Загадочная история Учихи Обито

      Я не был любителем рисования, хотя с самого детства многие отмечали, что у меня неплохо получалось, а хитрые одноклассники иной раз пользовались моей добротой и просили дорисовать что-то на уроках за них. Не за бесплатно, само собой, правда, узнавали они об этом потом с удивленными лицами при виде раскрытой ладони и вполне однозначного взгляда. Ненужные таланты не давали мне голодать в средних классах, только вот так там и остались. После школы я и вовсе забросил попытки выразить себя через карандаши и краски, но напомнили мне мои навыки о себе не в самом радужном ключе.       — Вы можете рисовать все, что вам нравится! — громко объявила арт-терапевтка, разведя руками, а я устало оглядел груду карандашей, красок разных мастей, мелков и пластилина в центре круглого стола.       А если мне ничего не нравится? Я подпер голову рукой и уставился на чистый альбомный лист. Покрутил сиреневый карандаш средним и указательным пальцами, постучал им по столу. Занес на секунду над бумагой, но почти сразу убрал. В такие моменты следует включать воображение, но все, что я видел, это белый лист. Ни больше, ни меньше. Белый лист, на котором совершенно ничего нет.       Справа от меня Тоби, откинувшись на стуле, лениво чиркал по своему ярко-зеленым фломастером, рисуя то ли динозавра, рыгающего огнем, то ли дракона без крыльев. Слева Конан, сперва сложив замысловатый оригами, закрашивала открытые участки, а Нагато обводил черные широкие круги на своем листе. Вздохнув, я наклонился ближе к бумаге и нарисовал листок бука. За ним еще один рядом. А после еще несколько. Добавил тонкие ветки штрихами, отчего получалось несколько сюрреалистичное, сиреневое дерево, рождавшееся в обратном порядке. Я почти вошел во вкус, добавляя на листья жилки и новые ветки, как вдруг резкий стук по столу напротив разрезал результат моего спонтанного труда толстой линией.       — Хватит нудеть! — взорвался вечно шумный Дейдара, пока сидящий рядом с ним Сасори картинно закатил глаза. — Ты бы вместо того, чтобы за мной следить, свои каракули поправил бы! — И он ткнул длинным пальцем в акварельный рисунок, который его художник не успел спрятать подальше.       — Я просто сказал, — тихо отозвался Сасори, мрачно глядя на след от пальца, а затем на кривую пластилиновую фигурку справа, — что эти формы выглядят нереалистично и цвета…       — Да тебе какая разница, это мое видение!       — Пожалуйста, давайте все успокоимся. — Терапевтка тут же подскочила к ним, выставив обе руки вперед, а я лишь снова поглядел на перечеркнутый моей дрогнувшей рукой рисунок. Не то чтобы меня волновало, что теперь он испорчен, я не претендовал на место в картинной галерее, но в процессе он казался мне удачным. По крайней мере я впервые смог создать что-то сносное, требовавшее моей сосредоточенности, что-то, что смогло хотя бы на несколько минут заставить меня перестать думать.       — Гляди. — Тоби сунул мне своего драконозавра под нос, и я кивнул. У него и правда был определенный талант, как минимум в кругах. Наклонившись, он заглянул в мой лист, и я почувствовал прикосновение его груди к плечу, а его дыхание обожгло мне ухо. Я осторожно отодвинулся и отложил рисунок в сторону, перевернув его. — А ты неплохо рисуешь.       — Спасибо. Я знаю. — Я потер левый глаз и постарался улизнуть вместе со стулом, однако Тоби и сам вернулся на место, только насмешливо меня оглядел. Кажется, все становилось все более очевидным и прозрачным, но мне больше нравилось притворяться слепым.       Вечером нас ждал очередной фильм, которые нам включали перед сном в комнате отдыха, и я уже подумывал найти причину, чтобы не идти. Нет, я очень любил кино, в детстве смотрел и пересматривал запоями, хотя здесь для нас выбирали безопасные и с самым беззубым и преснее тофу сюжетом, но опасность крылась не в спрятанном в пленке тайном кадре, который мог вызвать паническую атаку. В первый вечер я не обратил внимания, но на следующий уже явно ощущал непрошенное и совершенно ненужное мне тепло чужого тела рядом с моим. Тоби без конца шептал мне комментарии на ухо по поводу сюжета или очередной дебильной реплики героев, но я так напрягся, что даже не слушал, только чувствовал жар его дыхания на коже и тепло руки за спиной. И как только фильм закончился, сбежал к себе, проигнорировав совместное обсуждение и оклики Тоби.       