***
Гермиона раздражённо потирала предплечья, пока перечитывала письмо из Министерства. На следующей неделе планировалась полная проверка клиники, что вызывало небольшое волнение. С предупреждения Флёр прошло уже достаточно много времени, Гермиона и забыла думать о Бронте. — Нам нечего бояться, миссис Забини. Каждое отделение выполняет свою работу согласно всем правилам и инструкциям. — Я в курсе, мисс Грейнджер. Мой секретарь докладывает. Я беспокоюсь за, так сказать, ваши опыты. — женщина буравила её пронзительным взглядом прямо насквозь, отчего по спине бежали мурашки. — Наш юрист не может так просто доказать, что это не Темные искусства. — Но все разработчики могут поручиться в этом… — Бронте идёт забрать вашу разработку, вы понимаете, мисс Грейнджер? Ваше детище. Я здесь только с материальной стороны. Закрытие клиники меня не очень тронет, несмотря даже на то, что вы так помогли моему сыну. Подумайте. — Хорошо. — Гермиона проследила за женщиной, пока та выходила из кабинета. Миссис Забини была совершенно точно права — чтобы доказать, что не Тёмная магия лежит в основе процедуры нужно было сильно постараться. А зная Бронте… Он не слезет с неё просто так. Так и случилась их недолгая, но такая эмоциональная встреча. Мужчина посетил её кабинет за несколько дней до официальной проверки, оставив после себя неизгладимое ощущение ярости. Этот экземпляр официально не являлся участником войны, отсиживаясь где-то в Европе, но Гермиона почему-то была уверена, что это было вовсе не так. Весь его вид говорил о том, что гены Яксли никуда не делись, даже внешность его навевала определённые воспоминания, но совсем не это смущало Грейнджер. Многие дети Пожирателей внешне походили на своих старших родственников, однако никто не вёл себя так отвратительно, как этот осел Бронте. На протяжении всей беседы она мысленно изумлялась тому, как же такой неприятный человек стал Министром здравоохранения, как умудрялся стать главным в том, чтобы помогать людям. Мужчина был на пару лет старше самой Гермионы, но умудрялся выглядеть на все сорок. Его светлые сальные волосы были завязаны в хвост, на лице присутствовала того же цвета редкая бородка, глаза были всегда прищуренным, словно он всегда и всех подозревал, что даже заставляло Грейнджер чувствовать себя в чем-то виноватой. От своего дяди он отличался более высоким ростом и широкими плечами, которые старался развести ещё шире, наверное, чтобы выглядеть более устрашающим. И у него получалось. Бронте специально пришёл раньше, чтобы вселить опасения за благополучие клиники. Он был необычайно уверен в себе и в том, что проверка найдёт нарушения. И принуждал Гермиону пошатнуться в своих убеждениях. К концу беседы девушка ясно увидела, что у этого человека имелся талант. Если бы он решил втолковать ей, что она родилась курицей, то у него бы это получилось точно. Такая высокая должность по праву была им заслужена… В каком-то нехорошем смысле слова. Если бы Бронте посидел в кабинете ещё час со своими речами, то, возможно, она бы выполнила его скрытые желания, а именно — отдать наработки и свалить в закат. Но его планам помешал посетитель, словно ангел с небес, явился Теодор Нотт, возможно он уловил сигнал «s.o.s», посылаемый Грейнджер весь прошедший час, или полчаса — она совсем потеряла счёт времени. Только после ухода нежданного посетителя она позволила себе выдохнуть и ужаснуться. — Он почти дожал меня, Нотт! — она почти что плакала от обиды, выплескивая всё человеку, с которым не особо тесно общалась. —Тебе нельзя было встречаться с ним в одиночку. Почему не было миссис Забини? — Она сказала, что это моя проблема. И она права — как я могу защитить клинику от нападок людей, репортёров, проверяющих, если не могу справиться с одним неприятным типом. — Тогда это будет и моей проблемой, это ведь мой отдел занимается разработкой. — Не закапывай себя заранее, Нотт, возможно, в будущем тебя возьмут на министерскую должность. Бронте говорит не только об исследованиях, но и о людях. — ей было неприятно об этом говорить, но она должна была предупредить его, пока он не ввязался в эти дела. — Грейнджер, если бы я хотел поработать