Замри. Беги. Бей.

Рэйчел открывает глаза и поспешно зажмуривается. Нетнетнетнетнетнетнетнет Она медленно дышит, считая про себя: «Вдох, раз-два-три, пауза, выдох, раз-два-три, пауза». На двадцатом дыхательном цикле она находит в себе силы заново открыть глаза. Над головой все тот же потолок с коммуникациями, скудное освещение. Из плюсов — это как будто камера повышенного удобства, е ли можно так выразиться. Она обнаруживает дверь в совмещённый санузел; душа или ванны здесь, конечно, нет, но зато есть раковина. И девушка с наслаждением умывается, оттирает засохшую кровь, протирает открытые участки кожи. Хочется пить, горло по ощущением слегка распухшее. В зеркале над раковиной Рэйч разглядывает черные синяки на шее от хватки Джона. Они чудесно гармонируют со ссадиной на виске и общим нездоровым видом. Стянув футболку, девушка изучает рану от стрелы. Само древко с наконечником эдемщики заботливо вытащили, а вот края вокруг отверстия ничем не обработаны и выглядят воспалёнными. Высока ли вероятность заражения крови при необработанной ране. Рэйчел не знает, но надеется, что нет. Рэйчел снова отсчитывает циклы дыхания про себя, жалея, что в свое время мало уделяла внимание медитативнивным практикам, практикам оказания первой медицинской помощи и вообще каким-то курсам по выживанию в экстремальных условиях. В этот раз мысли о том, что она может остаться здесь навсегда, накрывают девушку практически сразу. И она тихонько скулит в подушку от накатывающей волнами паники. Ей начинает казаться, что в помещении мало воздуха, и она несколько раз ходит умыться, чтобы просто чем-то себя занять, а не постоянно крутить одни и те же мысли в голове. «У всего должна быть какая-то цель, -думает Рэйчел, — даже если это мышление спятившего сектанта. Что ему может быть надо конкретно от меня?» Она вспоминает все фильмы про маньяков, которые смотрела, и приходит к выводу, что цели и желания разные, но исход для жертвы всегда един. Не тот, что хотела бы Рэйч для себя. Пытается вспомнить громкие дела о религиозных культах и сектах, которые массово освещались бы. Единственное, что приходит на ум, это религиозная группировка 60-х годов. И для жертв там тоже все закончилось плачевно. Рэйчел утыкается головой в подушку и орёт. Наверху в углу девушка замечает камеру и демонстрирует ей нехитрую комбинацию со средним пальцем. Да, это глупо и бессмысленно. Так же глупо и бессмысленно, как по всей видимости, подходит стремительным темпом к концу её жизнь. Она совсем не понимает, сколько времени проходит с момента, как она снова оказалась в бункере. Но понимает, что очень хочет пить. Она не знает, пригодна ли вода в бункере к питью, и не хочет к потенциальной воспалительной инфекции добавить какие-нибудь лишние кишечные палочки или тяжёлые металлы, или что там может быть в воде непригодной для питья. Вообще Рэйчел может сравнительно долго терпеть как жажду, так и голод. Это началось ещё во времена её обучения в танцевальной академии, когда между репетициями и длинными изматывающим часами с экзерсисами она, вопреки всем рекомендациям преподавателей, забывала о том, что телу нужно топливо. Танцы остались в прошлом, но привычка терпеть неудобства осталась. Но, оказывается, есть большая разница, когда отсутствие питания и воды это личный выбор или, как сейчас, навязанный извне. По прошествии времени, голод переходит уже в фазу, когда есть не хочется, а просто тупо тошнит и ноет желудок. В какой-то момент Рэйчел засыпает. А когда вновь открывает глаза, принимает решение, что настало время подружиться как с кишечными палочками, так и с тяжёлыми металлами местной системы водоснабжения. Она не успевает сползти с койки, дверь открывается. — На выход, грешница. Зато вы все праведники, видимо Рэйч опасается, что в какой-то момент головокружение усилится настолько, что она свалится на пол. «Интересно, они меня поднимут или просто поволокут дальше по полу?» — вяло размышляет девушка. Ей не хочется в это верить, но она опять в знакомой комнате со зловещим освещением. На