***
Кап, кап. Капли воды стекали по его гладкому подбородку и падали в сток раковины. Юншин с мокрым лицом снова уставился на свое отражение в зеркале; уголки его глаз покраснели. «Все равно здесь никто не зовет тебя по имени. Все называют тебя блатным». Поразительно, но то, что Кан Сехон сказал ему в тот момент, было своего рода намеком. Партнеру с таким влиянием, как у Сехона, вполне могла понадобиться помощь младшего юриста в решении мелких задач, но за целый месяц он не сказал ни единого слова о работе. Юншином пренебрегали не потому, что он не мог работать, а скорее всего, Сехон не до конца был уверен, что тот подходит «Догук». – Неудивительно, что он продолжал говорить «четырехлетний опыт то, четырехлетний опыт се», – Юншин предполагал, что старший адвокат хотел задеть его гордость, специально используя странное прозвище вместо реального имени. Однако дело было не в этом – Сехон действительно видел Юншина юристом, который четыре года находился вне фирмы. Это было довольно унизительно. Последние два дня Юншин старался изо всех сил, дабы не опозориться. Он действительно старался. Но в итоге ему пришлось пережить неописуемое унижение, заставившее его почувствовать себя полным дерьмом. Отчасти он и сам был виноват, но даже в этом случае церемония посвящения была слишком безжалостной. Перед глазами до сих пор стоял образ Сехона, беспощадно выбрасывающего плоды его двухдневных трудов. – Садист, – пробормотал Юншин, доставая несколько бумажных полотенец и вытирая ими руки. По какой-то причине он вспомнил, как Сехон собрал влагу с его ресниц и перенес ее на губы. Он с остераенением потер свое лицо. – Если бы он мог заглянуть в мою голову, то, наверное, учил бы меня не придираясь. У него такое хобби что ли, унижать людей? Или он просто мудак по жизни? Должен же быть предел тому, насколько омерзительна чья-то личность. – Возможно, верны оба варианта, – раздался чей-то голос. Пока Юншин был занят растиранием своего лица, некто подошел к нему. Сначала он подумал, что знакомый голос приятен для слуха, но через несколько секунд его мысли развернулись на 180 градусов. Он никак не должен был слышать этот голос прямо здесь и сейчас. Его окаменевшая шея едва смогла повернуться, чтобы он мог увидеть его источник. Юншин узрел фигуру Сехона, который приближался к раковине с закатанными рукавами пиджака. «Мне конец!» – Юншин побледнел, а на его лице появилась растерянность. «Как много он услышал? Начиная с садиста? Мудака?» – К сожалению, я здесь начиная с «садиста», – ответил Сехон на не прозвучавший вопрос, смывая с рук чернила авторучки. Потрясенный Юншин уставился в лицо собеседника с выражением полного опустошения. – Старший адвокат, вы умеете читать мысли? – Если бы я это умел, то моя жизнь была в разы бы легче. Нежнее вытирай лицо. Привлекательная внешность – одно из оружий, которое можно выгодно использовать. Возможно, в будущем я найду ему достойное применение, поэтому береги себя. Юншин крепко сжал мокрое полотенце, представляя, что это делает человек, стоящий рядом, и лишь после этого закончил вытираться. Вскоре он со сложным выражением лица безмолвно уставился на старшего коллегу. Сехону, видимо, стало не по себе от этого взгляда. И хотя до этого он не обращал внимания на Юншина, сейчас все-таки взглянул на него через зеркало. Двое мужчин обменялись взглядами, используя в качестве посредника зеркальную поверхность. Она была чистой и прозрачной и, казалось, что может отражать не только мир физических вещей, но и духовный. В этот момент Сехон нахмурился, его лицо исказилось, хотя до этого он был невозмутимым, несмотря на услышанные оскорбления. Он спросил, даже не пытаясь скрывать своего недовольства: – Почему ты так смотришь на меня? Мне это не нравится. – Я запутался. – О чем это ты? – Вы сначала калечите, а потом лечите. Всего несколько минут назад унизили меня, а теперь говорите, что хотите позже меня использовать. – И это ты называешь «лечите»? Ты такой наивный. А я не нахожу общий язык с наивными детьми. – Знаете, говорить такое человеку в лицо – это садизм. – Я более честный садист, чем ты, ругающий других людей за их спинами. Ох! Юншин вспомнил, что только что произошло, и тот час извинился: – Извините. Я просто… разозлился. Даже высшие мира сего выражаются грубо, когда никого нет рядом, поэтому простите мне эту выходку. «Этот ублюдок… Не знаю, бессовестный ли он или просто безмозглый», – подумал про себя Сехон и покачал головой, не желая больше общаться с молодым человеком. Он насухо вытер бумажным полотенцем вымытые руки и повернулся, чтобы уйти, напрочь игнорируя Юншина. Однако тот встал перед ним, преграждая ему путь и заставляя остановиться. – Если бы вы четко сказали, чего хотите от меня, то и результат был бы другой. Это правда, что я отнесся к заданию слишком формально, но верно и то, что в случившемся есть доля вашей вины. Это было подло. На удивление, Сехон с легкостью признал обвинение Юншина. – Суд всегда таков. Если сможешь представить доказательства, то вменяешь вину, вину и еще раз вину. Победа и поражение определяются тем, кто наиболее убедительно докажет свою правоту и опровергнет все доказательства противника. Я ведь говорил, что мое присутствие ничем тебе не поможет. Надо было послушаться совета. – Отлично. Я не знаю, что произойдет в будущем, но теперь буду иметь в виду, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. – Не уверен. Ты не похож на человека, который прислушивается к чужим советам. Этого я от тебя и не жду. Я ведь тебе уже говорил: просто делай должным образом то, что тебе поручено, и не создавай мне помех, – произнес Сехон. Сначала Сехон говорит ему делать только то, что от него требуют, а после ругает за слишком формальный подход. Юншин не мог понять, как же ему следует интерпретировать слова Кан Сехона. – Делать то, что поручено? Или можно делать так же и то, о чем вы не просили? Господин адвокат, я вас не понимаю. – Это тоже своеобразный тест. Ответ попытайся найти сам. Часто клиенты лгали. Они скрывали важную или потенциально опасную информацию. Для клиентов было обычным делом в последнюю минуту ставить в тупик собственных юристов тем, что важную деталь раскрывал адвокат противной стороны. Зачастую клиенты могли путаться в показаниях, доставляя этим еще большие неудобства своим адвокатам. Юншин предположил, что это был способ Сехона поставить его в запутанную ситуацию, дабы посмотреть, как тот преодолеет это препятствие. Однако Юншин все еще не умел скрывать свои чувства, а его противник был слишком опытен в этой области. В сознании младшего адвоката царил полнейший хаос, он отчаянно пытался подавить свои сомнения и вопросы по поводу Кан Сехона. И пока мысли теснились в его голове, тот спросил: – Почему бы тебе не отойти? – Подождите, Кан Сехон-сонбэним . Сехон поднял руку, будто бы намереваясь оттолкнуть Юншина, чтобы пройти мимо, если тот откажется двигаться. А после, по какой-то непостижимой причине, он без предупреждения прижал стройное тело Юншина к стене. Бах! Спина младшего адвоката с силой ударилась о мраморную плитку, и он невольно поморщился от боли. Но это был еще не конец. Две большие и сильные ладони человека напротив грубо сжали его худые плечи. Юншин не мог понять, что в этот момент творилось в голове Сехона, так как его лицо ровным счетом ничего не выражало. – Ых… Больно. Стоя лицом к лицу с Сехоном, Юншин видел, что тот гораздо выше его. Из-за этого на бледное лицо юноши падала огромная тень старшего адвоката. Лицо Кан Сехона было лишено эмоций, но его голос звучал глуше, чем обычно. – Не зови меня по имени. И не называй меня «сонбэ», я не давал тебе на это разрешения. Обращайся ко мне по должности, – предупредил он зловещим шепотом. Для некоторых людей, это был весьма щепетильный вопрос. Юншин мог понять нежелание Сехона слышать свое имя из уст других людей. Он знал, что внутренние правила фирмы подобного не одобряют, но давняя привычка дала о себе знать – он со всей ясностью осознал свою ошибку. Однако он не мог понять, зачем вести себя столь агрессивно, как только тебя назвали «сонбэ»? Дело было не только в том, что Сехон