Самое ужасное, что мне не было неприятно. Неловко, но не противно. Последние полгода мое либидо упало на ноль, но, кажется, Сенджу смогла превзойти себя, а таблетки наконец начали возвращать меня к нормальной жизни. А может, дело было исключительно в Тоби, ведь я подпустил его близко почти сразу и даже не пытался сопротивляться. А может, он просто сам был таким, лезущим везде, бесстыдным и беспринципным, и я придумал себе проблему на ровном месте из-за неизвестно откуда всплывшей паранойи. Спрашивать напрямую я, конечно же, не собирался. Ужасно было услышать шутку вместо ответа и еще мешок к ней в придачу до конца моего заключения. Хуже — узнать, что это все-таки правда.       Как только сеанс мучения закончился, а мое дерево так и осталось перечеркнутым и терапевтка расхвалила — слишком уж натужно — наши работы, многие из которых даже творчеством назвать было сложно, мы дружной колонной в ее сопровождении направились в столовую. Я почти отвык есть по расписанию и так плотно, какими оказались местные порции, но вечно голодный Тоби, судя по его лицу, уже предвкушал половину моей на своей тарелке. Что ж, в этот раз я мог ему уступить.       — Займи нам место, — бросил он негромко и скрылся за дверью туалета, а я слабо выдохнул.       Нам. С каких пор образовались это «нам»? Кажется, я влип в какие-то странные отношения не то дружбы, не то простого сотрудничества, сам того не подозревая. Как всегда. Я коротко глянул на оставшуюся позади дверь и почти сразу заметил, как насупились следовавшие за мной Дейдара и Сасори.       — Придурок, — шикнул Дейдара, цокнул языком, но тут же замолчал, поймав мой взгляд. — И ты тоже, раз с ним водишься.       — Дей, хватит. — Сасори устало потер глаза пальцами.       — А что, хочешь сказать, я не прав? — вспылил Дейдара, разводя руками в стороны. — Или уже забыл, что было, когда ты поступил сюда?       — Я помню, спасибо. Но тебе, — сказал Сасори, обратившись ко мне, — стоит быть осторожнее.       — Почему же? — Я остановился, а они оба, переглянувшись, обошли меня, оставив позади.       — Потому что у него в голове бардак.       — Потому что внутри он расколот, — сказали они одновременно, а я недоуменно вскинул брови. Пожалуй, пациенты нашего отделения были самой слабой моральной поддержкой в любой ситуации. А для интервью и расспросов совершенно не подходили.       Я послушно забрал свой обед в столовой, нашел столик возле окна, за которым рос огромный бук, почти такой же, какой я рисовал, только нормального, зеленого цвета, и принялся лениво ковырять спагетти с сильно пахнущими, но совершенно неаппетитными фрикадельками. Тоби упал напротив меня неожиданно, что я подскочил, а он почти сразу, не говоря ни слова, набросился на свою тарелку.       — Почему тебя здесь так не любят? — спросил я, глядя, как половину его порции смело почти за полминуты, а он удивленно уставился на меня, быстро жуя. — Ты общаешься тут только со мной, остальные тебя или избегают, или странно косятся. Или все вместе.       — Потому что они психи. — Тоби проглотил спагетти и качнул головой. — Ты что, впервые в таком месте? — Заметив мою скептично взметнувшуюся бровь, он кивнул. — Ладно. Да. Я мало кому нравлюсь, что здесь, что в обычной жизни, а эти ранимые цветочки слишком нежные для общения со мной.       — И почему ты решил, что со мной иначе? — Я накрутил спагетти на вилку, но почти сразу спрятал ее поглубже в соус.       — Пока что ты не отреагировал негативно ни на один мой прикол. — Тоби пожал плечами.       Ага, так это были приколы.       — Если что-то изменится, я сообщу, — мрачно отозвался я, все же решая дать обеду шанс, ведь падать в голодный обморок перед Сенджу мне не улыбалось. Я счастливо пропустил завтрак, предпочтя еде сон, спасибо Тоби, что он разбудил меня хотя бы к утреннему обходу. Возможно… это была главная причина, почему я все еще его не прогнал. Любые связи полезны, а он сам пришел ко мне в руки. И должен будет остаться в стенах этой больницы, напомнил я себе, глядя, как он размазывает тыльной стороной ладони соус по лицу.       — Если будет больно — кричи, — с ухмылкой произнес последнее напутствие Тоби, а я лишь закатил глаза, прежде чем постучать в дверь.       Сенджу ждала меня с ручкой в руке, блокнотом на коленях и стаканом воды на столике между ней и креслом. Я опустился в него, мягко провалившееся подо мной, и скрестил руки на груди, пытаясь воскресить в памяти тот недавний вечер, перечеркнувший жизнь на до и после. Хотя, казалось, это произошло для меня гораздо раньше, а баночка с таблетками стала только очередным поворотом в этой «новой» и крайне поганой жизни. И лучше пока не становилась.       — Как твои дела сегодня? — спросила она наконец после недолгой паузы, и я неопределенно качнул головой. — Таблетки помогают?       — Пожалуй. — Я повел плечом, прислушиваясь к себе. — Концентрироваться стало проще. Кажется, даже… Начинаю привыкать к расписанию. — Заметив, как взметнулась ее левая бровь, я поежился. — Пытаюсь, по крайней мере.       — А настроение? — Она черканула что-то в блокноте.       — Все еще очень странно. — Я сложил руки на животе. — Вроде, проблем нет, но все равно так… — Запнувшись, я принялся искать помощи у коврового ворса. — Как будто во сне. Иногда.       — Ты следуешь предписаниям?       Я кивнул. Принимать таблетки два раза в день и бегать по дорожке, разглядывать чайную розу во дворе и рисовать сиреневые листья казалось не самым сложным, хотя еще неделю назад я бы отнес это к невозможному.       — Я видела, что ты подружился с Тоби, — сказала вдруг Сенджу, и я напрягся. — Это не упрек, я просто уточняю. Все-таки вы в одном отделении, это нормально. Общие беды сближают.       — Значит, с ним все нормально? — спросил я. — В смысле… с ним можно общаться? Просто… многие отзываются о нем не очень лестно.       — Конечно, почему же нельзя? — Сенджу слегка нахмурилась. — Или ты думаешь, что это проблема?       — Что именно?       — Его диагноз.       — Он… — Я распахнул глаза, удивленно уставившись на нее. — Он мне не сказал, почему он здесь.       — Вот как. — Сенджу откинулась на спинку скрипнувшего стула и поглядела в окно. — Так или иначе это не проблема для тебя.       Я нахмурился. Оглядел кабинет в поисках вращающихся предметов и снова посмотрел на нее. Что ж, на сон не похоже, но в последние пару часов сюра произошло достаточно, чтобы я начал сомневаться в реальности. Хотя, о чем я? Мы же в психушке, здесь странно все.       — И что с ним вы, конечно, мне тоже не скажете?       — Нет. Врачебная тайна, — ответила она, а я согласно кивнул. Слишком простой был бы ответ на загадку, это я должен выяснить сам.       — Кстати, хотел еще спросить. — Я выпрямился в кресле и сжал пальцами колени. — Нам ведь нельзя покидать отделение? А как мне попасть в библиотеку?       — Ты можешь расписаться в журнале на посту медсестер, тебя проводит один из работников. Или ты можешь там же попросить принести тебе нужную книгу, — просто ответила Сенджу.       — То есть нам можно забирать их? — Я недоуменно нахмурился.       — Конечно, почему нет?       — Тоби сказал, что… — Я запнулся, поняв свою ошибку, когда губы Сенджу дрогнули в улыбке.       — Тоби иногда врет. Но нет, книги в свободном доступе. Мы просто следим, чтобы пациенты не сбежали.       — Так хорошо следите, что Тоби может шляться по всей больнице, — сказал я, напрягаясь, а Сенджу только поправила очки средним пальцем.       — С этим мы пытаемся разобраться. Но если ты считаешь, что он делает что-то не так, ты не обязан идти у него на поводу. Из больницы он все равно сам не уйдет.       — Понял. — Я сцепил пальцы в замок. — Но все же… хотелось бы быть уверенным, что это никак не отразится. Ни на чем.       — Тебе не о чем переживать, пока тобой руководит здравый смысл, в остальном здесь хорошая охрана и персонал. Но он слишком частый гость здесь, поэтому знает, как обходить правила. А бороться с ним — все равно что сражаться с ветряными мельницами.       — Погодите. Частый? — Я слегка подался вперед. — То есть это что-то посерьезнее, чем просто психоз?       — И снова, — голос Сенджу стал тверже, — я не вправе разглашать такие вещи.       — Да, ладно, я понял. — Снова откинувшись на мягкую спинку кресла, я закинул ногу на ногу. Постучал пальцами по подлокотникам, слушая тихое тиканье часов на стене. Сенджу пару раз щелкнула ручкой, привлекая внимание.       — Я бы хотела поговорить с тобой о том, что произошло, — наконец прервала тишину она, и я тяжело вздохнул, скатываясь вниз. Коротко кивнул, рассматривая завихренные волны на торшере. — Если тебе, конечно, комфортно говорить об этом так скоро.       — Да, пожалуй. Я и сам думал об этом, все-таки это... сложно. В тот вечер… — На мгновение дал себе выдержать паузу, пытаясь подобрать слова правильно, но мысли начали путаться в самый ответственный момент — слишком много их скопилось. — Я знаю, на что это похоже, но я не планировал. У меня бессонница была больше месяца, меня мучали кошмары, и я подумал, что таблетки помогут, и только под конец сообразил, что… — Переносица зачесалась, и я протер ее пальцами. — Я просто хотел выспаться, но, наверное… Бессознательно я пытался… Закончить все это. Так в больнице сказали. А потом Тоби предположил, что…       — Ты ему все рассказал? — заметила Сенджу, снова что-то записав.       — Он сам догадался. По моему поведению и диагнозу. Видимо, у него большой опыт в понимании причин суицидов, — мрачно хмыкнул я.       — Нет, но он часто сталкивается с такими, как ты, здесь. И что он сказал?       — Что я пытался привлечь внимание. Что если бы я хотел, то сделал бы это тихо, но я написал в наш чат… общий чат моих… знакомых, прежде чем проглотил эти таблетки. Но я не планировал! — вдруг вспылил я, в любой момент ожидая атаки. Сенджу только кивнула.       — Судя по анамнезу из больницы, их было пятнадцать. Пятнадцать таблеток снотворного. — Ее голос сохранял железное спокойствие, и я снова вжался в кресло. — Я здесь не для того, чтобы осуждать тебя, моя работа помочь, но я думаю, ты сам понимаешь, как это выглядит со стороны.       — Я же сказал. — Прикрыв глаза, я потер виски. — Меня мучали кошмары, я не выспался. Просто не рассчитал дозу. Но я этого не хотел.       — Ладно. К этому мы еще вернемся, — сказала Сенджу, продолжая заполнять строчки блокнота. — Что было дальше?       — Я написал в чат, выпил таблетки, а потом понял, что что-то пошло не так. Стала кружиться голова, началась тахикардия. Мне стало страшно, но я уже отключался, а когда проснулся, дома уже был он, и я… — Воздух застрял в горле, заблокировав доступ к голосу, и на пару секунд мой рассказ прекратился.       — Кто он? — уточнила Сенджу, занеся ручку. — Тот молодой человек, который звонил мне, прежде чем тебя поместили сюда?       Я коротко кивнул. Меньше всего хотелось произносить его имя вслух. И точно не перед ней.       — Значит, ты считаешь, что бессознательно хотел, чтобы он спас тебя? — спросила она, вглядываясь в написанное в блокноте, и я тут же замотал головой.       — Нет. Я хотел, чтобы… То есть я не хотел, потому что это не было моим планом, но лучше бы это был другой человек, — быстро проговаривая слова, поправил себя я. — Я был один очень долго, надеялся, что они тоже скучали по мне, поэтому я закинул туда шутку, которая и не шуткой была вовсе, но… по иронии судьбы он оказался единственным, кто это понял, всем остальным оказалось плевать. Я читал в больнице… читал потом сообщения других, и никому не было дела. Только ему. Поэтому он и решил меня проверить, ведь я перестал отвечать, когда отключился. А я надеялся, что он оставит меня в покое.       — И что между вами произошло? — Сенджу положила ногу на ногу и вперила в меня внимательный взгляд. — Почему ты так негативно реагируешь на упоминания о нем?       — Потому что он все еще меня любит, — тихо отозвался я. — А я его нет. И он этого не понимает.       — Любит? — Она снова что-то записала. — То есть он хотел с тобой встречаться?       — Не хотел, мы… мы были вместе два года. Потом у меня началась депрессия, вернее, сначала я выгорел, мне было очень плохо. А он был рядом, постоянно хотел внимания, и я понял, что ничего не чувствую. Мне на себя ресурсов не хватало, а на него тем более. И я предложил ему разойтись, чтобы не издеваться над ним, ведь игра в одни ворота — это тяжело, но он отказался. Сказал, что это просто мое состояние, но он мне поможет. И сначала я согласился с ним, но чем больше времени проходило, тем сильнее он меня раздражал. А потом… — Ком в горле на мгновение остановил поток сознания, а мои колени стали самым интересным зрелищем в мире. — Потом папа… умер. И он… очень помог мне со всем, с похоронами, с вещами и документами, потому что сам я уже был… на дне. С работы меня уволили, делать я ничего не мог. Только лежал целыми днями, а он постоянно крутился рядом, готовил мне, разбирался с домом. Потом нашел врача, но мне все равно ничего не помогало. И он тоже… не помогал. Вернее… — Я сделал вдох, мысленно перебирая все подходящие слова. — Он делал все, чтобы избавить меня от лишних дел. Читал мне вслух, ходил за покупками, звонил за меня и договаривался о приемах. И в какой-то момент я понял, что это только делает хуже, потому что… я не выбирался сам, а он будто толкал меня все сильнее в эту бездну. И привязывал к себе настолько, что я ничего сделать сам не мог. И я стал злиться сильнее, мне стало противно от его прикосновений, и в какой-то момент я просто… взорвался. И я выгнал его. Думал, что после этого станет лучше. Но не стало. — Я мрачно усмехнулся и поднял взгляд исподлобья. — И теперь я здесь.       — То есть ты считаешь, что он усугублял твое состояние своей помощью? — Сенджу нахмурилась, сжимая ручку над блокнотом.       — Да, похоже, что так. Я не хочу сказать, что он плохой, — вдруг запротестовал я, — просто он очень… заботливый. Удушающе заботливый, и это… бесит.       — Ты пытаешься оправдать его, потому что чувствуешь вину? — спросила она, и я растерянно поглядел на нее. — За то, что ненавидишь его, хотя он тебя спас.       Молча я посмотрел на свои пальцы, сжимавшие подлокотники кресла. На стакан на столе. На ковер. И как ребенок, в зимний вечер возящийся с запутанной гирляндой, пытался восстановить последовательность своих чувств. Синий, зеленый, желтый и красный.       — Я не ненавижу его, но я устал. Устал объяснять ему. Я просто хочу, чтобы он понял. Что я не хочу быть с ним, что мне не нужна его забота. Что я взрослый и сам должен справляться, даже если мне плохо, — говорил я монотонно, прикрыв глаза.       — Да, тебе стоит сказать ему об этом. Так же, как и принять то, что мы не всегда можем решать все проблемы самостоятельно. Ведь, судя по твоим словам, тебе было достаточно плохо, чтобы самому справляться.       — Но он сделал бы хуже, — тихо сказал я, пока мои слова оборачивались на сто восемьдесят градусов, заставляя все сильнее сомневаться. Проще было молча убеждать себя, чем вслух признать собственное поражение там, где оно саднило сильнее всего. — А что если… что если это из-за него депрессия развилась? Потому что он не послушал меня в первый раз.       — Возможно. Скорее всего тебя раздражало его присутствие, потому что он не принял твое нет сразу, но я думаю, что… Я думаю, что проблема кроется глубже. Хорошо. — Сенджу закрыла блокнот и посмотрела на меня. — Над этим и станем работать. Нужно разобраться, отчего началось твое выгорание, научиться справляться с ним, если это повторится в будущем, выяснить причины депрессии и то, к чему она привела, и, конечно, отпустить все обиды и злость, поговорить с этим парнем, чтобы он наверняка понял, что между вами ничего не будет. И закрыть эту страницу.       — Но он же сам не ушел, — отозвался я рассеянно. — Когда я предложил ему расстаться полгода назад.       — Ты сказал, что у тебя уже началось выгорание, может, он понял, что это не лучшее время, чтобы оставлять тебя одного. Возможно… — Она вздохнула и поправила волосы, проведя по ним ладонью. — Он просто очень заботится о тебе. Не в плохом смысле.       — То есть я сам во всем виноват? — Я поглядел на ее серьезное, непроницаемое лицо. — Что оттолкнул его, когда он был мне нужен. Это вы хотите сказать?       — Нет. Но ты мог начать гиперболизировать ситуацию, видеть ее хуже, чем она есть на самом деле. В твоей истории болезни сказано, что у тебя были параноидальные мысли, возможно… это тоже связано. Я думаю, тебе стоит поговорить с ним, когда тебе станет получше. Расставить все точки над «i» и закрыть все вопросы. Потому что сейчас ты начинаешь злиться при одном упоминании о нем, и нужно понять, почему именно. У тебя ведь были к нему хорошие чувства раньше тоже?       Я кивнул. Однако сейчас представить их казалось чем-то нереальным. Словно это было не со мной и в какой-то другой жизни.       — А если представить, что его больше нет? Что ты чувствуешь? — Сенджу выпрямилась и крепко сжала блокнот пальцами.       Я на мгновение задумался. Представил пустой диалог в мессенджере, свободные полки в шкафу и в ванной. Никаких следов. Полное одиночество. Окрыляющее одиночество. И выдохнул.       — Облегчение.       — Хорошо. — Сенджу снова раскрыла блокнот и быстро заполнила пару строчек. — Думаю, на сегодня закончим. Следующая сессия по расписанию.       — Ладно. — Я кивнул и потянулся за стаканом — в горле пересохло настолько, что я, не заметив, осушил половину. — А если он вдруг сам мне напишет или позвонит? Или придет сюда?       — Ты можешь не отвечать, если не готов. Но я бы посоветовала научиться говорить нет тверже и понятнее. Хотя, думаю, этот твой парень тоже непростой случай. — Сенджу села за свой стол и убрала блокнот в ящик. Здесь она явно проигрывала мягкому и уступчивому Сарутоби, который позволял мне распоряжаться жизнью, как вздумается. И, возможно, моя госпитализация стала и его виной тоже. — Тогда до вторника. Или, если вдруг что-то срочное…       — С восьми до шести. Конечно, я помню.       Я с облегчением вышел из кабинета в полупустой коридор. Санитары и медсестры переговаривались о чем-то в ординаторской, из нее слышалось глухое бормотание телевизора. Я сделал несколько шагов, прикидывая, хочу ли мешать их отдыху ради пары книг, которые вряд ли смогу прочитать сейчас, но быстро передумал и направился к себе. По расписанию меня ждала добровольно-принудительная прогулка перед ужином, где меня обязательно выцепит Тоби, но сейчас мне хотелось побыть одному и подумать. Ведь было над чем.       Дверь палаты тихо закрылась, и я медленно опустился на кровать. Вытащил безжизненный телефон из тумбочки и, помедлив, включил его. И почти сразу перевел в авиарежим, чтобы не получать ненужные сообщения. Все соцсети я удалил еще несколько месяцев назад, когда жизнерадостные фотографии знакомых начали вызывать неподдельную тошноту. Оставил только один мессенджер со всеми знакомыми, которых теперь иначе назвать и не мог. Друзей у меня больше не было. По крайней мере в новой жизни.       