ЖИТЬ-ПОЖИВАТЬ И ДОБРА НАЖИВАТЬ

Платон. - Платон, ты сегодня в ночь? - спросила меня Лиза после суда. - Да, - ответил я. Настроение у меня было прекрасное – Артёмка, мой первенец, теперь насовсем, до совершеннолетия останется со мной. Теперь у него будет моя фамилия. И отчество, образованное от моего имени. Так должно было быть с того дня, когда он родился. Но прошло восемь долгих лет, и только сегодня свершилось… Мой - мой с самой первой секунды своего существования - сын стал по-настоящему моим. Если бы меня кто-то спросил, что такое счастье, наверное, я ответил бы, что счастье – это яркое, тёплое и радостное ощущение, которое переполняло меня после суда. Весь день и вечер. И даже идя на работу, на ночное дежурство, я продолжал улыбаться… …Перед тем, как я вышел из дома, ко мне подошла Валери. - Пап, ты не будешь сердиться? – дочка протянула мне свой школьный дневник. Я открыл его и увидел написанную учительницей записку: «Уважаемые родители! Прошу вас позвонить мне для разговора о поведении Валери». - Набедокурила? – с улыбкой спросил я. - Немножко, - смутилась Валери, - а учительница меня наругала. - Ладно, котёнок, держи хвост трубой, - я погладил дочку по голове. – Если ты действительно набедокурила немножко, то это не страшно. Разберёмся. Утром позвоню Ирине Александровне, поговорю с ней. - Папочка, я тебя люблю, - Валери обняла меня. - Я тебя тоже очень люблю, доченька. Но если ты сейчас не прекратишь со мной обниматься, я опоздаю на работу. Вита Игоревна. - Вита Игоревна, а правда, что у нас в послеродовом отделении мамочка из Монголии? - спросила у меня медсестра Таня. - Правда, - ответила я – И муж с ней. - А почему муж там с ней? – не понимала Таня. - Филатова разрешила, - объяснила я. – Эта мамочка по-русски ни бум-бум, а её муж знает русский язык, так он при ней вроде переводчика. - И рожала тоже с мужем? – поинтересовалась Таня. - Не, её уже с ребёнком привезли, роды вне стационара, - возразила я и засмеялась. - Вита Игоревна, что смешного? - Знаешь, кто у этой монголки принимал роды? – спросила я. - Нет, - сказала Таня. - Монгол. - Муж, что ли? – улыбнулась Таня. - Ты не поняла, - сказала я. - Говорю же, Монгол. Наш Монгол. Таня заливисто рассмеялась. - Ну и ну! Наш Монгол в России умудрился найти рожающую монголку и принять у неё роды! Бывает же такое! - Ещё и не такое бывает, - я хихикнула. - Полчаса назад Лев Борисович попросил взять в ординаторской одну нужную папку, он её вчера там забыл. Я пошла в ординаторскую, постучала, Земцов говорит: «Войдите». Я зашла, а они там – Платон Ильич и муж нашей монгольской мамочки - сидят, поджав ноги по-восточному, пьют монгольский чай и тарахтят по-монгольски. Платон. Перед пятиминуткой я позвонил в школу, учительнице Валери: - Ирина Александровна, доброе утро, это папа Валери Земцовой. Вчера в дневнике Валери я увидел Вашу просьбу позвонить. Звонить вечером Вам домой я посчитал неуместным, у Вас маленький ребёнок. Извините, что сейчас звоню так рано, но позже у Вас уроки. Дочка что-то натворила? - Спела в классе на перемене не очень приличную песенку, - ответила Ирина Александровна. - Какую? – полюбопытствовал я. - Как бы это Вам объяснить, Платон Ильич… - смутилась учительница. – Если у Вас есть возможность воспользоваться интернетом – найдите, пожалуйста, в интернете и послушайте песню про слово, которого нет. Запомнили? - Да, запомнил, - сказал я. – Хорошо, я найду и послушаю. Я верно понимаю, Ирина Александровна, Вы хотите, чтобы я поговорил с Валери о её поведении? - Именно поэтому я и просила мне позвонить, - ответила учительница. - Я поговорю, - пообещал я. – До свидания, Ирина Александровна. - До свидания, Платон Ильич… …Я нашёл и послушал песенку, о которой говорила учительница Валери. Пока я это делал, в ординаторскую вошли несколько коллег. Песенка была встречена их дружным хохотом. Мне и самому было весело. Насмешила забавная детская логика. Пожалуй, сердиться на дочку я не буду. Только скажу ей, что воспитанные люди упомянутое в песенке слово вслух не говорят и на заборах не пишут. Лиза. - Ну что, коллеги, поехали кататься? – привычной фразой начала я пятиминутку… – …Валентин Иванович, что у нас за ночь было в родильном? – спросила я у Бондарева. - С вечера - кесарево сечение у Стручковой для исключения потужного периода, Платон Ильич кесарил, а под утро – естественные роды у Коноваловой и Воротниковой. - Наталья Николаевна, что с ребёнком Стручковой? – спросила я. - Здоровый доношенный мальчик, понаблюдаем, пока мама в реанимации после кесарева, - ответила врач-неонатолог. - Платон Ильич, что там с монгольской мамочкой? – поинтересовалась я. - Всё в порядке, - ответил Платон. – Температура нормальная, размеры матки в пределах нормы для первых суток после родов, самочувствие хорошее. В принципе, её можно было даже в физиологию положить, а не в обсервацию. - Платон Ильич, Вы в своём уме? – удивился Максим Викторович. – Необследованную родильницу после внебольничных родов – в физиологию? - Она обследованная, - улыбнулся Платон. – Наблюдалась у врача у себя в Улан-Баторе. Они с мужем сюда приехали из Монголии на юбилей к деду, она взяла с собой монгольскую обменную карту. Остановились у деда. Вчера, выходя из дома, забыла взять обменную карту с собой. Жаловалась на боли в пояснице, схватки не чувствовала. Когда поняла, что рожает, позвала на помощь. А там уже пришлось действовать по ситуации. Муж ночью съездил к деду за её картой, привёз. Я посмотрел, там все анализы и обследования, всё в норме. Конечно, если бы это была женщина из такой местности, где врачей днём с огнём не сыскать, можно было бы говорить, что необследованная. Но она из Улан-Батора, а там с медициной ситуация вполне приличная. Ладно, раз уж мы госпитализировали её в обсервацию, пусть она там и лежит. - Наталья Николаевна, что с её ребёнком? – спросила я. - С девочкой всё хорошо, дышит сама, пульс нормальный, рефлексы хорошие, обработали пуповину, наложили «прищепку» на пупок, выкупали малышку, контролируем температуру и общее состояние, - сказала Наталья Николаевна. – Ночью дали маме поспать, сегодня днём переведём девочку в палату к маме. Чудесная здоровая малышка. Только и того, что торопыжка, поспешила родиться до того, как её мама приехала в роддом. - Торопыжка, это верно, - улыбнулся Платон. – Цветочек… - Какой ещё цветочек? – удивился Любавин. - Вадим Родионович, - объяснила я, - отец ребёнка попросил Платона Ильича выбрать имя для девочки. Платон Ильич увидел цветущую яблоню и назвал девочку… Платон Ильич, напомните, пожалуйста, как это звучит. - Алимцэцэг, - сказал Платон. – Яблоневый цветок. - Красиво, - сказал Любавин. – Платон Ильич. а что ж Вы так необычно? Нет бы какая-нибудь Маруся, а то «яблоневый цветок». Платон хихикнул. - Монголы Марусями девочек не называют, - объяснил он. – Женские имена у них необычные и очень красивые. Пришлось соответствовать. Я предложил имя, родителям понравилось. Не вижу в этом никакой проблемы. - Поддерживаю, - сказала я. – Коллеги, у кого-нибудь есть вопросы или важная информация? Если нет, то все по своим рабочим местам, пожалуйста. Работаем. Платон. - Папа, а зачем мы вчера ходили в суд? – спросил под вечер Артёмка. - Иди ко мне, сынок, - сказал я и обнял его. – У тебя теперь изменится фамилия. - Папа, я не понял, - удивился Артёмка. – Если я не Никифоров, то какая фамилия у меня будет? - Ты не Никифоров, сынок, ты Земцов, - я поерошил рукой волосы сына. - Как ты? – обрадовался Артёмка. – Пап, я давно хотел об этом попросить, но думал, что поменять нельзя. - Вообще-то нельзя, сынок, – сказал я. - Но бывают случаи, когда это разрешают. Нам разрешили. - Папа, а почему мама… Ну та мама, которая Людмила… Почему она так долго не приезжала? Она плохая, да? - Сложный вопрос, - я прижал сына к себе. – Артём, я попробую тебе объяснить, а ты спрашивай, если тебе что-то непонятно, идёт? - Идёт. - Когда дети делают что-то, чего делать не надо, их наказывают – например, сажают на какой-нибудь стул и говорят: посиди тут и подумай, как ты себя ведёшь. Если взрослые делают что-то, чего делать не надо, их тоже наказывают – на несколько лет запрещают выезжать куда-нибудь из того места, где они живут. Как бы говорят: всё это время живи вот тут, никуда не уезжай, и подумай, как ты себя ведёшь. Вот так и маме Люде на несколько лет запрещали уезжать оттуда, где она жила. - Раз её так наказали, значит она сделала что-то плохое? – спросил Артёмка. - Я точно не знаю, сынок, - ответил я. – Но ты не думай о ней плохо. Каждый человек может ошибаться. Наверное, и мама Люда допустила в жизни какую-то ошибку. Ты хотел бы с ней видеться? - Не знаю, - Артёмка задумался. – Я видел, у неё большой живот, у неё скоро будет ребёночек. Я видел, когда Ваня был маленький, ты и мама Лиза очень часто брали его на руки и ухаживали за ним. Маме Люде скоро будет не до меня. Папа, только ты не заставляй меня с ней видеться. И я не хочу уезжать от тебя к ней. Мне тут хорошо. Тут вы с мамой Лизой, и Валери с Ваней. - Хорошо, сынок, не буду заставлять, - улыбнулся я. - Папа, а как мне сказать ребятам в классе, почему у меня поменялась фамилия? – поинтересовался Артём. - Скажи им просто: так решили мама с папой, - посоветовал я. – Понял? - Понял. - Дай пять, - я подмигнул сыну. Мы с ним легонько хлопнули друг друга по раскрытой ладони. - Папа, скажи, вот раньше были всякие мамонты. А папонты бывают? – вдруг спросил сын. - Бывают, внучек, - пошутил мой отец. – И мамонты бывают, и папонты, и даже дедонты с бабонтами. А у всех этих мамонтов, папонтов, бабонтов и дедонтов бывают детонты и внученты. Например, Артёмонты… Артёмка расхохотался. Лиза. Мы дома. Прошло несколько дней после того, как свёкор уехал к себе домой. Дети уже спали. Мы с мужем уже приняли душ и собирались побыть наедине. Платон сидел на коленях на кровати и держал в руках презерватив. - Платоша, не предохраняйся сегодня, - попросила я. - Это почему же, Лизонька? – поинтересовался Платон. - Жарко, - хихикнула я. - Смешно, - сказал муж. - Я серьёзно, - ответила я. – Смотри. - Что это? - Тест на овуляцию. Платон посмотрел на меня. - Лизонька, ты хочешь?.. – он не договорил. - Да. - Товарищ начмед, а почему всё я, да я? – улыбнулся муж. - Доктор Земцов, Вы что, собираетесь филонить? – ответила я шуткой на шутку. - Лизонька, - серьёзно сказал он, - но ты же снова года на два выпадешь из профессии. - Ну и что? – возразила я. – Я же потом вернусь на работу. - Лиза, а как мы будем жить, когда ты родишь и будешь в отпуске по уходу за ребёнком? Вшестером на одну зарплату ординатора? Ой-ой-ой… - Платоша, ну у нас же есть кое-какие сбережения, - сказала я, - ты помнишь, с того дня, когда мы поженились, мы каждый месяц откладываем часть денег с каждой зарплаты. Кое-что есть, а потом ещё накопим. - Милая, а не тяжёленько будет? – спросил Платон. - Ничего, мой хороший, справимся, - ответила я. – Платоша, ты сделаешь мне ребёнка? - Ну вот что мне с тобой делать? – спросил Платон. - Ты маленький, что ли? – я хихикнула. – Или забыл, что и как делать? - Не забыл, - усмехнулся муж. - Ох, Лизонька, ты же знаешь, я не могу тебе отказывать. Куда ж от тебя денешься? Сделаю. Он положил «изделие № 2» на свою прикроватную тумбочку и повернулся ко мне. - Есть идеи, как это сделать? – спросила я. - Есть, - кивнул муж. – Выбирай: «Маленький монгол», «Завоеватель», «Летний ветер, дующий в спину». «Весенняя кошка» и «Небо и земля». - А можно поподробнее? – поинтересовалась я. Платон описал каждую позу. - Платоша, а можно что-нибудь вроде «Ночного костра»? – спросила я. – Мне хочется видеть тебя, прикасаться к тебе… - Нет, милая, если это будет «Ночной костёр», ты не забеременеешь, ведь физику и закон гравитации никто не отменял, - возразил Платон. – А вот если «Небо и земля»… - …То мы быстренько управимся - и спать? – пошутила я. - Нет, Лизонька, быстренько не получится, я хочу, чтобы сегодняшняя ночь осталась в твоей памяти, - Платон улыбнулся, а потом начал меня раздевать… …Он почти свёл меня с ума прикосновениями и поцелуями… =========================== Примечание. Уважаемые читатели, представьте, что в этот момент звучит песня «Небо и земля». Никто мне в мире этом сейчас не нужен. Опять в моей ладони лежит ладонь твоя. Опять ночные звезды дрожат в черных лужах, И я понять не в силах, где небо, где земля. Небо и земля. Небо и земля. Ты со мною рядом, ты - любовь моя. Небо и земля. Небо и земля. Так же неразлучны будем ты и я. Дома вдоль тихих улиц давно уснули. А мы идем куда-то, о чем-то говоря. В глазах твоих огромных сейчас утону я, И для меня исчезнут и небо, и земля. Небо и земля. Небо и земля. Ты со мною рядом, ты - любовь моя. Небо и земля. Небо и земля. Так же неразлучны будем ты и я. Авторы песни: слова - Леонид Дербенёв, музыка - Деметар Пенев. =========================== …Ощущения от «Неба и земли» были необычными. Потрясающее ощущение, как будто Платон окружает меня со всех сторон. И казалось бы, чем ещё можно было удивить или порадовать… Но нет. Движения мужа были нежны, непривычны и напоминали какой-то диковинный танец. Десять лёгких движений, одно глубокое и сильное… Девять лёгких движений, одно глубокое. Восемь лёгких, одно глубокое…Этот всё ускоряющийся ритм был очень возбуждающим. Семь – одно… Шесть – одно… Пять – одно… Четыре – одно… Три – одно… Два лёгких – одно глубокое… Несколько глубоких, очень глубоких… …Я больше не могла сдерживаться… …Наверное… это… и есть… счастье… Хороший… мой… я тебя… люблю… Платон. Я нарочно чередовал ритм движений и всё убыстрял его. Больше всего на свете я хочу, чтобы Лиза была счастлива. Если для счастья ей нужен ещё один ребёнок от меня – что ж, я дам ей моё дитя. Но мне хотелось не только дать ей ребёнка, но и подарить ей радость. И поэтому я мысленно считал и старался не сбиться с ритма. Десять лёгких движений, одно глубокое и сильное… Девять лёгких движений, одно глубокое. Восемь лёгких, одно глубокое… Семь – одно… Шесть – одно… Пять – одно… Четыре – одно… Три – одно… Два лёгких – одно глубокое… Несколько глубоких, очень глубоких… …Знакомое ощущение тепла в пояснице… Потрясающе-сладкое щекочущее ощущение в мочеиспускательном канале… Всё, я уже не могу это остановить… Больше не могу сдерживаться… ...Наверное… это… и есть… счастье… Милая… я тебя… люблю… Лиза. Под утро я проснулась – мне захотелось пить. Я тихо сходила на кухню, напилась воды и вернулась обратно. В комнате было темно. Платон тихо спал. Я слышала его ровное дыхание. «Какая всё-таки дурочка эта Людмила! Как она могла променять Платона – темноглазое чудо, который умеет быть и врачом-профессионалом, и любящим, заботливым и нежным мужчиной, на такого Жаб Жабыча, как её Никифоров? Только и радости, что у её Жаб Жабыча много денег», - пронеслась в моей голове неожиданная мысль… …Я прикоснулась ладонью к низу своего живота… Эта ночь была ошеломляюще нежной… Я стояла и смотрела на мужа. Платон спал. Взглядом я как будто ласково касалась любимого лица... Возможно, в эту минуту он уже папа ещё одного нашего малыша… …Я посмотрела на прикроватную тумбочку Платона. На ней лежал неиспользованный – по моей просьбе не использованный – презерватив… Платон. - Вставай, милая, - сказал я Лизе, - уже утро. - Ещё пять минуточек… - сонно пробормотала жена. - Никаких пять минуточек, - я пощекотал Лизу. – Подъём! - Вредина, - улыбнулась Лиза. - По-моему, ночью ты так не думала, - возразил я. – Разговорчики в строю! Сказано подъём, значит подъём. В качестве компенсации можешь первой пойти в ванную комнату. Лиза пошла в ванную, а я, подождав несколько минут, надел свой купальный халат и пошёл на кухню. Я уже отрезал кусок батона и полез в холодильник за сыром… Лиза. Мы дома. Я только что приняла душ и зашла на кухню. - Так-так-так, доктор Земцов, а вот я Вас за ушко да на солнышко, - весело сказала я, застукав Платона «с поличным» у холодильника. - Товарищ начмед, не надо меня на солнышко, - пошутил Платон. – Лизонька, есть хочется. Слона бы съел. Честное акушерское. Я улыбнулась, вспомнив о забавной особенности организма мужа. Каждый раз после того, как мы с ним бывали наедине, наутро у него просыпается аппетит, как он шутит, «слона бы съел». Положим, насчёт слона он… поздравляю вас соврамши. Но покормить его сейчас точно не помешает. - Положи сыр туда, где взял, - шутливо скомандовала я, - и шагом марш мыться и бриться. - Поцелуешь – пойду, - сказал Платон. - Я с небритыми не целуюсь, - возразила я. – Доктор Земцов, вперёд и с песней! - Злая ты, уйду я от тебя… мыться, - шутливо изобразил обиду Платон. - Иди-иди, - улыбнулась я. – И не забудь побриться. - Не волнуйся, не забуду, - хихикнул муж, и отправился в ванную, негромко, но так, чтобы я слышала, декламируя детский стишок. – Плачет киска в коридоре, у неё большое горе – злые люди бедной киске не дают украсть сосиски… ====================== Примечание. Доктор Земцов цитирует стихотворение «Кискино горе» Бориса Заходера. ====================== Я прыснула. Действительно, я – эти самые «злые люди», зажала бутерброд любимому проголодавшемуся мужу. Ничего-ничего, некоторые ординаторы родильного отделения нашей больницы вполне обойдутся без перекуса всухомятку. Нам обоим сегодня утром на работу. Днём Платону придётся принимать роды и, если сегодня у кого-то из его пациенток запланировано кесарево сечение или возникнут экстренные ситуации, оперировать. На одном бутерброде далеко не уедешь. «Так что извините, Платон Ильич, но завтрак будет посерьёзнее», - подумала я и улыбнулась, разогревая еду. Не слон, конечно, но и не бутер всухомятку… …Выйдя из ванной комнаты, Платон снова появился на кухне уже нормально одетый, и принюхался. - Пахнет мышами, поживу-ка немножко с вами, - с самым невозмутимым видом пошутил он и сел за стол. - Не хулигань, - я засмеялась и поставила перед мужем тарелку с горячей едой и кружку свежезаваренного чая. - Это всё мне? – пошутил Платон фразой из мультфильма. – А за что? – Просто так, - я ответила на его шутку фразой из того же мультфильма, а затем вспомнила другую шутку, слышанную ещё в детстве от мамы. - Давай, Платон Ильич, лопай, равняй лицо с попой. - Елизавета Юрьевна, - Платон засмеялся, - разве можно смешить человека, когда он ест?.. Платон. Недели через две на работе я решил перекусить во время дежурства и зашёл в больничную кафешку. Там я увидел жену. Она сидела за столиком и что-то пила из чашки. - Разрешите присесть, Елизавета Юрьевна? – я улыбнулся Лизе. Она кивнула. Я сел за столик. - Что пьём, Елизавета Юрьевна? – поинтересовался я. - Огуречный рассол, - ответила Лиза. – Солёного хочется, просто ужас! - Ууу, как всё запущено! - пошутил я. - Что запущено? – переспросила Лиза. - Тест на беременность делала? - беззвучно, одними губами спросил я. - Рано ещё, - очень тихо сказала Лиза. – Сделаю через несколько дней. - Спорим, там будут две полоски? – так же тихо предположил я. – Если я прав, ты меня поцелуешь. - А если не прав, будешь переделывать работу, - прошептала жена. - Сомневаюсь, - усмехнулся я, – нечего там переделывать. Качество гарантируем. Фирма веников не вяжет. - Посмотрим, - хихикнула жена. – Платон Ильич, чего Вы сидите просто так? Собирались перекусить, этим и займитесь. Ничего не поделаешь, раз начальство велит, надо выполнять. Подкрепившись, я подмигнул жене и вернулся в родильное отделение. Лиза. Платон оказался прав. Через несколько дней утром я подошла к нему и поцеловала. - Платоша, смотри, - я показала ему использованный тест на беременность. - Что-то мне подсказывает, что ты беременна, - улыбнулся муж. - Да?! – пошутила я. – И как ты догадался? - Интуиция, - Платон засмеялся и обнял меня. – Лизонька, счастье ты моё!.. …Прошло три недели. - Коллеги, нашего полку прибыло, - сказала я на пятиминутке, - знакомьтесь – наш новый врач, специалист по ультразвуковой диагностике… - Архимед Васильевич Иоанниди, - представился новенький. - Ух ты! – сказал Вадим Родионович. – Архимед Васильевич, как это Вас так угораздило – такое имя в сочетании с таким отчеством? - Понимаете, коллега, - весело ответил Архимед Васильевич, - мама у меня по национальности гречанка, учительница математики. Влюбилась в какого-то Васю, чтоб его… То-сё, пятое-десятое, мама забеременела мной, а мой дражайший папенька, как узнал об этом – всё, прошла любовь, завяли помидоры. Быстренько свалил в закат, и поминай, как звали. Я его никогда не видел. Так и вышло, что имя и фамилия у меня от мамы, греческие, а отчество и вот… морда лица… батины. - Архимед… Архимед… - задумчиво произнёс Валентин Иванович Бондарев. – Простите, коллега, это случайно не тот Архимед, который из бани голым пробежал по Сиракузам с криком: «Эврика»? То есть: «Нашел!»