли в уборную, то она мягким касанием призвала его наклониться и, намочив ту же салфетку холодной водой, приложила её к переносице.       — Я, надеюсь, мне идёт красный?       Элизабет нервно засмеялась. Генри перехватил у неё салфетку из рук, не желая обременять её этим не самым интересным действием и тут же почувствовал мягкие поглаживания по спине.       — Тебе как назло всё идёт, — шутила Элизабет.       — Если мне идёт даже это, кажется, я и правда ничего.       — Да, давай сделаем вид, что ты этого не знал.       Тихо посмеиваясь, Генри вновь наклонился к раковине, убрав салфетку с носа. Алые капли перестали с небольшим плеском капать в раковину. Вытерев наспех нос, он тут же повернулся к девушке.       — Я готов принять любой вид, лишь бы это вызывало у тебя удовольствие.       — Ты даёшь мне слишком много власти.       Элизабет быстрым движением вырвала салфетку из бокса, что висел на стене и ловким движением скрутила небольшую трубочку, которую тут же аккуратным движением вставила в его правую ноздрю.       — Так что... Ты представила в каком виде я могу приносить тебе максимально возможное удовольствие?       Генри игриво улыбался, смеясь внутри со своего, в каком-то роде, детского поведения. Но он всеми силами не хотел допустить, чтобы произошедшее хоть как-то омрачило вечер.       — Может быть.       Элизабет, взяв лицо Генри в свои руки, большими пальцами дотирала остатки происшествия. Она периодически поднимала на него взгляд, который с каждым разом словно становился… темнее? Он не мог поверить, что происходит именно это. Её дыхание, с каждым вздохом, становилось рваным, что чувствовалось из полуоткрытых губ. Что было в её мыслях? Чего она сейчас жаждит? Но Генри знал ответ на этот вопрос — каждый раз, когда её пальцы нежно скользили по лицу, они приобретали всё более сильный нажим и более смазанные движения, пока взгляд становился всё более рассеянным. В момент она замерла и посмотрела на него, казалось, тем самым затуманенным взглядом, который Генри желал увидеть. Это надломило последний участок самообладания, который Генри лелеял всей душой и наклонившись чуть вперёд, накрыл её губы своими. На пару секунд. Тут же оторвавшись. Но этого было достаточно, чтобы в следующий миг они одновременно подались навстречу, впиваясь в губы друг друга. Ощущая как его тело пронизывалось знакомым возбуждением, Генри наступал пока не прижал Элизабет своим телом к стене позади. Её тонкие руки, обхватившие его шею и затылок, прижимали ещё сильнее. Его ладони опустились вниз, блуждая по гладкому шёлку, что так некстати был преградой между ним и её разгорячённой кожей. Мужчину сводило с ума, что та Элизабет, что так скромно и отстранённо всегда вела себя рядом, так страстно целовала в ответ. Несмотря на то, что свёрнутая салфетка в носу, кажется, царапала ей лицо.       Не совсем отдавая отчёт в происходящем, не разрывая поцелуя, Генри пятился в сторону. Зайдя в кабинку туалета, он резким движением закрыл щеколду, отрываясь от её губ, но практически тут же прижался ими к её шее. Её пальцы путались в его волосах, пока он аккуратными движениями сдвигал лямки платья в стороны, пока они не скатились вниз, практически оголяя её грудь. Мужские губы переходили на ключицы, тонкие ключицы, что было так приятно целовать. Элизабет быстрым движением, неаккуратным, слегка царапая его плечи, стянула пиджак, что упал вниз. Её пальцы путались в несметном количестве пуговиц на его рубашке. Услышав тихий стон, вырвавшийся из пухлых губ, Генри тут же закинул её ногу к себе на бедро и прижался ещё сильнее. Пробираясь руками под платье, он смог почувствовать упругие ягодицы, которые хотелось ещё с большим чувством сжимать в своих руках.       Основная дверь туалета открылась с характерным скрипом, что заставило Генри и Элизабет, резко отдалившись друг от друга, прижаться к противоположным сторонам кабинки.       — Простите? Я принёс лёд. — Знакомый голос официанта раздавался где-то вдали.       Генри видел, что его собственное быстрое дыхание в унисон вырывается из груди с дыханием Элизабет. Её ранее приглаженные волосы взъерошились, опухшие губы от его укусов приобрели красивый оттенок, а платье было вот-вот готово сорваться с груди. Заприметив последний взгляд Генри, Элизабет быстрыми движениями накинула лямки платья на плечи. Подняв свой взгляд вверх, он, к сожалению, увидел, что девушка была на распутье. Её взгляд метался по его лицу, пока брови всё ближе двигались к переносице. И Генри чувствовал что должен быть инициатором того, чтобы определить сложившееся, как нечто прекрасное.       — Это лучшее свидание на моей памяти.       И это было искренне. Он чувствовал себя как шестнадцатилетний подросток, которого захлестнула та буря чувств настолько, что сложно было сопротивляться. Разве мог он подумать, что «джентльмен», которым он вроде бы всегда являлся, будет зажимать женщину в туалетной кабинке, сходя с ума от её прикосновений и возбуждения. Он горел и был готов сгореть прямо здесь.       Но это и было проблемой для Элизабет. Вся эта идея казалась ей неправильной с самого начала. Он был её клиентом, с которым она дала слабину, согласившись на подобное. Столь быстро и необдуманно. Он вызывал у неё внутри какую-то нервозность вперемешку с постоянным возбуждением, которая превышала все допустимые нормы. Но помимо этого ещё выходило так, что Элизабет противоречила самой себе, делая то, чему никогда бы не потворствовала в обычной ситуации. И это пугало до чёртиков. Хоть и решив с самого приезда в ресторан, вести себя так, если бы она приняла подобное приглашение со всей ответственностью, всё равно это шло по пугающему сценарию. Она согласилась разносить напитки, нарядившись в какой-то фартук, что почему-то сейчас казалось ей нечто унизительным. Она позволяла открыто флиртовать и водить руками по своей талии, опускаясь иногда чуть ниже, что было абсолютно непозволительным для первого свидания. И в конце концов всё это привело к тому, что она, не контролируя саму себя, страстно отвечала тому, как её зажимали в грязной туалетной кабинке. Ощущая, что внутри она сгорает от желания.       Элизабет пыталась выдавить улыбку на лице, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию, в которой глаза Генри приобретали нарастающее беспокойство. Но этот процесс было уже не остановить. Она вылетела из кабинки, пробегая мимо официанта, надеясь, что расстёгнутая рубашка Генри задержит его внутри туалета, и у неё будет достаточно времени, чтобы сбежать. Сбежать и больше не видеть глаза, в которых так боялась увидеть осуждение. Сорвав сумочку и пальто со стула, Элизабет кинулась к выходу и уже садясь в такси, услышала как Генри последний раз крикнул её имя.