Значок мессенджера пустовал, но лишь потому, что я отключил все возможные уведомления, чтобы не нервировать себя. Я знал, что, открой я его, на меня посыплются десятки отправленных с момента моей госпитализации сообщений. И все, к великому сожалению, от одного человека. Я покрутил телефон в руках, осторожно, словно он мог в любой момент рвануть, и отложил его обратно в ящик. Когда-нибудь, но не сейчас. Когда-нибудь я смогу.       Свернувшись калачиком, я уставился на пустую соседнюю кровать. На секунду попытался представить Ируку, сидящим напротив. И почти сразу раздраженно отвернулся к стене — от одной мысли о его добром взгляде и улыбке внутренности начинали зудеть. И все же… тихий и противный голос Сенджу в голове не затыкался, выворачивая ее слова до мысли, что это я — плохой. Я разрушил все хорошее, и выгнал его я тоже из-за дурацких капризов.       — Откуда ей знать, ее там не было, — буркнул я и уткнулся в подушку. Никого там не было, кроме нас, никто не мог судить ни о чем, кроме меня и его. Но все же…       В дверь раздался стук, и я дернулся. Нехотя перевернулся на спину и уставился в потолок. Мне не нужно было отвечать, стук был лишь предупреждением, дверь открылась, и гость вошел сам. И почти сразу оказался на соседней кровати, развеяв фантомный образ Ируки вполне реальным, пропахшим сигаретами и дешевым резким одеколоном.       — Ну как? — спросил Тоби, и я неопределенно пожал плечами.       — Сойдет.       — Криков даже не было, значит, пытки перенеслись на следующий раз. — Он усмехнулся, и я не смог удержаться, ухмыльнувшись в ответ. — Поверь, она это умеет.       — Как будто в первый раз у психиатра. Кстати, о тебе мы тоже говорили. — Я повернул голову и заметил, как он недоверчиво свел брови. — Спросила, не смущает ли меня твой диагноз.       — Я думал, ей нельзя говорить об этом ни с кем, кроме меня, — отозвался он, тут же напрягая спину и вздернув подбородок.       — Она и не сказала. Но думала, что ты сказал мне. — Я говорил, пока продолжал разглядывать его. Темные сведенные брови. Бледное лицо с несколько грубыми чертами, пронзительный, заставлявший сжаться взгляд. Пугающий, но совершенно притом не раздражающий. Однако медитацию пришлось прервать, стоило Тоби поднять глаза на меня.       — Я сказал, — ответил он ровно.       — Агрессия — это не диагноз. А тут только хроники. Депрессия, БАР, ПТСР, шизофрения, — принялся перечислять я, выбрасывая пальцы из кулака. — Ты не такой.       — Со мной сложнее, — сказал Тоби, и я снова поглядел на него.       В детстве мне нравились документалки о животных, и я хорошо запомнил эпизод, как питон смотрит на жертву, прежде чем набрасывается на нее. Так же Тоби теперь смотрел на меня. И будь он и правда питоном, а я — испуганным кроликом, я бы не смог сбежать. Это и была основная причина, почему я так и не научился говорить ему нет.       Пожалуй, стоило пересмотреть свои вкусы на парней, когда меня выпишут. Если вообще когда-нибудь захочу влезть в болото отношений снова, в чем я очень сомневался.       — И что же? Что может быть сложнее шизофрении? — снова подал голос я. — Она сказала, ты тут не первый раз уже.       — Я же сказал: со мной сложнее. Главное, что я тебя не трону. Это я тебе могу обещать. Остальное не так важно. — Тоби пожал плечами и чуть прищурился, отворачиваясь к окну.       Обычно так они ослабляют бдительность, чтобы жертва смогла подойти ближе. Делает вид, что ему все равно, а потом…       — Значит, тебе можно знать, чем я болею. А мне нет. — Я хмыкнул и сложил руки на груди, теперь разглядывая его беззастенчиво. — Тоже одно из твоих выдуманных правил? Как с книгами.       — А что с… А. — Тоби криво усмехнулся и потер нос. — Это была просто шутка. Я проверял, поверишь ли ты всему, что я скажу.       — Значит, твой диагноз — это патологическая ложь? — уточнил я, и он удивленно вскинул брови.       — Нет. Хотя неплохой вариант, надо будет запомнить. Открывает много дверей, — заметил он, а улыбка стала более хищной. — Но нет. Немного… глубже.       — Стой. — Я дернулся и резко сел, отчего перед глазами потемнело. Выждав три секунды, я снова распахнул глаза, но она уже стояла перед глазами. Обложка книги с четырьмя словами на ней. И в голове бардак. И расколот внутри. Даже от пациентов можно услышать верные ответы, если правильно слушать. — Ты бы сказал то же самое, если бы я взял другую книгу? — выпалил я, и Тоби замер.       — В каком смысле? — спросил он тихо. Взгляд исподлобья не сулил ничего хорошего.       — Я взял тогда книгу о раздвоении личности, — произнес я медленно. — И я помню, ты сказал…       — Это называется диссоциативное расстройство. Да. И что? — Тоби вмиг стал деланно равнодушным, а его голос — холодным и непробиваемым.       