был старше по должности, но ведь Юншин действительно был его хубэ по юридической школе и университету. Возможно, из-за того, что на лице Юншина отразилась боль, а во взгляде непонимание, Сехон ослабил хватку и любезно пояснил: – Мне не нравится так близко взаимодействовать с малознакомыми людьми. Ты можешь обращаться ко мне только тремя способами: адвокат Кан, начальник Кан или начальник отдела Кан. – Я…я буду иметь это ввиду, – дрожа, ответил Юншин. Без всякой причины, он сильнее стиснул мокрое бумажное полотенце в своих руках. Он опустил взгляд на свое запястье, и Сехон, заметив это, сделал шаг назад. И, тем не менее, расстояние между ними по-прежнему было небольшим. – Вчера ты спросил, как мне удалось доставить в суд того партнера. Верно? – проговорил Сехон. В голове Юншина тот час промелькнул этот эпизод, и он кивнул. Тогда Сехон продолжил: – Я ничего ему не давал. – Что? Как же так? Это полнейшее безумие, чтобы сдаваться, ничего не получив в замен. – Вместо этого я пригрозил, что если он не раскроет истинное положение вещей, я представлю доказательства, что его единственный сын был связан с главой охраны. Четырехлетний опыт, любовь к семье всегда дает нужные результаты. Порой, даже выше всяких ожиданий. Не сразу сообразив, Юншин в замешательстве слегка наклонил голову. Он прищурился, погрузившись в раздумья, пока не пришел к логичному выводу. Выходит, вместо того, чтобы подкупить, он угрожал его семье? Этот способ заставил партнера по доброй воле войти в клетку со львом. Это был низкий и подлый способ, за гранью его воображения. Поэтому, хоть Юншин и думал, что больше разочароваться уже невозможно, он все же разочаровался вновь. «Подонок!» – Вам обязательно было манипулировать человеком, целясь в самое слабое место? – сверкающие глаза Юншина были полны искреннего осуждения. Сехон, закончив говорить, внезапно поджал губы. Его глаза стали холодными, как будто он услышал ужасное, самое вульгарное оскорбление. Хотя он, казалось, никогда не колебался, но сейчас его лицо отражало полнейшее смятение. – Ты что Иисус? Если такой благородный, шел бы в церковь, а не сюда, – отрезал Сехон. – Я не это хотел сказать. Просто надо было…хотя бы!.. Юншин собирался объяснить свою позицию, но в этот момент Сехон, как и пару дней назад, крепко схватил его за галстук. Затем он угрожающе затянул узел. – Господин адвокат! Ух! – Не знал, что вы состоите с секретарем Таком в отношениях и обмениваетесь галстуками. – Как вы…? Это… – Хочешь объяснений? А вот я вовсе этого не хочу. Замолчи. Растерянные глаза Юншина забегали. Однако Сехону было наплевать на панику собеседника, и он просто усилил хватку. Не столько из-за давления полоски ткани, сколько из-за давления довольно больших рук, Юншин почувствовал себя странно. Твердая тыльная сторона ладони Сехона давила на адамово яблоко юноши. Несмотря на то, что он начал задыхаться, теперь Юншину было бесполезно бороться и извиваться. Сехон вел себя агрессивно, без тени снисходительности. – Пожалуйста, отпустите меня! Ух, мне нечем дышать! – Пусть тебе и нечем дышать, но слушать-то ты в состоянии, поэтому запоминай. Брошенная тобой фраза: «Обязательно было манипулировать» – это мой способ выживания. Я ничего не имел за душой, и это был единственный метод, который я мог использовать. Если подобное тебе противно, то мне нечему тебя учить. Здесь я хозяин, а ты чужак. Я не стану тебя останавливать. Убирайся! – Нгх… Господин адвокат! – И если собираешься остаться, то избавься от этого презрительного взгляда. Всякий раз, когда вижу его, чувствую себя дерьмом. «Взгляд?» Предупреждение было настолько неожиданным, что Юншин перестал бороться и не дал себе закашляться. Он смотрел на собеседника ошарашенными глазами, а его лицо покраснело от того, что он не мог нормально дышать. Сехон медленно ослабил хватку. Цвет его лица постепенно приходил в норму, но Юншин молчал, не смея осуждать возмутительную выходку Кан Сехона. Правильнее было бы сказать, что сейчас он испытывал такую смесь эмоций, что не мог вымолвить и слова. В тишине Сехон