… - Тот самый, - улыбнулся Иоанниди. – Учёный и инженер, в честь него меня мама и назвала. - Архимед Васильевич, я надеюсь, лично Вы голым по больнице бегать не будете? – со смехом спросила я. - Я постараюсь, - сказал Архимед Васильевич. – Но заранее ничего обещать не могу. Мало ли что, вдруг я тоже что-нибудь найду. - Если хотите, можете поздороваться с коллегами за руку, - сказала я и начала представлять коллег. – Заведующий гинекологическим отделением Максим Викторович Заболотин… Заведующий центром репродуктологии Лев Борисович Квитко. Заведующий родильным отделением Валентин Иванович Бондарев. Эмбриолог-репродуктолог Вадим Родионович Любавин. Ординатор родильного отделения Платон Ильич Земцов. - Очень приятно познакомиться, - сказал Платон, пожимая руку новенькому, – Платон. - Архимед, - сказал тот, отвечая на рукопожатие. Все грохнули. - Ехал грека через реку… - хихикнула Вита Игоревна. – Был у нас один древний грек, а теперь двое. - Наша старшая медсестра Вита Игоревна Полупанова, - представила я её. Архимед Васильевич сел на свободное место. - Простите, насчёт древних греков не понял, - уточнил Заболотин. - Максим Викторович, в Древней Греции до нашей эры жили два интересных дядьки, - ответил Платон, - философ Платон и учёный Архимед. Мой, правда, лет на двести постарше. - Платон Ильич у нас монгольский древний грек, - пошутил Валентин Иванович. Шутка вызвала общий хохот. - Как это – монгольский древний грек? – изумился Иоанниди. - Архимед Васильевич, мы Вам попозже всё объясним, - сказала я. – А теперь, коллеги, давайте обсудим наши текущие вопросы… Архимед Васильевич. Начмед представляла мне коллег. А я смотрел на них и обменивался с каждым из них рукопожатием – это позволяло мне понять, кто есть кто, и что за человек каждый из них. Заведующий гинекологическим отделением. Семьянин, любит детей, амбициозен, однажды из-за слишком сильно взыгравшего чувства собственной значимости погубил какую-то женщину, скорее всего, пациентку. Заведующий центром репродуктологии. Талантлив, немного рассеян, любит детей, склонен к скоропалительным выводам, которые делает, не до конца разобравшись в ситуации, поэтому ревнив, женат на женщине, сидящей рядом с ним, кажется, это старшая медсестра, она выдавала мне медицинский костюм. Заведующий родильным отделением. Опытный врач, но не очень смелый, консервативен в своих взглядах, однако умеет ценить профессионализм коллег и не забывает сделанное ему добро. Эмбриолог-репродуктолог. Умный и смелый человек, но бабник и слишком легкомысленный по жизни человек. Старшая медсестра. Добрая женщина, но болтушка и сплетница. Замужем за заведующим центром репродуктологии, ревнива, любит детей. Я посмотрел на начмеда. Умная женщина, мягкая и ранимая, умеющая любить. Замужняя и беременная от… Я понял, от кого. И взглянул на мужчину, с которым она связана. Если я правильно запомнил, ординатор родильного отделения. Опа! А этот – самый интересный из всех, самый яркий как личность. Умный, спокойный, скромный, очень живучий, невероятно сильный, много настрадавшийся, но не утративший способности любить. Обожает свою работу, нежно любит жену и детей. Я даже ощущал то душевное тепло, которым этот человек, словно пледом, окутал свою беременную жену. - Очень приятно познакомиться, - сказал он, протянув мне руку, - Платон. - Архимед, - ответил я и пожал ему руку. Все, кто был в кабинете начмеда, засмеялись, но для меня этот смех не имел никакого значения. Я вслушивался в свои ощущения от этого человека. Тёплая сильная рука… Тёмные глаза… Я ничего о тебе не знал до сегодняшнего дня. Сейчас я хочу понять, кто ты и какой ты. Я чувствую твоё прикосновение, прислушиваюсь к своим ощущениям и думаю. Ох ты ж, ёперный театр, Платон, угораздило же тебя в какой-то горной местности упасть с высоты и так сильно удариться спиной... Авария? Да. Точно авария - какой-то тёмный силуэт, похожий на стрекозу, падающий в горах. Да, вертолёт и авиакатастрофа. Шесть человек, четверо из них мертвы. Пятый тогда был жив, сейчас от него ощущение пустоты и холода, он уже ушёл. Ты жив. Очень много боли. Скорее всего, у тебя был сломан позвоночник, сейчас у тебя фиксатор на нескольких позвонках и есть «следы» от переломов на нескольких костях рук и ног. «Отпечатки» сотрясения мозга и небольшого обморожения, это было несколько лет назад и давно вылечено, но я всё ещё чувствовал это. Очень много боли, Платон, мне даже трудно дышать от ощущения твоей боли, как же ты её терпел? …Ещё одно ощущение, плотное, тёмное, похожее на болото… Я понял, как и чем ты усмирял свою боль. Ты скрывал это, и какой-то мужчина, которому ты доверяешь, наверное, твой друг, одновременно и губил тебя, принося тебе то лекарство, которым ты усмирял боль, и спасал тебя, чтобы ты смог не сойти с ума от своей боли. Ты жил с этой болью и работал. Ты смог вырваться из той засасывающей темноты. Мягкое, исходящее от женщины тепло, обволакивающее тебя. Чьи-то руки со скальпелем, какие-то люди, спасающие тебя где-то далеко отсюда. Твоя радость от возвращения сюда. Тепло любви. Дети. У тебя трое детей, и скоро будет ещё… Одного из этих троих, только родившегося, ты целовал где-то здесь рядом. Сейчас у тебя нет боли. Сейчас от тебя идёт ощущение спокойствия, света и тепла. И я никогда не заговорю с тобой о той липкой темноте, которая была в твоём прошлом – я вижу, тебе горько и тяжело помнить об том, ты хочешь навсегда изгнать это из своей памяти. …Платон, ты потрясающий человек! У меня такое чувство, как будто я знаю тебя тысячу лет… …Я пожал руку Платона. Это взаимное прикосновение длилось несколько секунд, но меня охватило ощущение тепла. Я уже знал – это мой друг. Друг на всю жизнь, сколько бы нам с ним ни было отмерено. Да, мы с ним будем дружить – я почувствовал с его стороны точно такую же открытость по отношению ко мне… …После пятиминутки я пошёл в кабинет УЗИ. В течение нескольких следующих часов Платон Земцов направил ко мне на обследование четырёх своих пациенток на разных сроках беременности, и каждый раз приходил с ними сам. Меня поразила точность его диагнозов. Ещё до того, как я начинал ультразвуковое исследование, у Платона уже был готов точный диагноз. Что это? Если у него, как и у меня, есть способность видеть и чувствовать то, чего многие люди не видят, всё понятно. Если нет, тогда… Как он это делает?.. …Обязательно, при первой же возможности, поговорю с Платоном. Платон. Закончив приём пациенток, я решил пойти в ординаторскую попить чаю. Там был Архимед Васильевич. Он что-то писал, сидя за столом и одновременно слушал песню - «Ты станешь мамой» Валдая. Она есть на каком-то из наших музыкальных дисков, но обычно её мало кто слушает. Архимеду почему-то захотелось её послушать. Кажется, я догадываюсь, в чём дело. Когда песня закончилась, Архимед встал, прошёл к окну и выключил проигрыватель дисков. - Ух ты, какая песенка, - улыбнулся я, готовя суутэй цай. – Когда ждёте? - Это Вы, Платон… Ильич, кажется? – спросил Иоанниди. - Ильич, - подтвердил я. – Слушай, Архимед, давай сразу на ты и просто по имени, ты не против? Когда на пятиминутке мы пожали друг другу руки, мне почему-то стало очень тепло. Мы познакомились только сегодня, но у меня такое чувство, как будто я знаю тебя тысячу лет. - Давай, я согласен, - Архимед улыбнулся. – Конечно, при коллегах и при пациентках по имени и отчеству. А когда мы только вдвоём, по имени. У меня точно такое же чувство, как будто я знаю тебя тысячу лет. Платон, ты мне сразу понравился как человек. Если ты не против, давай дружить. - Давай, - кивнул я. – Что это тебе захотелось послушать такую песенку? - Жена у меня беременная, - с улыбкой ответил Архимед. – По моим подсчётам, акушерский срок примерно десять – одиннадцать недель. - Твоя жена где-нибудь наблюдается? – спросил я. Архимед отрицательно покачал головой. - Ну и чего вы тянете? - поинтересовался я. - Нормальный срок, чтобы встать на учёт по беременности. Первая беременность? - Первая, - ответил Архимед, - понимаешь, наблюдаться у меня жена стесняется, не хочет, ей бы к хорошему врачу, а я тут пока никого не знаю. Но ты, по-моему, классный врач. Платон, возьмёшь пациентку? - Возьму, отчего ж не взять? – мне стало весело. – Пусть приходит ко мне на приём, когда я принимаю пациенток в женской консультации. Чай будешь? Это монгольский, суутэй цай. Я работал в Монголии от организации «Врачи без границ», там и привык пить такой чай. Не пробовал? - Замётано, - согласился Архимед. – Не пробовал, но могу попробовать, наливай. Я налил в пиалу немного суутэй цай и подал ему. - Вкусно, - сказал он, - а можно ещё? Мне понравился. Платон, а ты знаешь, что у тебя жена тоже беременная? Он глазами указал мне на кабинет Лизы. - Знаю, - я улыбнулся. – А вот откуда об этом знаешь ты? И откуда ты знаешь, кто моя жена? Я же тебе ничего о себе ещё не рассказывал. - Вообще-то я много чего о тебе уже знаю, - серьёзно сказал Архимед, – и мне иногда даже не надо расспрашивать человека, чтобы много узнать о нём. - Например? – поинтересовался я. Архимед коротко рассказал мне всё, что произошло со мной с того дня, когда я попал в авиакатастрофу. - Откуда ты всё это знаешь? – спросил я. - Я вижу ауру. - Не понял. У тебя мигрень или эпилепсия? - Вот именно, что ты не понял, это не мигрень и не эпилепсия, и не думай, что меня заждались в психушке, - Архимед с улыбкой покрутил пальцем у виска. – Я вижу ауру других людей. Слышал что-нибудь об экстрасенсорных способностях у некоторых людей? Так вот, у меня они есть. Ты на пятиминутке пожал мне руку, вот я и узнал о тебе достаточно много. Слушай, Платон, а как ты диагностируешь? Тоже экстрасенс? - Вите Игоревне, это старшая медсестра, о своих способностях не говори, разнесёт по всей больнице – тебя потом любопытствующие замучают, - ответил я. – Я не экстрасенс, но кое-что тоже умею. Помимо того, чему научили в меде и чему я научился за годы работы, я изучаю «Чжуд ши», трактат о тибетской диагностике, умею диагностировать по радужке глаз, по пульсу, по так называемым болевым точкам, по виду и запаху мочи. Ну и ещё кое-что по мелочам, например, могу по запаху определить, беременна ли женщина. Конечно, если женщина здорова и не вылила на себя ведро духов – и воспаления, и парфюм перебивают тот естественный запах, которым пахнут беременные женщины. И несколько лет назад я научился определять пол плода по сердцебиению. К сожалению, в наших мединститутах этому не учат, а надо бы. - Пол плода по сердцебиению? – удивился Архимед. – Платон, не звезди! - Звездеть не обучен, - смеясь, огрызнулся я. – Если не веришь, давай как-нибудь проведём эксперимент, сначала я определю пол плода по сердцебиению, а потом ты проверишь во время УЗИ. Для чистоты эксперимента пусть женщина будет не моя пациентка, с коллегами договоримся. - Годится, - согласился Иоанниди. – Как это - диагностировать по пульсу и по радужке глаз? Да, Платон, а почему на пятиминутке все смеялись, когда заведующий родильным отделением пошутил, что ты монгольский древний грек? Разве такое бывает? - Сам потом увидишь, я тебя осмотрю. Насчёт древних греков - у нас с тобой были тёзки в Древней Греции, - мне было смешно, - ты вроде бы грек, а я нет. Но я работал в Монголии. - И по-монгольски шпрехаешь? – осведомился Иоанниди. - Немного, - ответил я. – В Монголии без этого было не обойтись, а недавно пригодилось и тут. Принимал роды у женщины, которая приехала из Монголии и не говорит по-русски. Сам понимаешь, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе – пришлось говорить с ней по-монгольски. А ты говоришь по-гречески? - На уровне Карлсона, который живёт на крыше, - расхохотался Архимед. – Привет, Малыш, - привет, Карлсон. Только поздороваться могу и всё. Как-то не возникало необходимости, всё время со мной все говорили по-русски, даже мама. У Архимеда зазвонил телефон. - Да, Катюша, - сказал Архимед. – Я тебе врача нашёл. Будешь наблюдаться у врача-мужчины?.. Не волнуйся, хороший врач… Запиши – Платон Ильич Земцов, он принимает у нас тут, в женской консультации… Ну и отлично, приходи к нему на приём, он поставит тебя на учёт и будет вести беременность… Хорошо, я узнаю, когда и в какие часы он принимает. Пока, Катёнок, вечером увидимся дома. - Жена? – спросил я. - Жена, – ответил Архимед, - моя очаровательная беременная леди. - Пойду-ка и я поговорю со своей очаровательной беременной леди, - я встал. - Удачи, Платон, - улыбнулся Архимед. - Спасибо, - поблагодарил я… …Я постучал в дверь кабинета Лизы, она была там одна. Я вошёл в кабинет. - Елизавета Юрьевна, Вы вообще собираетесь становиться на учёт по беременности? – шутливо спросил я. - Да, а что? – ответила жена. - Приглашаю тебя на свидание, - я подмигнул ей. - Да?! И куда же? – улыбнулась Лиза. - В смотровую номер два, - сказал я. – У меня там есть отличное креслице. - Ух ты, как интересно! – Лиза хихикнула. – Посидим на этом креслице рядышком? - Нет, - не согласился я, - креслице только для девочек. - Хорошо, я приду, - Лиза улыбалась. – Минут через десять, идёт? - Что ж так долго? - Ничего, подождёшь, - сказала жена. – Я дама приличная, мне перед свиданием нужно намарафетиться, носик попудрить, ну и так далее. - Напудренный носик меня на этом свидании не интересует, - возразил я. - Ну могу я, в конце-то концов, перед свиданием заглянуть в дамскую комнату, чтобы на свидании выглядеть прилично? – засмеялась жена. - А, это другое дело, - улыбнулся я и, выходя из кабинета добавил, - жду… Лиза. Едва Платон вышел из кабинета, на моём столе зазвонил телефон. Я взяла трубку. - Здравствуйте, - услышала я женский голос. – Могу я услышать Елизавету Юрьевну Филатову? - Я слушаю, - сказала я. - Это Людмила Васильевна Никифорова, я звоню, чтобы договориться насчёт встреч с Артёмом. - Я поговорю с мужем, а главное – с Артёмом. – ответила я. – Если Артём захочет видеться с Вами – я возражать не буду. - Не понимаю, зачем спрашивать пацана – ему всего восемь лет, он ещё ничего не понимает, – возмутилась Людмила. - Людмила Васильевна, - ответила я, - Артём умный мальчик, он многое понимает, даже больше, чем Вы можете себе представить. Маленькие дети лучше и чище взрослых, потому что ещё не умеют лгать и притворяться. - На что Вы намекаете? – взвилась Людмила. - Ни на что – сказала я, - просто говорю Вам то, что думаю. - Платон, небось, по потолку от радости бегает, что суд пацана оставил у него? – поинтересовалась Никифорова. - По потолку, конечно, он не бегает, но решение суда его порадовало, - согласилась я. - Ещё бы! – хохотнула Людмила. – Кто бы знал, как Платон меня за всё это время заколебал своими просьбами позволить ему видеться с сыном! - Людмила, - меня вдруг осенила догадка, - скажите, пожалуйста, только честно – Вы ведь никогда не любили Платона? - А то, - хмыкнула Людмила, - да Платон мне вообще никуда не упёрся. Это он бегал за мной, как дурак, цветочки дарил, ухаживал, потом предложил жить вместе. А я как раз ждала, пока разведётся Сергей, ну и согласилась. Правда, мне приходилось спать и с Сергеем, и с Платоном, чтобы Платон не просёк, что к чему. Дальше – больше, Платон пристал, как банный лист до одного места, ребёнка ему захотелось. Ну что с него взять, голытьба родом из какого-то мухами засиженного райцентра, работать хотел только обычным лечащим врачом, бизнесом его заниматься не заставишь, денег – сами знаете, какие зарплаты. Поехал в Монголию на заработки. Ну а потом Вы знаете. На кой ляд Платон мне сдался беспомощным инвалидом? Сергей развёлся, я вышла замуж. Думала, что залетела от Серёги. Знала бы, что пацан от Платона – сделала бы втихую аборт, пока Платон был в Монголии, и весь разговор. Родила пацана, Платону написала, что ребёнок не его. Думала, успокоится и отстанет. Так нет же! - Людмила, как же Вам не стыдно! – возмутилась я. – Вы знаете, что Платон - этот, как Вы выразились, беспомощный инвалид - сутками работал в больнице, очень много оперировал, и всё это с дикими болями в спине?! - И что? – Людмиле, похоже, это было безразлично. - Было бы честнее, если бы в своё время Вы просто сказали Платону, что не любите его, - сказала я. – Он умный человек, смог бы Вас понять и отпустить. Но Вы ему этого не сказали – и причинили ему очень много боли. Платон до самозабвения любит детей. И он любил Вас. - Да мне-то что с того? – фыркнула Людмила, затем с ехидцей спросила, - Вы жена Платона? - Жена, - ответила я. – Это что-то меняет? - Совет да любовь, - съязвила Людмила. – Целуйтесь-милуйтесь со своим Платоном и растите пацана, которого родила я. Потому что Вам он ребёнка сделать не сможет. Ходить он, как я понимаю, в состоянии. А вот другое что со сломанным позвоночником… Ночью в постели, наверное, кроссворды разгадываете? Я вспомнила ту потрясающую ночь с Платоном, после которой я сейчас беременна, и расхохоталась. - Чего ржёте? – спросила Людмила. – Удивляюсь я Вам! Я ей говорю, что её мужик ни тр...