Кажется, кролик забрался слишком далеко. Правда, инстинкт самосохранения у него давно уже начал барахлить.       — Это твой диагноз? — Я посмотрел на него, сжимая край покрывала пальцами. Тоби хмыкнул.       — Не знаю. Возможно. Ты же не веришь в это.       — Я… — Я осекся, пытаясь уловить в его лице намек на издевку. На очередную ложь. На страх. Но видел только питона, пытающегося загипнотизировать кролика. И больше ничего. — Я просто никогда с ними не сталкивался.       — Да, диагноз редкий, — согласился со мной Тоби. Таким спокойным и холодным я его не видел еще ни разу. Морозец пробежал по спине, и я вздрогнул. Иногда узнавать правду оказывается страшнее, чем не узнать ее вообще.       В коридоре послышался шум, и через полминуты в дверь раздался новый стук.       — Выходите на улицу. — Помощница Сенджу заглянула в палату, и я резко опустил ноги на пол. Тоби последовал за мной. Поймав его взгляд, я увидел ухмылку на его лице.       — Не бойся. Они просто обижаются на меня, но я не опасен, — сказал он негромко, и я коротко кивнул. Мне и правда хотелось верить ему. И надеяться, что я не превращусь в растерзанного кролика. Хотя и сам до конца не понимал, насколько все же эта мысль привлекала.       На улице Тоби вернул свой привычный настрой, немного дурацкий и активный, а я устроился на уже полюбившейся скамейке напротив куста чайных роз. За два дня я почти научился просто сидеть и созерцать, больше слушая, чем внимая мыслям в моей голове, от количества которых она разрывалась. Правда, в этот раз безрезультатно. Кажется, мой мозг давно не испытывал такой активности, так что спустя пятнадцать минут я уже начал закипать. Однако даже крики и споры, которыми сопровождалась любая стычка Тоби с другими людьми, не могли заставить меня остановиться. Я коротко оглядывал его, пытаясь найти в его жестах и чертах лица что-то другое. Чужое. К чему я не успел за три дня в больнице привыкнуть. Но гримасы и размахивания руками напоминали именно о нем, глупом и громком, и в конце концов я сдался. Даже если предположить возможность существования в его голове кого-то другого, то…       «Тоби иногда врет». Возможно, он просто пытался набить себе цену и создать флер таинственности, чтобы заинтересовать меня сильнее. Чего ради, я и сам не до конца понимал, но давать почву для маневра в виде догадок не собирался. Даже если это все еще были, как выразился Тоби, приколы, кто знал, куда его воспаленный мозг мог его завести, а мне предстояло терпеть его еще месяц. И пускай я не был прозорливым по части отношений, некоторые намеки даже мне понять ума хватало. Бросив в его сторону короткий взгляд, я вздохнул и снова принялся рассматривать распустившиеся маленькие бутоны кремово-белых розочек.       Как же сильно мне хотелось оказаться неправым хотя бы здесь.       Тоби рухнул на скамейку рядом так неожиданно, что я успел только охнуть и слегка сжаться, а он — едва не упасть на меня, тяжело дыша.       — Тебе бы тоже не помешало. Побегать, — сказал он, выпрямляясь и вытирая взмокший лоб. — Движение — жизнь.       — Меня тут и на тренажерах достаточно гоняют, спасибо. — Я скрестил руки на груди, но отодвигаться не стал. Все-таки питоний гипноз слегка сработал. Процентов на десять. Но это все еще совершенно ничего не значило.       — Я тебя еще научу, — усмехнулся он, а я только покачал головой. Для большей убедительности нужна была артиллерия помощнее, а с ней пока даже таблетки и гипноз не справлялись. Оставалось надеяться, что «пока» продлится достаточно долго, чтобы я смог сбежать без ощутимых потерь.       Во время ужина разыгрался аппетит, и я прикончил хрустящий сэндвич с томатами и сыром, пока Тоби тоскливо наблюдал за тем, как надежды на дополнительный перекус тают буквально у меня во рту. А за ним и возможность найти новые способы смутить меня, ведь фильм оказался настолько глупым, что теперь уже я не мог заткнуться, бормоча колкие комментарии себе под нос, а Тоби лишь пораженно хмыкал.       — Завтра на том же месте? — уточнил он, когда я отрицательно качнул головой на торчащую из его кармана все ту же смятую пачку.       — Если я не появлюсь, ты знаешь, где меня найти, — отозвался я и скрылся за дверью палаты, вдыхая ночную тишину. А вместе с ней — остаточный запах сигарет и одеколона, который, благодаря частым визитам Тоби, впитался в стены и мебель.       Я забрался в кровать и закутался почти до самого носа, уткнулся им в подушку и закрыл глаза. Досчитал до тридцати. Поерзал и перевернулся на другой бок, пока противный зуд в затылке не переместился по спине до самых пальцев ног. Распахнув глаза, я уставился на тумбочку, внутри ящика которой лежал включенный, но обезвреженный телефон.       