***
Приятного в том, что на твой нюдс не отвечают, было мало. Вильгельм не торопился и ждал, что Симон все-таки что-то напишет — возможно, ему нужно больше времени, но не получив ничего спустя час и два, он почувствовал себя некомфортно. Писать с напоминанием тоже не хотелось — в тот момент это казалось особенно жалким. Поэтому всю оставшуюся ночь он не притрагивался к телефону. Вилле не понимал, что случилось, и уже сомневался в этичности отправки такой фотографии. Все мысли перемешались в голове, от чего утром стало совсем гадко. И по большей части, от самого себя — он жалел, что поспешил и не спросил Симона, как он к этому относится. После занятий Вильгельм, как они и договаривались, зашел в Sainsbury’s Local, но людей было так много, что Симон не смог выйти на перерыв. Утром он пытался сочинить любое сообщение, которое выглядело бы не настолько убого, но все попытки заставили его вновь отложить телефон. Ему нужно было сказать лично, хотя он уже сомневался в том, что Вилле придет. Но он пришел, конечно же пришел — смущаясь и пытаясь успеть поговорить за кассой. Спросил, как у него дела, но за ним вновь стояла длинная очередь из недовольных и опаздывающих людей, так что Симон не решился сказать правду. Он только кивнул, чтобы Вилле не подумал, что его игнорируют. До конца смены оставалось часов пять, а затем их ждала встреча, прогулка по городу, объятия, поцелуи — если бы только можно было вернуться в тот самый момент, когда Вилле ничего не отправил, а Симон его не проигнорировал. Остаток смены прошел с мыслями о том, что после того, как Симон не сказал ничего Вильгельму и в магазине, он не будет его ждать на железнодорожной станции. Два таких промаха — слишком много, и стоило прислушаться к внутреннему голосу, который твердил вчера, что их отношения продлятся недолго. До первого косяка и первого невысказанного страха… Как только Симон вышел из супермаркета и заглянул в телефон, сообщений от Вилле так и не было. Вот тогда он точно был уверен, что на этом все. Логично и ожидаемо, и все равно хотелось объясниться, чтобы не выглядеть в глазах парня недоумком — получившим нюдс и не ответившим. Это было также низко, как и то, что пришлось пережить Симону в прошлом. Подходя к станции, Симон все-таки набрался храбрости, чтобы позвонить Вильгельму и сказать, какой он идиот, что он может обижаться на него и не разговаривать, и конечно, что в Стокпорт ехать уже необязательно. Они могут встретиться как-нибудь потом. Но Симон слышал одни гудки. Рядом никого не было — место, где они должны были встретиться пустовало, и последняя надежда ускользала из рук. В этот момент Симон и почувствовал, как кто-то сзади закрыл ему глаза на пару секунд. Только когда «незнакомец» его отпустил, Симон развернулся и увидел раскрасневшегося Вильгельма. Изо рта шел пар, а ладони его были ледяными — видимо, он прогулял последние два часа по городу. В ожидании его. И даже не думал уходить. — Ты пришел… — звучало это одновременно грустно и обнадеживающе. Симон сделал шаг в сторону, чтобы получше рассмотреть Вилле и понять его эмоции. — Мы договорились, — после долгих раздумий он принял решение не начинать разговор с расспросов. — Если бы не смог, то сообщил. Помнишь? Почти то же самое Симон сказал ему позавчера на их первом свидании, и он знал, что поступил бы также. Многое сейчас уходило на второй план, но Вилле просто хотел взять его руку в свою. Он жутко замерз. Как снаружи, так и внутри. — Так быть не должно, — замотал головой Симон и отнял руку. — Не надо… Его голос дрогнул и он опустил взгляд, весь сжавшись. Недосказанность его съедала — а то, что Вилле все равно пришел, да и говорил с ним по-доброму, все усугубляло. Грустные покинутые глаза смотрели с сожалением — но раскрыть причину того, почему он поступил так, как поступил, все еще было тяжело. — Я просто… — Все нормально. И вообще я должен был спросить, прежде чем что-то отправлять, — Вилле увидел, что Симон хочет ему возразить, и поспешил продолжить: — Но не надо ни в чем оправдываться. И я думаю, что ты расскажешь, когда будешь готов, да? Он вновь потянулся к его ладоням, и Симон не смог их отвести. Как и взгляда — ласкового и нежного. Симону показалось, что его уже выслушали — хотя он не произнес и слова. Вильгельм осторожно провел тыльной стороной ладони по его мягким кудрям и улыбнулся. Тогда ночью он долго думал о том, что хотел узнать этого парня лучше несмотря ни на что — и уже сейчас у него это получалось. Маленькими шажками он пробирался к чему-то важному, хотя и сам хранил множество секретов. Он был уверен, что и они скоро выплывут наружу. Но в этом и есть их смысл, правда? Все секреты становятся явными.***