верстак она усиленно не смотрит, договорившись сама с собой, что сейчас есть дела поважнее. Один сектант ловко приматывает её кисти к подлокотникам, второй держит на прицеле. Рэйч это кажется очень смешным, они что, правда полагают, что она сейчас на кого-то кинется? — Здравствуй, Рэйчел, — из тени у дальней стены комнаты выходит креститель. У него, как всегда, гладко зачесанные назад волосы, и вообще вид, как будто он только что из барбершопа. Рубашка и в этот раз насыщенного цвета «navy blue», видимо, чтобы оттенить глаза, сверху жилет. Стильный психопат. Чтоб его черти задрали. Джон неторопливо идёт к ней, даёт отмашку бородачам в рубахах, те исчезают за дверью Креститель прислоняется к верстаку и скрещивает руки на груди. — Как сильно ты хочешь выйти отсюда? — наклонив голову к плечу осведомляется он. Рэйчел молчит, она боится, что это какая-то сраная ловушка, тест, вроде тех, что устраивал тип из «Пилы». Креститель, как всегда, прекрасно справляется с разговором в одиночку: -Я полагаю, ты немного сбита с толку, после всего, что тебе наговорила милая Тереза. Всё, конечно же, немного иначе, и я готов помочь тебе прийти к пониманию. Я немного сбита с толку с момента попадания в этот ваш сраный Хоуп — Кто такая Тереза? — почему-то в желудке у Рэйч образуется неприятный холод, и это вряд ли связано с чувством голода. — О, ты уже забыла свою недавнюю соседку здесь? Ярость и гнев, разумеется, сказываются на её суждениях, но мы с ней это уже обсудили. Рэйчел тяжело сглатывает. — В каком смысле, вы обсудили? — почти шепчет она, будучи совсем не уверена, что хочет слышать ответ. Собственно, она его и не получает. Креститель просто продолжает смотреть на неё с раздражающе-снисходительным выражением лица. — Ты слушал весь наш разговор? — Конечно, — улыбается Джон, — и видел. Я не могу оставить вверенных мне без присмотра. — Без присмотра …– какая-то мысль зудит у неё на краю сознания. — Ты не запер дверь, когда уходил? Джон поощрительно улыбается. — Знал, что меня выпустят? Креститель вновь смеётся и вполне искренне, а не как положено смеяться злодеям: — Нет, Рэйчел, такого я предвидеть не могу. Мне было просто любопытно, как ты себя поведёшь оставшись одна, сделаешь ли что-то, чтобы выбраться. Признаюсь, — он поднимает ладони как будто сдаётся, — такие эксперименты не по моей части, скорее в духе Джейкоба, но, по-моему, и так получилось забавно. Забавно. Ему забавно. Тварь. Ещё и какой-то Джейкоб, обоже — Почему твои люди просто не пристрелили меня? Тоже часть эксперимента? — решает уточнить Рэйч, чисто на случай, если еще выпадет шанс пробежать к выходу. Джон отталкивается от верстака и подходит ближе к Рэйч. Она не знает почему, но сейчас чувство страха притупляется. Она всё еще осознает, что её положение далеко от идеального, да что там, скорее уж близится к плачевному. Но как будто прям сейчас никто не собирается её прикончить, и это удивительным образом расслабляет. Когда мужчина склоняется на девушкой, её взгляд помимо воли падает на перечеркнутую надпись, которая виднеется в вырезе расстёгнутой больше, чем это вообще принято, рубашки. Сползает чуть ниже, поднимается обратно к ключицам. Мозг Рэйчел рассеянно отмечает развитые мышцы груди и плеч крестителя. — В тебя не стреляли, Рэйчел, потому что вопреки всему, что о нас болтают, мы ценим человеческие жизни, и никогда не будем нападать на безоружного первыми, — креститель приподнимает голову девушки за подбородок, заставляя смотреть в свои невыносимо голубые глаза. Может быть он линзы носит. Твою мать, Рэйч, какая же ты овца тупая, о чём ты вообще думаешь — У реки в меня стреляли, — возражает она. — Я слышала звуки выстрела, когда съехала с дороги. — Нет, Рэйчел, — вздыхает мужчина, — стреляли по колёсам, так было велено Отцом, так было сделано. — Промахнись они, я была бы уже была мертва. -Но этого не случилось, Рэйчел. Значит Господу было угодно так, — непререкаемы тоном заключает Джон. — А сейчас моя очередь задавать вопросы. Итак, как сильно ты хочешь выйти отсюда, Рэйчел?