Один пояс, один путь

      На Вашингтон спустились густые сумерки, даря обитателям Белого дома спокойный сон. Только в одном окне все еще одиноко горел свет. Америка стоял перед пластиковой конференц-доской, погрузившись в тревожные раздумья, которые уже несколько ночей не позволяли ему уснуть. На белоснежной панели были написаны два слова. Америка зубами открыл черный маркер и крест-накрест зачеркнул слово: «Russia». Вместо него написал: «China» и провел от своего имени до него связующую линию.       «Ну что же. Мы устранили военно-политического противника, но получили… экономического конкурента. Китай все быстрее завоевывает рынки, на которые претендует американский бизнес. Он становится все более влиятельным. Как разрешить эту проблему?»       Американец под противный скрип маркера раздраженно несколько раз обвел в неровные круги имя Китая.       Затем под их именами появились ровные столбцы слабостей, преимуществ, настоящих и возможных союзников. На последнем имени Америка остановился.       «Раша…»       Американец, помедлив, все же записал имя русского в самом низу столбика своих союзников и нахмурился, прижав руку с маркером к губам.       «Экономика разрушена, территории отсечены, он не проживет долго. Но остались ресурсы и ракеты. А что если…»       Америка вдруг вспомнил сцену в зале заседаний Конгресса. Китай возник внезапно, будто богами посланный. Что это? Судьба, предопределенность? Как бы ни был зол на русского китаец, он все же заступился, без вопросов согласился проводить, хотя сам по горло в делах. Опоздал на встречу американско-китайских предпринимателей.       «И, кстати, почему опоздал? До аэропорта рукой подать. Где они были, чем занимались?»       В воздухе вокруг незримо сконцентрировалась огромными огненными шарами энергия грозы. Шаровые молнии давили со всех сторон, проникали в тело, чтобы разом сдетонировать взрывами в голове.       «Китай такими глазами смотрел на Россию, с таким горьким состраданием, нежной тоской и… вожделением? Точно! Именно вожделением! И не к его нефти и территории — он желает вновь его душу, дружбу и сердце! Он хочет его не против меня: что может русский дать возможному союзнику сейчас, в шаге от забвения? Может только просто «дать». А Китай не дурак не взять, потому что любит его! За полвека действительно ничего не изменилось!»       — Щит! — ругнулся уже вслух Америка. Он стер без губки, ребром ладони, слово «Россия» с доски, перепачкав черными разводами руку, и написал вновь, между их с Китаем именами и немного ниже.       «Плохо! Очень плохо! Россия пойдет на этот союз, гребаный реваншист!»       Америка провел между именами своих соперников прямую линию, обозначающую вполне вероятную связь.       «У Китая два угла… это признак сверхдержавы! Черт! — скрипнул зубами американец. Но тут же собрался, выдохнул, и успокоился, мрачно вглядываясь в схему миропорядка. — Нееет, дорогой, так не пойдет, ничего не выйдет у тебя! Империи не сдаются! Я слабины не покажу! Если для мирового господства придется трахать бешеного ядерного диктатора, то трахать его буду именно я!»       Америка уверено начертил четкую линию между словами: «USA» и «Russia». И с коварнейшей улыбкой посмотрел на черный треугольник, в котором три державы оказались безнадежно закованы друг с другом, словно в клетку.