Для Симона Стокпорт был настолько маленьким родным городом, что он был уверен: люди из Манчестера считают его деревней. Так полагал, вероятно, каждый житель, и удивлялся, когда кто-то говорил, что, конечно, он здесь был — и не раз. Вильгельм тоже оказался одним из этих людей — несколько лет назад он был здесь на концерте одной группы, даже дважды. Симон даже знал, какой именно, но предпочел оставить догадку напоследок. Когда они вышли из вокзала на улицу, подул сильный холодный ветер — Симон поспешно замотал шарф и застегнул куртку, а Вильгельм закутался в пальто. Им пришлось ускорить шаг, и как бы Симону не хотелось повернуть сразу в сторону дома — он все-таки провел Вилле к центру города. Если, конечно, небольшую площадь, пешеходную улицу и пару музеев можно было так назвать. Между домов ветер завывал меньше, и парни смогли замедлиться. Вилле крепко держал Симона за руку и был ведомым, так что ему нравились оба положения. Гулять в ноябре по городу было не лучшей идеей — без рождественских огоньков обстановка угнетала. Но Вилле шел за тем, с кем уже чувствовал приближение праздника — пусть они и пережили первую размолвку и недопонимание. Его ладонь согревала его, и пока их вела дорога по Пикадилли, важно было только это. Поравнявшись с мэрией, Симон обернулся к Вильгельму и пошел задом наперед, улыбаясь — но ничего не говорил. Даже после вопросительного взгляда лишь отрицательно качнул головой, прикусив нижнюю губу в нетерпении. — Да что такое? — спросил Вилле с нежностью, но он совершенно не понимал, почему Симон так странно себя ведет и тянет его вперед. Они шли уже минут пятнадцать, но Симон спланировал эту прогулку не для того, чтобы показать город, а для того, чтобы привести Вильгельма к его любимому соседскому пабу, названия которого невозможно было не узнать. Вилле поднял непонимающий взгляд на вывеску и раскрыл рот от восторга. — Не может быть! Симон подошел к одному из окон и заглянул внутрь. Людей было много, как и всегда — за барными стойками сидели поодиночке, а за столами — целые компании. Симон даже почувствовал приятную грусть от того, что они с семьей перестали сюда приходить, но на то были свои причины. — Как ты узнал? — Вилле подкосил к парню и осторожно развернул его к себе. — Ты сказал, что бывал в Стокпорте на концерте. Ну а кто ещё поедет из Манчестера на концерт, если это не концерт Blossoms в Plaza, — все в городе знали, что группа их прославила. Приезжали иногда даже люди из других стран. Так что догадаться было очень легко, и внутри себя Симон тихо радовался, что его шалость удалась. — Но я не знал, что у вас и название паба такое же, — Вилле хмыкнул изобретательности парня. Это был слишком милый сюрприз. Он осмотрел огромную вывеску Blossoms, внизу лишь было подписано Robinsons. — Название ребята взяли сами, вдохновились. Это мне Рош рассказывала, моя подруга, — Симон решил не уточнять, что некоторое время она работала в их команде и помогала со светом на концертах. Так что несколько раз Симону удавалось пройти по приглашению. — Вы тут все друг друга знаете! — Вилле сделал шаг к входной двери. Он быстро понял, как глупо это звучало из уст человека, который живет в Манчестере. Там тоже все были друг другу почти родственники или знакомые знакомых. — Это был наш семейный паб, — Симон увидел, что Вилле захотел зайти. Но он не был уверен, что готов это сделать. Прошло несколько лет, но воспоминания были свежими. Как иначе — раньше они каждое воскресенье собирались здесь на Sunday Roast. — Но я очень давно там не был. Вилле бегло взглянул на пытающегося принять решение Симона и не торопил его. Если они не зайдут внутрь, самого факта, что он узнал нечто интересное об одной из своих любимых групп, для ощущения восторга уже было достаточно. — А давай зайдем, — Симон расправил плечи и потянулся к ручке двери. Специально или нет, но его уже второй раз за сутки возвращало к прошлому. Сначала нюдс, сейчас нахлынувшие воспоминания — и светлые, и темные. И со всем этим что-то нужно было делать. Он