первым пришел в себя и нарушил молчание: – Дам тебе небольшой отпуск. Хорошенько изучи меня и подумай, чему ты хочешь научиться. И только после этого официально подпишем договор. Я уже сообщил об этом адвокату Сон. Хлоп. Хлоп. Должно быть, на руке Сехона осталось немного влаги. Но она тот час впиталась, когда он легонько похлопал по плечам Юншина. Затем старший адвокат развернулся на каблуках и, не оглядываясь, вышел. Юншин откинул голову и оперся о холодную поверхность мраморной стены, возле которой он стоял, и перевел дыхание. Побыв немного в одиночестве, он повернул голову к зеркалу с левой стороны от себя. Он по-прежнему выглядел бледным. «Если собираешься остаться, то избавься от этого презрительного взгляда. Всякий раз, когда вижу его, чувствую себя дерьмом». Гёте говорил, что человек склонен презирать то, чего не в силах понять. Юншин не догадывался, что смотрит на Сехона как-то по-особенному, но, вероятно, тот был прав. Возможно, с тех самых пор, как Юншин перешел в фирму, у него постоянно был такой взгляд. Опытный юрист не мог этого не заметить. Неужели Кан Сехон видел презрение в его глазах весь этот месяц? У него было такое чувство, что, скорее всего, так все и есть. «Черт, что это за странное чувство?» Независимо от того, как эта ситуация представлялась Юншину, Сехон был неправ, и он сам прекрасно это понимал. Но, как ни странно, именно Юншин чувствовал беспокойство от того, что ему казалось, будто это он задел Сехона.***
Есть замечательное высказывание: «Лучший адвокат – тот, кто не доводит дело до суда». Юншин в целом был согласен с этим. Он почувствовал удовлетворение, когда два дела pro bono, над которыми он работал в течение двух последних месяцев, закончились соглашением сторон. Но, несмотря на то, как бы хорош он ни был в делах, представляющих общественный интерес, он чувствовал, что уже достаточно разогрелся. Прошло уже два месяца с тех пор, как его приняли на работу, а от Сехона по-прежнему не поступало никаких указаний. – Он сказал мне подумать. О чем я могу думать, если он даже на глаза мне показывается? – тихо ворчал Юншин. Юншин официально был членом команды Сехона, но на самом деле он никогда не помогал ему ни в одном из дел. Вот и в этот раз, стоило только ему закрыть одно дело, как тот час в его кабинет принесли материалы по другому делу pro bono. А предыдущие два он и вовсе унаследовал от других старших юристов. Как и в прошлый раз, Юншин надеялся на случайную встречу и несколько раз бродил по утрам возле парковки и вестибюля. Время, когда Сехон заканчивал работать, всегда было разным, но по утрам он приходил к началу рабочего дня. Так что шансы столкнуться с ним в этот час были довольно велики. Однако, словно в прошлой жизни они были врагами, и им нельзя было встречаться, когда бы Юншин ни поджидал Сехона, тот буквально ускользал от него. Юншин по привычке выглянул из окна своего кабинета и устремил взгляд на комнату напротив. Демонстрируя холодный и недружелюбный характер владельца, окна кабинета Сехона были закрыты жалюзи. Юншин однажды поинтересовался об этом у секретаря Така, и тот признался, что Сехон часто поступает подобным образом. Видя, как старший адвокат тяжело и много работает, Юншин не решался заставить себя позвать Сехона и поговорить с ним. «Как так вышло, что весь месяц я только и ждал вестей от Кан Сехона?» Юншин задавался вопросом, что Сехон хочет с ним сделать. Может, он мечтал вымотать Юншина, да так, чтобы тот сам ушел? Ход его мыслей продолжался то тех пор, пока они не достигли наихудшего сценария, заставляя его вскочить с места. Не желая и дальше находиться в неизвестности, он вышел из кабинета. Время близилось к обеду, но, к счастью, секретарь Так по прежнему находился на своем рабочем месте. Юншин, положив ладони на его стол, бросил взгляд в сторону кабинета Сехона и прошептал: – Прошу прощения, секретарь Так. Адвокат Кан ничего мне не передавал? Мне опять придется заниматься pro bono? Секретарь Так с сомнением наклонил голову и ответил: – Ну, да. Никаких указаний. Вы успешно прошли первый