хаться нормально не сможет, ни ребёнка сделать, а она ржёт! Не поняла, что ли? Родить от мужика не сможешь, дура! - От дуры слышу, - всё ещё смеясь, ответила я. - Людмила, я, конечно, прошу меня извинить, но это Вы сейчас кого имели в виду? - Тудыть твою… - выругалась Людмила. – Платона твоего разлюбезного. - У меня от Платона есть маленький сын, - сказала я. – И я от всей души Вам желаю – Вам бы так по ночам разгадывать кроссворды, как это делаем мы с мужем! Но, наверное, если у Вас в ходу только миссионерская поза, боюсь, вам с супругом кроссворды разгадывать будет сложновато. - Откуда Вы знаете, как мы это делаем? – проболталась Людмила, а потом видимо, поняв свой промах, повысила голос. – Не Ваше дело! - Ну Вы же позволяете себе интересоваться подробностями наших с мужем интимных отношений, - весело сказала я. – Значит, и мне можно интересоваться подробностями Ваших. - Ещё чего! – возмутилась Людмила. …Я вдруг вспомнила рассказ Лёвы Квитко о том, как Вита по телефону обозвала пожилую израильскую женщину-профессора козой. Сначала мне хотелось сделать то же самое, но немного подумав, я нашла другой способ сказать Людмиле всё, что я о ней думаю… - А что Вас смущает, Марта? – спросила я. - Я Людмила! – возразила она. На это я и рассчитывала. - Нет, Вы именно Марта, - спокойно сказала я. - Почему это я Марта? - не поняла Никифорова. - Потому что, - ответила я. - Посмотрите фильм «Не могу сказать прощай» и подумайте. До свидания. Я положила трубку. Да, я понимаю, что это было не совсем вежливо с моей стороны – по правилам этикета, разговор должен заканчивать тот, кто звонит, а не тот, кому звонят. Но я сделала это намеренно, чтобы Людмила обратила внимание на мои слова о фильме… …Я посмотрела на часы. Платон же назначил мне свидание! Я вышла из кабинета и закрыла дверь на ключ. Быстрее в дамскую комнату – и на свидание с мужем… Людмила Никифорова, через полтора часа. Я только что посмотрела фильм, о котором говорила жена Платона. Умная баба! Пожалуй, она права, и я похожа на Марту. Ну и фиг с ними! Платон хотел этого ребёнка, ну и пусть растит его вместе с этой своей… А у меня скоро будет ребёнок от Серёжи. Но что она такое говорила насчёт миссионерской позы, пожелания так же разгадывать кроссворды, как они, и про маленького пацана от Платона? Это что, выходит, Платон как мужик может – и может лучше, чем Серёжа? Да ладно, пофигу. Хотя всё-таки интересно, может или нет? Но звонить я им больше не буду. Вообще. И пусть думают, что хотят. Платон, через несколько минут после разговора Лизы с Людмилой. Коротая время в смотровой в ожидании прихода Лизы, я нашёл в шкафу несколько листов цветной бумаги, неизвестно сколько времени там пролежавших, и решил одновременно и вспомнить детство, и сделать Лизе небольшой сюрприз. Поначалу я думал, что умение делать цветы из бумаги осталось где-то далеко в детстве. Но нет, оказалось – руки помнят. Через несколько минут на моём столе лежали три бумажных тюльпана. Я понимаю, мальчишество, но… собственно, а что в этом плохого? Все взрослые когда-то были детьми, и в каждом взрослом человеке на всю жизнь остаётся ребёнок. О, а вот, наконец, и Лиза. - Опаздываете на свидание, Елизавета Юрьевна, - пошутил я. – Я тут для Вас как раз цветочки приготовил. - Девушки всегда опаздывают на свидания, разве Вы этого не знаете, Платон Ильич? - отшутилась жена. – Спасибо за цветочки. Задержал телефонный разговор. - Что-то важное? – спросил я. - Звонило одно чудо в перьях, которое когда-то причинило тебе много боли, - ответила Лиза. - Людмила? Чего она хотела? - Она самая, - вздохнула Лиза. – Поначалу всё шло нормально, речь шла о встречах с Артёмом. Я сказала, нам с тобой надо посоветоваться, и если Артёмка захочет её видеть, то мы не против. Потом, не знаю почему, она вдруг начала мне хамить и говорить гадости о тебе. И уже думала не об Артёмке, а несла всякую фигню о том, что её не касается. Я нашла способ культурно послать её в неведомую даль. Мне кажется, больше она нам звонить не будет. - Почему ты так думаешь? – поинтересовался я. - Ну ты же знаешь ответ на этот вопрос, - хихикнула жена. – Интуиция. - Ну и ладно, - я улыбнулся. – Леди с фаэтону – пони легче. - До сих пор не могу понять, как вообще ты на неё «запал». - Думаешь, я сейчас могу это понять? – усмехнулся я. – Влюбился. Не понял сразу, что она такое… Да ну её, Лизонька, давай лучше о нас. - Что ты там говорил насчёт отличного креслица для девочек? – засмеялась Лиза. – Покажешь? - Пойдём, милая, покажу,- улыбнулся я… …- Кто-кто в теремочке живёт? - пошутил я через несколько минут, осматривая Лизу. - Ух ты, как тут интересно! - Доктор Земцов, и что же там такого интересного? - полюбопытствовала жена. - Вы не поверите, товарищ начмед, но товарищи Пискачек, Горвиц-Гегар, Чедвик и Гентер попросили передать Вам большой привет, - ответил я. - Доктор Земцов, - хихикнула Лиза, – я Вас просила сделать мне ребёнка, а не приглашать целую толпу гостей. Потрудитесь объяснить, что у меня внутри делают те товарищи, имена которых Вы назвали. - Я же сказал – они попросили передать Вам привет… ======================================== Примечание. Пискачек, Горвиц, Гегар, Чедвик и Гентер - врачи, фамилиями которых названы диагностические признаки беременоости, и сейчас позволяющие акушерам-гинекологам во время осмотра пациенток диагностировать беременность на ранних сроках, 5 - 9 акушерских недель. ======================================== …- Филатова, Вы опять беременны, - пошутил я чуть позже, когда Лиза уже оделась и вышла из-за ширмы, - акушерский срок – семь недель. Скажите своему мужу… Как его там? Филатову? В общем, скажите ему, что я должен с ним серьёзно поговорить. Почему Ваш муж не предохраняется? - Доктор, да он всего один разочек, - подыграла мне Лиза. - Вот в этот один разочек Вы и забеременели, Елизавета Юрьевна, - я улыбнулся и начал выписывать Лизе направления на анализы. Мы с женой смеялись, когда я начал заполнять её карту. Я дурачился, задавая Лизе вопросы, ответы на которые были мне давно известны – фамилия, имя, отчество, дата рождения, место работы, сведения о муже, и так далее. - Ну что, милая, теперь УЗИ? – спросил я. Лиза кивнула. Я позвонил в ординаторскую. Архимед был ещё там – видимо, был чем-то занят. Я зачем-то снял халат и повесил его на спинку стула, мы с Лизой вышли в коридор, я запер дверь смотровой, и мы пошли в ординаторскую. - Архимед, дай, пожалуйста, ключ от своего кабинета, - попросил я его. - Так может быть, я и обследую? – предложил Архимед. - Понимаешь, Архимед, у нас с женой романтическое свидание, - сказал я, - в смотровой мы уже были, а теперь хотим сходить в кабинет УЗИ. Иоанниди посмотрел на бумажные цветы в руке Лизы. - А, ну раз свидание, тогда не буду мешать, - улыбнулся он и дал мне ключ… …Я водил датчиком по животу Лизы и смотрел на монитор. Внезапно я кое-что увидел… Перефразируя высказывание одного известного персонажа, Бени Крика, которого придумал Исаак Бабель, мой мозг вместе с волосами встал дыбом, когда я это увидел. - Лизонька, смотри! – я повернул монитор так, чтобы и Лиза тоже могла увидеть. Мне хотелось закричать от радости. Но Лиза вдруг притихла. Она молчала, когда вытирала живот от геля, и когда я писал врачебное заключение, и даже когда я выключил аппарат и мы вышли в коридор. Мы дошли до её кабинета и вместе вошли туда. И вдруг… Лиза. - Я хочу побыть одна и подумать, что делать! – выпалила я. Платон вдруг отшатнулся, словно от пощёчины. - Я подожду тебя в ординаторской, - сказал он. Несколько секунд мы молчали. - Милая, - негромко сказал Платон. Его глаза просили, кричали, умоляли… - Что? – спросила я. - Лизонька, не убивай моих детей, - ещё тише сказал муж и вышел. Я с трудом дошла до своего кресла и села. Что же делать? Что делать?! У нас уже есть трое детей. А теперь? Что теперь? Пятеро?.. …За окном громыхнул гром. Началась жуткая гроза… …Словно во сне, я видела, как в ординаторской Платон отдал ключ от кабинета УЗИ Архимеду Васильевичу, как тот молча вышел из ординаторской, как Платон тяжело опустился на стул… …Мы с мужем никогда не ссорились. Но то, что в этот момент происходило между нами, было хуже любой ссоры… Архимед Васильевич. Платон вошёл в ординаторскую и молча положил передо мной на стол ключ от моего кабинета. - Платон, какого цвета жизнь? – спросил я. - Тёмно-серая, - почти шёпотом ответил он, и мне даже показалось, что ему тяжело говорить. Взглянув на него, я чуть было не ахнул в полный голос - ещё полчаса назад, беря ключ, он светился радостью. А сейчас он был мрачнее грозовой тучи. Что же могло произойти? Я не стал его спрашивать – понял, что сейчас его лучше вообще не трогать. Я взял ключ и тихо вышел из ординаторской… Лиза. …Я сидела в своём кабинете и плакала. Что же делать? Может быть?.. Но едва эта ужасная мысль пришла мне в голову, я тут же попыталась прогнать её прочь – я как будто бы снова увидела умоляющие глаза Платона. До моего сознания дошли его слова, сказанные полушёпотом: «Лизонька, не убивай моих детей». И я словно опомнилась. Что же я делаю? Зачем – и самое главное, за что – я мучаю дорогого мне человека? Ведь я сама попросила его о ребёнке. Он выполнил мою просьбу, и выполнил лучше, чем я когда-нибудь могла себе представить – вместо одного ребёнка мой любимый мужчина подарил мне сразу двоих детей. Он так обрадовался, когда в кабинете ультразвуковой диагностики увидел их на мониторе прибора. А я? Ну что я делаю?.. …Я подошла к кулеру, налила в стаканчик немного воды, салфеткой стёрла с лица потёкшую косметику и накрасилась снова. Потом, вдруг поразившись абсурдности и незначительности своих действий, выскочила из кабинета и ворвалась в ординаторскую. Там у меня будто подкосились ноги, я плюхнулась на стул. - Осторожнее, Лизонька, - глухо сказал Платон. - Я тебя люблю, - сказала я. – Платон, ты шаман какой-то! Скажи мне, как, как ты догадался, что я могу наделать глупостей? - Лизонька, я тоже люблю тебя. Скажи, а что ещё я мог подумать? – спросил Платон. – Ты была на эмоциях. Умные мысли в таком состоянии в голову не приходят. - И поэтому ты сказал мне то, что заставило меня прийти в себя, - поняла я. – Спасибо тебе, родной. Я встала. Встал и муж. - Ну что, милая? – с надеждой спросил он. – Что ты решила? Жизнь? - Две жизни, Платоша, понимаешь, две! – сказала я… …Мы стояли в ординаторской и целовались… долго, до одури. Возможно, это выглядело глупо. Но это было нам необходимо. - Стоп, а где же мой халат? - спросил Платон. - В смотровой, висит на стуле, - наконец-то смогла улыбнуться я. – Между прочим, ты ещё не закончил приём пациентки. Мои направления на анализы – там, на столе. И ты не закончил заполнять мою карту. - Пойдём, - улыбнулся Платон и взял меня за руку. - Пойдём. В коридоре мы столкнулись с Глашей Мезенцевой. - Здравствуйте, Елизавета Юрьевна, здравствуйте, Платон Ильич, - сказала девушка. – Платон Ильич, какого цвета жизнь? - Разноцветная, как детский рисунок, - Платон незаметно для Глаши подмигнул мне и улыбнулся. Альберт Александрович Думанский. Я вместе с женой вошёл в знакомый холл. - Начмед у себя? – спросил я у медсестры на ресепшене. - Не знаю, - ответила та. - А Земцова не видели? - Видела, он сегодня принимал пациенток, - ответила медсестра. - Если ещё не ушёл, то, наверное, у себя во второй смотровой. - Машенька, пойдём, - сказал я жене. Мы направились к смотровой, в которой принимает Платон Ильич. Я увидел, что Земцов ещё в кабинете, но с ним в кабинете была и начмед. Они супруги. Что у них там – деловой разговор, милая семейная беседа или его жена у него на приёме в качестве пациентки? Маша присела рядом с дверью смотровой. Я постучал в дверь. - Войдите, - сказала Елизавета Юрьевна. Я вошёл и поздоровался. - Елизавета Юрьевна, Платон Ильич, я к вам обоим, - сказал я. - Как интересно, - улыбнулась Филатова. - Платон Ильич, возьмёте пациентку? – спросил я Земцова – Я привёл жену, она беременна, двадцать недель. Наблюдалась в Германии, но сейчас мы приехали сюда и надо снова под наблюдение врача. - Вообще-то на сегодня приём пациенток я уже закончил, но раз уж Вы, Альберт Александрович, привели жену, так и быть, приму её, - ответил Платон Ильич. - Вас с супругой не затруднит подождать несколько минут? - Хорошо, - я кивнул и вышел в коридор. – Машенька, это хороший врач, он тебя сейчас примет, через несколько минут. Минут через пять Елизавета Юрьевна вышла из кабинета, держа в руке какие-то бумаги - возможно, направления на анализы. - Елизавета Юрьевна, я к Вам, Вы сейчас к себе? – поинтересовался я. Филатова кивнула. - Машенька, врача зовут Платон Ильич, - сказал я жене. Она улыбнулась и вошла в смотровую. А я вслед за Елизаветой Юрьевной направился в её кабинет. - Приболели по нашему профилю, Елизавета Юрьевна? - участливо спросил я. - Нет, со здоровьем всё в порядке, - улыбнулась Филатова, - просто я немножко беременна. - Поздравляю, - ответил я. - Елизавета Юрьевна, я вернулся. Есть для меня работа? Сразу говорю, я ненадолго, я планирую открыть свою частную клинику. Но это требует времени. Полгода, может год, потом я уйду. - Что же мне с Вами делать? – задумалась Филатова. – Вакансий заведующих отделениями сейчас у меня нет. В гинекологическое отделение нужен ординатор, пойдёте? Другого пока ничего предложить не могу, тем более Вы говорите, поработать хотите только временно. - Пойду, Елизавета Юрьевна, на безрыбье и рак рыба, – засмеялся я. - Тогда пишите заявление о приёме на работу, – ответила Филатова. Я взял ручку и лист бумаги. - Елизавета Юрьевна, - сказал я, - простите меня, пожалуйста… - За что? – удивилась она. - Помните, когда-то Савчук хотела Вас уволить, а на Ваше место посадить Марину Савину, - объяснил я. – Тогда Платон Ильич, а за ним и все остальные, написали заявления на увольнение, а я – нет. Сейчас стыдно вспоминать. - Вспомнила бабка, как девкой была, - хихикнула Филатова. – Альберт Александрович, нашли, что вспоминать. Давно проехали и забыли. Надеюсь, старых Ваших художеств уже не будет? - Не будет, - пообещал я. – В этом можете быть уверены. - Уговор, Альберт Александрович, на то, что доктор Земцов иногда диагностирует по моче, жаловаться ко мне не прибегать! – начмед засмеялась. - И чтобы пациентки мне на Вас не жаловались. - Согласен, - я кивнул. - Замечательно, - подытожила разговор Филатова. – Тогда жду Вас завтра в девять утра на пятиминутке. А сейчас идите к супруге, Альберт Александрович. Возможно, Платон Ильич скоро закончит её осматривать. Артём. Вечером мама с папой, я, Валери и Ваня были дома. Папа лёг на пол отдохнуть, он каждый день так лежит, ему это велели врачи. Так надо, чтобы у папы не болела спина. Мы с сестрой и братом легли рядом. Ваня почти сразу уснул, наверное, набегался и наигрался за день. Он маленький ещё, ну и пусть спит. А мы с Валери разговаривали с папой. Папа говорил с нами о нашей безопасности. - Никогда никуда не ходите с незнакомыми вам взрослыми, не берите у них конфеты и не соглашайтесь пойти посмотреть на животных, на игрушки или ещё на что-нибудь, - напомнил нам папа. - Папа, а если чужой взрослый просит ему помочь? - спросила Валери. - Нормальный взрослый человек, если ему нужна помощь, обратится за помощью не к детям, а к взрослым, - ответил ей папа. - А если, например, вот я гуляю, подходит кто-то чужой и говорит, что ты или мама нас зовёте, - спросил я. – Пап, что нам тогда делать? - С посторонними никуда не ходить! – отрезал папа. – Но на всякий случай нужно придумать пароли для вас, чтобы их знали только вы, мама и я, и никому другому не говорите. Мы придумали пароль и для меня, и для Валери. Мы с сестрой их знаем, мама с папой, а больше никому не скажем – папа сказал никому чужому не говорить. - Папа, а вот я вспомнила, в школе, когда мы на физкультуру переодевались, Димка мне в штанишки заглянуть хотел, я его за это стукнула, - сказала сестра. - Правильно стукнула, - папа погладил сестру по голове, - и вообще, ребята, помните: те части тела, которые в трусиках, потому и называются интимными, что их без вашего согласия не должен касаться никто. Можно только маме с папой, и врачу в присутствии мамы или в моём присутствии. - А вот девочки мне говорили, большие мальчишки иногда лапаться лезут, - поинтересовалась Валери. – Что тогда делать? - Бей такого дурака между ног и убегай, - сказал я. - Правильно говоришь, Артёмка, - похвалил меня папа. – Валери, вот куда тебе Артём сказал бить, туда и бей. - Папа, но там же у мальчиков и взрослых дядей пися! – возразила Валери. - Совершенно верно, - улыбнулся папа. – Если кто-то, как ты говоришь, лезет лапаться или хочет тебя обидеть, бей именно в это место. А потом сразу убегай. - Валери, и бей так только чужих, - добавил я. – Папу, меня и Ваню в это место бить нельзя. - Почему? - спросила сестрёнка. - Потому, что это очень больно, - ответил я. – Меня Виталик в школе случайно ударил, так у меня от боли чуть глаза на лоб не вылезли. Папа ничего на это не сказал, но обнял меня рукой и легонько прижал к себе. - Пап, если туда ударить – это правда больно или Артёмка врёт? – Валери повернулась к папе. - Правда, доченька, - улыбнулся папа. – Это очень больно. Так что запомни, что тебе сказал Артём. Если чужой мальчик или взрослый мужчина пристаёт к тебе и хочет обидеть – бей его между ног и убегай. Поняла? - Поняла, папочка, - Валери полезла к папе обниматься и целоваться. Как бы узнать, все девчонки к своим папам так лезут со всякими нежностями? Или только у меня такая сестрёнка, которая любит обниматься с папой и слюнявить его всякими там девчачьими поцелуйчиками? Лиза. Мы дома. Дети уже спали. Мы с мужем сидели за кухонным столом. Сначала пили чай, потом убрали со стола и Платон принёс несколько книг по нашей специальности. - Ну что, милая, накуролесили мы с тобой в постели, - улыбнулся Платон, - давай теперь посмотрим, чего нам теперь следует ожидать. Сидя рядышком, в обнимку, мы прочитали всё, что в книгах было о многоплодной беременности. Разумеется, мы всё это знали и неоднократно использовали в работе. Но освежить в памяти не помешает, к тому же теперь это имеет к нам самое непосредственное отношение. - Милая, прости меня, - вдруг сказал Платон. - За что, мой хороший? - Во-первых… Даже как-то неудобно перед тобой – когда мы с тобой были близки, приятно было мне, а тебе теперь вынашивать и рожать детей. - Но ты же мужчина, с точки зрения физиологии твоё дело маленькое: зачал детей – всё, свободен, дальше дело женщины, - засмеялась я. - И скажи спасибо, что мы с тобой не пауки. Некоторые паучихи своеобразно обращаются с пауками-мужчинами. - И как же это? – улыбнулся Платон. - Едят мужиков после спаривания с ними, - хихикала я. - Ну и дураки эти паучьи мужики! – весело сказал Платон. – Кто так обращается с женщинами? Не так надо – принёс даме что-нибудь вкусненькое, а пока дама ест, можно и насчёт амурных делишек подсуетиться, и успеть удрать. - Ну это, положим, смотря на какую паучиху нарвёшься, - так же весело ответила я. – Некоторые паучихи слопать могут. Или что-нибудь откусить… - Да уже нарвался разок, - погрустнел Платон. – Мало не показалось… Он немного помолчал, а потом шутливо попросил: - Не ешь меня, Лизонька. - Уговорил, не буду я тебя есть, - сказала я. – Но и ты не вини себя за то, что мне вынашивать и рожать. Никакой твоей вины тут нет, просто ты мужчина, а я женщина. Было бы наоборот – тогда ты бы и вынашивал, и рожал. - Попробовать самому, что ли? – развеселился Платон. – Шварценеггер в каком-то фильме родил. - Я вот тебе попробую! Конструкция у тебя для вынашивания и родов не предназначенная, – я рассмеялась. – Из нас двоих женщина я, так что вынашивать и рожать предоставь мне, а сам будешь вести мою беременность и принимать роды, и тогда всё будет хорошо. - Если во что-то вовлечена женщина, я знаю, что всё будет хорошо, - сказал Платон. - Мне совершенно ясно, что женщины правят миром. - Платоша, как хорошо ты сказал! – обрадовалась я. - Это не я сказал, а Габриэль Гарсиа Маркес, - возразил Платон. – Прости меня, пожалуйста, во-первых, за это. А во-вторых, я сегодня на эмоциях нарушил одно правило ультразвуковой диагностики беременных. - Какое? - Из-за существования «синдрома исчезающего близнеца» не рекомендуется говорить пациентке о двойне на самом первом УЗИ, ещё в эмбриональный период, а я тебе показал наших малышей, - муж виновато опустил глаза. - Доктор Земцов, это безобразие, я буду вводить санкции, - улыбнулась я. - Вводите, товарищ начмед, - вздохнул Платон. - Лизонька, только не бросай меня в терновый куст! - Вот именно туда и брошу! – мне стало смешно. – Поцелуешь – прощу! Платон поцеловал меня. - Хороший мой, я бы обиделась, если бы ты не показал, - сказала я. – Другой пациентке, возможно, и не надо об этом говорить, но я врач. - Ну да, ну да, врач, и то собиралась думать о глупостях. Родной, говоришь? – улыбался муж. – Какой же я тебе родной? - Платоша, ну как же не родной, когда у нас с тобой общие дети? - я провела рукой по его волосам. – Самый родной и есть. Пойдём-ка в постель, родной… …Чуть позже, лёжа в постели, я почувствовала, что муж пытается осторожно приспустить мои трусики. - Что, Платон Ильич, «ой-ка на койка»? – хихикнула я. – Выключи свет. - Нет, милая, «ой-ка на койка» пока отменяется, - сказал Платон. – Давай сейчас побережём детей, они же совсем крошечные. Им и так сегодня досталось – сначала я потревожил их руками, потом побеспокоил ультразвуком. Для двух маленьких эмбрионов за один день, по-моему, приключений достаточно. Сейчас я просто хочу поцеловать свою беременную жену в животик. Можно, Лизонька? - Зачем ты спрашиваешь? – спросила я. – Конечно, можно. Поцеловав меня в живот, муж аккуратно вернул моё бельё на место, встал, выключил в комнате свет, а затем забрался в постель, лёг рядом со мной и ласково обнял. - Платоша, знаешь, о чём я сейчас думаю? – негромко спросила я. - О чём? Я стала декламировать стихи: - Я хочу уснуть в твоих руках - Сильных, тёплых, нежных и надёжных, С лёгкою улыбкой на губах. И свободной, а не осторожной... Ты не бойся, я не убегу. От такой любви куда мне деться... Ты так долго ждал на берегу, Что тебе доверю даже сердце. Я хочу уснуть в руках твоих... Ты в