Я больше не злюсь

***

      Всё было в тухлом гиваниуме. Многие стены и какие-либо поверхности около эпицентра были уничтожены, прожены или испорчены.       Очередное имя лёгким касанием шариковой ручки вишнёвоволосого мужчины в рабочем ипрактичном противогазе было вычеркнуто. Он прищурился, отчётливо всматриваясь в имена на плотном листе, распространённой на ранее, в хорошем смысле, цветастом объекте акварельной бумаги: она разьедалась не за долю секунды и была более плотной, а значит и практичной.       Карие глаза пробежались по списку жертв:       — ...Банбан — мёртв, Банбалина — мертва, Шериф — мёртв, Селин — мертва, Баунселия — неизвестно, Стингер Флинн — неизвестно, близнецы — предположительно мертвы, Опила — мертва, Тарта — предположительно мёртв, Биттергигл...       — Немного подумав, хирург вычеркнул и это имя. —       —...Кому не плевать? Мёртв; опилята и непослушные — предположительно мертвы, Джамбо — предположительно жив, Золфиус — жив, Кабоб... Да кто ж тебя убить смог бы? Жив; пауки — мертвы.       — Будто вспомнив кого-то, на лице у мужчины появилась искренняя невероятно сильная ярость. Даже не включая его имя в список, он всё равно помнил. Не забыть.       — ... Мёртв.       — Подсчёт живых закончен.       Протянув листок формата А4 с корявым подчерком, как можно быстрее и в попытках написанного тексте, но всё же полезной информацией отдал Кабобу, что послушно принялся относить список в безопасное место. Сиринджион остался один.       — Что я сделал такого ужасного, чем заслужил это? В живых, наверняка, осталось лишь трое: 1 — робот, 2 — овощ, я — ни на что неспособный инвалид.       — Прикрывая и так замутнённые стеклянные отверстия для глаз на противогазе руками, хирург, не обращая внимания на разрастающуюся и колющую боль на местах ожогов, стиснул зубы. —       — Ад будет вечно.