тест. Воспоминание о том, как его унизили на глазах старших коллег, всплыло в его памяти, и Юншин покраснел. – Это называется сдал? Разве мне не нужно на пересдачу? – Видимо, вы плохо знаете адвоката Кана. У этого человека ни капли милосердия. Если бы вы провалились, он бы уже отправил вас в другой отдел. Просто подождите. Скоро он устроит второй тест. – Устроит? Я жду уже месяц, а от него никаких поручений… Секретарь Так посмотрел на встревоженного Юншина, а затем на закрытые окна офиса Кан Сехона, и прошептал: – Вы очень встревожены, поэтому я расскажу вам кое-что. Младшие адвокаты других команд видели копии отчетов, которые вы подготовили. – Копии?.. Вы про те, которые я готовил для брифинга? Но как? – Адвокат Кан поручил мне сделать копии и раздать всем. Сказал, что они сойдут. Он также сказал, что отныне все должны излагать основные вопросы по каждому делу так же, как и в распечатках. Вы и сами знаете, работа, связанная с массивными данными, требует мастерского обращения с информацией. Но вопреки всем ожиданиям, многие сотрудники нашей фирмы непоследовательны в работе с юридическими документами. Более того, адвокат Кан еще ни разу никого не хвалил по этому поводу. – Сойдут? И это похвала? В тот день Сехон прямо-таки швырял бумаги в воздух, и Юншин решил, что у него есть претензии. Ошеломленный Юншин невольно заговорил громче, но секретарь лишь пожал плечами. – Хм… Полагаю, он просто не умеет говорить комплименты. – Ага, иногда он похож на человека, у которого не все в порядке с головой. Ответ Юншина, выглядящий как разговор с самим собой, должно быть, показался секретарю многозначительным, потому что на мгновение тот глубоко задумался. После паузы, секретарь Так все же ответил: – Господин адвокат сам понимает, что хорошо, а что плохо. Но, несмотря на неудобства, он это игнорирует. Он думает о себе, как об одной из сторон договора. Кто-то дает работу, а кто-то ее выполняет. Хотя он об этом и не говорил, но, кажется, он считает, что его всегда используют. Здесь все подчиняется закону джунглей. Если проиграешь битву, то потеряешь всякую ценность. Услышав это, Юншин, которому не терпелось узнать ответ, на мгновение перестал дышать. Он не мог сдвинуться с места ни на миллиметр. Он вспомнил, что Сехон сказал ему в прошлом. Старший адвокат был бесстрастным в любой ситуации. И Юншину хотелось знать, отчего Сехона так потрясло презрение в его глазах. Это беспокоило его все время. Выслушав соображения секретаря Така, Юншин, наконец, смог собрать в голове полную картину. Однако это не было личным мнением старшего адвоката, поэтому Юншину было сложно сделать окончательный вывод о Кан Сехоне. Был ли Сехон плохим человеком? Или он человек, который просто не любит проигрывать? Со смешанными чувствами Юншин посмотрел на секретаря Така. Их взгляды встретились, и губы младшего адвоката начали двигаться, прежде чем он это заметил: – Секретарь Так, вам нравится адвокат Кан? Тот рассмеялся, словно услышал что-то забавное. – Конечно, нравится. – Неужели он может вызывать симпатию? – У него есть и положительные стороны. Он четко знает, когда нужно поощрить, а когда наказать. Он не требует ничего, кроме хорошо выполненной работы. Также он никогда не дает личных поручений. Разве это не лучший начальник? – Впервые вижу, чтобы кто-то так оценивал адвоката Кана. – Люди, рассказывающие вам всякое о нем, на самом деле ничего не знают. Это всего лишь мысли человека, который наблюдал за ним долгое время. Может, это интуиция, но мне кажется, что вы действительно заинтересовали адвоката Кана. Юншин не был уверен, что именно хотел сказать секретарь словами: «действительно заинтересовали». Но, вероятно, его выводы основывались на том, что Сехон говорил своему секретарю. Так что все это не могло быть полной ерундой. Сехон сказал, что Юншин ему не нравится. Он даже предупредил, что тот портит ему настроение. Вот этим он и заинтересовал Сехона? Попытавшись отмахнуться от ненужных мыслей, он поблагодарил. И уже было собирался вернуться в свой кабинет, когда секретарь Так поднялся. – Я