моих... Нас ангел охраняет. Счастье - это блюдо на двоих. По другому просто не бывает. - Красивые стихи, - сказал Платон, - кто их написал? - Вита Савицкая, - назвала я автора. И в ответ услышала от Платона: - Если б голос можно было целовать, Я прижался бы губами к твоему, Шелестящему внутри, как целый сад, Что-то шепчущий, обняв ночную тьму. Если б душу можно было целовать, К ней прильнул бы, словно к лунному лучу. Как бедны на свете те, чья цель – кровать, Моя цель – душа твоя. Её хочу. Я хочу твой голос. Он – твоя душа. По росе хочу с ним бегать босиком, И в стогу, так нежно колющем, греша, Кожи голоса коснуться языком. И, наверно, в мире у тебя одной Существует – хоть про всё забудь! – Этот голос, упоительно грудной, Тот, что втягивает в белый омут – в грудь. - А это чьи стихи? - Их написал Евгений Евтушенко, стихотворение называется «Голос в телефонной трубке», - прошептал Платон. – Это именно то, что я сейчас чувствую. – Спокойной ночи, мой хороший. - И тебе спокойной ночи, милая, - шепнул Платон. Я прижалась к мужу и уснула. Альберт Александрович. - Коллеги, вы в курсе, что Филатова беременна? – спросил я в ординаторской у Льва Борисовича и Максима Викторовича. – Она мне сама это сказала. Лев Борисович, Ваша работа? - С чего Вы это взяли, что моя? – засмеялся Квитко – Это Земцов постарался. Он туда никого не подпускает, и прекрасно сам управился. Помните, была такая передача – «Сам себе режиссёр»? Это название сокращали до ССР. Земцов у нас тоже ССР - сам себе репродуктолог. - Ну, допустим, не он один сам себе репродуктолог, - хмыкнул я. – У меня жена тоже беременная, двадцать недель. Судя по тому, что живота у Филатовой ещё не наблюдается, делать какие-то выводы о сексуальных подвигах Земцова, по-моему, пока рановато. - Коллеги, может быть, не стоит мериться пиписьками? – усмехнулся Максим Заболотин. – Детский сад! Альберт Александрович, заметьте, Вам сказала Филатова, и Вы тут же начали себя пяткой в грудь стучать, дескать, и у Вас жена в положении. А Платон Ильич у нас молчун, втихую сделал дело - и будет молчать, пока сами не увидим. - Тут интереснее другое, - задумчиво сказал Лев Борисович. – Мы все знаем, несколько лет назад он ездил во Францию, чтобы ему сделали операцию на позвоночнике. Операция, по-моему, там была очень серьёзная. Прекрасно, что у человека после такой операции жена уже во второй раз беременна. Это и просто так, даже без учёта операции, замечательно – значит, по моей специальности у Земцова всё в порядке. Хотел бы я взглянуть на его спермограмму… - Лев Борисович, ну и зачем Вам спермограмма нашего Монгола? – захохотал Заболотин. – Начмед беременна, этим всё сказано. - Действительно, - Квитко почесал макушку. – Об этом я как-то не подумал. Да, собственно, и мне эти его анализы без надобности, донором для нашего центра Земцов всё равно не будет. - У нас же был день выборов, - засмеялся Заболотин. – Приехали иностранцы, вынь да положь им кареглазых доноров. - И что? – поинтересовался я. - В базе центра генетического материала таких доноров как раз не было, - ответил Лев Борисович. - Они давай просить, дескать, давайте в качестве донора кого-то из докторов, - веселился Заболотин. – Ну я-то, понятное дело, в пролёте, я не кареглазый. Три кандидатуры – Земцов, Квитко и Любавин. Платон Ильич и вслед за ним вот Лев Борисович… они оба сообразили, включили дурака. А Любавин отвертеться не додумался. - Смешно, - сказал я. - И всё же любопытно, какой срок беременности у Филатовой? Зазвонил стоявший на столе телефон. Я снял трубку и включил громкую связь. - Между прочим, я слышу, о чём вы там в ординаторской треплетесь, - смеясь, сказала по телефону Филатова. – Кому интересен срок - отвечу анекдотом. На стоянку такси прибегает растрёпанная молодая женщина, со всей дури расталкивает ожидающих и кричит: «Пропустите беременную!» Ей говорят: «Что-то не заметно, что Вы беременны». А она отвечает: «Вы что, хотите, чтобы через двадцать минут было заметно?» Мы все расхохотались. - Ещё вопросы есть? – ехидно осведомилась по телефону начмед. – Коллеги, надеюсь, этот ваш мужской трёп за пределы ординаторской не выйдет. Идите работать. Платон. Через неделю ко мне на приём в женской консультации пришла симпатичная рыженькая молодая женщина. - Екатерина Иоанниди, - представилась она. Так вот какая жена у Архимеда, подумал я и улыбнулся. Теперь понятно, почему в телефоне у Архимеда на звонок от неё – отрывок песни со словами «котёнок мой золотой». Я побеседовал с ней и осмотрел. Как и сказал Архимед, его жена беременна, акушерский срок - двенадцать недель. - А теперь Екатерина, пойдёмте на УЗИ, - сказал я… …В ординаторской в этот день я шутки ради в присутствии Архимеда включил песню о рыжей женщине – «Золотая ты моя» в исполнении Вадима Казаченко. - О, это про мою Катюшку, - Архимед оценил мою шутку и засмеялся. Мне же через несколько минут стало не до смеха. Из приёмного отделения звонили на мой мобильный. - Платон Ильич, - услышал я. – Подойдите, у нас тут проблемная роженица по «Скорой». Я помчался в приёмное отделение. Молоденькая пациентка. Ещё более рыжая, чем жена Архимеда. И, как точно мне её описали, проблемная. Очень проблемная – едва взглянув на неё и послушав стетоскопом сердцебиение плода, я тут же заорал: - Операционную, срочно! Сегодня не моя смена в родильном отделении, но я врач. Пройти мимо пациентки, которой нужна экстренная операция – это выше моих сил. И поэтому я побежал в операционный блок. Быстрее мыться! Плевать на график дежурств! Жизнь роженицы и её ребёнка важнее. Лиза. Прошло три недели. Сейчас у меня акушерский срок – одиннадцать недель. Отдежурив ночь в родильном отделении, Платон вынужден был прооперировать пациентку уже и в пересмену. Я ассистировала ему. После операции пациентку отправили в реанимацию, а мы с мужем сняли стерильное хирургическое облачение, помыли руки и пошли в ординаторскую. Платон захотел попить чая, предлагал и мне, но я отказалась – не хочется. - Лизонька, как ты себя чувствуешь? – ласково спросил Платон. - Хорошо, - ответила я. – С самочувствием всё в порядке. Но у меня какое-то странное чувство. Мне кажется, что я о чём-то забыла. - Пятиминутка, - улыбнулся муж. - Точно, - хлопнула я себя по лбу. – Память девичья… И не только пятиминутка! Лаборатория! Я выскочила из ординаторской и отправилась в лабораторию, скорее сдавать анализы. - Девочки, миленькие, - попросила я двух самых неболтливых лаборанток, - вчера совсем из головы вылетело, сможете сделать быстренько? Пожалуйста, девочки, а результаты анализов - доктору Земцову. - Не волнуйтесь, Елизавета Юрьевна, для Вас – всегда пожалуйста, сделаем в лучшем виде, - улыбнулись девушки. Так, теперь всё-таки пятиминутка. Я её провела, но началась она почти на час позже обычного. После пятиминутки я занялась текущей работой у себя в кабинете, а Платон отправился в женскую консультацию, в свою смотровую номер два – сегодня у него приём пациенток… …Через несколько часов дверь моего кабинета открылась. Вошёл Платон. - Девушка, а девушка, как Вас зовут? – пошутил Платон. - Таня, - хихикнула я. - А меня Федя, - подыграл мне муж фразой из известного фильма. - Ну и дура, - я засмеялась. - Дура я или не дура, не знаю, - Платон улыбнулся, - но хочу тебе напомнить, что у тебя сегодня плановый визит к гинекологу, и уже пора делать первое плановое УЗИ. Да, кстати, это тебе. Он вытащил из кармана и поставил на мой рабочий стол флакон с витаминами для беременных. - Доктор, я серьёзно больна? – дурачилась я. – Вы мне даже таблетки какие-то прописываете! Может, не надо? - Надо, Федя, надо! – отшутился Платон. – Будет свободная минутка – мухой во вторую смотровую к доктору на приём, и чтобы жужжало! - Я вот сейчас кому-то из ординаторов пожужжу! – смеясь, пригрозила я. – Раскомандовался тут! У меня много работы. - А мне по барабану, - хихикнул Платон. – Муж сказал – на приём к врачу, значит на приём. Ещё и с твоим лечащим врачом поговорю, что ты меня не слушаешься. Мы расхохотались. - Хорошо, Платон Ильич, я обязательно приду, - напустила я на себя серьёзности. - Так бы сразу и сказали, Елизавета Юрьевна, - Платон подмигнул мне и вышел. Таня, медсестра. Я постучала в дверь второй смотровой. - Войдите, - отозвался Земцов. - Платон Ильич, - сказала я, протягивая ему документы. – Вот карточки пациенток. - Понял, - ответил он. Затем я достала из кармана и протянула ему бумажный конверт с его фамилией. - Что в конверте? – спросил Платон Ильич. - Не знаю, - я пожала плечами, - девочки из лаборатории попросили передать Вам, а сама я туда не заглядывала. Хоть конверт и не запечатанный, но это же Вам адресовано, чего я Вашу почту читать буду? - Спасибо, - улыбнулся Платон Ильич. – Я сам потом посмотрю, что там мне из лаборатории пишут. Лиза. - Доктор, можно? – пошутила я, входя во вторую смотровую. - Заходите, Филатова, заходите, - улыбнулся мне муж. – Давненько Вас на приёме не видел. Как Вы себя чувствуете? Жалобы есть?.. …Словом, начался рутинный приём беременной женщины врачом. Ничего особенного, если не считать того, что мой врач – ещё и мой муж, от которого я беременна. Уже вторую беременность я наблюдаюсь у Платона, и уже во второй раз это – самое удивительное, что только может быть в жизни. Внимание, забота, бережные прикосновения и просто невероятное доверие… …Наконец, всё, что необходимо сделать на приёме, было уже сделано. Мы с мужем сидели и смотрели друг на друга. Платон улыбался. - Платоша, как ты думаешь, на кого будут похожи дети? – спросила я. – Хорошо бы кареглазеньких и похожих на одного мужчину, который мне очень нравится. - Да?! И на кого же это? – поинтересовался Платон, сделав смешную гримасу. - Да есть тут у нас один доктор, фамилия Земцов, может, встречал тут такого? - Встречал, Лизонька, - пошутил Платон. - Нельзя ли сделать так, чтобы дети были похожи на Земцова? – веселилась я. - Знаешь, Лизонька, есть такой старый анекдот, - смеясь, сказал Платон. – В городе открылась клиника по зачатию детей с заранее заданными признаками. Женщина приходит на прием к врачу. Он сидит за столом, уставленным пробирками. Врач: «Кого желаете, мальчика или девочку?» Женщина: «Мальчика». Врач берёт со стола пробирку, подписанную «мальчики» и выливает её содержимое в чистый стакан. Спрашивает у женщины: «Блондина или брюнета?». Женщина ему: «Блондина». Врач находит пробирку с подписью «блондины», добавляет в тот же стакан. Врач: «Рост какой желаете?» Женщина: «Высокий». Врач находит еще одну пробирку и выливает содержимое в стакан, спрашивает: «На кого желаете, чтобы был похож?» Женщина говорит: «На Бельмондо». Врач перебирает пробирки и перечисляет: «Шварценеггер», «Сталлоне», «Ален Делон»… Находит пробирку с надписью «Бельмондо», выливает из неё жидкость всё в тот же стакан и дает женщине выпить. Женщина выпивает и падает без сознания. Врач, снимая штаны: «Бельмондо, Бельмондо, как получится, так и получится!» - Пла…тон… - я так хохотала, что не могла больше ничего сказать, и даже имя мужа выговорила с трудом. Он встал, налил в стаканчик воды из кулера и поставил передо мной. - Выпей, Лизонька, - попросил он. Эта совершенно невинная просьба мужа вызвала у меня ещё один взрыв неудержимого хохота. Он, что, хочет, чтобы я, как и героиня анекдота, потеряла сознание? Платон дал мне просмеяться. - Нет, пожалуй, пить я не буду, - отказалась я, когда снова смогла нормально говорить. – Значит, говорите, доктор, как получится, так и получится? - Именно это я и хочу сказать, - Платон взял мою ладонь в свои, поднёс к губам и поцеловал. – Лизонька, нужно сходить на УЗИ. Платон. - Что будем делать? Попросим у Архимеда ключ или пусть он осматривает? Кстати, мы с ним договорились, не при пациентках мы с ним на ты. И мы с ним решили, что будем дружить. - Ну что мы, всё время будем прятаться, что ли? – сказала Лиза. – И неудобно прогонять человека с его собственного рабочего места. Пусть осматривает. Заодно и проверим его в деле. - Я уже проверял, - ответил я. – УЗИст он классный. - Я тоже хочу в этом убедиться. - Ну хорошо, тогда я звоню ему, - я набрал номер кабинета ультразвуковой диагностики. - Архимед Васильевич, ты занят? - Свободен, - ответил Архимед. - Я сейчас приведу пациентку, срок подходящий для первого планового УЗИ, - сказал я. - Замётано, - согласился Архимед. – Уже жду. - Мы сейчас придём, - я положил трубку, повернулся к жене и встал. – Лизонька, вперёд и с песней… …- Какой срок? – осведомился Архимед. - Акушерский срок – одиннадцать недель, - ответил я. - До двенадцати недель я обследую трансвагинально, - произнёс Иоанниди. - Алё, гараж, - сказал я, - осторожнее с трансвагинальным обследованием, у нас там двое. - На ранних сроках беременности трансвагинальное информативнее, - ответил Архимед. – Введу во влагалище датчик и проведу обследование. - Табу, Архимед Васильевич, - возразила Лиза. - Что? – не понял Архимед. Зато понял я. - Что непонятного? – я улыбнулся. – Пациентка сказала - табу. - Почему табу? - удивился Иоанниди. - А у меня там визовый режим, - заявила Лиза. – У Платона Ильича виза действительная и бессрочная, а у Вас визы нет. Ему можно, Вам – нет. - Вон оно что, - хохотнул Архимед. - Делов-то – дадим датчик тому, у кого есть виза. Елизавета Юрьевна, раздевайтесь. - Отвернитесь, Архимед Васильевич, - сказала Лиза Архимеду. Подготовившись к обследованию, она легла на кушетку в нужной позе. Я снял с себя халат и прикрыл им жену. - Датчик вот этот, - показал мне Архимед. - Понял, - кивнул я. - Платон, надень презерватив, - сказал Иоанниди. Лиза фыркнула. - Я имел в виду – на датчик, - пояснил Архимед. – И надо нанести на презерватив лубрикант. - Архимед, ты собираешься учить меня предохраняться? – засмеялся я, и сделав то, о чём просил Иоанниди, добавил. – Отвернись и не подглядывай, хватит с тебя и монитора, а тут наши секреты. - Согласен, - Архимед и не собирался спорить. - Лиза, если будет малейший дискомфорт или боль, говори сразу, - попросил я жену, стараясь ввести датчик как можно бережнее. - Так, картинка есть, - кивнул Архимед. – Приступаем… …Я осторожно двигал датчиком так, как просил Архимед. Я смотрел и на монитор, и на жену. Судя по всему, дискомфорта и боли я ей не причиняю. Архимед спокойно смотрел на монитор и озвучивал всё, что видит… - У нас тут на сроке семь недель визуализировалась двойня, - сказал я. - Бывает, что на ранних сроках один из двойни рассасывается, - возразил Архимед. – Ну что, окрестности осмотрели, никаких неприятных нежданчиков в окружающем пейзаже нет, теперь смотрим конкретно беременность… Ну вы, блин, даёте! Ничего тут у вас не рассосалось, всё на месте… Беременность прогрессирующая, маточная. Монохориальная диамниотическая двойня. Прикрепились в хорошем месте, живые. Сейчас измерю обоих… - …Всё, кина не будет, электричество кончилось, - наконец пошутил он. – Платон, презерватив в мусор, датчик на родину. Елизавета Юрьевна, можно вставать и одеваться. - Раз уж вы с Платоном решили на ты и дружить, можно и мне с вами? - предложила Архимеду Лиза. - При других коллегах и пациентках на Вы, а когда без посторонних, на ты и по имени. Архимед согласился… …Иоанниди сделал очень подробное описание всего, что увидел во время обследования. Его не надо было тыкать носом и подпинывать, как когда-то приходилось «доводить до кондиции» профессиональные навыки Андрея Дыбенко. В отличие от Андрея, Архимед пришёл работать в эту больницу уже профессионалом. - …Ну как впечатления, Лизонька? - спросил я, когда мы с полученным от Архимеда врачебным заключением вернулись обратно в смотровую. - От Архимеда или от процедуры? – уточнила жена. - И то, и другое. - Ты прав, Архимед действительно классный УЗИст, - ответила Лиза. – А что касается процедуры… Этот датчик меня как-то не впечатлил. - Почему? – мне стало интересно, в чём заключается суть претензий Лизы. - Честно говоря, по ощущениям твой датчик приятнее. - Какой ещё мой датчик? – изумился я. - Ну твой… - Лиза подмигнула мне. И тут до меня дошло. - Лизонька… - я расхохотался, - хулиганка ты моя! Я тебя люблю… …Я снова выписал Лизе направления на анализы уже для следующего посещения и дал направления на дополнительные обследования. Наконец, закончив приём и проводив Лизу до её кабинета, я вернулся в ординаторскую – мне нужно было сделать ту часть нашей врачебной деятельности, которую коллеги в шутку прозвали «чукча не читатель, чукча писатель»… …Работалось с документацией в этот раз тяжело. Мысли то и дело норовили свернуть в другом направлении или вовсе разбежаться… Да что за наваждение!.. Лиза. Мы дома. Вечер после ужина был довольно тихим. Мы с мужем играли в шахматы. Платон весь вечер вёл себя как-то странно. Я не могла понять, что с ним такое, но заметила – что-то не то. По непонятной причине муж старался не смотреть на меня… - Платон, я ещё днём хотела спросить, - сказала я. – Я вчера забыла сдать анализы, сдавала сегодня утром. Тебе передали результаты из лаборатории? - Да, Татьяна, медсестра, принесла вместе с карточками пациенток, – ответил муж. - Я посмотрел, не волнуйся, с твоими анализами всё в порядке… …Платон снова отвёл от меня взгляд. Не понимаю, что с ним сегодня такое? Насмотрелся на мои прелести во время ультразвукового обследования – и теперь я ему неприятна?.. …Я посмотрела на детей. Ваня, недавно научившийся читать, читал сказку, Валери рисовала, а Артёмка, лёжа на полу на животе, увлечённо читал какую-то толстую книгу. - Чтосо заса книсигаса? – Валери задала Артёмке какой-то странный вопрос. - Асакусушерсествосо, - так же странно сказал Артём. Платон прислушался к тому, как говорят Артём и Валери, и улыбнулся. - Папа, они дураки? – удивлённо спросил Ваня. – Они неправильно говорят, правда ведь? - Нет, сынок, они умные, - сказал Платон Ване. – Это они так шутят. - Исинтесересеснасаяся книсигаса? – поинтересовалась Валери. - Мнесе нрасависитсяся, носо яся несе всёсё посонисимасаююсю в насачасалесе книсигиси, - ответил Артёмка. Платон хихикнул. - Что смешного? - спросила я. - Дефетифи, яфя пофонифимафаюфю, чтофо выфы гофовофорифитефе. Афартёфёмкафа, яфя дуфумафаюфю, тефебефе ефещёфё рафанофовафатофо чифитатьфа эфэтуфу книфигуфу, - вдруг быстро сказал Платон. – Нофо книфигуфу яфя уфу тефебяфя нефе офотбеферуфу. Ефеслифи тефебефе чтофотофо нефепофонятфянофо, спрафашифивайфа уфу мефеняфя ифилифи уфу мафамыфы. Мыфы офоббъяфяснимфи пофопрофощефе. Пофонятфянофо? Ифи префекрафатифитефе сефекрефетыфы офот мефеняфя ифи мафымыфы. Гофовофорифитефе пофоруфусскифи! Артёмка от удивления открыл рот, а Валери рассмеялась. - Артёмка, я же тебе говорила, папа поймёт! – сказала она. - Конечно, пойму, - кивнул Платон. – Вы говорили на синем языке, что тут не понимать? Я вам ответил на фиолетовом. А есть ещё белый, жёлтый, зелёный, красный. - Как это? – спросили дети. - То же самое, но после каждого слога добавляется слог с другой согласной, - объяснил Платон. - Если это к – красный язык, если з – зелёный. И так далее. - Я не совсем поняла, - улыбнулась я. - Лиз, ну вот, например, фраза «мама мыла раму», - сказал Платон. - Мама мыла раму, - повторила я. – И что? - После каждого слога прибавляем ещё один слог, с такой же гласной и с какой-то постоянной согласной, - веселился муж. - Масамаса мысыласа расамусу. Это синий язык, потому что слоги с согласной с. То же самое на белом языке – мабамаба мыбылаба рабамубу. На красном – макамака мыкылака ракамуку. На зелёном – мазамаза мызылаза разамузу. На жёлтом языке – мажамажа мыжилажа ражамужу.