не мог их больше скрывать, хотя они таились внутри уже долгое время — не желая покидать. Уже на входе Симон понял, что столько людей собралось из-за того, что сегодня проходила викторина. Столики все были заняты, да и нужно было записываться. Обычно ажиотаж был высокий, о чем Симон и хотел рассказать Вильгельму. Но не успел. — Симон, это ты?! Не верю своим глазам! На них смотрел полноватый розовощекий мужичок с усами. Выглядел он слишком счастливым, а блеск в глазах и вовсе выдавал, сколько он сегодня выпил — много, очень много. — Привет! — не узнать владельца паба было сложно. Особенно учитывая то, что он когда-то был близким другом отца. — Показываю другу местные достопримечательности. Симон не знал, что его смутило больше: то, что он этим поделился или то, что назвал Вилле другом. Но назвать его парнем, особенно своим парнем, было бы тоже неверно. Но как бы хорошо это, наверное, звучало… — Давно тебя не было видно. Да и маму. Хотя знаю почему, не дурак. Как сам? Как семья? На все вопросы Симон ответил лишь кивком, давая понять, что больше ему добавить нечего. Как могли быть дела у семьи, которая почти распалась, а совместные традиционные походы в паб только и напоминали о том, что когда-то было хорошо. Сейчас — нет, точно нет. — Спасибо, что спросили, все хорошо, ну мы пойдем, на квиз мы не успели записаться, — Симон сделал еще один шаг к двери, и по его загнанному взгляду Вилле понял, что он хочет уйти как можно скорее. — Да сейчас время такое — сырость и холод, все только в пабах и согреваются. Так что даже если бы хотел, то места не нашел, — мужичок довольно смотрел на Симона и Вильгельма, мысленно представляя их парой, потому что видел Симона с кое-кем пару раз, но только на улице. Вместе он никогда ни с кем, кроме своей семьи, сюда не заходил. — В следующий раз обязательно, — бросил на прощание Симон, и Вилле поспешил за ним, перед этим вежливо попрощавшись с хозяином паба. Когда они вновь оказались на улице, Симон запрокинул голову, чтобы сделать глубокий вдох, а затем выдох. Стало еще холоднее, но ему нужно было проветрить мысли. — Что-то я не перестаю косячить, — Симон наконец-то развернулся к Вильгельму. Он стоял к нему уже вновь очень близко — молчал и смотрел сверху вниз. Влюбленно и нежно, словно Симон сказал нечто трогательное и сокровенное. Возможно так все и было. — Вообще не заметил, — Вильгельм смотрел на него прямо и откровенно, с готовностью поцеловать. И Симон подался вперед, чтобы этот поцелуй заполучить. Вилле коснулся обветренных губ парня кончиком языка и облизнулся, затем ушел чуть глубже. Симон приподнялся на носочки, чтобы ни в коем случае не оборвать поцелуй. Дыхание замедлилось, а стоять неподвижно было уже слишком холодно. — Нам недалеко, — Симон приоткрыл глаза и мечтательно взглянул на парня, который не замечал ветра и, естественно, не видел, как растрепались его волосы. Симон поправил непослушные пряди, спрятав их за ухом. — Пойдем. Его квартира действительно находилась от паба в двухстах метрах, недалеко от англиканской церкви. Он любил это место за тишину и близость к вокзалу, хотя чтобы не опоздать все равно приходилось закладывать минут пятнадцать. И если бы они с Вилле шли по его привычному маршруту, а не по центральной улице, то пришли бы намного раньше. Сары дома не было — Симону даже не пришлось ее просить предоставить квартиру только ему, так как она осталась у Фелис. После той вечеринки они сдружились и постоянно общались, почти как Симон и Вильгельм — хотя, конечно, Симон был уверен, что точно не также. Но кто знал? По крайней мере ее больше не интересовал Август. После двух встреч с ним Симон понял, что у него явные проблемы с общением. Или он действительно так жалок и самоуверен, или просто ненавидит всех людей, особенно тех, кто не из его круга. — Тебе с молоком или без? — оказавшись в квартире и стянув кроссовки, Симон поспешил включить чайник. Вилле не торопясь разулся, снял верхнюю одежду и осмотрелся: квартира была маленькой, но уютной. Кухня была совмещена с коридором и гостиной, а по углам находились двери в спальни. Посередине гостиной располагался старый кожаный диван, перед ним стоял журнальный столик. И ничего не отвечая, Вилле осторожно присел на мягкие подушки и потер руки, чтобы разогнать тепло. — Мм? — Симон обернулся. — Без. Я уже привык, что молоко вечно