Один пояс, один путь

      — Все идет просто прекрасно, как мы того и хотели. Интеграция европейских стран завершена на девяносто процентов. Скоро таможенно-экономический союз перерастет в великую и великолепную консолидацию наших главных союзников среди всего мира. Всеевропейский альянс, — рассказывал неспешно последние новости старого света Англия.       Утро над американской столицей уже налилось жарким теплом, но роса еще искрилась на ядовито-зеленой траве. Америка в компании гостившего у него Англии, Ричарда Кинга, вышли с террасы во дворик.       — Замечательно, просто замечательно, — сказал американец, осматривая пустым отсутствующим взглядом газон, стелившийся ровным полем до ажурных ворот. — И нам пора вернуться к минувшему разговору. Нужно принять Россию в ваш новорожденный Европейский союз.       — С этим, милый мой Америка, определенные проблемы, — ответил Ричард, попивая чай из изящной чашечки. — Ты же в курсе моих условий. Мы готовы принять Орлова в нашу дружную семью. Но без азиатов и мусульман.       — Но ведь он отказался от Казахстана! Условия выполнены!       Внезапная вспышка гнева удивила Англию, хотя он не подал виду. Но посмотрел на младшего собрата испытывающим взглядом.       — Россия обладает слишком большой территорией, чтобы быть одной страной. Их сила в единстве, и в этом нам угроза. Добраться до богатств этих земель и полностью подчинить Руслана можно только одним — разделив его территорию на пять зависимых от нашей воли государств.       «Его сила в единстве, это правда. Но есть еще что-то, неуловимое и мощное, намного сильнее, чем ядерные потенциалы», — думал Смит, а перед его внутренним взором разворачивались картины трех последних лет.       …он впервые приехал в Штаты не по делам, а по-дружески, просто потому что Джеймс внезапно пригласил вместе провести уикенд. Был конец декабря, но Вашингтон все еще не отпускала тусклая и серая осень. Россия едва успел расположиться, как с небес, наконец-то, посыпались нарядные блестки, все крупнее и крупнее, превращаясь в настоящий рождественский снегопад.       — Руслан! Смотри первый снег!       Смит стартанул на кухню, порылся в шкафу, потом оперативно выбежал на улицу, оставив дверь в коттедж нараспашку.       Россия поежился, и нехотя встал с дивана, чтобы устранить источник холода, попутно отыскивая глазами свою шапку в холле. И только он успел закрыть двери, как они снова открылись: на пороге стоял веселый американец, держа в руках две креманки, наполненные белым снежком.       — Быстрее! Быстрее пойдем! Пока не растаял!       Руслан в замешательстве потащился за Джеймсом. А тот полил снег вишневым сиропом, воткнул ложки и протянул одну из креманок России. Руслан покрутил снежок, совершенно не понимая, что с ним делать. А затем округлил глаза, глядя как Америка отправил в рот большую ложку сладкого снега.       — Что не так? Ты не любишь вишневый? Там еще есть персиковый, я сейчас сгоняю и еще наберу.       Руслан переводил взгляд с лица Смита на креманку, потом схватил за руку докончившего свою трапезу американца.       — Джеймс! Я, конечно, уже привык ко всей этой развесистой клюкве про танцы с медведями под балалайки, но тут я тебя разочарую — я не ем снег.       — Как? Вообще? — удивлялся Смит, — Многие американцы так делают. Это же почти как бесплатное мороженое!       — Вообще. Никогда. И тебе не советую, он же грязный!       — Никакой не грязный! Его боженька с небес посылает! — возмутился Америка.       — У нас за такие выкрутасы детей по губам бьют.       — Даже не удивлен! Ты вообще жестокий и хмурый злодей, — готов был уже и обидеться Смит.       — Именно поэтому я не советую мой народ провоцировать. Русские с самого детства готовы к труду и обороне. Получить тумаков за сосульки и снег — еще самое легкое из наших экстремальных развлечений, — строго отозвался Россия и хрустально холодно сверкнул глазами.       — Я в курсе, если ты про ныряния в ледяную воду…       — Это тоже пустяки. А вот представь себе металлические качели, у которых на месте оторванного сидения осталась только железная основа с острыми краями. Ты стоишь на ней ногами, раскачиваешься все сильнее, до тех пор пока качели не начинают полностью с большой скоростью вертеться вокруг оси.       — Фак! Это на самом деле страшно!       — Погоди! Бояться еще рано! Главное крепче держаться. А если ты сорвешься, то, несмотря на выбивающую дыхание боль, лечь как можно сильнее прижавшись к земле и надеяться, что тебе не прилетит острым краем сидушки по голове.       — О, Май гад! Это действительно суровое испытание. Но и американцы тоже смелые — мои, например, тоже любят кататься с ледяных горок зимой… — гордо расправил плечи Смит. Но потом все же уточнил: — Правда не как у тебя — с риском влететь в ледяную речку, а по специальным благоустроенным трассам.       — Про речки и горки я тебе тоже расскажу. Например, могу поспорить, что ты никогда не форсировал реку в старом холодильнике…       — Рили? — весело рассмеялся слушатель.       — Я сам не участвовал, это ребята недавно рассказывали. Оказывается холодильник вполне плавуч. Его нужно спустить на воду, залезть в него и грести до другого берега. Вся сложность в том, что этот сплав они совершали ранней весной среди льдин, а саму «лодку» сильно качает, можно легко оказаться за бортом, приходится быть очень осторожным и иметь хорошую физическую подготовку. Но мои парни справились и добрались до берега без приключений. А про катание с гор — ты когда-нибудь катался на шишках?       — Что? Это как?       — У нас была высокая да крутая горка, поросшая хвоей, и весь ее склон был густо усыпан шишками. Берешь картонку покрепче, садишься и…       — Ноу, ноу!       — Да-да! — звонко смеялся русский, — Главное не слететь на полном ходу, иначе покатишься быстро и до самого низа на лавине из этих колючих шишек! — но вдруг вид его стал особо таинственным, а лучистая улыбка исчезла с лица, — А теперь самое страшное! Но я даже не знаю, рассказывать ли тебе, боюсь, что после я тебя не откачаю.       — О, пожалуйста, пожалуйста!       — Тогда лучше присядь, — зловещим шепотом сказал Руслан, и когда Джеймс покорно подчинился, продолжил: — У нас в речках водятся пиявки. Если ты, дитя каменных джунглей, не знаешь — они похожи на маленьких змеек, которые блестящими черными лентами извиваются в воде. И это ужасная безголовая и безглазая тварь! У нее есть только хвост и огромный рот, которым она впивается в тело неудачливого купальщика. Единственная ее задача — высасывать кровь.       — Жууууть! — голубые глаза американца стали размером с блюдца. И Россия довольный таким эффектом, коварно продолжил страшилку:       — Так вот. В детстве мы с Беларусью ловили этих гадов и по несколько штук сразу присасывали к рукам, а потом пугали соседей! — Руслан тихо рассмеялся, наблюдая как Смит за секунду стал белым, как полотно. — Видно, с тебя достаточно русского экстрима, а то еще инфаркт схватишь.       Но американец наоборот схватил его за руки, усадил рядом с собой на диван и принялся упрашивать:       — Россия! Расскажи еще что-нибудь, прошу!       Смит, навострив уши, вдохновенно, словно лучший блокбастер года, слушал, как Орлов с огромным удовольствием рассказывал про самодельные огнеметы из зажигалки и пульверизатора, про кражу яблок из чужого сада и побеги от хозяина огородами через высокие заборы, и про тайные лесные базы в кустах бузины и про сбор серы, просыпавшейся из железнодорожного вагона, из которой потом делали маленькие бомбы…       Раздумья Америки прервал англичанин, окликнув родственника. Смит вернулся в реальность и продолжил обсуждение:       — Русские дети с самого детства привыкли играть в войнушки и партизан. Не на приставках, как наши… Россию никогда не победить на войне, это нация суровых воинов. Они знают вкус победы и умеют побеждать, в каком бы бедственном положении не находились.       — Это прозвучало почти, как поэзия, раньше ты так его не нахваливал, — прищурился Кинг. — Уж не влюбился ли ты часом в нашего врага?       …на следующий год Россия снова откликнулся на приглашение погостить в Штатах. Америка, узнав об этом еще за несколько месяцев, весь извелся от ожидания. Они встретились в аэропорту. Джеймс отметил, что теперь Руслан выглядел намного лучше, уверенным, спокойным и оттого еще более красивым.       — Я решил приехать в этот раз летом, чтобы ты не подначивал меня на разные сомнительные развлечения, — мягко улыбался русский.       — В этот раз я придумал кое-что получше! Если тебя не очень утомил перелет — поедем сейчас же!       Океанская вода даже вечером все еще была лазоревого цвета, переливалась, смешивалась с такими же ярко-голубыми небесами. Погода была тихая, волны прозрачно и неспешно выкатывались на песок. Джеймс остановил кабриолет почти у самой кромки прибоя, и тут вдруг вскочил на сидение ногами, подхватив свой рюкзак, перебрался на капот и обернулся на спутника.       — Давай залезай! Отсюда вид куда лучше, чем из салона!       — Неужели, Джеймс? — хитро спросил Россия. — Мы что будем, как будто в американской мелодраме пить шампанское и любоваться закатом на побережье океана?       — Да! Угадал! Только прости, не знал, что ты любишь шампанское — взял пива.       Орлов приземлился рядом, вытянув ноги в берцах по алой полировке. В разгар солнцепека от его фигуры легко веяло прохладой, но американец удивлено поймал себя на мысли, что мурашки, родившиеся из самого нутра и разлившиеся по плечам и животу исходят вовсе не от холодности русского.       — Хочу хоть раз сделать для тебя что-то красивое, — куда тише сказал американец на одном дыхании.       — Для морской державы океан, наверняка, самое драгоценное и прекраснейшее, что есть в мире? Я тоже люблю моря. Особенно полюбил, когда Нидерланды научил меня строить корабли. Какие славные походы и победы были на Балтике, — русский мечтательно смотрел в бесконечную даль, будто бы видел там за горизонтом брызги от ядер или снарядов, дым горящей флотилии неприятеля, и отблески этого жара вдруг отразились на лице России бледно-розовым румянцем, а во взгляде заиндевела серо-голубая сталь. — Жаль только, что почти все мои моря холодные, а многие порты зимой леденеют.       — Для сухопутной страны это уже неплохой показатель, — Джеймсу вдруг захотелось поддержать собеседника, он придвинулся чуть ближе, взял в ладонь его холодную руку. — И у тебя есть черноморский флот.       Погода над океаном всегда изменчива. Только лишь пять минут назад было солнечно, а теперь откуда ни возьмись набежали облака, быстро сплотившиеся и почерневшие. Собирался проливной дождь. В потемневшем воздухе облик России наоборот стал ярче, сиял светло и лучисто на контрасте с свинцом туч, сверкал лучезарно, как искристое зимнее солнце.       — Плачу аренду. И с Украиной то получается договориться, то нет. Это одна из самых главных ошибок прошлого: Крым всегда был российской землей.       Америка снова вынырнул из омута своих воспоминаний и, наконец, ответил Англии.       — Мы не враги больше. Пусть поступает, как хочет. Я обещал ему не расширяться на восток.       — Я про то и говорю. От любви до ненависти один шаг. А в обратную сторону, бывает, и того меньше, — легко скривил губы Англия. — Орлов, признаться, всегда был красавцем, столько сердец разбил, и не сосчитать. Отказал Франции, и Пруссии, Швеции и Финляндии, Голландии и, кажется всем республикам своего Союза вместе с Варшавским договором и азиатскими коммунистами. Другого объяснения у меня нет. Этот недотрога всегда был небогат, но у него всегда была очаровательная улыбка, покорившая и убившая многих. Откуда у тебя, великий и великолепный Америка, такая наивность по отношению к России? Скажи честно, ты с ним спишь?       …над океаном вскоре действительно собралась буря и шторм. Но Америка и Россия были уже далеко от берега. В придорожном мотеле пили виски со льдом. Он крошился на зубах, сводил челюсть… Из-за большой дозы алкоголя Джеймс запомнил тот вечер и ночь только отрывками. Но они до сих пор заставляли сердце суматошно биться.       Вот он, чуть петляя, пробирается через толпу к музыкантам и, засовывая в карман гитаристу ворох купюр, забирает у него гитару. Америка играет прекрасно в любом состоянии, постояльцы аплодируют и подпевают, хотя песни и весьма похабного содержания, зато веселые, а Россия за столиком закрывает лицо руками и звонко смеется. Джеймсу кажется, что в тот миг он готов отдать все на свете, только бы видеть эту улыбку, всегда, бесконечно, и днем и ночью.       Он играл новую композицию, что-то красивое и лирическое, какую точно, теперь и не вспомнить. Но отлично отпечаталось в памяти, как он объявлял в микрофон, что посвящает песню своему русскому другу Руслану… И глаза России с большими зрачками, в которых нельзя было прочитать ни единой эмоции рад ли он этому, или не рад.       Следующий кадр — глубокая ночь, в окно хлещет дождь, старый телек крутит какой-то черно-белый фильм. Невыносимо жарко, рядом с ледяным русским огонь в душе американца полыхает до самого неба.       — Скажи, Русь, а ты смог бы полюбить меня? — заплетающимся языком, но на полном серьезе спрашивает Смит. — Вот прям не так, как все эти еврошлюхи и шестерки, а по-настоящему, не за деньги? Не отвечай! Я не хочу слышать правды… я сам тебе много врал всю жизнь… просто принадлежи мне…       Смит хватает русского в охапку и падает вместе с ним на жесткую неудобную кровать, тяжело переводя дыхание и дрожь в мышцах, пытаясь сконцентрироваться на расплывающемся перед глазами образе России, но тот тает весенними снегами, растворяется в небесном эфире, только светлый локон щекочет щеку.       Потолок, кажется тлеет и покрывается копотью, или это в глазах темнеет перед провалом в тяжелый сон. Но перед этим он чувствует ледяное дыхание на своих губах.       — Нет, Джеймс… при любом раскладе — нет. И я никогда не буду ни слугой у тебя на побегушках, ни тем более шлюхой, — выдыхает беспощадно Россия, и потолок прогорает вверх, унося сознание в огненных вихрях куда-то в беззвездную слепую бездну.       Америка сделал глубокий вдох и снова очутился в утреннем парке.       — Нет, Ричи. У меня и мыслей никогда не было трахать этого коммуниста. Этого еще не хватало!       — Что же! Это даже к лучшему, — Англия сверкнул глазами, видно, догадался, что строптивый россиянин американца просто напросто отшил. — Тогда все проще. Россию невозможно уничтожить внешней войной, если только разобщить его людей изнутри. Я приму его в Европу, обещаю, но только с территориями до Урала. И успехи уже есть — Ичкерия в шаге от полного суверенитета, да. За ней пойдут остальные. И ты получишь над ним власть.       — Пусть будет, так, — согласился растерянно Америка, не до конца уверенный, будет ли он рад победе, собранной из обмана, коварства и предательства.