На фиолетовом – мафамафа мыфылафа рафамуфу. К этому моменту все трое детей дружно хохотали. - Пап, откуда ты знаешь? – спросила Валери. - Я тоже когда-то был ребёнком, - засмеялся Платон, и сделал ход ферзём. – Мы с друзьями говорили на фиолетовом языке. Мне до сих пор кажется, что он звучит смешнее всех остальных. - Да, фиолетовый самый смешной, – согласился Артёмка. – Мы думали, что придумали секретный язык. - Какой же он секретный, если его можно понять? – поинтересовался Платон. – Самый секретный язык, по-моему, был в мультфильме «Котёнок Гав». - Пап, я помню, - захихикала Валери. - Там в мультике секретный язык не понимали даже те, кто на нём говорил. - А теперь серьёзно, ребята, - сказал Платон. – Не надо секретничать от меня и мамы. Между папой, мамой и детьми в семье должно быть доверие. Понятно? - Понятно, пап, - Артёмка зевнул. – А почему всегда так – как девять вечера, так спать охота? - Потому, что девять вечера, - ответила я, сделав очередной ход в шахматной игре. – Значит, пора мыться и ложиться спать. - Ничья, - сказал мне Платон и начал складывать шахматные фигуры в коробку. – Ваня, пойдём купаться. - Пап, а можно я сам? - спросил Ваня. – Я уже большой. - Ну хорошо, - разрешил ему муж. – Ваня, уговор, ты будешь мыться сам, а я посмотрю, правильно ли ты моешься… …После Вани по очереди искупались Валери и Артёмка. Наконец дети улеглись спать… - …Что-то и мне спать хочется, - около десяти вечера Платон от души зевнул. - Неудивительно, - я посмотрела на мужа. – Ночное дежурство, плюс операция, плюс приём в женской консультации, плюс ещё час всякой писанины в ординаторской. И дома, как пришёл с работы, не спал. Пойдём-ка спать, труженик. - Пойдём… …Мы легли спать. Платон спал неспокойно. Да что с ним такое, подумала я. Около двух часов ночи я проснулась. Платона в постели не было… Платон. Весь день и вечер после того, как мы с Лизой сходили в кабинет ультразвуковой диагностики, я изо всех сил старался преодолеть наваждение. О чём бы я ни пытался думать, ещё на работе, мысли всё время норовили свернуть не в ту сторону или вовсе разбежаться. Дома тоже. Я не мог нормально думать ни о чём, кроме одного… …Ради жизни двух малышей, которых сейчас носит Лиза, я до конца первого триместра не прикоснусь к ней как мужчина. До сих пор мне удавалось держаться, но сегодня мы с Лизой были на УЗИ, и ситуация там была такой, что… Как шутит наша старшая медсестра, «всё, Бобик сдох»… После этого УЗИ весь день и весь вечер я в состоянии думать только об одном… Я мужчина. И я отчаянно хочу… Хочу так сильно, что, кажется, глаза на лоб готовы вылезти… Но… У Лизы в матке двое наших малышей. Они ещё так малы, ранимы и беззащитны. Нет. Нельзя. Лизу я беспокоить не стану… …Около двух часов ночи я не выдержал. Это моя проблема. И я знаю, как её решить. Лиза. Около двух часов ночи я проснулась и включила ночник. Платона в постели не было. Я тихо встала и вышла из комнаты. В квартире было темно. Дверь ванной комнаты была приоткрыта. Я очень тихо подошла поближе… - …Лизонька, сладкая моя девочка, мой нежный цветочек, золотко моё… - услышала я шёпот мужа. Я всмотрелась в темноту ванной комнаты. Разглядев всё, я от удивления открыла рот и зажала его рукой. В ванной комнате, прислонившись спиной к стене, стоял Платон. Он был полностью обнажённым. Его глаза были закрыты. Одной рукой он прикасался к самому себе в самом сокровенном месте и при этом шептал все те ласковые слова, которые я не раз слышала от него, когда мы были наедине… …Я поняла, что он делает. Казалось бы, увиденное было неприличным, и, возможно, мне следовало бы смутиться, а то и возмутиться. Но вместо смущения меня захлестнула волна нежности к Платону. Я поняла: подумав вечером, что неприятна ему, я ошиблась. Я желанна ему. Но он думает в первую очередь не о себе и о своих мужских потребностях – ведь он мог бы сказать мне, что хочет близости, а он её хочет, и получить желаемое, но не сделал этого. Он думает обо мне и о двух крошках, растущих в моём животе, и поэтому сейчас стоит там в ванной комнате с закрытыми глазами и шепчет моё имя… …Как мне привлечь его внимание, не испугав его?.. - Лизонька… - снова шепнул муж. - Я с тобой, мой хороший, - прошептала я и осторожно коснулась его руки. – Платоша, пойдём со мной. Платон открыл глаза. - Лиза… - Пойдём, родной, - я взяла его за руку и немного потянула на себя, призывая его идти со мной… - …Ложись, мой хороший, - шепнула я. Платон лёг на кровать. Казалось, он был смущён. Я забралась на кровать рядом с ним, и начала его целовать. Лицо… грудь… живот… пупок… убегающая вниз от пупка полоска тёмных волос… красивой формы мужской орган с проступающими под кожей венами… - Милая, пожалуйста, давай побережём детей до конца первого триместра, - шепнул Платон, видимо, подумав, что я хочу близости с ним. Но раз он сам намерен оберегать наших малышей, не посягая на моё тело как мужчина, кто может запретить мне порадовать его как-нибудь иначе? Но как?.. …Мне вспомнилась его незабываемо-нежная «месть» после того, как я настояла на его визите к урологу. Ну что ж, доктор Земцов, подумала я, долг платежом красен, и от этой мысли мне стало тепло и радостно… …Я гладила и целовала мужа в самом сокровенном месте. Мне казалось, что я играю на каком-то неведомом музыкальном инструменте – тело мужа отзывалось на каждое прикосновение моих рук и рта. И вот оно, самое чувствительное место… Я дразнила мужа прикосновениями губ и языка, и ощущала, что напряжение его тела возрастает всё сильнее и сильнее… -… Лизонька, отпусти меня… я же сейчас… - он не договорил. - Нет, - шепнула я, и снова завладела его самым чувствительным местечком. Платон тихо застонал... …Так вот ты какой на вкус, мой хороший, подумалось мне… - Лиз… если… тебе… противно… выплюнь… каку… - прерывисто дыша, нашёл в себе силы пошутить Платон. Я отрицательно покачала головой. Это же часть моего любимого мужчины. Точно такая же, как и та, от которой в моём животе растут двое детей. Почему мне должно быть противно? Я люблю его… …Я легла рядом с мужем. Несколько секунд мы молчали. - Спасибо, любимая, - прошептал Платон, покрывая поцелуями моё лицо. – Лиз, ты прости, что так получилось. Я думал, я справлюсь. Не удержался. После твоего УЗИ ни о чём другом не мог думать. Но ради наших детей не хотел тебя беспокоить. Думал, ты спишь и не узнаешь… зачем я пошёл в ванную. - За что ты просишь прощения? – шёпотом спросила я. – Я понимаю, ты хотел поберечь малышей. Но почему ты столько времени терпел молча? Помнишь, ты мне говорил о каких-то других любовных способах. Почему ты не использовал ни один из них? - Мне было неловко просить тебя об этом, - ответил Платон. – После того нашего разговора я подумал, что тебе это может быть неприятно. - Значит, мы просто не поняли друг друга, – я погладила ладонью его плечо. – Чудо ты моё темноглазое, ну почему ты не спросил об этом у меня? Почему ты не спросил… а пошёл в ванную комнату? - Прости, милая, - муж ласково обнял меня. – Я больше не буду, честное акушерское. - Платоша, ну что ты в самом деле? – спросила я. – Любовь – это доверие. А ты не спросил меня о том, что оказывается, для нас сейчас важно. Не доверяешь мне? - Доверяю, милая, - серьёзно ответил Платон. – Думаю, между нами произошло недоразумение. Ты совершенно права. Любовь – это доверие. - Доктор Земцов, ещё один такой возмутительный проступок, и я буду наказывать – получите строгий выговор, - пошутила я. - Наказывайте, товарищ начмед, - ответил шуткой на шутку Платон. – Что-то совсем некоторые ординаторы распустились, ведут себя самым возмутительным образом. Как говорил Эрих Мария Ремарк, женщина от любви умнеет, а мужчина от любви теряет голову. - Платоша, а у тебя когда-нибудь с кем-нибудь было вот так? – спросила я. - Нет, Лизонька, в первый раз, - он гладил мои волосы. – А у тебя? - И у меня в первый раз. - Как тебе вообще это пришло в голову? – осведомился муж. - Вспомнила твою «месть», - сказала я. – И решила тебе её отзеркалить. - Честно говоря, это было очень неожиданно, но мне понравилось, - улыбнулся муж. - Я так и хотела, подарить тебе радость, - шепнула я. – Но я, наверное, сделала что-то неприличное? - Спасибо, - поблагодарил Платон. – Лизонька, что может быть неприличным между нами? Мы же любим друг друга. Древнеримский поэт Овидий сказал: «Что пристойно, что нет – дело какое любви?» - Платоша, ты много знаешь о любовных позах и ласках, - спросила я, - как на Востоке называют… ну, то, что я делала? - «Весенний стебель», - сказал муж. – Есть, конечно, и европейское название. Но мне восточное нравится больше. - А ты знаешь, что ты вкусный? - спросила я. - Что, правда? - Платон улыбнулся. – Извини, не знал. - Теперь знаешь. Я тебя люблю. - Я тоже очень тебя люблю, - Платон выключил ночник. – Спокойной ночи, моя радость… …Утро было тёплым и солнечным. - Просыпайся, милая, вставай скорей, - Платон подмигнул мне и улыбнулся. - Или я сейчас пойду в ванную комнату. - Я тебе пойду! – я засмеялась. – Доктор Земцов, никакой ванной комнаты! - Интересное дело, – шутливо возмутился муж. – И где, по-твоему, я теперь должен мыться? Мы переглянулись и засмеялись. - Я в другом смысле, - сказала я. - Никакой ванной комнаты! И ты меня понял! - Я тебя понял, никакой ванной комнаты, - улыбнулся муж. – Но я всё-таки пойду в ванную комнату. Мне надо принять душ. - Фигушки, доктор Земцов, - я поцеловала его. – Я первая. Валери. В воскресенье с утра мы – мама, папа и я с братиками гуляли на улице. Как здорово – сегодня днём папа не на работе. Но он пойдёт на работу на ночь. Артём и Ваня качались на качелях, я прыгала через скакалку. Мама с папой гуляли рядом с детской площадкой, по небольшой аллейке между деревьями. Мы с братьями могли видеть их, а они нас. Потом мама с папой вернулись на детскую площадку и сели на скамейку. Не знаю почему, но папа сейчас относится к маме ещё ласковее, чем обычно. Я подбежала к папе с мамой. - Пап, давай попрыгаем вместе через прыгалки, - предложила я. - Доченька, я бы и рад, но мне нельзя прыгать со скакалкой, - отказался папа. - Почему? – не поняла я. - Валери, у папы была травма, ему правда нельзя прыгать через скакалку, - сказала мама. – Врачи ему не разрешают. И я тоже не разрешаю. - Видишь, доченька, и мама мне не разрешает, - улыбнулся папа. - Папа, а какая у тебя была травма? - спросила я. – Что такое травма и почему тебе нельзя прыгать? - Валери, я тебе дома расскажу, - пообещал папа. - Мама, ну тогда давай с тобой попрыгаем, - сказала я. - Доченька, маме тоже нельзя прыгать, – возразил папа. - Мама же в прошлом году прыгала! – не понимала я. - А в этом году маме прыгать нельзя, - папа обнял меня. – Я не разрешаю. - Почему, папочка? Папа шепнул мне кое-что на ухо. - Поняла? Но это пока секрет, никому не говори. Я кивнула. Папа мне такое сказал! Но раз папа сказал, что это секрет, я никому не скажу. Я вспомнила книжку, которую нам с Артёмом когда-то читал папа. - Пап? – я вопросительно посмотрела на папу и показала ему один палец. Папа отрицательно покачал головой и показал мне два пальца. Я удивлённо уставилась на папу. - Папа, это честная правда? - спросила я. – Ты, наверное, шутишь? - Никаких шуток, - серьёзно сказал папа. – Самая честная правда. - Это вы специально так сделали? – поинтересовалась я. - Нет, доченька, нечаянно получилось, - папа улыбнулся. Раз маме с папой прыгать нельзя, я ещё попрыгаю сама. Я прыгала и думала о том, что мне сказал папа. И я придумала кое-что хорошее, но пока не скажу. Это тоже секрет… …Дома папа рассказал мне о строении позвоночника. Я не знала, что в спине есть такая штука. Травма – это такое повреждение тела. Папа всё про скелет и позвоночник рассказал очень понятно и даже показал картинки в специальной книге для врачей. Она называется анатомический атлас. Я попросила у него эту книгу, почитаю её сама. - Пап, а покажи, где у тебя была травма, - попросила я. Папа снял рубашку, сел и повернулся ко мне спиной. - Можешь потрогать, доченька, - разрешил папа, - только не хлопай рукой с размаху, договорились? Я фыркнула – вот ещё, я же не глупая, зачем мне обижать папу? Я осторожно провела папе посередине спины от шеи до пояса брюк. У папы там шрамы. Вот под ними травма и была. А шрамы, сказал папа, это после операции. Как всё это интересно! Теперь я точно уверена - вырасту и стану врачом, как мама с папой. Но я пока не решила, каким врачом. Который по спинам или который в роддоме, где работают папа с мамой. Платон. Ох, ну и ночка была! Вот всегда у нас в родильном так – раз на раз не приходится, то пусто, то густо… В родзалах ночью был аншлаг – ни чихнуть, ни вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы прилечь. Вся ночь прошла на ногах, в перемещениях от одной роженицы к другой. Укатали Сивку крутые горки… …Я вошёл в ординаторскую, взял в руку графин и с наслаждением выпил два стакана воды. Уфф, теперь можно и присесть. Я сел, прикрыв глаза… - Платон, доброе утро, - услышал я голос Архимеда. – Дрыхнуть собрался? - Доброе, - откликнулся я и открыл глаза. – Привет, Архимед. Ты шутишь, что ли? Кто же в ординаторской перед пятиминуткой дрыхнет? Так, присел ненадолго, немножко отдохнуть. В родильном весёленькая смена была, набегался. - Пойдём в кабинет к начмеду, - Архимед улыбался. – Сдам тебя по описи дражайшей супруге: Платон Земцов полусонный – одна штука, а там пусть начмед сама разбирается, что с тобой делать. Вот тебе конфета, съешь, а то на пятиминутке уснёшь. - Сладкое не люблю, - сказал я. - А тебя, между прочим, никто и не спрашивает, - усмехнулся Архимед. – Считай это лекарством. Неохота на пятиминутке слушать храп спящего коллеги. - Я во сне не храплю, - возразил я. - Платон, храпишь ты или нет – это, в принципе, монопенисуально, – пошутил Архимед. - И несущественно. Главное, чтобы ты на пятиминутке не заснул с устатку. - Моно… Как ты сказал? – расхохотался я, жуя конфету. Архимед повторил рассмешившее меня слово. Я встал и выпил ещё немного воды, чтобы перебить вкус шоколада во рту. Я не любитель сладкого, но, надо признать, от «прописанного» Архимедом «лекарства» мне немного полегчало, сонливость прошла. - Ты хочешь сказать, что тебе без разницы, храплю я или нет, важно только. чтобы я на пятиминутке не заснул? – перевёл я его шутку на нормальный русский язык. - А я о чём? – улыбнулся Архимед. – Давай, Платон, надевай свой халат и пойдём на пятиминутку. - Пойдём. Лиза. - …Коллеги, у кого-нибудь есть вопросы или важная информация? Если нет, давайте работать. Платон Ильич, Архимед Васильевич, останьтесь, пожалуйста, - сказала я, заканчивая пятиминутку. - Товарищ начмед, простите нас, пожалуйста, мы больше не будем, - пошутил Платон. – Честное акушерское. - Будете, - улыбнулась я, - работа у вас такая, а если не будете – получите по выговору. - Да за что же? – удивился Архимед. - Коллеги, если не возражаете – небольшой консилиум, - сказала я. - О какой пациентке речь? – поинтересовался Платон. - Беременная Филатова, - сказала я, - акушерский срок - четырнадцать недель. Хотелось бы уточнить тактику дальнейшего ведения беременности. - Елизавета Юрьевна, разрешите, я доложу, - засмеялся Платон, - Филатова моя пациентка, амбулаторно наблюдается у меня. Многоплодная беременность, двойня. Начало второго триместра беременности. Все текущие результаты анализов в норме, самочувствие хорошее. Проведено первое скрининговое ультразвуковое исследование. Данных за наличие каких-либо патологий нет. Предлагаю продолжить ведение беременности амбулаторно, контроль – до двадцати четырёх недель один раз в две недели, после двадцати четырёх недель – каждые десять дней или еженедельно. Рекомендована умеренная двигательная активность, приём витаминного комплекса для беременных, контроль артериального давления и массы тела. - Принимается, - мне было весело. – Так и будем делать. - Минуточку, - с улыбкой возразил Архимед. – Обычно беременным показаны три скрининговых обследования ультразвуком. У пациентки Филатовой монохориальная диамниотическая двойня. У каждого плода свой плодный пузырь, однако плацента одна, поэтому есть риск развития некоторых патологических состояний. Со своей стороны, как врач ультразвуковой диагностики я настаиваю на более частом контроле развития беременности ультразвуком, при наличии показаний – вплоть до еженедельного контроля в конце беременности. Обследование ультразвуком будет проводиться трансабдоминально, во втором триместре – при полном мочевом пузыре, перед каждым обследованием пациентке необходимо выпить примерно один литр воды. - Принимается, - сказал Платон. - Ну что ж, всё понятно, - сказала я. - Приму к сведению. - Пойду-ка я поработаю, - произнёс Архимед. Мы все встали. Архимед вышел. - А мне, товарищ, начмед, сейчас что-то совершенно не хочется работать, - пошутил Платон и зевнул. - Доктор Земцов, а с Вами отдельный разговор, - я изобразила строгость. – Запрещаю Вам сегодня «отсвечивать» в больнице. Немедленно переодеваться и домой, а дома – есть и спать. - Слушаюсь и повинуюсь, о звезда моих очей, - хихикнул Платон, слегка поклонился и вышел, пародируя походку манекенщиц и виляя при том попой, чем очень меня рассмешил. Валери. - Папа, - попросила я под вечер, когда папа уже отдохнул после ночной работы в больнице, - научишь меня, как пользоваться стиральной машиной? - Интересный вопрос, - сказал папа. – Могу я узнать, чем он вызван? - Ты же недавно сказал мне, что у нас скоро будут ещё детки, - объяснила я, - а раз деток будет ещё двое, маме ведь тяжело всё будет делать самой. Маме надо помогать. Артёмку я уговорила подмести, а Ваня вытирает пыль. Пап, научишь меня, как стирают в машине? - Научу, - улыбнулся папа. – Ну-ка, давай посмотрим, что там у вас в корзине для грязного белья. Мы посмотрели. Набралось много - мама вечером как раз собиралась стирать нашу с братиками одежду. - Давай рассортируем, - белое отдельно, цветное отдельно, - предложил папа. Мы так и сделали. - Сначала постираем белое, смотри и запоминай, что я буду делать, - сказал папа, добавил в машину средство для стирки, и показал, как включать стиральную машину. - Поняла? – спросил папа. - Очень даже поняла, - я засмеялась. Через какое-то время машинка постирала и выключилась. Папа вытащил постиранные белые одёжки и повесил их сушиться. – Папа, чур, цветное я постираю сама! – сказала я. - Ну что ж, попробуй, - папа улыбнулся и погладил меня по голове. – Умница ты моя, так и делай. - Папа, а мы с Ваней хорошо сложили книжки, - похвастались Артёмка и Ваня. - Молодцы, - сказал папа. – Ну что ж, раз такое дело, можете поиграть в какую-нибудь настольную игру, а я вымою пол. Я ведь уже большой. - Я сам вымою, я тоже уже большой, - предложил Артёмка. – Пап, только ты мне сперва покажи, как правильно мыть. - И мне, - потребовал Ваня, - я тоже большой! Папа налил в ведро воды, взял швабру и показал нам, как надо мыть. Мы по очереди помыли. Папа нас всех похвалил. Не знаю, может, мы помыли не очень хорошо, но папа всё равно нас хвалил и почему-то улыбался. Лиза. Мы дома. Придя с работы, я обнаружила, что меня дома ждёт сюрприз – бельё постирано, пол подметён и даже вымыт. Вымыт, правда, не очень чисто, и я уже собиралась сказать об этом, но заметила, что Платон подмигнул мне. Я подошла к нему и шепнула на ухо: - Что такое? - Дети сами мыли, - так же на ухо мне прошептал муж. – До стерильности, конечно, далеко, но похвали. А Валери сама постирала цветное бельё. Я поняла, что к чему, похвалила детей, улыбнулась и отправилась готовить ужин… …Через несколько часов дети уже спали. Платон читал книгу, я листала журнал. - Платоша, смотри, какая забавная картинка – засмеялась я. Муж закрыл книгу, встал и подошёл ко мне. Я показала ему картинку – женщина с озорной улыбкой заглядывает мужчине в штаны. - Ух ты, как интересно, - сказал муж, сделав смешное выражение лица. Я в шутку сделала то же самое, что было на картинке. - Милая, не хулигань, - улыбнулся Платон. - Платоша, уже ведь второй триместр, - сказала я. – Я соскучилась. Можно? - Если знать, как, то можно, - кивнул Платон. – Ну что ж, пойдём в душ. - Пойдём. …Платон в очередной раз предложил кое-что необычное. Мы расположились на полу. - Как это называется? – спросила я. - «Лунная дорога», - ответил муж. – Соприкосновение, правда, небольшое… - Мне нравится, - шепнула я… …Зазвонил телефон. - Архимед, ты обалдел – звонишь в такое