И солнце взойдёт

      Многостраничный документ, над которым она весь день работала, оказался очень сложным и запутанным. К вечеру Ингрид была в полном изнеможении. Закончить было необходимо, но сначала не помешало бы немного подкрепить свои силы. Она перешла из кабинета в гостиную — там теплее — и туда же приказала принести лёгкий ужин и вино. Муж, как всегда, будет недоволен тем, что она ужинает в гостиной — и её, как и всегда, это совершенно не волнует. Даже если бы он был сейчас дома, то вряд ли бы Ингрид отказала себе в удовольствии поужинать рядом с камином. Едва уловимый запах горящих дров всегда добавлял аппетита…       Вино было терпким, немного сладким, немного кислым, но именно это сочетание она любила. Сколько страниц она сегодня перевела? Множество — скрупулёзно анализируя каждое слово, каждую фразу. Неточностей, тем более, ошибок допускать нельзя. Ей доверяют документы весьма серьёзные, даже секретные, и Ингрид отнюдь не желала подорвать свой авторитет в глазах руководства. Она — главный переводчик. И она никогда не простит себе, если кто-то займёт её место.       Покончив с ужином, Ингрид вновь вернулась к тексту, иногда пригубливая из бокала. Стрелка часов стремилась к одиннадцати, а мужа до сих пор не было. И где он шатается? Утром он был весьма взволнован: проснулся на заре, очень тщательно приводил себя в порядок, постоянно перебивая её сон. Накануне нужно было отослать его ночевать в другую спальню! Но на днях он сделал ей такой изящный подарок, что Ингрид смягчилась.       Муж её был покладист и, в целом, не мельтешил перед глазами, но всё же подчас неимоверно раздражал, а временами вызывал иронический смех. Она это и не скрывала, наблюдая за его краснеющими в бессильной ярости ушами. Однако порой ей даже хотелось нежно его обнять. Иногда он был приятен настолько, что она получала удовольствие от его поцелуев и близости. Стоило отдать ему должное, ради неё он старался выглядеть помоложе и не пытался показывать, что он — главный, тем более, что таковым, собственно, никогда и не был.       Сегодняшнее утро с его нервными сборами кончилось тем, что Ингрид запустила в мужа подушкой, после чего он спешно ретировался.       — Ты снова ужинала в гостиной? — раздался голос за спиной.       Её немецкий дог Зигфрид, лежащий на полу рядом, поднял голову и недовольно заворчал. Выглянув из-за спинки кресла, Ингрид увидела своего мужа, остановившегося в дверях. Вид у него был, мягко говоря, усталый. Ингрид, отставив бокал на столик, поднялась и опёрлась бедром о спинку кресла.       — Во-первых, добрый вечер, дорогой, — елейно протянула она.       — Если бы так, — он приблизился к ней и, притянув к себе, поцеловал в висок. — Уж боюсь представить, чем обернётся твоё «во-вторых».       — Обещаю, что тут обойдусь без вреда для твоего здоровья, — Ингрид отстранилась и, прищурившись, оглядела его. — Что за уныние? Ты был на похоронах?       — Скорее, наоборот, — он тяжело вздохнул и, отойдя, позвонил в колокольчик.       — На крестинах? — хмыкнула она и вновь устроилась в кресле.       Молчание продолжалось до тех пор, пока в гостиную не заглянул дворецкий. Муж попросил ром — он пил именно этот напиток, хотя Ингрид даже запах его не переносила — и сел напротив.       — Помнишь, я рассказывал тебе о Томасе Эндрюсе?       — Как тут забыть, — фыркнула Ингрид.       О, она помнила. Муж едва ли не с первого вечера их знакомства начал разглагольствовать о своей жизни. И это имя звучало из его уст довольно часто. Более того: откровенная обида сквозила в каждом слове Маркуса, когда упоминался Эндрюс. Ингрид узнала, что её муж работал на верфи, где тот директорствовал, но вот обстоятельства его «отстранения» ей неясны до сих пор. Маркус жаловался на какую-то несправедливость, но ей всегда казалось, что он недоговаривал. Да и сейчас явно собрался о чём-то умалчивать.       Пришёл дворецкий, наполнил бокал, и муж залпом осушил его.       — Он здесь, — мрачно бросил Маркус. — В нашем времени… и в Германии.       — В каком смысле? Он же погиб! — Ингрид даже растерялась.       — Эндрюс как-то вернулся, — он вновь протянул бокал, чтобы тот наполнили. — Спасибо, Кох. Вы можете быть свободны.       Кивнув, Кох оставил штоф на столике и ушёл.       — Погоди, — Ингрид, схватившись за подлокотники, подалась вперёд. — Тот самый?       — Тот самый, — он вновь поднёс хрусталь к губам. — Я видел его сегодня.       — Почти старец, должно быть, — смешок вырвался из её груди.       — Ни капли, — Маркус серьёзно посмотрел на неё. — Гиммлер говорил с ним почти два часа.       — И о чём же?       — Я не знаю… Меня попросили ждать в холле.       — Прекрасно, дорогуша, — Ингрид потёрла висок. — И ты даже не попытался спорить?       — С Гиммлером? Ты шутишь?       Да уж какие шутки! Тут настоящая сенсация, а её муж безропотно позволяет выставлять себя за дверь! Просто изумительно, что он всё ещё держится на плаву — при подобной-то трусости!       — Ты знал этого человека! Ты имел полное право присутствовать при разговоре с ним! — тут она понизила голос. — Расскажи мне всё, о чём тебе поведал рейхсфюрер до и после этой беседы.       Поёрзав в кресле, Маркус усмехнулся и покрутил бокал, вероятно, в попытке придать себе непринуждённый вид.       — Рейхсфюрер пожелал держать это дело в секрете, — наконец заявил он и вновь опустошил бокал.       Значит, так он заговорил? Ингрид с театральным вздохом откинулась на спинку кресла.       — Хватит увиливать, милый. Тебе ли не знать о секретах?       — Ты опять…       — Ты мне не доверяешь? — она как бы изумлённо приподняла брови.       Кадык Маркуса дёрнулся. Он снова повертел бокал, наполнил его ромом, а затем, подумав, подлил Ингрид вина.       — Я не сумел ничего выяснить, — глухо пробормотал он. — Я лишь мельком увидел его… Гиммлер ничего мне так и не разъяснил. Всему своё время… так он и сказал.       — И что тут делает Томас Эндрюс? Как он вообще сюда попал?       — Вчера мне сообщили, что рейхсфюрер хочет видеть меня утром, — он чуть замялся. — Мы уехали в конспиративный дом, где я никогда не был… И…       Мюер осёкся, чем вызвал ещё большее любопытство. Его голубые глаза метались из стороны в сторону, хотя он и пытался это скрыть за хрустальной стенкой бокала.       — И что?       Он встал, отошёл к камину, опёрся ладонью о мраморную раму и вдруг поглядел на неё из-за плеча.       — Гиммлер просил передать, чтобы ты была у него завтра в восемь утра. Прости, что не сказал тебе сразу, — Маркус поджал губы. — Но я боюсь, что дело коснётся Эндрюса.       — При чём здесь твой Эндрюс? — удивилась Ингрид.       — Мой? — он рассмеялся и, сделав глоток, вылил ром прямиком в жерло камина, которое на миг ярко вспыхнуло. — Пропади он пропадом во веки веков!       А ведь он не пропал… Ингрид приходилось переводить столь занимательные документы, что её скептицизм со временем заметно уменьшился. И Томас Эндрюс, спустя столько лет не покидающий мысли её мужа, показался чрезвычайно любопытным.       — Маркус… — Ингрид подошла к нему и провела по напряжённой спине, а затем водрузила подбородок на его плечо. — К чему твои вековые обиды? Ну, каким-то чудом явился этот Эндрюс… И что с того? Здесь и сейчас он — рыба вне воды, не так ли?       — Так, — он накрыл её ладонь своей. — Но ты — военный и технический переводчик. Я догадываюсь, чего именно от тебя потребует наш рейхсфюрер.       — Просвети, — шепнула она и ухмыльнулась. — Или ты уже ревнуешь?       — Значит, ты не исключаешь возможность… какого-либо взаимодействия с ним?       — И всё же зачем меня завтра вызывает рейхсфюрер?       Он порывисто развернулся и, обхватив Ингрид за талию, прижал к себе.       — Я не имею понятия, что будет завтра, — он мазнул поцелуем по её скуле, а после принялся пробираться всё ближе к её губам. — Но я уверен, что хочу тебя сейчас.       Поразмыслив, Ингрид всё-таки ответила на его поцелуй, но спустя полминуты отстранилась и демонстративно поморщилась.       — От тебя пахнет ромом. И мне с утра к рейхсфюреру, — она отошла. — Как ты и предупредил.       Направившись к дверям, Ингрид замерла в проёме и обернулась.       — На меня хоть не обижайся. Мне рано вставать, любовь моя, так что, я предпочла бы спать одна.       — Точнее, с Зигфридом… — уныло пробормотал муж, на что она лишь кивнула. — Ты ведь завтра обо всём мне сообщишь?       — Ну разумеется, — улыбнулась Ингрид и захлопнула дверь.       Ей действительно хотелось встретиться лицом к лицу с этим Томасом Эндрюсом. Ох, неужели судьба решила посмеяться над её мужем, приведя сюда его бывшего начальника? При том, как Маркус выразился, не в виде «старца». Значит, сквозь пространство и время..?       Она была уверена, что Гиммлер вызывает её к себе по серьёзному поводу. Они обычно виделись не чаще раза в месяц, а сейчас миновала всего неделя с их предыдущей встречи. Значит, за это время произошло что-то важное. Крайне заинтригованная, Ингрид быстро приняла ванну, а затем улеглась в постель. Зигфрид с её разрешения устроился в ногах и тут же засопел.       Ровно в восемь Ингрид уже постучала в кабинет рейхсфюрера, и тот сам открыл ей дверь, встретив полуулыбкой.       — Милая фрау Мюер, — проговорил он, отходя, чтобы впустить её, а затем прикрыть дверь. — Чудесно выглядите.       — Благодарю, — мягко произнесла она и, разгладив юбку, устроилась на стуле напротив его кресла.       — Прошу извинить, что вынудил вас выехать столь рано, — он сел и сложил перед собой руки. — Но дело не терпит отлагательств.       — Не извиняйтесь, рейхсфюрер. Вы же меня знаете, — она чуть опустила ресницы.       — Знаю. Как знаю то, что вам по силам выполнить даже самые запутанные задания, — он придвинул к ней папку. — Дело касается человека, с которым знаком ваш муж.       — Он со многими знаком. Но тут… — она открыла папку. — Томас Эндрюс собственной персоной.       — Верно.       — И что же произошло с этим беднягой? — её взгляд забегал по строчкам. — А… вижу.       Рапорт с «Эмдена» представил собой нечто столь поразительное, что она вся подобралась. Такого Ингрид ещё не читала. А вот допрос Эндрюса… Должно быть, тогда он ничего не понимал, но даже сквозь эти строчки видно: держался он стойко. Наверняка ещё не отошёл от шока, но дела это не меняло. За одну только ночь пережить трагедию, едва не погибнуть и оказаться на германском крейсере…       — Случай, прямо скажем, экстраординарный, — продолжил Гиммлер. — И я готов предоставить вам возможность изучить его подробнее.       Надо же, а вот её мужа, судя по вчерашнему разговору, явно никто не спешил посвящать хоть в какие-то подробности. Стало даже приятно.       Среди листов и документов обнаружилось несколько фотокарточек — в основном портретные снимки статного темноволосого мужчины с выразительным и по-аристократически красивым лицом. Выражение его везде казалось безмятежным, и складывалось ощущение, что мужчина вот-вот улыбнётся.       — Случай? — взяв в руки одну из фотографий, переспросила Ингрид. — Или Томаса Эндрюса?       — Зрите в корень.       — Желаете его завербовать? — чуть прищурилась она.       — Будем действовать поэтапно, — усмехнулся Гиммлер. — Сперва обучить немецкому. Но и с иным вы справитесь. Вы берётесь за это дело?       Поработать с этим Эндрюсом, столь ненавидимым Маркусом и, безусловно, талантливым человеком, будет очень интересно.       — Берусь, — она постучала ноготочками о деревянные подлокотники стула. — И, разумеется, справлюсь, рейхсфюрер.       — Я никогда в вас не сомневался, фрау Мюер.       — А я никогда не подведу ваше доверие. Когда мне приступить?       — Сегодня. Прощупайте почву, — Гиммлер довольно хмыкнул. — Вчера я навещал его в «Цветущем саду». Что ж, он весьма учтив, но при случае — за словом в карман не полезет. Заболтать его вполне возможно, он и сам далеко не молчун, но для меня главное, чтобы он…       — Был покладист, — продолжила за него Ингрид и ухмыльнулась. — И он будет.       В «Цветущем саду»… Это тот самый дом, который Мюер назвал конспиративным? Забавно, что он до сих пор не знал про это место… Ингрид же по долгу службы не раз наведывалась туда, но поделиться с мужем не сочла нужным.       — Главное ваше дело теперь — Эндрюс. За переводы теперь будет отвечать ваш заместитель, — подытожил Гиммлер, а Ингрид и не возражала — она предвкушала.       Через час Ингрид была у порога «Цветущего сада», и встретила её домоправительница — строгая дамочка с извечно поджатыми губами. Благо, эта фрау Брандт, проводив её к группенфюреру фон Мольтке, ушла по делам.       — Ингрид! — Фридрих встал и улыбнулся.       — Здравствуй, — они дважды коснулись щеками — это было их маленькой традицией.       