собираюсь в столовую. Вы тоже пообедайте. Приятного аппетита. – Ох, точно. Нужно поесть. Поедемте вместе. – Куда? Тебе следует пообедать со старшим адвокатом Каном. Это прозвучало настолько неожиданно, что на лице Юншина тот час показалось недоумение. – Как? Он сказал, что хочет поесть со мной? Когда?! Где?! Почему?! – Вы разве не поэтому пришли? Не на обед? Он сказал, что лично сообщит вам. Я уточню у него. Минутку, – секретарь Так приподнял трубку интеркома, чтобы еще раз проверить информацию, но тут раздался щелчок. Предмет их разговора вышел из своего кабинета, широко распахнув дверь. Увидев их, стоящих рядом, он бросил вопросительный, но в то же время слегка раздраженный и вялый взгляд в их сторону. Юншину показалось, что взгляд Сехона прожигал его насквозь. – Давай пообедаем вместе? – произнес он. Юншин не мог вспомнить, когда в последний раз слышал этот баритон так близко, это сделало его невероятно счастливым. Но прежде, чем он успел выразить свою радость, Сехон кинул ключи от машины Юншину. Тот рефлекторно вытянул руки, ловя их. В то же время он с энтузиазмом кивнул, и это заставило Сехона немного нахмуриться. Несколько потрясенный, Юншин взглянул на секретаря Така, давая тому понять, что поедет. Поспешив за Сехоном, он привал шагу, обошел его и быстро нажал кнопку, вызывая лифт. Они стояли рядом друг с другом, окутанные тяжелым молчанием. Юншину стало от этого не по себе, и он заговорил: – Шеф Кан. Вы в курсе, что позвали меня обедать спустя целый месяц? – Не знаю, проверяешь ли ты мои умственные способности или хочешь упрекнуть, что не обращал на тебя внимания, но я не собираюсь отвечать ни на что из этого. – Я просто хотел поговорить с вами. Не все люди заводят беседу, только чтобы прощупать другого. На мгновение их взгляды встретились, отраженные стеклянной поверхностью дверей лифта. Юншин не был уверен, но, казалось, будто в глазах Сехона мелькнула жалость. Юншин застыл – он не пытался скрыть того факта, что ему было немного грустно, когда он смотрел на Сехона. Он беспокоился, что его взгляд может вновь непреднамеренно расстроить начальника. Намереваясь объясниться на случай недоразумения, Юншин повернул голову в сторону Кан Сехона, и именно в этот момент со звуком «дзинь» открылись двери прибывшего лифта. – Я все утро провел, разговаривая по телефону, и у меня язык не шевелится. Давай пройдемся в тишине, – словно нехотя произнес Сехон и вошел внутрь. Юншину ничего не оставалось, только поспешить за ним. После того как двери закрылись, взгляд Юншина, прикованный к приборной панели, начал медленно опускаться, как цифры этажей на дисплее. В конце концов, его взгляд достиг пункта назначения, и, пока он украдкой рассматривал поразительные изгибы профиля Сехона, ему в голову пришла внезапная мысль. Вероятно, он решил стать не самым хорошим человеком, потому что не хотел быть слабым. – Эм, господин адвокат. О том, что вы мне сказали в прошлый раз, – осторожно, словно ступая по тонкому льду, заговорил Юншин. – Вот сейчас ты точно пытаешься прощупать меня. Уволен. – Я даже еще до сути не добрался. Едва успел сказать «О том». – Добрался или нет – моего ответа ты не дождешься. Поэтому хватить пялиться, я тебе не картина, – прорычал Сехон, заставляя Юншина вздрогнуть. Он не думал, что Сехон не запечатает его взгляда, но полагал, что тот не придает этому какого-либо значения. Юншин был смущен, будто его поймали за чем-то неприличным. От этого он почувствовал себя еще более неловко. Может, из-за того, что Сехон приказал ему бросить это занятие, глаза Юншина с еще большим любопытством принялись следить за ним. Смутившись своего порыва, он отвернулся и закусил губу. Пока Юншин пребывал в рассеянности, лифт послушно опускался на нижние этажи. Двое мужчин все еще отражались в его дверях, но Сехон больше не смотрел в сторону Юншина. В тот момент, когда младший адвокат это осознал, он понял: Кан Сехон намеренно избегает разговора о том, что произошло в тот день. «Трус», – по буквам произнес Юншин в своей голове, и его вздох растворился в воздухе.