время? – спросил муж, ответив на звонок после первых же звуков, и не прекращая при этом наших движений. – Ты на часы смотрел? Детей мне разбудишь. - Платон, ты занимаешься любовью с женой? – услышала я по телефону голос Архимеда. - Прибью! – сказал Платон, с трудом сдерживая смех. - Платон, я серьёзно, - ответил Архимед. – У меня уже сил нет терпеть, а Кате моей боязно. Можно ей? Или мне и дальше самому с собой?.. - Экстренный вопрос, - Платон хихикнул, - можно. Но, во-первых, не с разбега. Во-вторых, неглубоко и не грубо. В-третьих, перед этим как следует помойся. В четвёртых, не вздумай на неё ложиться. И при малейшем дискомфорте у неё - прекращай это дело. Я не хочу потом разгребать последствия твоих постельных дел. - Понял, спасибо, прости, что поздно побеспокоил, - ответил Архимед и отключился. Мне было смешно – всё время, пока Платон говорил по телефону, наше «путешествие» по «Лунной дороге» не прекращалось. - Я его точно на работе прибью, - шепнул Платон. - Не надо, пусть живёт, - развеселилась я. – Платоша, чего стоим? Поехали дальше. - Ладно, Лизонька, поехали, - сказал муж. Я подумала, что Платон улыбается… Архимед. Я позвонил Платону. Понятное дело, поздновато. Но, надеюсь, он меня простит. - Архимед, ты обалдел – звонишь в такое время? – возмутился Земцов. – Ты на часы смотрел? Детей мне разбудишь. - Платон, ты занимаешься любовью с женой? – спросил я. - Прибью! – пообещал Платон. - Платон, я серьёзно, - сказал я. – У меня уже сил нет терпеть, а Кате моей боязно. Можно ей? Или мне и дальше самому с собой?.. - Экстренный вопрос, - Платон хихикнул, - можно. Но, во-первых, не с разбега. Во-вторых, неглубоко и не грубо. В-третьих, перед этим как следует помойся. В четвёртых, не вздумай на неё ложиться. И при малейшем дискомфорте прекращай это дело. Я не хочу потом разгребать последствия твоих постельных дел. - Понял, спасибо, прости, что поздно побеспокоил, - я поблагодарил и извинился. Во время разговора с Платоном у меня возникло отчётливое ощущение, что я позвонил ему очень не вовремя. Он, что, действительно, в это самое время занимался с женой любовью? Но она же беременна, к тому же они ждут двойню. Как он не боится? Или он знает, как это можно делать безопасно для жены и малышей? Завтра непременно спрошу у Платона. Лиза. Мы дома. Мы с Платоном наедине. Только что завершилась наша совместная «прогулка» по «Лунной дороге». - Лизонька, отдай, пожалуйста, мою штучку, - пошутил Платон. - Не отдам, - хихикнула я и, вспомнив детскую дразнилку, продекламировала, – жадина-говядина, солёный огурец… - О нет, только не солёный огурец, - Платон засмеялся, видимо, вспомнив историю с пьяной пациенткой и огурцом. – Лиз, ну отдай. - Ладно, забирай своё сокровище, - со смехом разрешила я. Муж осторожно высвободился, сел и посмотрел на меня. - Как ты себя чувствуешь, милая? – ласково спросил Платон. - Примерно так же, как после мяса по-французски… с монгольскими приправами, - пошутила я. Ответом на мою шутку стал тихий смешок мужа. - Лизонька, а если серьёзно? – спросил он через несколько секунд. – Тебя что-нибудь беспокоит? - Не волнуйся, родной, - ответила я и тоже села. – Всё в порядке, мне хорошо и радостно. - Лизонька, ну как не волноваться? – шёпотом объяснил Платон и погладил меня рукой по животу. – У тебя же тут наши дети. Мы с тобой врачи и часто рекомендуем пациенткам при многоплодной беременности ограничить половую жизнь, или вовсе запрещаем. А сами только что… Ты знаешь наше главное правило – «не навреди». Вот я и думаю… Лиз, может быть… мне… не беспокоить тебя этим… безопаснее для тебя и маленьких? - Ты больше не любишь меня? – мне вдруг стало обидно. Я всхлипнула. Платон, изменив позу, придвинулся ко мне и обнял. - Ну что ты такое говоришь, милая? – очень ласково прошептал он и стал покрывать моё лицо поцелуями. - Люблю, очень люблю. - Тогда не обижай меня сомнениями, - я прижалась к мужу. – Не заставляй меня думать, что я тебе неприятна. - Ты права, Лизонька, - тихо сказал муж. – Монголы говорят: если боишься, не делай, а если делаешь – не бойся. - Вот и не бойся, - ответила я. – Платоша, всё будет хорошо. Я узнавала. - Хорошо, не буду, - согласился Платон. - Пусти меня, мне нужно в ванную комнату, - попросила я. - Зачем это? – шёпотом весело поинтересовался муж. - Приличные кошки после амурных делишек вылизываются! - хихикнула я и пошла в ванную комнату. - Теперь моя очередь, - сказал муж, когда я вернулась из ванной. - Зачем это? – развеселилась я, ложась на кровать. - Приличные коты после амурных делишек вылизываются! – Платон поцеловал меня в нос и удалился в ванную. Артём. - …Папа, ты не будешь сердиться? – спросил я. – Мы с Ваней случайно порвали твою любимую белую футболку. - Как это вас так угораздило? – поинтересовался папа. - Да я сам не понял, как, - я пожал плечами. – Вот посмотри, пап. - Восстановлению не подлежит, а на работу мне завтра в чём-то идти надо. – усмехнулся папа, а потом достал из кошелька деньги и дал мне. – Артёмка, подойди-ка к окну. Я подошёл. - Видишь магазин во дворе? – спросил папа. - Вижу, - кивнул я. - Раз моя футболка порвалась, значит, мне нужна другая, так? – улыбнулся папа. - Так. - Вот и прогуляйся, - предложил мне папа. – Набедокурил – исправляй ситуацию. Купишь мне футболку сорок восьмого размера. Выбери, пожалуйста, светлую и без жутких рисунков. - Валери, пойдём со мной в магазин, купим папе футболку, - позвал я сестрёнку. Она с радостью согласилась… …Мы купили футболку, сдачу принесли домой и отдали папе. - Ну что, детвора, чем порадуете? - спросил папа. Мы отдали ему обновку. Папа посмотрел и очень смеялся. Потом футболку увидела мама и тоже очень смеялась. - Спасибо, ребята, для врача – то, что надо, - со смехом сказал папа… …Утром, собираясь на работу, папа надел новую футболку, а поверх неё рубашку. Мама снова очень смеялась. Вита Игоревна. Я стояла в холле. Филатова сразу прошла в раздевалку врачей, а Земцов подошёл к стойке ресепшена, чтобы расписаться в журнале. - Доброе утро, Платон Ильич, - я поприветствовала его. - Доброе утро, Вита Игоревна, - ответил Платон Ильич. На нём под рубашкой была какая-то забавно-медицинская футболка. - У Вас, никак, обновка? – пошутила я. – Необычно. - Дети покупали, - улыбнулся Земцов. - Покажете полностью? – спросила я. - Не здесь, - отказался Земцов. – Давайте не будем смешить людей. - Ну пойдёмте ко мне в комнатку, - весело предложила я. В моей служебной комнатке Платон Ильич снял рубашку. Футболка оказалась весёленькая. Спереди на ней красовались надписи: ключица, позвоночник, ребро и живот. Сзади: ключица, позвоночник, ребро, лопатка и почка. - Интересно девки пляшут, - развеселилась я. - Вита Игоревна, нижний край футболки, извините, показывать не буду, - сказал Земцов. - Почему? – удивилась я. – Неужели там написано что-то неприличное? - По нижнему краю есть надписи, - засмеялся Платон Ильич. – Спереди – пипка, сзади - попка. - Ну всё правильно, как и должно быть, - я не смогла удержаться от смеха. – Было бы странно, если бы было написано наоборот. - Согласен, - улыбнулся Земцов. – Ладно, Вита Игоревна, я пойду. Давайте поработаем по специальности. Каждый по своей. Денис Дмитриевич, молодой врач-ординатор. Перед пятиминуткой мне захотелось пошутить. Сам не знаю, зачем, в коридоре, когда подошла начмед, я неожиданно для неё громко гавкнул. Филатова вздрогнула. Похоже, моя затея удалась – начмед испугалась. Секунд через пять, не больше, вздрогнул и я – Земцов молниеносно отвесил мне офигительно крепкий подзатыльник. - Платон Ильич, обалдели? – сказал я, потирая горящую от удара шею. – Драться зачем? - За сеном! – взорвался Земцов. – За такие шутки ещё и не так ввалить можно! Лев Борисович. Я был погружён в свои мысли и не очень понял, что произошло, но впервые увидел Земцова немного вышедшим из себя. Сначала этот пацан-ординатор Денис зачем-то гавкнул. Сразу же после этого я услышал звук отменного подзатыльника и увидел, что Денис трёт шею, а Платон Ильич стоит с сердитым выражением лица. - Платон Ильич, обалдели? Драться зачем? – возмутился пацан. - За сеном! – рявкнул Земцов. – За такие шутки ещё и не так ввалить можно! - Доброе утро, коллеги, - сказала Филатова. – Входите, пора начинать пятиминутку. Мы вошли и стали рассаживаться за столом. Филатова ещё не успела сесть в своё кресло начмеда во главе стола. К ней подошёл Земцов. - Платон Ильич, что Вы себе позволяете? – спокойно спросила Филатова. – Что за рукоприкладство на рабочем месте? - Извините, Елизавета Юрьевна, так надо, - спокойно и твёрдо произнёс он. – Мне нужно кое-что сказать коллегам. Прежде, чем Елизавета Юрьевна успела что-нибудь возразить, Земцов повернулся к нам. - Уважаемые коллеги, всем доброе утро, - сказал Платон Ильич. – Во избежание всевозможных сплетен, недоразумений и других неприятных ситуаций кое-что вам скажу. Елизавета Юрьевна сейчас в положении, ей нельзя волноваться. Убедительно прошу всех дать ей возможность спокойно работать во время беременности. Любителей глупых шуток и дурацких розыгрышей предупреждаю: за любые выкрутасы вроде только что проделанных одним из ординаторов - будете иметь дело со мной! - Платон Ильич, да что случилось-то? – спросил я. Земцов пододвинул своей жене кресло, чтобы она села, а затем прошёл к своему обычному месту за столом у входа в кабинет, и сел. - Доктор Земцов дал мне по шее! – сказал Денис. - Да, - Земцов был невозмутим. – Дал по шее. И за дело - Елизавета Юрьевна беременна, а Вы её напугали. - Правильно дал, - согласился Максим Викторович. – Только маловато дал. Я бы за такое дал ещё и хорошего пинка. - В самом деле, Денис Дмитриевич, что за глупости? – осведомился Альберт Александрович. – Поддерживаю Платона Ильича и Максима Викторовича. Охота Вам лаять – ну и гавкайте себе в туалете или вообще на улице. В больнице-то зачем? Пациенток пугаете… - Коллеги, - возразила Елизавета Юрьевна. – Помимо этой глупой щенячьей шутки произошла более серьёзная вещь. Рукоприкладство на рабочем месте… Все загудели. - Елизавета Юрьевна, не наказывайте Платона Ильича, - встал Архимед Васильевич. – В данном случае он прав. Дурацкие шутки сотрудников, пугающие беременных женщин, в нашей больнице неуместны. А что Платон Ильич вломил Денису подзатыльник - бывают случаи, когда объяснение по шее быстрее и понятнее, чем словами. Понятно же, Денис Дмитриевич? - В принципе понятно… - смутился Денис. – Елизавета Юрьевна, я понял. Извините меня, пожалуйста. Не наказывайте Платона Ильича. Я сам виноват. - Вот и замечательно, – улыбнулась Елизавета Юрьевна, - будем считать инцидент исчерпанным и займёмся обсуждением по делу. Ну что, коллеги, поехали кататься… …- Коллеги у кого-нибудь есть вопросы или важная информация? – спросила Филатова в конце пятиминутки. - У меня есть вопрос, - сказал Валентин Иванович. – Елизавета Юрьевна, если не секрет, какой у Вас срок беременности? - Акушерский срок – ровно шестнадцать недель, - улыбнулась Филатова. - Так-так-так, скажите, Платон Ильич, что Вы делали ночью с … на … число четырнадцать недель назад? – тоном дотошного следователя съязвил Вадим Родионович. - Вы не поверите, коллега, - невозмутимо ответил Земцов. - Я шёл, поскользнулся, упал, ударился головой о подушку, потерял сознание, очнулся - ничего не помню. Ретроградная амнезия, знаете ли… ================================ Примечание. Ретроградная амнезия - нарушение памяти о событиях, предшествовавших приступу заболевания либо травмирующему событию. В данном случае, конечно, никакой ретроградной амнезии у доктора Земцова нет, он назвал этот диагноз, чтобы не отвечать на бестактный вопрос. ================================ Все грохнули. Я тоже засмеялся. Понятное дело, там всё было совсем не так - ну не бывает в природе такого, чтобы человек ударился головой о подушку, потерял сознание, а потом вдруг ни с того ни с сего у его жены шестнадцать недель... Земцов, конечно, врёт, но врёт умно и смешно. - Заканчивайте балаган, коллеги, - сказала Филатова – Идите работать… …Выходя из её кабинета, я заметил её взгляд, однозначно адресованный Земцову… Платон. Незадолго до начала приёма пациенток я сидел за своим рабочим столом во второй смотровой и думал. Не сдержался, стукнул молодого коллегу-ординатора за то, что он испугал Лизу. Я понимаю, что на работе подзатыльники – это лишнее. Но ведь Лиза беременна, к тому же малышей двое, ей и так непросто, зачем же ещё и пугать её? Лев Борисович. - Ну Земцов! – восхищённо сказал Вадим Родионович. – Мужик! Не стал за дурацкую шутку долго выговаривать парню, а просто двинул по шее. И спокойно объяснил, за что. Коротко и ясно. И главное – доходчиво! - Согласен, - ответил я. – Глупость со стороны этого щегла Дениса – намеренно вынуждать беременную женщину волноваться. Вот и получил от Земцова. - Сколько здесь работаю, столько он меня удивляет, - добавил Любавин. – Сегодня удивил ещё больше. Сегодня сам при всех сказал, что начмед беременна. Не понимаю. Похвастался, что ли? - Не похвастался, - возразил я. – Земцов таким не хвастается. Тут другое. Он показал всем, что его жена сейчас уязвима, как и любая беременная женщина, и ей нужно спокойное и доброе отношение к ней. А обижать её не надо, потому что её есть кому защитить. Он уже не впервые встаёт на её защиту. К слову, Вадим Родионович, зачем Вы постоянно пытаетесь шутить в адрес Земцова и Филатовой на темы интимных отношений? Земцов в этом отношении человек скромный и тихий, не публичный. По-моему, он не в восторге от этих Ваших шуточек. - А фиг его знает, этого Земцова, насколько он тихий и скромный, - хохотнул Любавин. – Говорят же, в тихом омуте… Может, это он только перед нами, на работе, в этом смысле скромный и тихий, а в постели с Филатовой – ё…рь-террорист?.. - Вадим Родионович… - укоризненно сказал я. - Скажите ещё - слесарь-гинеколог. А Земцов, между прочим, отличный врач. - Да шучу я, Лев Борисович, шучу, - примирительно сказал Любавин. – Что мне, уже и пошутить нельзя?.. И вообще, пока мы тут языки чешем, работа стоит. Давайте делать детей. Платон. - Таня, карточку Павленко я вижу, а где карточки пациенток Думанской, Филатовой и Иоанниди? - спросил я. - Не знаю, - ответила медсестра. – Даже не знаю, где их искать. Может, потом? - Таня, мне по барабану, где Вы будете их искать, - объяснил я. – Найдите, пожалуйста. И не потом, а сейчас. Мне нужны карточки этих пациенток – у них сегодня назначен очередной приём. - Хорошо, Платон Ильич, я поищу, - пообещала Таня. - Да, и заберите карточку Денисюк, это не моя пациентка, - добавил я. Таня взяла карточки и вышла. Денис. - Платон Ильич, можно? – спросил я, входя во вторую смотровую. - Можно, - отозвался Земцов. - Платон Ильич, я пришёл, чтобы сказать Вам… - сказал я. – Что-то надурил я сегодня. Сам не знаю, зачем начмеда испугал. Так Вы не думайте… я никуда жаловаться не буду, что Вы мне подзатыльник… А здорово Вы мне по шее отоварили! - Понравилось, что ли? – засмеялся Земцов. – Если понравилось, могу ещё добавить. - Спасибо, Платон Ильич, понравилось, но добавки что-то не хочется, - я улыбнулся. - Начмеда не пугать! – потребовал Земцов. – Не то ещё добавлю. - Не надо, - отказался я. – Платон Ильич, я тут работаю всего месяц, ещё не знаю всего, что тут есть. Я не знал, что Филатова беременна. А откуда Вы знаете, что начмед в интересном положении? И почему, когда она сказала, что у неё шестнадцать недель, Любавин попытался подколоть Вас? При чём тут Вы? - Елизавета Юрьевна – моя жена, - просто ответил Земцов. - Теперь я понял, - кивнул я. – Подзатыльник от коллеги на работе выглядел странно. А так, что Вы мне за мою дуристику как мужик мужику, по шее – это понятно. Тем более никуда жаловаться не буду. Я сам довыёживался – сам и схлопотал. - Если бы речь шла только обо мне, я бы так не отреагировал, - Земцов встал и протянул мне руку для рукопожатия, - но за жену любого на лоскутки порву, тем более сейчас, когда она в положении. Мир? - Я понимаю, - я кивнул и мы пожали друг другу руки. – Мир… Лиза. Я сидела за работой в своём кабинете и думала. Зачем, ну зачем Платон это сделал? Ударил коллегу, да ещё и сказал всем на пятиминутке, что я беременна. Что теперь будет? Если этот молодой ординатор нажалуется о подзатыльнике в облздрав – будут проблемы, мне придётся вводить санкции. И кто его знает, какой стих найдёт на людей в облздраве, а то ведь и уволить Платона могут потребовать. Ну это, положим, фигушки им - Платон хороший врач, такими не разбрасываются. Ну что ж, поборемся, мужа я в обиду не дам. Но сначала я с ним поговорю. Может быть, получится всё уладить, не вынося сор из избы… Таня, медсестра. - Платон Ильич, вот карточки, которые Вы просили найти, - сказала я. – Они были в третьей смотровой. - Я в третьей смотровой не работаю, - сказал Платон Ильич, - зачем коллеге понадобились карточки моих пациенток? - Это я напутала, извините, - смутилась я. – Отнесла их не туда, куда надо. Зато в третьей смотровой доктор искала карточку Денисюк. - Не выспались? – улыбнулся Платон Ильич. - Вы угадали, - согласилась я. – Понимаете, муж у меня водитель-дальнобойщик, вернулся из рейса. Соскучился, говорит. Какой уж тут сон… Ну Вы же мужчина, Платон Ильич, сами понимаете… - Понимаю, - сказал Платон Ильич. – Знала только ночка тёмная, как поладили они… Танюша, простите за нескромный вопрос. Вы хоть предохранялись? А то сами понимаете… Если что, я принимаю в этой смотровой, если понадоблюсь как гинеколог – милости просим, приходите. - Предохранялись… - я покраснела. – Муж прерывает… - Ой, доиграетесь… - вздохнул доктор. – Зазевается муж – и здрасьте пожалуйста, будет Вам привет от папы-дальнобойщика. - Платон Ильич, а как надёжнее? – спросила я. - Обсудим это попозже, - сказал Земцов и выписал мне несколько направлений на анализы. – Придёте ко мне уже с результатами анализов, осмотрю Вас и подберём Вам наиболее подходящий способ контрацепции. Платон. - Платон Ильич, можно? – услышал я знакомый голос. - Можно. Ба, какие люди к нам пожаловали! Марина Станиславовна, какими судьбами? – полушутливо поинтересовался я. - Вот, - Савина, или точнее, Любавина, положила на стол передо мной экспресс-тест на беременность, на котором отчётливо краснели две полоски. - Ничего себе Вас угораздило, - пошутил я, взяв тест-полоску в руку. - Кто это Вас так? - Кто-кто, конь в пальто! – фыркнула Марина Станиславовна. - Ну, судя по этому тесту на беременность, конь, скорее всего, был без пальто, - усмехнулся я. – Могу я узнать имя и отчество вышеупомянутого коня? - Любавин это… - ответила Марина Станиславовна. – Просила же, чтобы предохранялся, так ему всё трын-трава, авось пронесёт. Какое там… Платон Ильич, Вы сами видите. - Вижу, Марина Станиславовна, но хочу Вам заметить, что тесты, бывает, врут, - сказал я. – Жалобы есть? - Задержка две недели, тошнота по утрам, головокружения, - сказала Любавина. - Марина Станиславовна, разрешите? – я взял её за руку и стал считать пульс затем внимательно посмотрел на радужку её глаз, и наконец сказал. – Проходите за ширму, раздевайтесь, я Вас осмотрю. - Платон Ильич, а нельзя без осмотра? - Марина Станиславовна, Вы же гинеколог, сами прекрасно знаете, что нельзя, - возразил я. - …У Вас удивительные руки, никаких неприятных ощущений, - сказала Любавина во время бимануального обследования, а затем хихикнула, - Платон Ильич, а я там красивая? - Теоретически да, - спокойно ответил я. - А практически? – осведомилась Марина Станиславовна. - А практически – Ваши прелести мне по барабану, - ответил я. – Марина Станиславовна, я Вам уже говорил – Вы не в моём вкусе. - Совсем? - хихикнула Любавина. - Совсем, – серьёзно ответил я. – Ваши красоты меня не возбуждают. Ничего особенного, всё как у всех. Будьте добры, не пытайтесь со мной кокетничать и флиртовать - делать это, лёжа на гинекологическом кресле, смешно. - А Филатова Вас возбуждает? – съязвила Любавина. - А Филатову я люблю, - ответил я, - так что, Марина