Они дружили с детства, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. Их родители часто гостили друг у друга, и даже когда Ингрид была совсем маленькой, он охотно играл с ней. А перед окончанием войны она узнала, что их родители собираются поженить их, когда она станет постарше… Но вот только Фридрих вернулся с тяжёлым ранением после битвы при Сомме, жил почти затворником. Когда всё рухнуло, то Ингрид боялась даже предполагать, что происходит с другом детства. Однако едва ей исполнилось семнадцать, она решилась написать ему, но ответа так и не получила. И тогда она пришла к нему. Они проговорили до утра, напились до пляшущих чёртиков, и Фридрих рыдал чуть ли не в голос, когда рассказывал о том, что повстречал девушку… во Франции. Девушку, которую не сумел спасти.       После этого она сказала родителям, что не выйдет замуж за Фридриха. А он так ни на ком и не женился.       Грусть ощутимо кольнула, и, заставив себя вынырнуть из воспоминаний, Ингрид нацепила дежурную улыбку.       — Значит, ты только-только от рейхсфюрера? — помогая ей сесть, уточнил фон Мольтке.       — Да, именно.       — Ты хоть завтракала? — он присел на край стола.       — Нет, — Ингрид лукаво прищурилась. — Где наш герой?       — Ещё носа не высовывал, — Фридрих коротко пожал плечами. — Не терпится познакомиться?       — Скорее, позавтракать вместе, — она закинула ногу на ногу. — У меня, знаешь ли, уже есть план на сегодня.       — Мне стоит начать беспокоиться за Эндрюса? — фон Мольтке чуть склонил голову вбок.       Вместо ответа Ингрид коротко засмеялась и уточнила, в какую спальню поселили этого «гостя».       Но на её стук никто не отреагировал. Закатив глаза, она схватилась за ручку и распахнула дверь. Из-под белого вороха одеяла выглядывала темноволосая макушка. Ингрид глянула на часы — уже одиннадцатый час! Господин судостроитель ещё почивать изволит? Восхитительно… Ингрид прошла внутрь спальни и резко распахнула шторы, но тут же обернулась, следя за его реакцией.       Менее чем за минуту на его лице недовольство сменилось растерянностью, затем — какой-то догадкой, но закончилось всё раздражением.       Ингрид заметила то, как именно он на неё посмотрел… А ещё то, что у него весьма крепкая грудь, которую, он, впрочем, спешно скрыл за одеялом. О, он ещё и попробовал огрызнуться! Занятно.       «Хм… Ведь и вправду хорош, пусть сейчас и выглядит, как растрёпанный воробей. Надо бы его взбодрить», — подумалось Ингрид.       И после её приказного «aufwachen, Thomas Andrews!» — он весь встрепенулся.       — Кем бы вы ни были, я настаиваю, чтобы вы покинули эту комнату, мисс! — а голос, несмотря на нотки ярости, был мягким, глубоким, даже бархатистым.       Ей понравилось.       — Вы должны были встретить меня в холле, — Ингрид приблизилась к его кровати, и Эндрюс отодвинулся и закутался в одеяло ещё тщательнее. — Вас же предупреждали?       — Полагаю, предупреждали, — он настороженно смотрел на неё.       — Почему же вы не сделали этого?       — Это очевидно, — Эндрюс, несмотря на все обстоятельства их диалога, уступать явно не собирался. — Потому что я спал.       — И вы не соизволите встать?       — Каким образом? — взгляд его тёмных глаз на миг обвёл простыни. — А вообще, спешу вас оповестить, никакого преподавателя лично я не нанимал.       Неужели? Вот это уже не просто позабавило, но и добавило азарта. Этот экземпляр, строящий из себя саму серьёзность, вдруг решил ей перечить? Да, Гиммлер был прав, когда предупредил, что Эндрюс за словом в карман не полезет. Но если она, уже ворвавшаяся в его спальню, уйдёт по первому требованию, то лишится авторитета в глазах Эндрюса, а чтобы выполнить задание рейхсфюрера — необходимо совершенно противоположное.       — Вот именно. Меня пригласил лично рейхсфюрер. И распоряжаюсь здесь я, а не вы, — Ингрид крепко ухватилась за край одеяла и слегка потянула на себя.       Опешивший Эндрюс явно не сразу заметил, что ткань вновь начала спадать, оголяя его, однако, быстро пресёк эти поползновения.       — Хватит паясничать! — рыкнул он и резко дёрнул одеяло на себя.       Дёрнул с такой силой, что Ингрид не устояла и упала прямо в кровать. А ведь она всего-навсего хотела подразнить его — немного ребячески, но чтобы место своё не забывал. Подняв голову, Ингрид сдула упавшую на лицо прядь. Эндрюс уставился на неё с изумлением и явно готов был отползти ещё дальше — только вот было некуда. Он что, и правда совсем без одежды?       — Начало многообещающее, — оправив юбку, приглушённо протянула она. — У вас есть ровно десять минут, чтобы привести себя в божеский вид. Иначе я за себя не ручаюсь.       — Может, на эти десять минут вы соблаговолите выйти? — выгнув бровь, с наигранной чопорностью полюбопытствовал Эндрюс.       — На десять минут, так уж и быть, выйду, — Ингрид придала своему голосу строгие, почти стальные интонации. — Если не успеете — пеняйте на себя. Я жду вас в столовой.       По всей видимости, забывшись, Эндрюс приподнял руки в примирительном жесте. Взор вновь — против её же воли — скользнул по его груди, но в следующее мгновение Ингрид, вздёрнув подбородок, вышла.       Она, признаться, понимала его шокированное состояние: с ним ведь и до этого произошло столько всего… А сейчас в спальню к мужчине ворвалась дама — ещё и в «современном» наряде. Но ничего, пусть привыкает к новым реалиям, а то его в люди не выпустишь. В любом случае, верно, взбодриться ему надо.       Он явился спустя двадцать минут, и былой его растрёпанности как не бывало, но вот только, почуяв запах омлета, Томас поморщился и наполнил тарелку куриным бульоном. Ингрид усмехнулась: всё ясно.       — Во-первых, вы опоздали. Во-вторых, у вас проблемы со спиртными напитками?       — Никаких проблем. Я бы сказал, что мы гармонично сосуществуем, — пробурчал он.       — Почему же вы решили «посожительствовать» с ними именно накануне нашей с вами встречи?       — Потому что, — он взирал на неё исподлобья, в упор и с явным недовольством, а затем потянулся к тарелке с хлебом. — И хотелось бы услышать ваше имя.       — Nur in Deutsch,, — перехватив тарелку, Ингрид придвинула её к себе. — Wie heißen Sie? Ну же, повторите.       — Wie… heißen Sie? — лениво повторил он.       — Ich heiße Ingrid Muer, — она ослепительно улыбнулась, а на лице Эндрюса отобразилась задумчивость, уступившая, кажется, мимолётному сочувствию. — Und sind Sie Thomas Andrews?       — Вы спрашиваете? — он с лёгким раздражением сжал ложку и окунул её в бульон. — Вы прекрасно знаете, как меня зовут.       — Ja, Ich weiß. А вот вы пока и двух слов не свяжете.       — Не буду спорить, — Томас поджал губы. — Не передадите ли вы мне хлеб?       — Ну так попросите.       — Передайте мне Brot. Bitte.       А вид абсолютно невинный. Ингрид покачала головой.       — Könnten Sie mir bitte den Käse reichen? — она указала взглядом на сырницу, которую Томас подвинул к ней. — Gut. Теперь попросите у меня хлеб.       — Вы мне не дадите позавтракать, не так ли, мисс Мюер? — иронично полюбопытствовал он.       — «Фрау Мюер», — поправила она. — Нет, не дам, пока не сподвигну вас думать головой. Поверьте, всем в таком случае станет намного проще.       — Не выдавайте напористость за добродетель, — пробормотал он.       — Я тут не ради, как вы выразились, добродетели. У меня есть конкретная цель. А вы, кажется, хотели хлеб.       Несколько секунд он молчал, глядя куда-то вбок, а затем медленно выговорил:       — Könnten Sie mir bitte den Brot reichen?       — Только «das Brot», — она подвинула к нему тарелку.       — Спасибо. Danke, — Эндрюс взял тост. — Чем отличается «den» от «das»?       — Очень хорошо, герр Эндрюс… — она самодовольно сложила руки на груди.       Завтракать ему Ингрид больше не мешала, лишь немного посвятила в употребление артиклей в том или ином роде, падеже и числе. Впрочем, он выслушал внимательно, несмотря на пробудившийся аппетит. Ингрид тоже вернулась к еде, но время от времени незаметно разглядывала его. Какой всё-таки привлекательный мужчина. Она прикрыла глаза и слегка растянула губы в улыбке.       После они переместились в библиотеку, где она положила перед ним первую попавшуюся книгу, которая оказалась сборником стихотворений Шиллера.       — Читайте.       — Я уже пытался, — он усмехнулся. — Толку от этого мало.       — Вслух.       И он читал, иногда проговаривал по слогам, при этом — посматривая на неё вопросительно. Когда он дочитал второе шестистишие — Ингрид остановила его жестом ладони.       — Неплохо, герр Эндрюс. Вы однозначно чувствуете фонемы. Вы знаете какой-нибудь язык, кроме английского? Ирландский?       — Скорее, парочку не совсем книгопечатных песенок на ирландском… ещё из молодости, — он будто бы смутился. — Французский учил, мог даже с кем-то поговорить, но практики не хватало.       — Вот именно. Дело в практике. Но не мне вам объяснять, — она улыбнулась.       Повисло молчание, Эндрюс, кажется, сбросил напряжение и откинулся на спинку кресла.       — Вы же немка? — вдруг полюбопытствовал он, подперев пальцем скулу.       — Это очевидно.       — Вы очень хорошо знаете английский, фрау Мюер.       Неужто задобрить решил? Она вроде уже и не так строга с ним.       — Не только его, — откликнулась Ингрид. — Я искусно матерюсь на четырёх языках.       — И на каких же? — он вновь обратил на неё вопросительный взгляд.       — Мой родной, английский, итальянский, ну и ваш любимый французский.       — Вы лингвист?       — Мы на интервью? — наигранно удивилась она.       Эндрюс усмехнулся и вновь выпрямился. Ингрид откинула с плеча светлый локон и взялась за книгу.       — А теперь идите сюда. Можете присесть на подлокотник моего кресла. Я буду читать, проводя пальцем по каждой строке, а вы следите и мысленно проговаривайте за мной. Смысл пока даже не пробуйте уловить — просто ощутите сам язык. Каждую букву и каждый звук.       Поколебавшись, Эндрюс всё-таки сделал, как она велела, однако, на подлокотник не присел, а лишь, склонившись, облокотился о спинку кресла. Ингрид, читая, слышала его дыхание сбоку — чуть сзади, слышала аромат свежести, исходящий от него… Чертовски он хорош, этот Эндрюс.       Она, закончив с чтением очередного стихотворения, вдруг повернулась к нему. Он не успел отодвинуться, но через секунду выпрямился и слегка отпрянул.       — Что ж вы так меня боитесь? — слегка насмешливо хмыкнула она и тоже встала.       — А что за последнее стихотворение? Звучало красиво.       — «Надежда». Собственно, о надежде, судьбе и счастье, — Ингрид вручила ему книгу. — Ладно, не стану сегодня на вас сильно наседать. Перепишите куда-нибудь несколько стихотворений, но лучше побольше. Одна ошибка — переписываете всё заново, ясно?       — Всё понял, фрау Мюер, — серьёзно проговорил он и всё же улыбнулся. — Постараюсь сделать всё в лучшем виде.       — Вы уж постарайтесь, герр Эндрюс. Без желания ничего не получится. Нигде. Вам ли об этом не знать, — Ингрид приблизилась и пристально на него посмотрела. — Хорошенько подумайте, по-настоящему ли вы хотите изучить немецкий.       — В любом случае, это необходимо.       — Я имею в виду отнюдь не факт необходимости. Я прошу вас обо всём поразмыслить.       — Полагаю… — начал он.       — Не спешите, герр Эндрюс. Я приеду завтра к десяти. Уверена, до этого момента вы успеете взвесить все «за» и «против», — она направилась к дверям. — Schönen Tag.       Он повторил это, вероятно, догадываясь о значении, и Ингрид, коротко улыбнувшись из-за плеча, вышла.

***

      Он не торопился со сборами. Во-первых, наглость, которую проявила эта дама, была вопиющей. Во-вторых, его просто-напросто мутило — и не только из-за выпитого накануне, но и из-за того, что… эта новая действительность теперь стала для него окончательной.       Склонившись над раковиной, Томас окатил лицо холодной водой. Принять ванну, к сожалению, он не успевал, но однозначно сделает это, как только разберётся с этой взбалмошной особой.       Томас перенёсся во времени и понятия не имел, как вернуться обратно. А, кстати, куда — обратно? В ледяную воду Северной Атлантики?.. Вряд ли судьба будет к Эндрюсу столь благосклонна, чтобы он вновь оказался, к примеру, в Саутгемптоне перед отплытием «Титаника». Да если бы и оказался — что бы он сделал? Ещё и получилось бы, что Томасов Эндрюсов… два: он и… тоже он, но ещё не переживший катастрофу и не побывавший в будущем.       Или всё же?.. Он ведь всплыл не просто в тысяча девятьсот сороковом, но ещё и далеко от Атлантического океана. Как это произошло? Неужто и впрямь судьба, как сказал герр Гиммлер?       Прежде Эндрюс мало интересовался тематикой времени, хотя и слыхал о некоторых фантазиях по поводу управления таковым. Всё это не выходило за рамки литературы, при том — весьма посредственной. Это и сейчас казалось Томасу чепухой. Сам он временем не повелевал вовсе — он очутился здесь отнюдь не по своей воле. Да и есть ли какие-либо механизмы у времени? Время — понятие относительное, само наименование его единиц придумано для того, чтобы облегчить человеческую жизнь. Однако у каждого живущего человека испокон веков было прошлое, настоящее и будущее. И у него — есть. Гиммлер утверждал, что даже у покойного человека есть будущее. Неважно, переселение душ или нечто иное, уже более приближённое к христианским постулатам.       