Замри. Беги. Бей.

Снова бряцает ключ в замке, и в этот раз Рэйч поспешно вскакивает на ноги. У дверей двое сектантов, очередные мрачные бородатый типы, в этот раз, в просторных рубахах с фигурным крестом на груди. Один из них вскидывает винтовку, направляя её на девушку, другой со скучающим видом смотрит куда-то в коридор. — На выход, грешница. Рэйчел послушно идет, рассудив, что лучшая тактика — это наблюдение и поиск подходящего момента. И для неё он явно ещё не настал. Её недавняя собеседница, однако, считает иначе. Она подлетает к Рэйч со спины, толкает её прямо на бородача, а заодно и на винтовку в его руках, и бьёт в пах второго сектанта. — Выхвати у него винтовку, дура ты тупая, — орёт женщина, пока второй сектант наклоняется за отлетевшим ружьём. Рэйчел не может ничего выхватить. Рэйчел всё ещё не героиня боевиков. У неё связаны руки и жутко ноет висок. Она чувствует, как дуло винтовки больно упирается ей в грудную клетку, всего на мновение, за которое она вполне отчетливо представляет, как палец сектанта дёргается чисто от неожиданности и нажимает на спусковой крючок. На счастье девушки, реакция у сектанта отменная, он отпихивает её с дороги и без колебаний стреляет в женщину. Судя по крикам ярости, та остаётся жива или, по крайней мере, выстрел не сказывается на её красноречии. Рэйчел подхватывают за плечо и толкают в сторону от камеры. — Тупая эдемская шлюха, — доносится до Рэйч от её недавней соседки, — тебе туда самая дорога! Миленько. Рэйч считает, что терять ей, конечно, есть чего, но наверное за спрос зубы не выбивают. — Мне надо в туалет, — выдавливает она из себя, не вполне понимая, какой реакции ожидать. — Очень надо, — добавляет для большей убедительности. Ей ничего не отвечают, но спустя несколько поворотов и проходов по каким-то помещениям с неясными назначениеми, её толкают к двери с вполне наглядной символикой на ней. — У тебя минута. И Рэйч абсолютно уверена, что это лучшая минута за минувшие часы. Особенно она укрепляется в своей уверенности, когда в следующем помещении, где они оказываются, её усаживают на стул, к подлокотникам которого надёжно приматывают руки. Освещение здесь ещё более скудное, чем в камере до этого. Да ещё и с каким-то зловещим красным подтоном. Она слышит шаги позади и чувствует знакомый приятный парфюм. -Здравствуй, Рэйчел, — Джон появляется в зоне видимости девушки и улыбается искренне и беззаботно. -Здравствуй… Джон, — с запинкой произносит Рэйч. Она понятия не имеет, как вести себя с законченными психопатами. А если верить всему, что она услышала, то креститель, в своем стремлении причинить добро, шагнул далеко за рамки закона и здравого рассудка. Ей неловко это признавать даже самой себе, но она по-прежнему считает, что этот Джон непозволительно горяч, с этой своей аккуратной бородой, голубыми глазами и татуированными руками. В этот раз он без своего тренча, и закатанные рукава рубашки позволяют увидеть покрытые татуировками предплечья, некоторые рисунки явно уходят выше. И, к собственному стыду, Рэйч не отказалась бы увидеть, есть ли ещё какие татуировки у младшего Сида. Разумеется, несколько в иной обстановке, скорее даже в какой-то альтернативной вселенной. — Это приятно, что ты сразу запомнила мое имя, — продолжает улыбаться мужчина, перебирая что-то на верстаке чуть подальше. — Путь к Искуплению у каждого свой. И так бы хотелось, чтобы ты понимала… — Джон разворачивается и подходит ближе к вжимающейся в стул девушке. Она тоже хотела бы понимать, чего ей вообще ожидать и какую, собственно, такую уж её вину требуется искупить. Мужчина наклоняется так, чтобы их глаза оказались на одном уровне и придерживает ее подбородок рукой. Большой палец медленно скользит, очерчивая линию челюсти и слегка сминает нижнюю губу. Рэйчел дышит через раз, чувствуя, как пальцы крестителя лёгкими касаниями спускаются вниз к бешено бьющемуся пульсу в ямке у ключиц. — …что я здесь не для того, чтобы навредить тебе, не стоит так сильно бояться, — продолжает Джон, заправляя прядку волос обратно за ухо девушки, и наклоняется ещё ближе. — Искупление это не страшно. Страшно всю жизнь прожить, нося грехи в себе, не в силах выплеснуть их, избавиться и стать свободным, не так ли? Рэйч не считает, что подобный бред заслуживает её ответа, она молча смотрит в глаза крестителю, упрямо поджав губы. Вообще у неё есть много вариантов, что сказать. От относительно вежливого: «Страшно спятить в столь молодом возрасте», до ёмкого: «Да иди нахер». Джон смотрит со снисходительной улыбкой, выпрямляется и начинает готовить оборудование на столике сбоку. Крутит винтики на тату-машинке, включает свет. — Ну же, Рэйчел, поговори со мной. Я не хочу ошибиться и явить миру не твой грех. Что это? Гордыня, гнев? Зависть? — Джон вполне успешно поддерживает беседу за двоих, так что и не понятно, нужен ли ему ответ в принципе или