Станиславовна, кавалер я для Вас неподходящий - Вам ничего не светит. - Хорошо, Платон Ильич, я поняла, - засмеялась Любавина. - …Вы беременны, акушерский срок шесть недель, - сказал я, сняв перчатки и вымыв руки после осмотра. – Что будете делать - рожать? - Наверное, рожать… - неуверенно ответила Марина Станиславовна. - Что значит – наверное? – не понял я. - Я бы хотела родить, но мы же с Любавиным недавно второй раз развелись, так я не знаю, что делать, - произнесла Любавина, когда оделась и вышла из-за ширмы. - С Любавиным или без него – это Ваш ребёнок, - сказал я. - Мог бы быть и Вашим… - задумчиво произнесла Любавина. – Если бы Вы тогда, в прошлом, проявили ко мне интерес. - Марина Станиславовна, между нами никогда ничего не могло быть, - объяснил я. – Вам, наверное, показывали мою бывшую, Вы с ней очень похожи. Ничего хорошего из тех отношений у нас с ней не вышло – разумеется, за исключением моего сына. У нас с Вами тоже ничего хорошего не получилось бы. Вы не в моём вкусе. И Вы относитесь к жизни, как к игре, я для Вас был бы неинтересен. Поэтому давайте закроем эту тему. - Платон Ильич, а Вы могли бы вести мою беременность? – спросила Любавина. - Согласен. А Вас не будет смущать, что я девять месяцев буду в положении человека, который держит свечку своему коллеге и руководителю из облздрава? – я в шутку подколол Любавину, вспомнив, как она «слила» мне Лизу, когда Лиза была беременна Ваней. - Главное, чтобы это не смущало Вас, - хихикнула Марина Станиславовна. - Меня это не смущает, - сказал я. – Могу я узнать, почему из немалого количества гинекологов, которых Вы знаете, для ведения беременности Вы выбрали именно меня? - Я не очень хотела бы наблюдаться у женщины, - улыбнулась Любавина. - Я сама женщина, знаю, как это у нас бывает: перепады настроения в течение цикла, шляпки-тряпки-макияж, а ближе к вечеру – что приготовить на ужин. А Вы из всех женских докторов, кого я знаю, самый спокойный, мозг всякой ерундой мне выносить точно не станете. Не хочется экстрима, хочется просто спокойно носить ребёнка. И к тому же Вы точно не станете ко мне клеиться… Платон Ильич, а Вы не могли бы поговорить с Любавиным? Люблю я его, заразу такую, а он скачет туда-сюда, как… стрекозёл, и всё ему хиханьки. Ну не смешно ведь уже – вот ребёночек намечается, надёжного мужика рядом хочется, а не… Фигаро тут, Фигаро там… – Я понимаю, и у меня к Вам встречное предложение, - я улыбнулся. – Я буду вести Вашу беременность и поговорю с Любавиным. Но при условии, что Вы тоже не будете пытаться клеиться ко мне – я женат. Вот Ваши направления на анализы. Где кабинет УЗИ, помните? У нас новый УЗИст, его зовут Архимед Васильевич. Он напишет врачебное заключение по результатам обследования и передаст мне. А с Вами мы увидимся через неделю. До свидания. - До свидания, - сказала Любавина и вышла… Архимед. У меня зазвонил телефон. - Архимед, привет, - услышал я голос Платона. – К тебе сейчас причалит завоблздравом, фамилия – Любавина, она беременная, акушерский срок - шесть недель, обследуй, пожалуйста, и заключение мне. Лады? - Лады, - согласился я. – Платон, а сам не хочешь прийти посмотреть? - Не хочу, - отказался Платон. – Когда-то она работала здесь и пыталась подбивать ко мне клинья, но ей это не удалось. Ты сам знаешь, как ты будешь её обследовать. Хватит с неё и того, что я осмотрел её на кресле. А то ещё решит, что я сплю и вижу, как бы на неё попялиться в не самых приличных местах. Это жена нашего Любавина. Но сейчас они второй раз в разводе. - Понял, - расхохотался я. – обслужу дамочку по высшему разряду. - Валяй, - сказал Платон и отключился. Платон. - …Мария, у Вас акушерский срок двадцать девять недель, и на этом сроке у Вас не очень хорошие результаты анализов, - сказал я жене Думанского. – Вам необходимо лечь в стационар, немного подлечим Вас и, надеюсь, всё будет хорошо. Вот Вам направление на госпитализацию. - Хорошо, доктор, я лягу, - кивнула Думанская. – Я только пойду скажу мужу… Альберт Александрович. - Елизавета Юрьевна, Платон Ильич считает, что моей жене нужно лечение в стационаре, можно ли предоставить ей ВИП-палату? - спросил я. Филатова почему-то села не в своё кресло начмеда, а напротив моей жены. Я смотрел на Филатову и думал. На пятиминутке она сказала, что у неё шестнадцать недель беременности. Но живот у неё, по-моему, больше, чем обычно бывает на этом сроке. Многоводие?.. Скажу-ка я об этом при первом же случае Земцову… Платон. - Катя, как Вы себя чувствуете? – спросил я во время приёма у жены Архимеда. - Хорошо, но появились какие-то странные ощущения, - ответила она. – Как будто что-то или кто-то стучит изнутри. - Это у Вас плод шевелится, - улыбнулся я. – Во время первой беременности женщины обычно начинают чувствовать шевеления на восемнадцатой - двадцатой неделе. Катя, прилягте на кушетку, я послушаю сердцебиение плода. …Я слушал сердцебиение и подсчитывал частоту сердцебиения. Ну что ж, отчётливо слышно, частота сердцебиения для такого срока в пределах нормы. Я вслушался ещё раз… Пожалуй, при первом удобном случае скажу Архимеду о том, что я услышал… …После окончания приёма Катя Иоанниди вышла из моего кабинета… …Я встал и задумался. Как же мне поговорить с Любавиным?.. …Зазвонил мой мобильный телефон... Лиза. После ухода Думанского с женой я снова подумала о том, что мне надо поговорить с Платоном. И в этот самый момент… …Я прислушалась к себе. Несколько осторожных толчков с одной стороны, потом – с другой. Я позвонила Платону. - Платон Ильич, спасибо за телеграмму, - сказала я. - Елизавета Юрьевна, за какую телеграмму? - поинтересовался Платон. – Я ничего Вам не посылал. - Ну как же не посылали? – засмеялась я. – Отличная телеграмма. Даже в двух экземплярах. Доставили из моего живота. - А… - Платон хихикнул. – Что пишут? - Пишут: «Привет от папы», - я рассмеялась. – Доктор Земцов, если Вы уже закончили приём пациенток, зайдите, пожалуйста, ко мне. - Сейчас приду, - сказал муж… …- Ну что ж, садитесь, Драчун Ильич, - пошутила я, когда Платон пришёл. Он сел. - Песочить будете, товарищ начмед? – спросил Платон. - Не буду, Платоша, - я встала со своего места и подошла к нему. – Ты умный человек и сам всё понимаешь. Скажи мне, вот зачем ты утром дал ординатору по шее? - Эрих Мария Ремарк сказал: «В любви все ведут себя, как гимназисты», - отшутился Платон. - Ты лучше подумай, что будет, если парень нажалуется на тебя в облздрав, - предложила я. – Сюда примчится Савина… точней, Любавина… и на твою голову посыплются громы и молнии. - Как там было у Леонида Филатова? «Сознаю свою вину - меру степень, глубину», - Платон встал. - Не переживай, Лизонька, ничего не будет. - Как ничего? - А вот так, - спокойно сказал муж. – С Денисом ситуацию мы уже утрясли, он понял, за что я его треснул. Сказал, жаловаться он никуда не намерен. А Любавина сегодня здесь уже была. Жив-здоров, как видишь. - Была? – удивилась я. – Странно, ко мне она не заходила. - Она заходила ко мне, – сказал муж. - Зачем? - Лизонька, ну сама подумай, зачем вы, женщины, ходите на приём к врачу-гинекологу? – Платон улыбнулся. - И что у неё? – полюбопытствовала я. - У неё поперёк, - хихикнул муж. - Что поперёк? – удивилась я. - То самое место, - Платон с трудом сдерживал смех. – Ну ваше, женское. - Что, правда поперёк? – я вытаращила глаза. - Конечно же, нет, - в карих глазах Платона плясали весёлые искорки. – Обычно я не обсуждаю диагнозы пациенток с другими людьми. Но тебе скажу – Любавина беременна, у неё шесть недель. - Ты осматривал её на кресле? – спросила я. - Конечно. - И на УЗИ с ней ходил? – допытывалась я. – Сам знаешь, как Архимед смотрит на таком сроке… Насмотрелся, поди? Опять ночью умотаешь в ванную комнату? …Платон расхохотался. - Что смешного? – возмутилась я. – Вот я тебе… - Ревнуешь? – смеясь, спросил муж. – Товарищ начмед, докладываю: на кресле Любавину смотрел, без этого никак нельзя. На УЗИ с ней к Архимеду не ходил – Архимед сам обследовал, там ещё смотреть особо не на что: слишком маленький срок. Лиз, не нервничай понапрасну. Другие женщины меня не интересуют, я неровно дышу только на тебя. Кстати, у тебя сегодня очередной приём и очередное УЗИ. Давай-ка, Лизонька, пей воду и через полчасика или часик потихоньку булькай в направлении второй смотровой. Только осторожно, смотри не расплескай. - Платон, прекрати, - я хихикнула. Ну вот что с ним делать? Платон осторожно погладил меня по животу и вышел. Я сняла халат, подошла к столу и выпила два стакана воды… Платон. Прошло примерно полчаса, в течение которых, листая справочник по акушерству, я успел освежить в памяти биомеханизм родов в головном и тазовом предлежаниях и даже немного поразвлекаться со своим мячиком. Затем я позвонил Лизе. Лиза. Зазвонил мой мобильный телефон. - Лиз, ты где? – поинтересовался Платон. – Воду пила? - Пила, - ответила я. - Тогда давай потихонечку ко мне в смотровую, - сказал муж. - Или ты предпочитаешь сначала на УЗИ? - Если Архимед не занят, то лучше бы сначала на УЗИ, - попросила я. – А то мало ли что, обследование длится не одну минуту, чего доброго, ещё конфуз может случиться, неудобно будет. - Понял, - засмеялся Платон. – Сейчас провентилирую этот вопрос и перезвоню… …Через одну или две минуты Платон перезвонил. - Архимед ждёт нас, - сказал он. - Иду, - ответила я. Архимед. - Привет, малышастики, - в шутку сказал я, начав обследование.- А вы хорошо подросли… …- Все параметры обоих плодов соответствуют сроку беременности, количество околоплодных вод в норме, никаких патологических состояний я не увидел, - произнёс я минут через двадцать. …- Долго ещё? – спросила Филатова. - Ещё минут пять, - ответил я. – А что? - Просто пИсать очень хочется, – хихикнула начмед. - Давай, Архимед, закругляйся, - улыбнулся Платон. – Не смущай даму... …- Платон, у вас было ЭКО? - поинтересовался я, когда Филатова вытерла гель с живота и вышла в туалет. - А у вас? – ответил он вопросом на вопрос. - Мы сами с усами, - пошутил я. - Ну и мы сами с усами, - прозвучало в ответ - Однако… - хмыкнул я. – Отжигаешь, Платон! Как это тебя так угораздило – состряпать сразу двух деток? - Я как пёс из анекдота, - сказал Платон. - Из какого? - Сидит мужик на берегу, рыбачит, - рассказал Земцов, - выныривает из воды корова и говорит: «Слышь, мужик, дай закурить!» Мужик отвечает: «Не курю!», - корова снова ныряет в воду. Мужик, вытаращив глаза, смотрит на свою собаку. Пёс говорит: «А что я? Что ты на меня так смотришь? Я сам обалдел!» …Я рассмеялся… …Я распечатал «картинку». Платон взял распечатку, посмотрел и ласково коснулся пальцем изображения. - Платон, ты чего? - Ничего, - улыбнулся он. – Это же мои малыши… - …Платон, давай в воскресенье вместе отдохнём с жёнами – погуляем, позагораем немного, - предложил я, составляя врачебное заключение по итогам ультразвукового обследования. - Архимед, у нас с Лизой трое детей, - ответил Земцов. – И у меня с воскресенья на понедельник ночное дежурство. - Не вопрос, - я улыбнулся. – Дети нам не помешают. И раз тебе в воскресенье в ночь, погулять можно с утра. Замётано? - Замётано, - Платон кивнул. – Дай пять… Платон. - Дай пять, - сказал я. Мы с Архимедом хлопнули друг друга по раскрытой ладони. - У моей Кати с беременностью всё в порядке? - спросил он. - Архимед, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся, - пошутил я. – На сегодняшний день всё нормально, надеюсь, так оно будет и в дальнейшем. А ещё… Я сегодня слушал сердцебиение плода… - И что? – поинтересовался Архимед. - Сын у тебя будет, - я улыбнулся. - Иди ты… - саркастически заметил Иоанниди. - Не пойду, - засмеялся я. – Дело твоё. Не веришь мне – во время очередного УЗИ сам посмотри, какого пола плод. - Так я и сделаю… …Вернулась Лиза. - Лиз, Архимед предлагает погулять семьями в воскресенье, ты как? – поинтересовался я. - А кто пойдет? – спросила Лиза. - Если будет очень много людей, то не хотелось бы. - Мы с тобой с детьми и Архимед с женой, - ответил я. - Минуточку, - заметил Архимед. – Не только Архимед с женой. Мы будем втроём. - Архимед и его жена ждут ребёнка, - сказал я Лизе. – В общем, только две наших семьи, больше никого не будет. - Отличная идея, Архимед, - обрадовалась Лиза. – Заодно и с твоей женой познакомлюсь. Как её зовут? - Катя, - Иоанниди улыбался. – Вот врачебное заключение по вашему УЗИ. Насчёт прогулки в воскресенье можем договориться позже… …И вот мы с Лизой в моей смотровой. - Давление нормальное, - сказал я. – Прибавка массы тела тоже. Лиза, приляг на кушетку, я тебя осмотрю. - Почему бы и не прилечь? – хихикнула жена и легла. – Знаете, доктор, по-моему, я беременна. - Да что Вы говорите?! - я подыграл Лизе. – Ни за что не поверю, пока сам не увижу. - Вот смотрите, доктор, - Лиза обнажила уже слегка округлившийся живот. – И, по-моему, там уже кто-то толкается. Вот тут и тут. - Сейчас проверим, - я осторожно пропальпировал живот жены, потом сделал положенные измерения. – Думаю, Вы не ошиблись, у Вас там действительно кто-то есть, и вдвоём толкаются вот тут и тут. - Вдвоём? – Лиза изобразила крайнюю степень удивления. – Доктор, Вы хотите сказать, что у меня там двойня? - Именно так, - я кивнул. Мы с Лизой переглянулись и засмеялись… - …Как ты себя чувствуешь, - спросил я после осмотра, - что-нибудь беспокоит? - В целом – отлично, - сказала жена. – Но кое-что беспокоит… Мне сейчас постоянно хочется молока или чего-нибудь кисломолочного. - Ну и пей, сколько хочется, - улыбнулся я, - нашим малышам нужен кальций. - А ещё… - Лиза немного смутилась. - Платоша, ты только не смейся… Понимаешь, мне сейчас очень часто хочется… - Чего? - Ну хочется… - жена подмигнула мне. – Ну… мясо по-французски… с монгольскими приправами, понимаешь? Только не смейся надо мной, ладно? - Я и не собирался смеяться, - мне было весело, но я старался сохранять серьёзность. – Во время беременности усиливается кровоснабжение органов малого таза, отсюда и такие хотелки. Думаю, для хорошего самочувствия в этой ситуации необходимо лечение. Я сейчас выпишу рецепт… …Я так и сделал. Но не на рецептурном бланке, а на обычном листочке бумаги, без штампа больницы и без моей личной печати… - Вот, - я протянул Лизе «рецепт» и не смог удержаться от улыбки. Прочитав то, что я написал, Лиза расхохоталась. - Взять Платона Земцова, раздеть донага, принимать в чистом виде в домашних условиях по мере необходимости, - смеясь, прочитала Лиза. - Доктор, дженерики исключаются? - Дженериков данного лекарственного средства не существует, - пошутил я. – Только оригинальное русское лекарство. - Русское лекарство… - Лиза на несколько секунд задумалась, а потом хихикнула. – Доктор, я поняла. Буду лечиться Русским лекарством. - Только, пожалуйста, дома и без фанатизма, - я улыбнулся жене, а затем выписал ей направления на анализы для следующего приёма… …У Лизы зазвонил мобильный телефон… - …Хорошо, Лев Борисович, проводите их в мой кабинет, - сказала Лиза, отвечая на звонок. – я сейчас подойду… …Жена послала мне воздушный поцелуй и вышла. Я навёл порядок на своём рабочем столе и решил пойти в ординаторскую попить чая. Зазвонил мой телефон. - Платон Ильич, - услышал я голос Максима Заболотина. – Вы не очень заняты? - Свободен, - ответил я. - Если Вам не трудно, подойдите, пожалуйста, в ординаторскую, устроим небольшой консилиум, - попросил Заболотин. - Не трудно, сейчас приду. – ответил я. Архимед. Мне позвонил Максим Викторович Заболотин и попросил прийти в ординаторскую, на небольшой консилиум. Войдя в ординаторскую, я увидел там Заболотина, Думанского и Земцова. Заболотин читал какую-то книгу, Думанский – медицинский журнал. Платон сидел в кресле, по-восточному поджав ноги, и держал на бёдрах ноутбук. Судя по всему, Платон искал какую-то информацию в интернете. Все трое пили чай. - Хотите чаю, Архимед Васильевич? - предложил мне Думанский. Я согласился, взял из рук Думанского кружку с чаем и уселся на стул у стола. - Эврика! – сказал вдруг Платон. - Вообще-то Архимед - я, и это мне полагается говорить: «Эврика!», - улыбнулся я. - И в чём мама родила бежать через весь город? – засмеялся Платон. – Да, я не Архимед, но здесь и не баня в Сиракузах. Я нашёл в интернете информацию, которую искал, поэтому и сказал: «Эврика!» - Платон Ильич, - вдруг задумчиво и невпопад сказал Думанский, - Вы бы не ставили ноутбук на область половых органов. Перегреете себе яички – оплодотворяющая способность сперматозоидов снизится. Ответом Думанскому стал хохот Заболотина и Земцова. - Альберт Александрович, насколько я могу видеть с того места, где сижу, Платон Ильич сидит в такой позе, что между его причинным местом и ноутбуком вполне может пролететь воробей, - со смехом сказал Максим Викторович, - а значит риск перегревания минимален. - А я вообще не вижу тут проблемы, - пошутил я. – Трое детишек у Платона Ильича уже есть, и в придачу к этому он уже участвует в проекте по улучшению демографической ситуации в нашем регионе. При таких вводных он может совсем не париться по поводу риска кое-что себе перегреть. Платон хихикнул и показал мне жест с поднятым большим пальцем. - Не понял, что за демографический проект, в котором участвует Платон Ильич? – поинтересовался Думанский. - Альберт Александрович, ну Вы же сами сегодня всё слышали на пятиминутке – улыбнулся я. – У нашего начмеда шестнадцать недель беременности. Насколько я понимаю, Платон Ильич имеет к данному медицинскому факту самое непосредственное отношение. Земцов улыбнулся, а затем показал мне кулак. Поняв недвусмысленный жест друга, я предпочёл дальше на эту тему не распространяться. - Коллеги, трепаться и шутить, конечно, приятно, но давайте перейдём к делу, - сказал я. - По какому поводу консилиум? - У моей пациентки редкая гинекологическая патология, - сказал Альберт Александрович и описал суть проблемы. - Да… Патология действительно редкая, - хмыкнул Заболотин. – В моей практике такое не встречалось. - В моей тоже, несмотря на мой опыт работы в Германии, - добавил Думанский. – Консервативное лечение в данном случае бесполезно. Пациентку нужно лечить оперативным путём. Но не соображу, что в данном случае целесообразнее – полостная операция с доступом изнутри матки или операция вагинальным доступом. - О какой пациентке идёт речь? – уточнил я. - О Красновой, - ответил Думанский. Краснову я обследовал. Поэтому мне сразу стало понятно, о какой патологии у пациентки идёт речь. - Случай сложный, но не неизлечимый, - сказал я. – Хотя полостную операцию двадцатилетней пациентке с такой патологией я бы делать не стал – останется рубец в нижнем сегменте матки, и неизвестно, как рубец себя поведёт в дальнейшем. - А я склоняюсь к полостной операции, - сказал Заболотин. - Однако есть одна сложность – мы с Альбертом Александровичем такую операцию, которая необходима Красновой, никогда не делали. Ни полостную, ни вагинальным доступом. По этой причине исход операции для нас труднопредсказуем. И в такой ситуации я считаю, что мы должны вообще отказаться от проведения операции. Но иметь детей пациентка не сможет. - Максим Викторович, я не согласен, - возразил Платон. – Пациентке двадцать лет, и наш долг дать ей шанс стать матерью. Проблема у Красновой решаемая. В моей практике у пациентки в Монголии был похожий случай. Я оперировал вагинальным доступом. Насколько мне известно, впоследствии пациентка забеременела и благополучно выносила и родила ребёнка. Возможность материнства после полостной операции у Красновой - под очень большим вопросом. - Платон Ильич, лучшая операция – та, которая не состоялась, - сказал Заболотин. - Не в этом случае, - ответил Платон. - Альберт Александрович, я правильно расслышал, Краснова – Ваша пациентка? - Моя. - Вы обсуждали с пациенткой вопрос, хочет ли она иметь детей? - Обсуждал, - ответил Думанский, - да, хочет. - Это решающий аргумент для принятия решения в пользу пациентки, - сказал Земцов, - готовьте Краснову к операции, можно на понедельник. Я буду оперировать. - Я