за три сикля, то пошёл бы в Мунго. — мужчина подошёл к книжном шкафу и стал рассматривать медицинскую литературу. — Меня здесь всё устраивает. — Не знала, что ты нуждаешься в деньгах. Ты же… Ну… Наследство и всё такое. Тео сдавленно засмеялся и присел напротив неё, подпирая рукой подбородок. — Ты мало интересуешься чистокровным сообществом, да? Мой отец оставил мне только дом и долги, об этом всем известно. — Ох, извини. Ты прав, я особо не интересуюсь вашей аристократией. — Гермиона устало откинулась в кресле — Бронте совершенно точно был энергетическим вампиром. — Кроме Малфоя. — Что? О чем ты? — Ты решила провести процедуру, которой нет у нас в допуске, — он лениво рассматривал разбросанные папки на её столе. — Вероятно, один сноб все же заинтересовал тебя. — О, Годрик! Это… Это просто будет экспериментальная процедура, все документы будут в порядке. — Но они не первые, кому нужно это. Чем не угодили, например, Френки? — Маиза Френк может сама выносить ребёнка, просто придумывает себе диагнозы Я не собираюсь потакать таким желаниям пациентов. — Астория не сможет родить? — Не может. Теперь подпиши, пожалуйста, договор о неразглашении. Нотт понимающе хмыкнул и собрался уходить, но что-то его удерживало. — Хочешь меня ещё в чем-то обвинить? — Гермиона с ленивым интересом наблюдала, как он мнется в дверях. — Хочу попросить Паркинсон переехать ко мне. Грейнджер ошарашенно вскинула брови и села ровно, она и не догадывалась за своими проблемами, как сблизились эти двое. — О… Хмм. Даже не знаю. Я до сих пор не разобралась в Пэнси на все сто процентов, но что я знаю точно — это не по вашим правилам. А эта бунтарка кое-что ещё помнит из своего воспитания. — Да… Да. Ты права. — мужчина старался не показать эмоций, но было видно, как он смутился. — Сначала помолвка. Просто… Ладно. Извини, что загрузил. Он быстро вышел из кабинета, оставляя Грейнджер с озорной улыбкой на лице.***
После войны семья Малфоев недолгое время была в осаде: глава семьи — Люциус Малфой, практически угодил в Азкабан, лишь серьёзный диагноз спас его от камеры. И только Нарцисса Малфой знала, что между тюрьмой и болезнью для мужа стоял знак равно. Он часто впадал в истерики, стал более агрессивный и вспыльчивый. Главной идеей фикс резко стало продолжение рода. Мужчина настолько боялся своей смерти, что начал терроризировать всю семью. Больше всех оставалось сыну, так как к женщинам у него сохранилась какая-то капля уважения. Никакие разговоры не помогали, а делали лишь хуже, трость Люциуса перестала быть просто палкой для опоры, а стала средством проявления жестокости по отношению к своему ребёнку. Постепенно материнское сердце стало сдавать, любовь к мужу все ещё была сильной, но любовь к сыну начала перевешивать. Нарцисса решилась на отчаянный шаг, лишь дав себе один вечер на прощание. — Можно было бы вызвать этого повара из ресторана к нам в поместье, почему мы должны тащиться и сидеть в одном зале, Салазар знает, с кем!? — Люциус уже был в рубашке и брюках и выбирал между бабочкой и галстуком. — Милый, Анатоуль Де Кюстин не будет готовить на обычной кухне, будь она даже кухней Морганы. Тем более, я хочу выйти в свет всей семьёй, чего не было уже давно. — миссис Малфой выбирала что же ей надеть: любимое темно-синее платье в пол или любимый наряд мужа — лёгкое платье цвета пудры, доходившее ей до середины голени. — Мы идём с Драко? — он отвернулся от зеркала и уничижительно посмотрел на жену, которая тоже взглянула на него. Не глядя в шкаф, она достала синее платье. Ей так хотелось умолять его, упасть в ноги и плакать о том, чтобы он перестал быть таким жестоким. К сожалению, все методы уже были ею использованы. — Естественно. Мы ведь семья. Мистер Малфой продолжил что-то ворчать, но она его уже не слушала. Это был их последний вечер, и она не желала слышать его брюзжание.***