Проходя мимо стола, Томас обнаружил на нём свои вещи, накануне возвращённые герром фон Мольтке. Эндрюс вчера всё-таки забыл их в его кабинете. Скорее всего, вещи принесла фрау Брандт, которая явно заходила — в ванной графина с остатками виски уже не было. Убрав портмоне в ящик стола, Томас взял часы, стрелки которых замерли примерно на половине третьего. Он попытался их завести, но ничего не вышло… Жаль, это всё-таки его любимые часы. Вздохнув, Эндрюс положил их к портмоне.       Природа времени… Календари, часы, стрелки — это лишь инструменты. И если даже предположить, что как-то возможно увидеть прошлое в его физическом воплощении, то вот будущее… Нет, это даже звучит абсурдно. Как можно оказаться в тех обстоятельствах, которые ещё не произошли? Томас ведь сам — и душой, и телом — был в тысяча девятьсот двенадцатом и задумывался о далёком будущем лишь гипотетически… А тут внезапно всё это «далёкое будущее» стало настоящим. И люди в нём вполне себе настоящие. Всё было бы неубедительным, если бы Эндрюс не увидел прямые подтверждения.       Пуговицы никак не хотели поддаваться его пальцам. Всё действительно было до крайности запутанным и нелогичным. Какие же материалы могут быть у герра Гиммлера? И кого из себя представляет сам Гиммлер, раз он с такой уверенностью говорил об их наличии? С ума сойти можно... а тут ещё и эта поразительная в своей нахальности женщина!       Поглядев на себя в зеркале, Томас решил, что вид его весьма приемлем. В любом случае, он не должен показывать ни растерянность, ни недовольство, хотя последнее сейчас будет особенно сложно скрывать. А еще срочно нужно успокоить желудок чем-то тёплым и, желательно, солёным.       Стол был накрыт так, что эта особа оказалась напротив него, но Томас постарался придать себе как можно более непринуждённый вид, который, впрочем, быстро испарился, стоило ему потянуться к бульону. Ещё один непривычный германский обычай — подавать на завтрак бульон, но вот сейчас Эндрюс был очень этому рад.       А когда она уколола его, спросив об отношениях со спиртным, Томас едва не топнул от вернувшегося раздражения. И раздражение возрастало по мере завтрака — эта особа никак не давала нормально поесть, принявшись буквально шантажировать его едой взамен на произнесение фраз на немецком.       Впрочем, её экстравагантные методы оказались действенными, а всё-таки Томас внезапно посочувствовал Мюеру, когда догадался, что эта дамочка приходится ему женой. По правде, когда она представилась, Эндрюсу подумалось, что она — дочь Мюера. Однако на её безымянном пальце блистало золотое кольцо, а затем и она сама поправила Томаса, обозначив себя как «фрау». И какая же настырная! А хотя… С таким человеческим материалом, как её муж, трудно иметь дело. Или же она ниспослана в качестве наказания для Мюера? Да, кажется, они, несмотря на заметную разницу в возрасте, друг друга стоят. За что боролся, так сказать…       Томас усмехнулся своим мыслям, но всё же выполнил очередное её требование, и, словно бы в качестве вознаграждения, ему позволили по-человечески позавтракать и главное – выпить несколько кружек чая.       Стало значительно лучше, и фрау Ингрид Мюер позвала его в библиотеку, где заставила зачитывать какие-то стихи. А потом, весьма дерзко поманив к себе, и сама начала читать. Сперва Томас, задумавшись о вольностях, которых теперешние дамы допускают как в одежде, так и в поведении, не вслушивался. А потом втянулся и принялся следить за каждым проговариваемым фрау Мюер словом. Происходящее ему далеко не импонировало, и фрау Мюер, вероятно, подмечала это, а потому, бросая строгие взгляды зеленовато-голубых глаз, переворачивала всё так, что ему… становилось любопытно. Томас даже упомянул о своём знании вульгарных песенок на ирландском! И это в разговоре с дамой!       Стоит отдать должное, чувством юмора и иронией фрау Мюер не обделена, как и умом. Однако Томас ощущал некую неловкость из-за того, что её наряд скрывал однозначно меньше, чем показывал. Эндрюс вдруг вспомнил свою мудрую, но весьма язвительную бабушку, частенько причитавшую «o tempora, o mores!», когда в моду входило очередное новшество в женских нарядах. Не то чтобы Томас в них разбирался, скорее, запомнил эти восклицания в сторону сестрицы Нины, всегда стремившейся покрасоваться. Те наряды на контрасте показались ему почти монашескими. Бабушку, окажись она здесь, удар бы хватил…       Свою неловкость и досаду Эндрюс скрывал за учтивыми уточнениями и почти светским тоном на протяжении всего их совместного времяпровождения. Когда, наконец, фрау Мюер дала последние указания и ушла, Томасу очень хотелось выйти в сад потрясти какое-нибудь дерево. Выбор весьма обширен — деревьев, судя по виду из окон, было много. Тем не менее, он покорно взял томик Шиллера и поднялся к себе. Вернувшееся осознание собственной цели — бежать в Британию и как можно скорее — заставило стиснуть челюсти и… учить немецкий. Без него далеко Томасу не убежать.       Судя по характеру фрау Мюер, ухватится она за него цепко, — уже ухватилась, — и эта её фраза про то, нужно ли ему в самом деле изучать немецкий, показалась Томасу не более чем попыткой повысить её собственную значимость в его глазах. Впрочем, пусть так. Чем скорее Томас начнёт разговаривать на этом языке — тем лучше. Но вот осадить её стоит — чтоб в край не обнаглела. Он, так или иначе, джентльмен, а потому не хочет огрызаться в общении с дамами. Какими бы то ни было… Она обучит его немецкому, а он её — манерам.       Шиллер пошёл бодро: Томас, увлёкшись, переписал уже с десяток стихотворений. Конечно, писал он медленнее, чем обычно, — сочетания букв были всё-таки непривычными, — но зато почерк смотрелся ровнее и красивее. Немного полюбовавшись на проделанную работу, как порой любовался чертежами, Эндрюс решил, что с него хватит сидеть в четырёх стенах. Ни в чём не виноватые деревья трясти расхотелось, а вот подышать свежим воздухом перед обедом будет в самый раз. С момента его появления в этом доме прошло пять дней, а он ни разу не выходил на улицу, да и не особо стремился. Фридрих фон Мольтке ничего не говорил про прогулки, но вряд ли Томасу запретят побродить вокруг дома. Да и вообще, это они держали его за добычу, сам же Эндрюс считал себя человеком свободным.       Подошвы туфель гулко простучали о мрамор, когда Томас пересёк парадный холл и замер у дверей. Может, предупредить фон Мольтке, что он ненадолго отлучится? А то его ещё потеряют, тревогу начнут бить… К чёрту. Он — свободный человек.       