***

      Руслан, внял совету Вэя, и постарался избегать убийственных страстей. Не железной волей, и даже не из страха достигнуть такого закашливающегося сумасшествия, в котором он мог сотворить непоправимое. Включится в жизнь заставила острая необходимость. Все держалось на одном тоненьком волоске. Вместо алкоголя он усиленно работал, мотался из одного министерства в другое, чаще всего Россия был в министерстве обороны. Чеченские бандиты рвались в независимость, угрожая подать плохой пример другим федеративным республикам. Без спасительного алкоголя бессонница измучала всю душу славянина. Орлов первую половину ночи изматывал себя тяжелыми тренировками, другую половину лежал в полусне полуяви. Ему снилась кровь, реки крови на серых камнях и пыльной траве горных перевалах.       Было почти четыре утра. России снова не до сна.       «Девяносто шестой…»       Тяжелое быстрое дыхание, красивое лицо русского пылает огнем, капельки пота медленно ползут у висков, ладони с глухим хлопком падают на немытый пол. Как же нужен глоток воды.       «Девяносто седьмой… Девяносто восьмой…»       Хочется упасть грудью на паркет в сладком стоне наслаждения от окончания этой пытки. Но он держится, рычит со злостью, перенося сковывающую боль в мышцах, снова болезненно поднимает тело вверх.       «Девяносто девятый…»       В эту секунду послышался громкий троекратный стук в дверь. Руслан вскочил, как и был полураздетый и взъерошенный метнулся к двери. Брат обещал приехать, чтобы обсудить нечто крайне важное. Россия ждал этого визита всю неделю. Он распахнул дверь, застыл на мгновение, глядя удивленно и разочаровано, и тут же попытался захлопнуть дверь. На пороге он увидел не братскую страну, а того, кого он бы предпочел не видеть больше никогда.       — Россия! Железный занавес рухнул! — в недоброй улыбке оскалился американец, успев протиснуть в проем свой военный ботинок. — Открой двери!       — Что тебе от меня нужно, шакаленок? Пошел вон!       Недолгая борьба двух стран с дверью закончилась русской победой. Россия внезапно распахнул створку, Америка получил удар полотном по голове, отпрянул на несколько шагов. В это время с другой стороны щелкнул замок. Америка грязно выругался на английском. Прижал ухо к истертому и местами порванному до ваты черному клепанному дермантину. Он смог успокоиться, вспомнив, что приехал по глобально важному делу.       — Послушай… — говорил американец вкрадчиво, — Жизнь продолжается, нам нужно налаживать взаимодействие, теперь мирное, чтобы там не говорили другие. Мне жаль, правда… я не хотел для тебя этой боли. Я! Именно я встал на твою защиту, когда анг… некоторые из моего блока настаивали на том, чтобы полностью превратить твои земли в руины. Я готов помочь. Открой мне!       — Чтобы ты там не шипел на своем змеином, убирайся ко всем чертям! — засмеялся русский, прижавшись к полотну. Силы вдруг оставили его, а слова задели струны страха, ненависти и еще одного странного чувства — вынужденной навязанной благодарности.       «Вдруг он прав? А я заблуждался. Вдруг именно его демократический строй, свобода, гласность и есть самое великое благо для народа? Вдруг все наладится, если я перестану хвататься за прошлое…»       — Руслан! Не будь идиотом! Империи воссоздаются и падают, это закон жизни! Никто над этим не властен! И нет моей вины, в том, что в твой черный час у вас не оказалось сильного лидера, способного удержать власть и республики!       Америка слышал с другой стороны двери учащенное дыхание русского. До него только сейчас начало доходить:       «Растрепанные волосы, яркий румянец на лице, голые плечи… как будто он… Он что не один?! — американец отпрянул от драной обивки. — Черт возьми! Хитрый лис меня опередил!»       Едва сдержав порыв пнуть со всей дури хлипкую преграду меж ними, американец в сильнейшем раздражении с привкусом начинающегося ужаса пошел к лестнице.       «Империи воссоздаются и падают, это закон жизни… Никто над этим не властен… — думал в это время русский. Эти слова всколыхнули душу блестящей догадкой, великолепным решением вопроса, будто бы он всегда ведал ответ, но осознал, как применить на практике только теперь, словно ослепительное вдохновение ударило в снежные глаза. — Не совсем так, мой заклятый друг, этот процесс вполне управляемый, ты доказал и научил. Возмездие тебя настигнет!»       Руслан натянул черную футболку, резко развернулся, дернул ручку и крикнул в подъезд:       — Смит, что тебе нужно? — строго спросил Россия, скрестив руки на груди и по старой привычке прожег американца морозом. Но в этот раз Джеймс не почувствовал былой острой колючести. Поэтому он смело и уверенно отправился вслед за русским, который развернулся и ушел в комнату, на ходу спрашивая с нагловатой похабной улыбочкой:       — Я могу войти? Или ты еще не всех любовников по шкафам спрятал? — американец сам рассмеялся звонко своей шутке, но внимательно прислушался к запахам в квартирке, пытаясь учуять аромат зеленого чая, а проходя мимо окна, продолжил: — Пятый этаж, высоковато для прыжков с балкона…       «Хотя, если его любовничек владеет приемами шиноби, то это вовсе не проблема…»       — Я тренировался, придурок.       — Тренировка? Рили?       — Отжимания, — мрачно отозвался Россия.       — Да? И сколько раз?       — Из-за тебя не успел сделать последний, сотый.       — Вау! Итс вери найс! Вери найс!       Россия только отмахнулся и пошел на кухню, полностью всем видом игнорируя незваного гостя. Американец и не ждал приглашений и гостеприимных тапочек, потащился следом.       — Как ты узнал, где я живу?       — Это было не столь сложно.       Америка не рассказал, что в поисках этой захолустной однушки на самом отшибе успел объехать все сталинские высотки и роскошные особняки в центре российской столицы, в которых, он знал по разведданным, обитал Россия во времена Союза и Империи, успеть испугаться, что русский решил перебраться из Москвы обратно в Петербург, запрашивал на пейджер через Пентагон обновленные данные, по памяти диктуя оператору шифровки.       — Передай своему осведомителю, что за ним уже выехали, — наконец-то сделав большой глоток воды из кружки отозвался русский, как бы между прочем.       — Оставь эти НКВДшные замашки. Все, что мне нужно о тебе знать — я знаю. У тебя есть кофе?       — Я не пью кофе. А говоришь, что все обо мне знаешь, — усмехнулся Россия, от чего его суровый вид на одно мгновение стал почти ласковым. Почти. Если бы он не смотрел на Америку, как на идиота.       — Раньше ты любил…       — Раньше. Когда умел засыпать раньше пяти утра.       Америка подошел в плотную к столу, на который облокотился русский. Он несколько секунд водил взглядом по бедной обстановке, коричневому уголку на дырявом линолеуме, чайнику со свистком на газовой плите с надписью Polmetall и выкрашенным желтой краской голым стенам, затем нарушая все последнее личное пространство, посмотрел прямо и серьезно ему в глаза.       — Послушай, Руслан, мы нужны друг другу, как бы ты это не отрицал и не закрывался. Я приехал с конкретным предложением — я решил для тебя максимально снизить цену на замороженную курятину из штатов.       Американец огласил расценки.       — Джеймс! Это вранье! Так не бывает, — дрожал свет в голубых прекрасных глазах России, — Это почти бесплатно!       — Я хочу помочь юной российской демократии, — американец размашисто положил руку на плечо России, поданный под таким соусом слов, этот жест должен был быть дружеским и поддерживающим. Но Орлов, итак недовольный наглым вторжением сначала в свое жилище, а теперь и в личное пространство, вычислил, что рука лютого друга легла на его плечо легко, ласкающе. Он встал, выплеснул остатки воды в раковину, чтобы разорвать эти компрометирующие объятия и спрятав стыдливый розовый румянец. В памяти во всех красках всплыли воспоминания, как он жался всем телом к горячим рукам американца, зарываясь пальцами в его волосы. Страшно теперь на трезвую голову было подумать, как низко он бы мог пасть, если бы Китай не спас его от позора. Но Китай… видел все. Если бы сама судьба не притащила его в зал, он бы никогда не узнал. Руслан сожрал бы сам себя с кишками после, но отнекивался бы и смеялся, и Вэй никогда бы не узнал о его падении.       — Никто не будет поставлять товары в минус! Особенно ты! В чем подвох? — тихо, в абсолютно растрепанных чувствах, спросил Рус.       Америка понял, что Россия сейчас крайне сосредоточен и более проницателен, чем европейцы. Он доверчив по характеру, но вместе с тем обладает загадочным «шестым чувством», интуитивно почувствует ложь. Слишком рано было лить колу в его уши, честность здесь должна усыпить бдительность.       — Я хочу освоить новый рынок сбыта. Я обеспечу тебя всем и очень дешево. Это выгодно нам обоим.       Россия выдохнул, он услышал, то что хотел, и напряжение в его взгляде сменилось холодным расчетом и безнадежностью.       «Рынок начнут волной наполнять иностранные товары. Вскоре народ уже не будут знать нужды в дешевом низкокачественном импорте. И это разрушит всю оставшуюся промышленность… — думал в те минуты Россия, — Но и это же позволит первое время — хотя бы выжить на фоне насильственного перехода на рыночную экономику, чудовищной инфляции, отсутствия зарплат и пенсий. Здесь нет правильного выбора»       — Видимо, я должен принять твои условия, — оповестил в итоге итогов Россия, с безысходностью убрал локоны с лица.       Он чувствовал, что шелковая петля вытканная лживыми словами о дружбе и поддержке, с этой минуты начала медленно затягиваться на его шее.