А может, всего одним глазком… Кажется, он еще должен быть на работе. Мысленно я просчитал расписание и потянулся рукой к ящику, достал телефон, несколько раз пролистнул рабочий стол слева направо и обратно и заблокировал его. Или лучше прислушаться к себе и не искушать судьбу? Я знал, чем мое любопытство чревато. И я снова спрятал телефон в ящик.       Меня хватило на двадцать три секунды в темноте, прежде чем я снова решительно выудил его и нажал на кнопку блокировки. В глаза ударил свет, щурясь, я отключил кнопку авиарежима, понизил яркость и сделал глубокий вдох.       Я просто посмотрю. Не буду открывать, просто проверю несколько первых сообщений через скрытый режим.       Пальцы действовали на автомате, помня нужную последовательность нажатий на экран, и через несколько секунд слова, много слов полились перед глазами.       «Ты устроился?»       «Я связался с доктором, она показалась мне очень толковой».       «Кстати, я думал, может, заскочить на выходных? Если что, я отпрошусь. Я видел расписание на сайте».       «Пожалуйста, ответь, как сможешь».       «Или позвони, если тебе нельзя пользоваться мобильным».       «Черт, только сейчас понял, что ты не увидишь этого, если тебе запрещено им пользоваться».       «Надеюсь, у тебя все хорошо».       «Я приду в субботу?»       «Вернее. Я приду в субботу».       — Что? — Я выдохнул, тупо уставившись на сообщение. В субботу? То есть… через два дня?       Я не успел сделать ничего, как вдруг экран завис, а через мгновение по телефону к руке покатились волны вибрации. С запозданием и пропустившим удар сердцем я заметил зеленый кружок рядом с его аватаркой, а затем на весь экран растянулось окно входящего вызова с фото его улыбающегося лица, которое я забыл удалить.       «Ирука»       — Вот. Же. Зараза, — медленно проговорил я, пялясь на маленькую фотографию по центру, а мозг лихорадочно пытался просчитать правильность следующих действий. Притвориться, что это не я, не отвечать, выключить телефон, выкинуть его в окно… Он прекратил звонить, погрузив комнату в тишину, и я выдохнул. Всего на секунду. А затем звонок раздался снова, не давая мне и шанса. Он звонить точно не перестанет. Собравшись с силами, я все же смахнул зеленую кнопку.       — Привет! — Его голос, такой радостный и в то же время встревоженный сковал меня ужасом. — Тебе отдали телефон?       — Его никто и не забирал, — сказал я натянуто. — Я просто… решил зайти перед сном и…       — Я увидел. — Голос Ируки смягчился, а я раздраженно вжался в подушку. — Как дела?       — Нормально. Ты что, собрался прийти в субботу?       — А. Да, я подумал, что тебе что-нибудь нужно. Думал, ты позвонишь или напишешь, но ты молчал, и я…       — Не надо, — резко оборвал его я. — Не надо приходить.       — Точно? — Теперь Ирука звучал расстроено. Как обычно и бывало, когда я не делал, как он хотел. — Я просто хотел убедиться, что ты в порядке, к тому же я не все вещи успел тебе сложить. Нашел твою приставку, решил, что…       Я уставился на белеющую в темноте дверь, пока цепкий крючок вонзался мне в живот. Ирука всегда умел найти именно то, чем мог меня заманить. Всегда. Тоби стоило взять у него пару уроков, если он собирался и дальше практиковать на мне свои «приколы».       — Мне в целом есть, чем заняться здесь, — сказал я, а сам едва не зубами скрежетал, представляя все игры, которые теперь были так далеко. Тогда умирать от скуки, глядя в потолок, не придется, да и игнорировать подползающего Тоби станет гораздо проще.       — Да, мне доктор Сенджу сказала твое расписание.       Кажется, слова в клятве «не навреди» были для нее пустым звуком.       — Но если не надо, то ладно. — Ирука вздохнул, и я зажмурился, мысленно обругав себя и его. Возможно, это была плохая идея. Но с другой стороны, именно то, что Сенджу советовала.       — Ладно. Давай в субботу. Но ненадолго. Захвати приставку и…       — Договорились! — Голос Ируки взорвался радостью, так что пришлось отнести телефон от уха. — Я подойду к трем, хорошо?       — Да. А сейчас я ложусь спать. У нас отбой уже все-таки.       — Конечно! Спокойной ночи и… увидимся в субботу.       — Ага, пока.       Я сбросил звонок и с грохотом захлопнул ящик тумбочки. Стоило начать прислушиваться к внутреннему голосу, хотя, кажется, они говорили, что все, что ни делается, все к лучшему.       Перевернувшись на бок, я сжал коленями край одеяла и попытался снова вернуться к тупому счету, чтобы скорее уснуть, но вместе с цифрами, которые так и застряли на сорока шести, без конца слышал его искрящийся эмоциями голос. Оставалось надеяться, к субботе таблетки подействуют настолько хорошо, что я без проблем скажу ему спасибо и прощай. На этот раз навсегда.