Толкнув дверь, Эндрюс на мгновение зажмурился от ослепительного солнца, и ему стало так душно, что он снял пиджак, оставшись в жилете. Он спустился по ступеням, вслушиваясь в мелодичную птичью трель. Тут даже птицы чирикают по-другому…       Едва он свернул за угол в сторону сада, как чуть не столкнулся с идущим навстречу офицером в серой униформе. И как ему не жарко? Офицер этот нахмурился и предупреждающе накрыл ладонью кобуру на левом боку. Что-то сказал на немецком, а затем, увидев непонимание в глазах Эндрюса, с недовольством постарался выговорить:       — Что тут делать? Идти за мной.       А руку с кобуры не убрал. Вздохнув, Томас решил, что нарываться не стоит, — пуля в ноге пришлась бы совершенно некстати, — и последовал за ним.       Он не удивился, когда его привели в уже знакомый кабинет. Фридрих, сидящий за документами, вскинул голову и обвёл посетителей вопросительным взглядом. Коротко переговорив с офицером, фон Мольтке кивнул, и тот ушёл.       — Вы решили погулять, герр Эндрюс?       Ощущать себя провинившимся студентом перед директором Томасу не хотелось, а потому он сел на стул и напустил на себя равнодушный вид.       — Не думал, что это запрещено, — как ни в чём не бывало откликнулся он.       — Не запрещено, но следовало бы предупредить.       — Спросить разрешение? — с лёгкой ехидцей уточнил Эндрюс.       — Вы, как бы то ни было, наш гость. И если вам угодно…       — Простите, герр фон Мольтке, — перебил Томас, — но и вы, и герр Гиммлер, и даже эта эксцентричная фрау Мюер дали мне понять, что я тут отнюдь не гость. Только фрау Брандт пока не высказала своего мнения на этот счёт, но, думается мне, прав у неё здесь многим больше, чем у меня.       — К чему эта пламенная речь, герр Эндрюс? Хотите гулять — идите, но только прежде сообщайте мне.       — И вы приставите ко мне того офицера или какого-нибудь его коллегу в качестве сопровождения?       — Таков приказ, — пояснил фон Мольтке. — Не я его отдал.       — Вы вправду полагаете, что я сбегу? Сами же доказывали, что бежать мне некуда. Я настаиваю на прогулках в одиночестве, — жёстко проговорил Эндрюс.       — Я повторяю: таков приказ. И если вас что-то не устраивает, — холодно отчеканил фон Мольтке и поднялся, — гуляйте по своей спальне. Больше ваши нервные всплески я выслушивать не намерен. Пойдёмте обедать.       Выругавшись про себя, Томас потёр переносицу и встал. Пусть только ещё хоть раз постарается прикрыться этим словом — «гость»! Для Эндрюса это уже звучит оскорблением бóльшим, чем «добыча».       За обедом фон Мольтке был по обыкновению молчалив и занимался своими блюдами. Томас же выпил немного белого вина и закусил салатом — есть не хотелось, настроение вновь стало весьма скверным. После Томас, захватив из спальни томик Шиллера, направился в библиотеку, включил радио, и на третьей волне поймал Вагнера, под которого с каким-то остервенением принялся выписывать стихотворения. Шиллер, Вагнер… увидел бы кто из британцев сейчас Томаса, непременно признал бы предателем родины. Искусство — дело вечное, но Эндрюс почему-то представил, как сейчас немцы воспевают гений германских деятелей искусства для воодушевления своего народа. Великогерманский Рейх всё-таки! О величии надо напоминать! Хотя и в Великобритании, вероятно, делают то же самое. Великобритания же…       На следующее утро Томас, к счастью, успел позавтракать до приезда фрау Мюер и столкнулся с ней уже по пути в библиотеку. У её ног стоял большой кожаный портфель, а она сама любезничала с собравшимся куда-то герром фон Мольтке — на нём была форма, а в руках он покручивал фуражку.       — А, герр Эндрюс, приветствую, — заметив его, сказал фон Мольтке. — Меня не будет сегодня и завтра, так что, не скучайте.       — Доброе утро, фрау Мюер, герр фон Мольтке, — Томас остановился подле них. — Полагаю, фрау Мюер не даст мне соскучиться.       — Если станете хулиганить — уж точно, — с хитринкой предупредила фрау Мюер, и Эндрюс с подозрением покосился на неё.       Попрощавшись с Фридрихом, фрау Мюер велела Томасу донести до библиотеки портфель, который оказался неожиданно тяжёлым.       — Вы ограбили банк? — полюбопытствовал он.       — Извините?       — У вас там золотые слитки? — чуть приподняв портфель, хмыкнул Томас.       — Своего рода, — она ухмыльнулась и глянула на него. — Знания ведь на вес золота.       Внутри обнаружилось несколько внушительного размера книг. Томас, выгружая их на стол, заметил на обложках надписи на немецком.       — Первая партия, — оповестила фрау Мюер. — Ну, приступим? Надеюсь, вы всё для себя решили.       — Даже если бы я как-либо мог отказаться от изучения немецкого, то я бы не простил себе этого, ведь вы были вынуждены тащить такую тяжесть до крыльца, — с лёгкой насмешкой протянул Томас.       Фрау Мюер, сверкнув золотым браслетом, откинула светлые волосы и устроилась в кресле. Сегодня она решила шокировать Эндрюса не обтягивающей юбкой, а глубоким вырезом платья приятного бежевого оттенка. Томас усиленно старался не глазеть туда, хотя это было довольно сложно — декольте будто само напрашивалось. Отвесив себе мысленный подзатыльник, он сконцентрировался на учебнике и на объяснениях фрау Мюер. До обеда они занимались грамматикой, а после — лексикой, но именно на вторую фрау Мюер сделала особенный упор, заявив, что «встречают по лексике, а провожают по грамматике». К ужину мозг Томаса кипел, словно ведьминский котёл, в который сама ведьма в лице фрау Мюер закладывала один взрывоопасный ингредиент за другим. Когда Томас стал перемешивать немецкий с английским — она, наконец, поняла, что пора заканчивать. Попререкаться они за всё время успели трижды, ведь даже будучи в образе серьёзного педагога, фрау Мюер не сдерживалась от неприятных шпилек в адрес Томаса, чем вызвала решительные намерения встать и уйти, но он сдерживался, хотя шея и горела от бешенства.       Но вот на ужине она вдруг вспомнила о манерах и общалась, как… нормальный человек. Только вот похвалила всё равно своеобразно:       — Вижу, у вас в голове помещаются не только расчёты и чертежи, что является весьма неплохим результатом.       — Благодарю покорно, — пробурчал Томас и отправил себе в рот кусочек сыра.       — Что ж вы вечно такой сердитый? — она театрально свела брови над переносицей. — Даже когда пытаетесь улыбнуться — всё равно выглядите так, словно у вас болит зуб. Расслабьтесь, ну же, герр Эндрюс.       