Замри. Беги. Бей.

Рэйчел молчит. Рэйчел полагает, что это вопрос с подвохом, как и полагается в плену у религиозных фанатиков. -Я что-то должна буду сделать? — упавшим голосом уточняет, в итоге, она. Мужчина внимательно следит за всей гаммой чувств, возникающих на лице у девушки. -Тебе надо просто согласиться, — почти ласково улыбается Джон. Господи, они принесут меня в жертву плетёному человеку. Нацепят венок и сделают «кровавого орла». И всё это под эгидой моего согласия, как будто я в реальности что-то тут решаю. Сид качает головой, будто читает её панические мысли, и они его забавляют: -Здесь никто не причиняет вред, Рэйчел. Очевидно же, что у нас разные понятия о вреде. Руки крестителя упираются в спинку стула за головой Рэйчел. Так, что она вновь чувствует исходящий от него дорогой терпкий запах парфюма с нотками кожи, аромат свежести от его одежды, и за всем этим угадывается запах железа. Железо. Кровь Девушка сглатывает и вновь смотрит на перечеркнутое уныние на груди Джона. Она всё ещё абсолютно уверена, что хоть кто-то из представителей закона должен, вот буквально сейчас, заинтересоваться всем происходящем в округе. -Я вижу, тебе надо подумать, Рэйчел, — мужчина отступает, — отдыхай, мы поговорим в следующий раз. Отдыхай? Отдыхай блять? Что конкретно он называет отдыхом? Её ведут длинными коридорами с неприятным больничным освещением. В этот раз они идут какой-то другой дорогой, и Рэйч это совсем не нравится. Она слышит приглушённые плотно закрытыми дверьми крики, перемежающиеся проклятиями в адрес эдемщиков и сбивается с шагу. В этот же момент из двери сбоку выволакивают знакомую Рэйчел женщину. Тереза выглядит, прямо говоря, херово. Лицо распухло от наливающихся синяков, пальцы на руках вывернуты под каким-то неправильным с точки зрения анатомии углом. Тереза замечает Рэйч и сплёвывает в сторону девушки: -Шлюшка эдемская, ни одной царапинки! Рэйчел отшатывается от такой явной ненависти от человека, которому она ничего не сделала. Не говоря уже о том, что все эти намёки на её активную половую жизнь с представителями секты не имеют под собой ни малейшего основания. Девушка понятия не имеет, почему целы её пальцы, к примеру, или почему не разбито лицо. Но ей это не кажется достаточной почвой для подобной ненависти и сомнительных домыслов. В камеру Рэйч возвращают, подпихнув напоследок в лопатку, от чего новая волна боли прокатывается по спине. Первым делом, девушка направляется к раковине и долго жадно пьет. Похер на все кишечные палочки мира, если она помрёт от загноения раны. Рану она, кстати, тоже осматривает. Признаков нагноения нет, но это не уменьшает опасений. Рэйч некомфортно в бункере, и даже не от самого факта, что она здесь не по своей воле. Ей тяжело под землёй. Это не похоже на ярко выраженную фобию, но сейчас она прямо-таки физически ощущает, как на нее давит толща земли, бетона и хрен знает чего ещё. Как в могиле. Рэйч чувствует постоянный озноб. Она невольно задаётся вопросом, что с ней будет, случись ей здесь заболеть. Оставят гнить в одной из камер бункера? Некоторое время она сидит без движения, размышляя. Какая разница, на что там нужно согласиться, чтобы просто выйти отсюда. Смысл сидеть здесь в гордом упрямстве, воображая себя стойкой и несгибаемой героиней, когда, на самом деле, она уверена, что прикоснись кто к её пальцам, к примеру, она пообещает всё, что угодно. И кто знает, когда может случиться этот момент. Зависит ли он вообще от её действий. Рэйчел не знает точно, сколько времени проходит, несколько раз девушка погружается в какое-то подобие вязкого сна. В очередной раз, когда Рэйч открывает глаза, она решается. Смотрит прямо в камеру, искренне надеясь, что если Джон и не наблюдает прямо сейчас, то ему передадут её слова. — Я хочу поговорить. Она не знает, услышал ли её кто или, может быть, именно в этот момент наблюдающие за камерами отвернулись и обсуждали свои насущные сектантские дела, ну или там отвлеклись на распитие чая. Не знает, есть ли у этой конкретной камеры передача звука, она только знает, что из бункера ей надо выйти, и, желательно, побыстрее. И она почти признательна судьбе, когда, как ей кажется, спустя миллиард световых лет, она слышит звук открывающейся двери. Здоровяки привычными движениями привязывают руки девушки к подлокотникам и уходят. — О чём ты хотела поговорить, Рэйчел? Сид