Французский повар действительно производил фурор в Англии — зал был полон волшебниками. На сцене неспешно играл оркестр, совсем скоро должны были начать петь. Драко Малфой уже забыл, когда выходил в свет с родителями, возможно, это было на каких-нибудь каникулах, когда он приезжал домой. Не считая, конечно, тех каникул, когда у него дома поселился плоскомордый. Он непринуждённо оглядывал зал, ища глазами семью Забини — они сегодня тоже должны были тут быть. Драко старался случайно не посмотреть в глаза отца, пока тот буравил его взглядом, как это было обычно. Зазвучал приятный женский голос и мужчина обратил внимание на сцену — там пела миловидная ведьма, звуки из её рта заставляли расслабляться. Он бы не удивился, если бы узнал, что для этого используется какое-то волшебство. — Драко, прекрати глазеть на людей, — голос отца практически резал перепонки. — Ты из великой семьи, а ведёшь себя как мальчишка. — Я был бы не против не быть частью этой семьи, но кого это волнует, правда, папа? — Драко почувствовал под столом руку Астории на своем бедре. — Милый, что ты думаешь о ягненке? Я сомневаюсь, может все же, утка… — Нарцисса что-то тихо говорила мужу, пока Астория пыталась перетянуть внимание Драко на себя. — Выполнишь свое предназначение, и ты мне больше не нужен. Драко не раз слышал эти слова, но все равно каждый раз был готов плакать, как ребёнок. Он уже дернулся встать и сбежать в уборную, чтобы, как обычно, смягчить боль от слов отца другой болью, когда заметил в дальнем углу знакомых. — Какая вульгарщина, — где-то рядом язвительно скривилась Астория, тоже заметив новоприбывших. Мужчина и женщина. Ставший раза в два больше, Крам и его весёлая спутница в длинном темно-красном, словно кровь, платье. Слова отца уже вымывались из разума, их место заполняли совершенно другие мысли. — Я понял, папа. Скоро ты получишь то, о чем так мечтаешь. — Драко от всей души улыбнулся, кинув взгляд на руки отца и перевёл их обратно на Грейнджер. Нельзя было сказать, что у Драко Малфоя отвисла челюсть, или он потерял дар речи, но что-то точно екнуло. Примерно так же, как сто лет назад на школьном балу. Крам отодвинул для неё стул, и она шагнула ближе на своих каблуках, которые Драко уже не мог представить без Грейнджер. На одно мгновение она открыла вид на свою ногу в крышесносном разрезе практически до пояса, при виде которого у его высокоцеломудренного отца точно мог бы случиться удар. Верх платья был более закрытым, точнее закрыта была полностью лишь одна рука – такой крой был весьма необычным для таких мест. Где-то рядом фыркнула Астория, выбивая его из того безумия, каким он занимался, разглядывая магглорожденную прямо на глазах у отца. — Какое необычное платье сегодня у мисс Грейнджер. — Нарцисса, заметив замешательство детей, тоже кинула быстрый взгляд на дальний угол. — Очень красиво. — Грейнджер??! Кто пустил сюда эту гразнокровку? — воскликнул Люциус, не оборачиваясь, но музыка перебила его возглас. — Дорогой, не забывай, что она многим помогла за последние месяцы. Я думаю, она заслужила, чтобы её так не называли, тем более в общественном месте. — Ты не понимаешь, Нарцисса?! Такие как она обязаны нам прислуживать, как эльфы! А они, в этой клинике, ещё и обдирают чистокровных на большие суммы. — Люциус Малфой крепко схватился за нож, что костяшки на его руке побелели. — Я так не думаю, дорогой. — женщина, не обращая внимание на злость мужа, позвала официанта. Отец продолжал нести свой бред, что семья старательно пропускала мимо ушей: для молодой части Малфоев он стал кем-то типа ворчливого старикана, а для Нарциссы душевной болью, от которой хотелось скорее закрыться. — Этот Крам так поздоровел. Нет, он и раньше был немаленьким, но сейчас… — Астория говорила это полушёпотом, чтобы слышал лишь Драко. — При живом муже пялишься у всех на виду, мой отец бы тебя выпорол. — Кто бы говорил, отвернись от того стола, а то у тебя уже слюна висит, — жена насмешливо промокнула ему уголок рта салфеткой. — Ох, Пэнси! Здравствуй! — неожиданно для всех Нарцисса поднялась со своего места, чтобы поприветствовать их бывшую подругу. И друга. — Теодор, добрый вечер. — Здравствуйте, миссис Малфой, мы очень рады вас видеть. Мистер Малфой, добрый вечер. Люциус не стесняясь скривил губы, глядя на однокурсников Драко, но все же поздоровался с Ноттом, избегая смотреть на Паркинсон. — Сегодня здесь собирают отбросов общества? Грязнокровки, сумасшедшие… — забормотал