Откинувшись на спинку стула, Томас покрутил меж пальцев вилку и наигранно-широко улыбнулся.       — Вы хотите продемонстрировать больной зуб? — засмеялась она. — А всё выглядит очень даже хорошо, но дайте-ка рассмотреть поближе.       Она встала, улыбка его исчезла, сменившись напряжением, и Томас задумался: а вдруг она не шутит? От фрау Мюер можно ожидать всего, что угодно. И если она решит залезть к нему в рот — она это сделает любыми методами… Эндрюс встал и, отодвинув стул, сделал шаг назад.       — Боже мой! Что ж вы такой пугливый? — она медленно приблизилась к нему и вздёрнула прямой нос. — Не собиралась я там ничего рассматривать. И я вас не покусаю.       — Боюсь, если бы вы ещё и дантистом оказались, то покусал бы вас я, — отшутился он.       Она вновь рассмеялась, а затем принялась что-то обдумывать.       — Кстати, про «покусать»… — она провела тонким пальцем по губе. — У меня есть идея.       — Даже не стану уточнять, какая именно, — Томас приподнял брови.       — И правильно, — фрау Мюер мимолётно дотронулась до его плеча. — Отдыхайте, а мне пора. До завтра, герр Эндрюс.       И скрылась за дверями. Спустя пару минут снаружи послышался гул мотора, а затем за окнами засветили огни фар. Отодвинув занавеску, Эндрюс пригляделся и отметил, что за рулём сидела сама фрау Мюер. Надо же, эта неугомонная ещё и автомобиль водит! Но сил на то, чтобы об этом раздумывать, у него не было. Томас отправился к себе и, быстро приняв ванну, повалился в постель. Только тогда он по-настоящему ощутил, насколько же устал. Давненько он так не напрягал мозг, а к расслабленному режиму привыкаешь быстро. Нужно набирать обороты, иначе совсем зачахнет.. Внезапно он почувствовал нечто вроде благодарности к фрау Мюер.       Утром он вновь, по традиции, принял ванну и пребывал даже в более-менее приподнятом расположении духа. Вплоть до того момента, пока в столовую не явилась сама фрау Мюер в ярко-алой блузке и тёмно-багровой юбке чуть ниже колена, но это уже не так сильно вгоняло его в смущение… Рядом с ней, доходя ростом своим ей почти до бедра, — и это несмотря на каблуки, — шёл огромный чёрный дог с белым пятнышком на груди.       — Доброе утро, герр Эндрюс! — провозгласила она. — Знакомьтесь: Зигфрид фон Нибелунг Третий!       Между Томасом Эндрюсом-младшим и Зигфридом фон Нибелунгом Третьим разгорелось нешуточное противостояние взглядами. Учитывая размеры собаки и тоненький красный ошейник, к которому был прицеплен столь же тоненький поводок, Томас, по правде говоря, смотрел на пса с опасением. Да уж… этот громадный зверь явно не походил на нибелунга — древнего карлика из легенд, вместе с собратьями охраняющего сокровища на землях близ реки… Рейн, кажется. А Зигфрид… это же — главный герой оперы Вагнера «Песни о Нибелунгах»…       — Вот это каламбур, — тихо прокомментировал Томас, но фрау Мюер расслышала.       — Верно, но мне нравится. Он у меня породистый, — она потрепала Зигфрида по макушке. — И очень верный охранник.       — Надеюсь, он уже позавтракал, — коротко усмехнулся Томас.       Тем временем фрау Мюер, отцепив поводок, что-то скомандовала немецкому догу, и он лёг — неподвижно, только следил за ней карими глазами, когда она подходила к столу.       — Вы и собак боитесь?       — Ну вы же считаете, что я боюсь вас, а Зигфрид — ваш пёс. Как его не остерегаться? — Томас не удержался и засмеялся. — Нет, собак я люблю. Но ваш Зигфрид выглядит очень уж воинственным.       — Он такой, — фрау Мюер налила себе чай. — Но я прекрасно его натаскала, так что, вами он завтракать не будет.       — И я безмерно этому рад.       Зигфрид оказался самой дрессированной собакой, которую Томас только встречал. Он покорно следовал за ними, хоть и поглядывал на Эндрюса с явным подозрением. Послушно лежал в библиотеке, даже вздремнул, пока они с фрау Мюер занимались. После обеденного перерыва фрау Мюер объявила, что пора бы и прогуляться. Томас, разумеется, не стал напоминать ни себе, ни ей, что он тут правом на свободу передвижения не обладает, а потому пошёл с ними. Они встретили офицера, которого, стоило тому лишь открыть рот, фрау Мюер осадила — и крайне суровым тоном. Томас даже мысленно поаплодировал ей, хотя разобрал из сказанного только слово «Гиммлер». Вид у неё был внушительный, а Зигфрид, словно почуяв неладное, предупредительно рыкнул.       — Вы что, за всё время ни разу не погуляли? — изумилась она.       — Знаете, я как-то не горел желанием гулять в сопровождении незнакомых мужчин в форме и с пистолетами. Это не располагает к наслаждению природой.       — Понимаю, — она покачала головой.       Сад был великолепным. За кущами деревьев, меж листвой которых путались золотистые лучики солнца, распростёрся целый оазис — с фонтаном и множеством разнообразных цветов. Перед глазами сперва зарябило от буйства красок, а смешанный сладковатый аромат наполнил лёгкие, и Томас на миг сомкнул веки, в воображении своём переносясь в сады родного дома в Комбере. Каким же это стало далёким…       Они устроились на парапете белокаменного фонтана, венчаемого статуей наподобие античных, с рогом, из которого лилась вода. Мелкие брызги попадали на его жилет и рубашку, на шелковую блузку фрау Мюер.       — Сегодня жарко, — она расстегнула пару верхних пуговиц, и меж ключиц её Томас заметил лаконичную бриллиантовую подвеску в виде лепестка.       Кто же она такая? Они почти не говорили о личном, а Томасу и дела до этого не было. Но сейчас всё-таки стало любопытно. И как её угораздило влипнуть в Мюера? Она носила качественные вещи и дорогие украшения — неужто Маркус Мюер разбогател? Тут ещё и собака… Таких гигантов содержать возможно только в домах. Или, быть может, она сама неплохо зарабатывает, раз герр Гиммлер послал её сюда в качестве преподавателя.       — Извините за дерзость, но можно спросить, какая у вас профессия?       Её глаза сверкнули зелёным в лучах полуденного солнца.       — Это не секрет. Военно-технический переводчик.       — Грозно, однако.       — Да нет, — отмахнулась она. — Я вообще хотела изучать языки и стать преподавателем. Мои родители, понимаете ли, были против моего поступления в университет, но всё равно я пошла обучаться на лингвиста. А затем…       — Затем?..       — Выучилась, познакомилась с Маркусом и увлеклась иными вещами.       Так, это уже занимательно. Томас поглядел на неё выжидающе.       — Что вы так смотрите, герр Эндрюс? — она прищурилась.       