прокисает, — Вилле тихо рассмеялся и продвинулся к спинке дивана ближе. Через пару минут чайник вскипел. — Ну может быть сейчас не будет прокисать, — Симон разлил кипяток по чашкам, добавил по пакетику чая, а в свою еще и молоко. — Если я буду останавливаться чаще. Симон с довольным видом подошел к дивану и поставил на столик чашки, а сам сел рядом с Вильгельмом. Правое колено он подобрал под себя, а левую ногу вытянул, положив на парня, а затем прижал его к себе чуть ближе. — А ты будешь, да? — и хотя Вилле опустил левую ладонь на его вытянутую ногу, он также потянулся к чаю. Симон видел эту хитрую улыбку и подозревал, чего он ей добивается. — Если только ты будешь моим парнем, — ладонь Симона опустилась Вилле на бок. Пальцы чуть потеребили край его джемпера. Вильгельм так и не успел взять кружку — рука повисла в воздухе, и он повернулся к Симону. Его взгляд был серьезен, но безумно ласков. Стоило ответить «да», «конечно», «как иначе» — или множество других фраз — но он решил выразить согласие поцелуем. Симон чувствовал, что этим признанием подводит себя к чему-то более важному: необходимости открыться полностью. Даже за такой короткий срок. С их знакомства прошла неделя, но каждый раз встречаясь, он привязывался все больше. И уже не мог быть тем безропотным и не отсвечивающим Симоном, который договорился с самим собой, что один год сможет продержаться в стороне. От своей жизни, мечты, всех целей — нужно было дать себе время выплыть на поверхность. И, кажется, он был почти готов. Вилле потянул Симона за рубашку, увлекая к себе ещё ближе, и парню не оставалось ничего, кроме как перелезть через него и устроиться на его бедрах. Из груди Вилле вырвался гулкий выдох. Он обхватил талию Симона, а холодные пальцы пробрались под его футболку. — Щекотно и холодно, — Симон весь съежился, но продолжил оставлять короткие влажные поцелуи на лице и шее Вилле, пытаясь добраться до каждого сантиметра кожи — не повторяясь. — Сейчас будет тепло, — парень подался вперед, чтобы потереться носами. И правда, холод улицы уже почти забылся. Вильгельм стянул с него и рубашку, и футболку — и Симон почувствовал, как уже горячие ладони скользнули по спине, спускаясь к животу и молнии джинс. Симон тут же проделал тоже самое, избавившись от свитера и футболки партнера. Горячее дыхание оставляло на оголенной коже — шее, груди, соскам — невидимые следы. Затем он медленно провел по ним горячим влажным языком, и Вилле дернулся вперед, чтобы стащить парня джинсы, но это было технически сложно. — Я помогу, — прошептал Симон Вилле на ухо и привстал, чтобы избавиться от всей оставшейся на нем одежды. Вильгельм сделал тоже самое — только успел еще надеть презерватив, чтобы когда Симон вновь к нему вернулся и стал также близок, он смог в него сразу же войти — сначала пальцами, растерев смазку, а затем полностью, прижав к себе вплотную. Симон приподнялся на руках, опираясь на стенку дивана — теперь он был чуть выше Вилле, и тот, ускоряя движения, целовал его в грудь — и все же иногда несильно покусывал за кожу, пытаясь совладать с дыханием. В его руках Симон был таким живым и страстным, желанным, словно минут десять назад не смотрел на него исподлобья ласковым невинным оленьим взглядом. Что-то в этом было. Вильгельм учился считывать такие вещи, и в тот самый момент, когда они вновь слились воедино и были особенно чувствительны к прикосновениям и поцелуям друг друга, ему это особенно нравилось. Время существовало только для них — как и этот диван, маленькая квартира, остывающий чай на столике и вновь начавшийся за окном дождь. Все было только о них и для них. Вилле крепко держал Симона за талию, боясь быть слишком напористым или резким, но в ответ лишь получал горячие обжигающие поцелуи в лоб, щеки, губы — куда только мог дотянуться — и шепот фраз: «продолжай, еще». Ладони впивались то в диван, то в бока, постоянно скользя вверх и вниз. Как и их тела — приближающиеся к завершению. Смотреть на Симона снизу вверх было непривычно — парень возвышался над ним, и Вилле вновь попытался поверить, как изгибы ключиц, шеи, подбородка могут быть так изящны и пленительны. Губы сразу же к ним потянулись. Через пару минут тело Симона обмякло и голова упала на плечо парня — дыхание все еще было прерывистым, но удалось сделать передышку. Минутную. Симону просто хотелось лежать на Вилле и не