стоит со скрещенными на груди руками напротив девушки. Он выглядит на зависть свежим и отдохнувшим, что заставляет девушку гадать, сколько же, в итоге, времени прошло с момента их последней встречи. Её внутренние часы бесповоротно вышли из строя. -На что мне надо согласиться? -Принять мою помощь и обнажить свой грех, разумеется, — пожимает плечами мужчина, как будто это само собой разумеющееся дело. Какой ещё грех, ёбаное безумие. Я просто хочу выйти отсюда. Ненавижу фанатиков. Джону важно услышать ответ. Джону важно видеть согласие. Джону важно показать брату, что он достоин. Он не шевелится, пока, наконец, Рэйч не кивает головой. Для начала сойдёт и так. Креститель берет знакомую тату-машинку, подходит к столу рядом с Рэйч. Деловито начинает переставлять вещи на нём, словно организуя в некий необходимый ему порядок. Рэйч помнит, как Тереза упоминала о слабости младшего Сида оставлять метки на телах тех, кто попадал ему в руки. «Всего лишь татуировка, — почти с облегчением думает девушка, забывая, как совсем недавно и это ей казалось перебором, — это не может быть слишком ужасно. Главное, чтобы за этим не последовало что-то ещё». Подцепив горловину, креститель рвёт футболку на девушке. -Какого хрена, — дёргается она, скорее от неожиданности — Следи за языком, — Джон несильно шлёпает девушку по губам и тут же успокаивающе проводит по ним большим пальцем. — Считай, что твое очищение началось. Себя очисти, мудила. В глазах мужчины спокойная уверенность в своих действиях, и это пугает Рэйч побольше всяких криков. Сид включает лампу, наведя её на девушку: — Ты же не против, что я сам выбрал место? Рэйчел вздрагивает, когда ладонью Джон давит ей на грудину, заставляя больше откинуться назад на спинку стула. Его ладонь горячая, и при соприкосновении с кожей мёрзнущей девушки вызывает у той вполне определенную реакцию. Глаза мужчины задерживаются на виднеющихся сквозь мягкую ткань лифчика сосках, он легко накрывает ладонью левое полушарие, едва дотрагиваясь, согревая, а затем резко зажимает и прокатывает сосок между большим и указательным пальцем. Поднимает взгляд обратно на лицо Рэйчел. Какого хрена. Рэйч растеряна, Рэйч сжимает зубы и выдыхает, жмурится, как будто хочет проснуться от кошмара, пока пальцы крестителя спускаются ещё ниже, щекочущим движением проходится по линии живота, заставляя напрячься мышцы пресса, цепляют, слегка оттягивая, штангу пирсинга в пупке. Рэйч не хочет признаваться даже себе, что пока одна часть её орёт от ужаса, вторая замирает в каком-то болезненном любопытстве. Креститель вспоминает о чем-то и, выпрямившись, берёт бутыль с прозрачной жидкостью на столе, выливает часть его содержимого на приготовленное рядом полотенце. -Мы же не хотим, чтобы потом началась инфекция, не так ли, Рэйчел, — хрипловато говорит мужчина, бережно протирая её тело от острых ключиц, до нижнего края ребер. Постарайся не дёргаться, Рэйчел, — и взяв в руки тату-машинку, Сид зажимает ей бедра своими коленями, надёжно фиксируя девушке ноги, предплечьем давит на грудину: -Мы начнем с бездействия, согласна? — и, наклоняясь к самому уху девушки, шепчет: — Ты не пожалеешь, — и опускает жужащую машинку ей на ребра. Рэйч жалеет в ту же секунду, как игла касается её кожи. Ей очень хотелось бы пережить этот момент не проронив ни звука, но слёзы сами текут у неё из глаз, когда на коже появляется первый глубокий кровавый тонкий след. Она не понимает, какого хрена здесь даже тату-машинка работает неправильно и режет ей кожу, как самый острый нож на кухне ресторана со звёздами Мишлена. Раз за разом игла, с мерзким жужжанием, впивается ей в плоть. Девушка чувствует, как кровь начинает течь по животу и забирается под пояс джинс, как каждое жужжание этой адской машинки отдается у нее по всем ребрам, и доходит до самого сердца. Она не сразу понимает, когда всё заканчивается. По ощущениям правый бок — это кровавое месиво, Рэйчел не хочет туда смотреть. Креститель аккуратно промокает надпись полотенцем, Рэйч судорожно дышит. -Рэйчел, посмотри на меня, я сейчас отвяжу твои руки, всё получилось идеально, — слышит она. Рэйч не знает, что хуже — находиться всё это время в ожидании, что с ней что-то сделают или подобраться вплотную к моменту, когда это уже происходит. Она смотрит в столь невинно прозрачные и безмятежные глаза Джона и чётко произносит: -Ёбаный психопат.