В этот момент прибежал Зигфрид, который где-то отыскал толстую палку и, виляя хвостом, стал настойчиво тыкать ею в колени фрау Мюер. Она бросила её, и пёс вприпрыжку помчался следом.       — Не моё дело, но как так получилось, что вы замужем за Маркусом Мюером? — деликатно продолжил Эндрюс.       — Верно, не ваше, — с недовольством фыркнула она. — Вы, наверное, решили, что я с ним из-за денег, но вы глубоко ошибаетесь. Не хочу хвастать, но моя семья богата, а в девичестве я носила фамилию с приставкой «фон», однако, очень и очень многого я достигла своими усилиями.       От копировальщиц, значит, Мюер перешёл к аристократкам? Это прогресс! Хотя Маркус всегда стремился пролезть в высшее общество, в том числе и используя для этого женщин. Он умел найти такие слова, от которых дамы буквально таяли… ненадолго. До Томаса доходили неясные слухи: якобы в Белфасте у Мюера что-то было с крёстной дочерью дяди Уильяма, но для девушки это так или иначе кончилось не слишком хорошо…       — Вы неправильно меня поняли, фрау Мюер. Я лишь удивлён, что такая дама как вы…       — Я никому не позволю оскорблять своего мужа, — она нахмурилась и нарочито отвернулась к подбежавшему Зигфриду. — Это могу делать только я.       Скрыв смешок за покашливанием, Томас всё-таки извинился и заверил, что оскорблять никого не собирался.       — Вы выгнали его с вашей верфи? — вопросила фрау Мюер.       — Да, я, — он даже чуточку замешкался с ответом.       — Ну и почему?       — Боюсь, эта история вам не понравится, а потому я предпочёл бы о ней умолчать. Но, смею отметить, он не остался без хорошей рекомендации.       — Расскажите, — настойчиво потребовала она.       Она явно не знала о том отвратительном случае. Впрочем, было бы поистине странно, если бы муж ей об этом рассказал. Томас рассудил, что ему тоже не стоит посвящать в подобную историю женщину, тем более — жену Мюера.       — Простите, фрау Мюер, но это не только мой секрет.       — Он столько на вас жаловался на первых порах, признаюсь я вам! Так отомстите же и посвятите меня в эту страшную тайну!       — Нет, — Томас отрицательно покачал головой. — Лучше попробуйте узнать у него.       — Мы с ним больше десяти лет вместе! — она вновь бросила палку, принесённую Зигфридом. — И он ни разу не сообщал мне о причинах вашего конфликта.       — У меня и не было прямого конфликта с ним…       — Вы лжёте!       — Он повёл себя крайне некрасиво, поверьте. Это всё, что на данный момент я могу рассказать.       Стушевавшись, фрау Мюер отвернулась, а Зигфрид вдруг принёс палку Томасу — положил на колени и в ожидании сел, высунув язык и активно дыша.       — Вы ему понравились, — улыбнулась фрау Мюер. — Ну же, Томас. Зигги ждёт.       Далее Зигги не отходил от Томаса — даже пытался донимать во время занятия, и фрау Мюер прозвала пса изменником, но, не сдержавшись, поцеловала любимца во влажный нос.       Так прошло две недели: фрау Мюер взяла за привычку постукивать Томаса по пальцам карандашом, когда тот делал ошибку, а один раз даже весьма ощутимо пнула ногой под столом, когда он исковеркал очередное слово. Зигги, привозимый ею раз в три дня, неизменно радовался и громыхал своими большими лапами по паркету, когда прыгал вокруг Томаса. Общение с фрау Мюер однозначно наладилось, и она даже стала Эндрюсу импонировать. Харизмы у неё не отнять, да и, что уж скрывать, она была весьма привлекательной особой.       В один из вечеров они засиделись допоздна. Эндрюс в тот день постоянно путался в глаголах, к тому же слишком много думал о прошлом, так что всё шло из рук вон плохо. Тем не менее, что удивительно, фрау Мюер просто отодвинула от него учебник и с участием поинтересовалась:       — Что с вами сегодня, Томас?       — Всё в порядке, — апатично откликнулся Эндрюс. — Давайте уже покончим с этим разделом.       Он и не заметил, как она оказалась за его спиной, как её ладони легли на его плечи.       — Вас что-то гнетёт… — склонившись к его уху, прошептала она. — Откройтесь мне. Станет легче.       — Я не смею беспокоить вас этим, фрау Мюер, — чуть вздрогнув от её неожиданной близости, глухо отозвался Томас.       Её длинные пальцы, словно по клавишам рояля, пробежались по его плечам, а пряный аромат парфюма ударил в его нос. Томас, повинуясь её движениям, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, ощущая тёплые прикосновения теперь на своей шее. Он почти разомлел…       — Чтобы иметь дело с сегодняшним миром — нельзя его игнорировать, — интонации её прозвучали низко и тягуче. — Иначе будет больно.       — Порой я чувствую себя живущим в диком лесу зверем, прежнюю среду обитания которого внезапно уничтожили, — признался он.       — Многие звери приспосабливаются к новым условиям. Это лучше, чем вымирание.       — Вряд ли можно научиться этому, — он горько усмехнулся. — Это врождённая способность.       Пальцы её надавили особенно сильно, и Томас обернулся на неё.       — Будем надеяться, что ваши врождённые способности помогут вам преодолеть трудные времена.       Её лицо вдруг оказалось так близко, что Томас даже чуть отпрянул.       — А я уверена, что они у вас есть, Томас, — внезапно продолжила она и, ещё сильнее наклонившись, провела по его груди.       — Фрау Мюер… — начал он.       — Очень и очень… большие способности.       Её губы накрыли его, и он даже готов был поощрить это, но вспышка, мелькнувшая в сознании, отрезвила. Эндрюс мягко отстранил Ингрид от себя.       — Я женат, — напомнил он.       — Вообще-то, уже нет.       — Я так не могу… — он встал и, разозлившись на себя, сжал кулаки. — Я с ней не разводился.       — Я тоже замужем, между прочим, — она сложила руки на груди.       — И вы не любите его?       — А я обязана? — её глаза широко открылись как бы в недоумении.       — Всё равно это неправильно… — Томас облокотился ладонями о стол.       — Томас, — она вздохнула и погладила его по спине. — Если уж рассудить, то правильного в мире мало. И если бы всё было правильно — разве оказались бы вы здесь?       — Вы считаете, что я переместился сюда по ошибке? — горькая усмешка скривила его рот.       — Нет. Я считаю, что ваш корабль затонул по ошибке. Но сейчас… — вновь прикосновение к его шее, — вы на своём месте. И я тоже здесь, Томас.       Её радужки переливались от синего к тёмно-зелёному в полумраке, а расширенные зрачки отражали отблески настенных бра, и Эндрюс неожиданно для самого себя провел рукой по её волосам и щеке.       — Да… вы здесь, Ингрид.       — Тогда… Mutig sein, — выдохнула она, и на сей раз Томас ответил на её поцелуй.