нет. В следующий раз, когда креститель подходит ближе к Рэйчел, он вталкивает свое колено между её бедрами, в одной руке тату-машинка. Взгляд Рэйч падает сперва на блестящую пряжку ремня, затем опускается ниже на пах. Именно в этот момент Рэйчел не без отвращения к самой себе осознает, что с её нейромедиаторами, мозговыми центрами и чёрт знает, с чем ещё, что-то абсолютно и бесповоротно не так. Потому что да, она в ужасе, но ей по-прежнему нравится вдыхать терпкий парфюм крестителя, её волнует его уверенная неторопливая чёткость движений, ей даже, в принципе, приятен его голос. Мне вообще не должно быть что-либо приятно в нём. Она морщится от осознания этой мысли, и в этот момент креститель склоняется к ней и крепко обхватывает её подбородок, заставляя смотреть ему в глаза: — Рэйчел, время признаний самой себе, — он скользит пальцами вниз, едва дотрагиваясь, проходит по боковой линии шеи, спускается к линии ключиц, не задевая грудь, спускается к рёбрам. — Здесь, — удовлетворённо произносит он, — под самым сердцем будет прекрасно смотреться. И тут Рэйч думает, что, пожалуй, с неё хватит. Она вообще планировала обзавестись ещё одной татуировкой, и — какое совпадение — именно под грудью. Но тату-мастера, как и рисунок, она собиралась, всё же, выбрать сама. — Уныние? Похоть? — меж тем перечисляет мужчина. Его рука вновь на подбородке Рэйчел, а большой палец очерчивает линию губ, слегка оттягивая нижнюю, заставляет девушку приоткрыть рот, ноготь задевает верхнюю губу, подушечка большего пальца мягко давит сильнее. Джону нравится наблюдать за девушкой. Нравится, как она задерживает дыхание, как настороженно следит за его движениями, нравится, как она вновь слегка морщится, но не пытается отодвинуться, понимая, что просто некуда. Ему нравится, что нет этих глупых бесконечных слёз, как будто он монстр какой-то, нет пустых и бесполезных выкриков с угрозами. Это удивительным образом …освежает и вдохновляет. И ему определенно нравится задумчивая складка между её бровями, похоже Рэйчел о чем-то напряженно думает всё это время, и ему очень интересно, что же у неё на уме. Возможно Джозеф прав, утверждая, что чужачка попала к ним не случайно, и это Его промысл. Дар, который поможет Джону вернуться на верный путь после пошедшего не по плану недавнего Искупления. «Ты должен возлюбить не то, что ты делаешь с заблудшими душами, не то, как ты это делаешь, Джон, возлюби их самих, и только так ты откроешь им путь к Вратам. Перед тобой душа, ещё не запятнанная ложью округа, не ведомая чужими наветами. Постарайся, Джон. Врата Эдема могут закрыться для каждого из нас, если мы не прикладываем должного рвения», — шепчет ему Отец в церкви и каждое слово опускается камнем на плечи Джона. Он будет достоин пройти через Врата. Он не может подвести Джозефа. Рэйч видит задумчивый интерес в глазах мужчины, интерес, от которого в солнечном сплетении будто завязывается узел из живых змей. На свою беду она отводит взгляд на верстак, у которого Джон чем-то был занят в самом начале их, если так можно выразиться, беседы. Возможно, это игра света, точнее отсутствия его, но ей кажется, она видит куски кожи с выцарапанными на них надписями. Они, эти куски, в художественном беспорядке прибиты к вертикальному экрану, на котором, вообще-то, у нормальных людей висят инструменты, а не куски кожи. Выдох, и Рэйч с силой пинает Джона по голени, хотелось бы хотя бы по колену, но поза, в которой они находятся, к этому никак не располагает. Да, увы, она все ещё не девушка из боевиков, поэтому не может, к примеру, моментально освободить руки или молниеносным ударом ноги расквасить раздражающе-привлекательную физиономию крестителя. Джон скорее выглядит удивлённым и самую малость раздосадованным, чем испытывающим реальную боль. Рэйч вообще поспорила бы, кому больнее — по её ощущениям голень крестителя не то стальная, не то бетонная. Ей, правда, становится не до всех этих сравнений, когда Джон, отшвырнув в сторону тату-машинку стискивает её шею. Перед глазами сразу начинают мелькать мушки, не говоря уже о том, что каждый последующий вдох кажется невозможной миссией. — В пах было бы эффективнее, — цедит мужчина сквозь зубы. — Но я, конечно, рад, что ты не додумалась. Он резко отпускает её и отходит. Рэйч пытается отдышаться, по её ощущениям, к этому моменту трахея полностью вдавлена в шейные позвонки. Девушка кашляет, жалея, что не может оттереть непроизвольно выступившие слезы. -Так на чём мы остановились? — как ни в чем ни бывало спрашивает мужчина, поднимая с пола тату-машинку. На том, что ты сраный психопат, и я не знаю, как мне выбраться отсюда. За дверью позади Рэйчел поднимается какой-то подозрительный шум, долетают звуки выстрелов, ещё какая-то возня. Джон вскидывает голову и, направляясь к двери, дружелюбно бросает: — Побудь пока здесь, никуда не уходи. Дверь захлопывается. Мудила.