двигаться, вдыхать запах кожи, смешанный с потом, остатками парфюма и смазкой — ему нравилось это смешение, хотя в этом было стыдно признаваться. Его руки пытались найти опору, продолжая скользить по телу, но Вилле осторожно его отстранил и опустил рядом — на диван. Симон был покорным и беспрекословным, только протянул к парню руки, чтобы он поскорее лег рядом с ним — на это у него еще оставались силы. Как только Вилле повиновался и оказался вновь рядом, Симон коснулся его плеча губами. Им пришлось лежать на небольшом узком диване, но так было даже лучше — далеко тянуться за поцелуем не пришлось. Они целовались медленно, растягивая удовольствие и облизывая губы друг друга. Через минут десять Вилле все же пришлось привстать, чтобы накрыть их пледом, и в этот момент Симон вдруг сказал: — Я не отправил тебе свою фотографию не из-за того, что не хотел. И не из-за того, что мне такое не нравится. Симон задержал дыхание, особенно когда Вилле вернулся к нему, и его лицо стало вновь так близко. Зеленые глаза смотрели так ясно и так мягко, с такой читаемой любовью, что слова сами вылились наружу. — Дело в том, что… — голос Симона дрогнул. Он поймал себя на мысли, что не хотел бы портить момент, но он уже начал. А Вилле его не перебивал, понимая, что за каждой фразой стоит то, что рассказывают не всем. — Ты не обязан, — тихо произнес Вильгельм, осторожно опустив ладонь Симону на плечо, и несильно сжал его. — Полгода назад я встречался с одним парнем, — все же продолжил он, смотря в одну точку — куда-то в потолок. — Я думал, что все хорошо и мы идеально друг другу подходим. Ха, смешно. Но так получилось, что он выложил в интернет одно наше видео. Личное. Очень личное. Его там было плохо видно. А меня очень хорошо. Он отрицал, что это сделал он — даже если это так, он все равно его кому-то отправил или показал. Не важно. Симон вздрогнул, и Вилле стал держать его еще крепче — все слова проносились в голове снова и снова, пытаясь дослушать парня до конца и не сорваться на эмоции. Он не представлял, что за всем этим стоит такое. — Это принесло много проблем. Меня чуть не отчислили. Но чудом удалось этого избежать. Но, думаю, что из-за этого я не поступил в магистратуру. Возможно. Хотя кто их знает, — Симон уже не мог остановиться. Он говорил и говорил, иногда чувствуя то облегчение, то тревогу. — Я думаю, что после этого я просто не могу… делать такие фото. Раздеваться на них. Нет. Да и фотографируюсь я уже без удовольствия, и то когда только необходимо. Я понял это не так давно. Когда пытался сделать что-то похожее для одного приложения. Ничего не получилось. Я просто не могу… Симон замолчал, и осознав, что его «секрет» вылился в целую тираду признаний, перевел взгляд на внимательно слушающего его Вильгельма. Он все также не сказал ни слова, но продолжал его держать, не думая отпускать. Все наконец-то встало на свои места — объяснение нашлось, и Вилле был рад только тому, что даже не смог Симона в этом упрекнуть, потому что знал, что за этим стоит что-то серьезное. Правда, он не ожидал, что услышит эту историю сегодня. — Мне очень жаль. И это ужасно несправедливо. Как ты справился? — Вилле нарушил молчание. — Без психолога не обошлось. Да и время. Прошло, конечно, не так много, но сейчас мне намного легче. Наверное, потому что… Симон позволил себе вновь прижаться к парню, чтобы поцеловать в изгиб шеи. — Потому что встретил тебя. Вилле почувствовал, как глаза увлажнились, а от поцелуя по телу пробежали мурашки. — Очень много ответственности, — мечтательно и довольно произнес он, давая Симону продолжить его целовать. — Ну ты же теперь мой парень. — И как я мог забыть! Они громко рассмеялись, но с тишиной груз от рассказанной истории вновь начал давить. Выкинуть из головы ее было не так просто, особенно зная, что никто не мог пообещать, что такое не повторится. Из-за этого все слова становились бессмысленными. Никаких обещаний. И с усилием воли Вилле все же наконец-то сказал: — Спасибо, что поделился этим. Симону стало спокойнее от этой фразы. Он сделал очень большой шаг вперед — хотя для этого потребовался только один нужный человек рядом. Через полчаса объятий и нежных поцелуев, уже вновь став еще чуточку ближе друг другу, парни приготовили вместе ужин. Даже не зная в тот момент, что теперь это станет их небольшой традицией — вплоть до Рождества.