он себе под нос, получая пинок в бок от жены. — Я думал, ты беден, словно церковная мышь, Теодор. Твой отец был совершенно безответственным. — Вы правы, мистер Малфой, но у меня есть несколько источников заработка, я попробую сделать семью Нотт достойными. — Ты начал работать? С недавнего времени мой сын тоже начал работать, считаю это низким. Если работать, то только быть главным в этом деле. Не слышал о компании Ноттов. — Бог мой, Люциус! — Нарцисса не выдержала и закрыла лицо от стыда. — Не переживайте, миссис Малфой, меня это ничуть не трогает, каждый считает своим долгом напомнить мне о том, кто был мой отец, и кто таков я. — Тео склонил голову набок и примиряюще улыбнулся. — Драко, Астория, хорошего вечера. Пара не спеша направилась к дальнему столу, Тео положил руку на плечо подруги, видимо в жесте успокоения. Драко совершенно не обратил внимания на Пэнси, пребывая в шоке от слов отца. Раньше Люциус никогда не позволял так себя вести с его друзьями. — Надеюсь, ты больше не станешь общаться с этими. — Люциус невозмутимо принялся за свой кусок мяса, словно ничего особенного сейчас не произошло. — Ты… Видимо ты ещё не понял, что я такой же… Как Тео, или Пэнси, или даже Грейнджер. У меня ничего нет, у меня нет семьи, кроме моей матери. У меня нет богатств, они мне не нужны. Ты меня сковал, но я выполню твоё сраное желание — внук будет, только вряд ли ты его увидишь. Драко резко встал, стул его завалился назад, привлекая внимание публики, но он этого не видел из-за кругов, расплывающихся в глазах. Быстрым шагом он покинул зал, на ходу представляя, как сладко будет рубить отцу палец. Чувство мести за годы унижений так и навалилось на его худую спину. Мужчина забежал в уборную и прислонился лбом к зеркальной поверхности стены, учащенно дыша и заставляя зеркало потеть. Он взглянул на себя: волосы растрепаны, галстук съехал в сторону, бешеный взгляд и трясущиеся руки — ну точно псих. Дверь открылась, и он закрыл глаза, пытаясь прийти в себя и успокоить дыхание. — Все в порядке? — он резко открыл глаза и обернулся, вошедший человек оказался девушкой. — Это мужская уборная. — Правда? Я такая невнимательная. — он знал это выражение лица — она всегда так врала, выгораживая своих дружков перед профессорами. Он выжидающе сложил руки на груди и склонил голову, рассматривая её поближе. Даже на каблуках она, скорее всего, не достала бы макушкой до его подбородка. Волосы были необычно уложены в низкий пучок, который не мог удержать особо упрямые пряди. — Хорошо выглядишь, Грейнджер. — Ээ… Неожиданно. — она совершенно точно смутилась. — Спасибо. — Крам не сказал, что твоё платье здесь, словно красная тряпка для быков? — Нет. Я и сама это знаю, просто не могу отказать себе в удовольствии понаблюдать за вашими реакциями. — она наклонилась ближе к зеркалу и подкрасила губы, казалось бы, ничего особенного, но… — Чьими — «вашими»? — Таких как ты, которые под стол готовы свалится, когда видят грязнокровку. Или бедного чистокровного. Или отвергнутую дочь. Пэнси сама не своя из-за общения с твоей семьёй. Руки предательски задрожали, и он сунул их в карманы, сжав кулаки. Волна возмущения снова начала подниматься в душе, требуя расплаты. Он медленно двинулся к ней, не отрывая взгляда от своих туфель. — Что ты знаешь обо мне, грязнокровка? — он не хотел, он не был как отец, но слово уже было сказано. Она застыла, не донеся помаду до губ. — Отвечай. — Малфой… — Ты так смело бросаешься словами, так ответь. — он стоял уже вплотную к ней, нависая. — Знаю, что ты Малфой. Сын своего отца. Знаю, что тебе, как и всем вам, нужна игрушка под названием «ребёнок». — он схватил её за поднятый подбородок, но она упрямо продолжала говорить. — Знаю, что стоял рядом, пока твоя тётка резала мою руку. Она резко дернула рукав наверх и до него дошло, зачем этому платью один рукав. Ком тошноты подкатил к горлу, заставляя отпустить её лицо. Драко кинулся к ближайшей кабинке, и его стошнило. Словно сквозь толщу ваты в ушах, он услышал стук каблуков по полу — каждый выбивал из него новую порцию желчи. Хлопок двери, она ушла, но вид её незаживающей плоти останется с ним еще надолго.