против, - заявил Заболотин. – У меня и у Альберта Александровича нет практического опыта проведения таких операций. Патология у пациентки не жизнеугрожающая, с ней вполне можно жить, хотя и без детей. - Мнение пациентки Вас не интересует? – возмутился Земцов. - Решения как заведующий гинекологическим отделением принимаю я, - возразил Заболотин. - А я настаиваю на проведении операции, - спокойно заметил Земцов. - Максим Викторович, я Вас очень прошу – пожалуйста, побольше думайте об интересах пациенток и поменьше - о своём статусе завотделением. - Отчего бы это? – саркастически произнёс Заболотин. – Платон Ильич, вообще-то я действительно завотделением и, между прочим, я кандидат медицинских наук. А Вы до сих пор обычный ординатор. - Максим Викторович, Вы хотите сказать, что у меня не хватило бы ума написать и защитить кандидатскую диссертацию? – Платон усмехнулся. – Вынужден Вас огорчить: хватило бы. Смог бы и написать и защитить диссертацию, если бы захотел. Но я – не хочу. Я врач-практик, Максим Викторович. Я хочу лечить пациенток и помогать им рожать детей. И если я когда-нибудь что-нибудь напишу, это будет предназначено для практического применения такими же простыми ординаторами. А писать научные работы ради учёной степени – этого я не хочу. - Платон Ильич, Вы можете внятно объяснить мне, почему завотделением и кандидат наук должен считаться с мнением простого ординатора? - вспыхнул Заболотин. - Потому что профессионального опыта у меня ничуть не меньше Вашего, а кое в чём и побольше, - спокойно ответил Платон. - И уже были случаи, когда Вы не вляпались бы в неприятности, если бы дали себе труд на минуту забыть о своей учёной степени и должности завотделением, и прислушались бы к моему мнению. Мне не хотелось напоминать Вам, например, о пациентке Тихомировой, но я вынужден это сделать. Вы тогда настояли на своём, хотя прав был я. Чем кончилось, Вы знаете. Поэтому очень Вас прошу – давайте не будем мериться пиписьками, как первоклашки. Давайте примем решение как взрослые люди. Учитывая в первую очередь не собственное спокойствие, а интересы пациентки. - Кто старое помянет, тому глаз вон, - произнёс Максим Викторович. - А кто забудет – тому два, - ответил Платон. - Коллеги, хватит бодаться! - сказал Думанский. – Краснова – моя пациентка, поэтому сейчас сделаем так, как скажу я. Платон Ильич, что Вы нашли в интернете? - Вот смотрите, Альберт Александрович, - Платон повернул ноутбук к Думанскому. Тот подошёл к креслу, на котором сидел Земцов, и, опершись на спинку кресла, погрузился в чтение. - Пролистните дальше, Платон Ильич, - попросил Думанский через какое-то время, - ещё… Ещё… Ещё… - Дочитали? – чуть позже осведомился Платон. - Да, дочитал, - Думанский кивнул. – Ну что, коллеги, суть мне ясна. Операцией наилучшего выбора у данной пациентки может быть операция вагинальным доступом. Идёмте к начмеду и в присутствии пациентки примем решение. - Браво, Альберт Александрович, - мне впервые захотелось зааплодировать Думанскому… …- Елена Ивановна, - спросила у Красновой начмед, - Вы хотите в будущем иметь детей? - Да, - кивнула та. – И если для этого нужна операция и её можно сделать, я согласна... - …Мне всё ясно, - сказала Филатова после того, как пациентка ушла. – Максим Викторович, вопрос закрыт. Доктора Думанский, Земцов и Иоанниди за проведение операции, против – только Вы. Коллеги, готовьте пациентку к операции. Хотя Краснова - пациентка доктора Думанского, практический опыт проведения наиболее целесообразной в этом случае операции из вас четверых есть только у доктора Земцова. Потому оперировать пациентку будет он. - Ну конечно, рука руку моет, для жены муж всегда прав, - проворчал Заболотин. - Максим Викторович, не говорите вздор! – возмутилась Филатова. – Доктор Земцов в данной ситуации прав не потому, что он мой муж. А просто потому, что он прав. Так же прав, как и доктора Думанский и Иоанниди. Пациентка хочет стать матерью, и операция даст ей такой шанс. Операция в понедельник. - А что делать мне? – поинтересовался Заболотин. - Снимать штаны и бегать, - пошутил я. Все, кроме Заболотина, расхохотались. - Это по части Вашего древнегреческого тёзки, Архимед Васильевич, - фыркнул завгинекологией. – А я такими глупостями не занимаюсь! - Зато Вы занимаетесь другими глупостями, - спокойно ответила ему Филатова. - Видите, что лично Вы не можете помочь пациентке - спокойно дайте возможность сделать это тем, кто может и хочет. Объясните, пожалуйста, с какой стати отнимать у пациентки шанс в будущем стать матерью только потому, что Вы никогда не делали необходимую ей операцию? - Я не могу мгновенно ответить на этот вопрос, Елизавета Юрьевна, - сказал Заболотин. – Мне нужно немного подумать. - Ну что ж, думайте, только не очень долго, а мы подождём. Максим Викторович задумался. - Пожалуй, Вы правы, Елизавета Юрьевна, - сказал он через несколько минут. – Хорошо, если Вы считаете, что у пациентки есть шанс, пусть Платон Ильич в понедельник оперирует Краснову. - Замечательно, - Филатова улыбнулась. - Максим Викторович, я не понимаю, какая муха Вас сегодня укусила? Отчего Вы такой взвинченный? - Не муха… - смутился Заболотин. – Нарыв на мягком месте. Очень неприятные ощущения, просто невозможно нормально соображать. - Понимаю, - вздохнул Платон, - когда где-то болит, очень трудно сохранять самообладание. Плавали, знаем. Я посмотрел на Земцова и перехватил взгляд, каким смотрела на него начмед. Трудно было сказать, чего было больше в её взгляде – уважения, восхищения или той ни с чем не сравнимой нежности, с которой любящие жёны смотрят на своих мужей. Но я понял – она знает, о чём говорит Платон, знает, как много было боли, и как сильно Платону нужно было избавление от той боли. И я словно увидел это – Платон без сознания лежит на полу, а встревоженная Филатова сидит рядом с ним на коленях… - …То не беспокоит, то аж искры из глаз, - сказал Заболотин. – Я прямо не знаю, что делать… - Архимед Васильевич уже подсказал Вам, что делать, - улыбнулась начмед. – Снимать штаны и бегать. Например, в хирургическом отделении больницы. - Зачем такой ерундой беспокоить коллег в хирургии? – спросил Платон. – Для такой мелочи, как хирургическая манипуляция с нарывом на пятой точке, достаточно и нашей малой операционной. Или вовсе перевязочной в «грязной» части гинекологического отделения. Всей работы мне максимум на десять минут. - Платон Ильич, Вы умеете? - спросил Заболотин у Земцова. – Умею, - Платон улыбнулся. – В Монголии и не таким приходилось заниматься. Чем угодно – от банальных соплей до сложных операций. Елизавета Юрьевна, прошу нас извинить, мы пойдём. Надо спасать этого бедолагу. Экстренный случай... - Как говорил в Германии один мой очень юный русскоязычный знакомый, - пошутил Думанский, - с Максимом Викторовичем приключился полный дирижопль… Земцов сдержанно улыбнулся. Филатова рассмеялась. Платон. Я, Заболотин и Думанский пришли в гинекологию. Медсестре, работавшей в нужном нам кабинете, Заболотин предложил сходить в кафешку перекусить, чему девушка очень обрадовалась, через несколько секунд её в помещении не было. - Ну что, Максим Викторович, снимайте халат и штаны, - сказал я. Заболотин был смущён, но вынужден был подчиниться. Взглянув на фурункул на ягодице завгинекологией, я присвистнул. Зрелище было впечатляющее и для слабонервной публики не предназначенное. Но в то же самое время – всё отлично: фурункул зрелый, можно заняться его ликвидацией прямо сейчас. - Максим Викторович, ложитесь на кушетку на живот, - попросил я, обработал руки и надел перчатки. То же самое сделал и Альберт Александрович. - Платон Ильич, Вы точно умеете управляться с фурункулами? – спросил он. - Умею, - ответил я. – Приходилось. - Тогда командуйте, что делать, - сказал Думанский. - Обработайте антисептиком пострадавшее полупопие Максима Викторовича, - пошутил я, - и сделайте ему местную анестезию. Думанский кивнул и быстро сделал то, о чём я его просил. - Скальпель, - потребовал я… - Салфетку… - Платон Ильич, - спросил Думанский, пока я разбирался с фурункулом Заболотина, - а где приходилось-то? - В Монголии, - ответил я, - там бывает так: в труднодоступной местности на всю округу один врач, к которому идут больные с чем попало. Бывало так и со мной, и никого не волновало, что я не терапевт и не хирург, а акушер-гинеколог. Воленс-ноленс приходилось помогать пациентам. Случалось и до Монголии – работать я начинал в районной больнице, там тоже бывало всякое… - Платон Ильич, а когда Вы впервые принимали роды? – спросил Заболотин. – Я первый раз принимал, будучи интерном. - А я уже после интернатуры, - сказал Думанский. – Платон Ильич, наверное, и Вы так же? - Нет, в четырнадцать лет, - не согласился я, – зашёл после школы к беременной соседке что-то спросить, а она вдруг начала рожать. Стремительные роды. Куда деваться – пришлось принимать ребёнка. На моё счастье, мальчонка был доношенный и в головном предлежании, а у соседки были хоть и стремительные роды, но без осложнений. - Платон Ильич, а откуда Вы знали, что и как делать? – поинтересовался Заболотин. - Я лет с десяти это знал, отец у меня акушер, так я ещё мальчишкой перечитал всё, что у отца было по акушерству, - вспомнил я. – Отец мне за такое не подходящее по возрасту чтение сначала надрал уши. А толку-то – я тем же вечером стянул у него с книжной полки ещё одну книгу по акушерству. Потом, когда отец понял, что ругать меня бесполезно, он мне даже сам книжки подсовывал. - Забавно, - заметил Альберт Александрович. – Как в басне Крылова - а Васька слушает да ест… - …Всё, Максим Викторович, жить будете, - дурачился я, обрабатывая рану, накладывая на неё стерильную салфетку с мазью и фиксируя салфетку лейкопластырем. – Видите, иногда и мы, простые ординаторы, на что-нибудь кандидатам медицинских наук сгодиться можем. Великодушно извините, зауряд-врачишка без учёной степени осмелился посягнуть на многоуважаемое учёное седалище. Мы люди тёмные, диссертациев не писали. Но кое-что ручками делать умеем. Думанский прыснул, Заболотин смутился. - Спасибо, Платон Ильич, – наконец сказал он. – И то верно, Вы умеете, а мне подобным заниматься не случалось. - Вот и не выпендривайтесь передо мной, пожалуйста, - я не смог больше сдерживать смех. – Диссертации, учёные звания и должности в нашей профессии не главное. Кстати, что это Вы тут разлеглись, Максим Викторович? Можете вставать, только осторожно. До завтра салфетку не трогать, завтра наложить свежую мазь. - Убедили, Платон Ильич, - сказал Заболотин. Он встал и оделся. Я снял перчатки, вымыл руки и написал на листе бумаги, чем и как часто обрабатывать рану. - Счастливо оставаться, коллеги, - сказал я и испарился из гинекологического отделения. Я прошёл в свою смотровую, забрал оттуда свою планшетку и оставил её в ординаторской. Решив сначала заглянуть в больничную кафешку, а затем вернуться и немного поработать в ординаторской за ноутбуком, я спустился на первый этаж. Меня окликнула медсестра с ресепшена. - Платон Ильич, пляшите, - пошутила она. – Вам письмо из Монголии. - Ксюша, я в танцах не силён, так что давайте обойдёмся без них, - отказался я. Медсестра отдала мне письмо. Я взглянул на конверт. Монголия, Улан-Батор, отправители – Энэнэр и Солонго Жаргал. Я распечатал письмо, заглянул внутрь и улыбнулся. Лиза. Я работала в своём кабинете. Почувствовав, что немного проголодалась, я решила спуститься в кафе и перекусить. Но я не успела это сделать. В кабинет вошёл Платон, и на столе передо мной оказалась небольшая бутылка молока, мешочек с моим любимым овсяным печеньем и яблоко. - Перерыв, товарищ начмед, - весело сказал муж. - Платон, ты шаман? – улыбнулась я. – Как ты догадался? - Интуиция, - ответил Платон. – По-моему, тебе пора хомячить. Мы с мужем засмеялись – мы оба знаем весёлую детскую песенку про хомяков, которую очень любят наши дети. Слова Платона означали, что мне пора поесть. - Платон Ильич, позвольте полюбопытствовать, - хихикнула я, - Вы мыли руки после манипуляций с некоторой частью тела заведующего гинекологическим отделением? Или сразу с корабля на бал? - Обижаете, товарищ начмед, - улыбнулся Платон. – Во-первых, я работал в перчатках, во-вторых, после этого вымыл руки с мылом. Яблоко, кстати, тоже мытое. - Похвально, Платон Ильич, похвально, - веселилась я. - Елизавета Юрьевна, уговор – хомячить… - Платон произнёс начало нашей семейной шутки. - …но не свинячить, - смеясь, договорила я. – Платон Ильич, а поцеловать? - Я с голодными не целуюсь, - отшутился Платон. – Лиз, смотри, что мне прислали из Монголии. Я посмотрела на фотографию маленькой девочки и узнала эту малышку. - А, это наш Яблоневый цветочек, - я улыбнулась. – Всё забываю, как её зовут по-монгольски. - Её зовут Алимцэцэг, - сказал Платон, - ладно, Лиз, ты поешь, а я пойду немного поработаю в ординаторской. - Доктор Земцов, ну всё-таки как насчёт поцеловать? – в шутку поинтересовалась я. - Дома, товарищ начмед, дома, - пообещал Платон, подмигнул мне и вышел. Ликвидируя принесённые Платоном запасы съестного, я видела, как он вошёл в ординаторскую, сел за стол, включил ноутбук и занялся работой. Через некоторое время в ординаторскую зашёл Вадим Любавин. Вадим Родионович. Я вошёл в ординаторскую. Там у стола за ноутбуком сидел Земцов. Мне захотелось немного пошутить с ним. - И всё-то Вы в трудах, Платон Ильич, всё в трудах, аки пчела, - сказал я, налил в свою кружку воды из графина и уселся в кресло. - А Вы, Вадим Родионович, всё прыг да прыг, да чик-чирик… грезите о любви и водевильчики пописываете? - в тон мне иронически осведомился Земцов. - Грежу и пописываю, Платон Ильич, - улыбнулся я, залпом выпил воду и поставил кружку на стол. - И как успехи, коллега? – спросил Земцов. - Да как-то, знаете ли, не пишется теперь, - пошутил я. – Творческий кризис. Сам не знаю, отчего-с. - А я знаю-с, - подыграл мне Земцов. - Не соблаговолите ли объяснить, коллега? - Охотно объясню, - Земцов улыбнулся, и на мгновение мне показалось, что в этой улыбке скрывается какой-то подвох. - Но прежде… Скажите, коллега, как у Вас с воображением? - Не жалуюсь, - сказал я. - Превосходно, - усмехнулся Земцов. – Тогда вообразите себе, что здесь не ординаторская, а дом, в котором тепло и уютно. Какую температуру предпочитаете, Вадим Родионович? - Двадцать два - двадцать пять градусов, - я не понимал, куда клонит Земцов. А он, видимо, шутки ради, встал и смешно изобразил кота, который, встав на задние лапы, точит когти об стеллаж с папками. А затем так же смешно сделал вид, что чешет лапой шею и вылизывает лапу. - Допустим, - кивнул он. – А там, за дверью, не коридор, а зима и мороз. Суровый такой мороз, ядрёный. Градусов этак… - Минус пятьдесят, - сказал я. - Чудесно. Здесь – плюс двадцать пять градусов, там – минус пятьдесят. А теперь, коллега, если Вас не затруднит, несколько раз подряд выйдите из ординаторской в коридор и войдите снова. Я всё ещё не мог сообразить, что за игру предложил мне Земцов, но она меня заинтересовала. Я сделал то, о чём просил Земцов. Каждый раз, когда я входил и выходил, он поёживался, как будто ему холодно. - Стоп, - сказал Платон Ильич. – Стойте, где стоите, на пороге. Что происходит с дверью? - Она открыта. - А с температурой? Напоминаю, в доме плюс двадцать пять, а за дверью минус пятьдесят. Оттого что Вы туда вышли, там теплее не стало. А в доме? - А в доме… стало холодно? – предположил я. – Вы поёживаетесь, показывая мне, что от моих упражнений с дверью Вы мёрзнете, Вам холодно? - Вот именно, очень холодно, - Земцов кивнул. – Вадим Родионович, войдите, закройте дверь и скажите, Вам самому-то где приятнее находиться – в тепле или, простите, на морозе сопли выгуливать? - В тепле приятнее, - я улыбнулся. – Особенно если в доме будет ещё и хорошенькая женщина. - Так какого же тогда х… - Земцов осёкся, - простите, какого овоща… Вы бегаете туда-сюда – то женитесь, то разводитесь, уже не первый раз с одной и той же женщиной? Если она Вам нафиг не нужна, какого… Вы спите с ней, и притом без презерватива? - Что??? – я офонарел от услышанного. - Марина Станиславовна беременна, - сказал Земцов. – Шесть недель. …Сам не знаю, что на меня нашло – я подскочил к Земцову и схватил его за грудки… - Это ты, мудак, её трахнул? – рявкнул я. - Сам ты мудак, - беззлобно огрызнулся Земцов. – Руки убрал, быстро! Я разжал руки. Земцов усмехнулся и сел на стул. - А что это Вы, Вадим Родионович, вдруг на ты перешли, хамите, за грудки хватаете? – осведомился он. – Ещё и свои грешки мне приписываете. Между прочим, Марина Ваша когда-то проявляла ко мне интерес, ещё до того, как Вы появились в нашей больнице. Недвусмысленный интерес. Скажу честно – я мог бы её, как Вы выразились… если бы захотел. Она этого точно хотела. Но она как женщина меня не интересует. Вообще. Когда она это поняла и появились Вы, она переключила своё внимание на Вас. А у меня с Мариной Станиславовной никогда ничего не было и не будет. - Извините, Платон Ильич, - смутился я и удобно устроился на кресле. – Я грешным делом подумал… - Вадим Родионович, попробуйте для разнообразия думать не грешным делом, а головой. - Платон Ильич, я не понял, что за наезды по поводу того, что я сплю с Мариной без презерватива? – возмутился я. – Молчали бы в тряпочку – это у Вас жена беременная, сегодня на пятиминутке это слышали все. Присунули жене без резинки, гордитесь этим, ещё и на меня наезжаете! Земцов расхохотался. - Платон Ильич, ну вот чего Вы ржёте, как защекоченный? – фыркнул я. - Вадим Родионович, я, как Вы изволили выразиться, без резинки присунул ОСОЗНАННО, понимая, что я делаю и зачем. Я знал, что моя жена хочет ребёнка, что она после незащищённой близости со мной забеременеет - и не предохранялся осознанно. О-СОЗ-НАН-НО, понимаете? И я не намерен разводиться с Лизой, сама мысль о разводе кажется мне дикостью – мы с женой любим друг друга, у нас растут дети, нам хорошо вместе, нам незачем разводиться. А что делали Вы, Вадим Родионович? - А что делал я? – до меня ещё не доходило, что не так и что не устраивает Земцова. - Вадим Родионович, - улыбнулся Земцов, - моя баушка в таких случаях говаривала: «Ну и тугосеря!» - Кто – тугосеря? – спросил я. – Вы хотите сказать, что у меня проблемы со стулом? Запор? - Со стулом у Вас проблем нет и быть не может, - хихикнул Земцов, - потому что Вы сидите на кресле. На стуле сижу я. И я не говорил, что у Вас запор. Я хочу сказать другое, Вадим Родионович. Вы сегодня на удивление туго соображаете. Напомню Вам вопрос. Вы дважды вступали в брак и разводились с одной и той же женщиной – что Вы делаете и зачем? Более того, месяц назад Вы были близки с Мариной Станиславовной и не предохранялись, и Ваша женщина забеременела. - Платон Ильич, что Вы несёте? – удивился я. - Вадим Родионович, я неясно выразился? – спросил Земцов. – Повторяю: месяц назад Вы были близки со своей Мариной и не предохранялись, хотя она просила вас об этом. Сейчас она беременна, акушерский срок – шесть недель. Она хотела бы родить ребёнка, но сомневается, потому что не уверена в Вас и в совместном с Вами будущем. Так же, как в своё время в Вас засомневалась Катя Реброва. - Реброва бортанула меня и вышла замуж за Дыбенко, - сказал я. - Вадим Родионович, Вы до сих пор не поняли, почему Катя выбрала не Вас, а Дыбенко? – спросил Земцов. - Я не задумывался об этом. - А следовало бы! – возмутился Земцов. – Реброва вышла за Дыбенко потому, что Дыбенко – взрослый мужик, хотя он и моложе Вас. С ним женщине и ребёнку надёжно, такой не оставит без защиты и заботы, не предаст, не будет по несколько раз жениться-разводиться, бегать по кабакам, волочиться одновременно за двумя женщинами и хихикать, что жизнь надо прожить так, чтобы больше не хотелось. Дыбенко мыслит и ведёт себя, как взрослый мужик. А Вы, Вадим Родионович, прошу меня извинить, до сих пор не повзрослели. Жизнь надо прожить не так, чтобы больше не хотелось. Жизнь надо прожить порядочно. Сейчас у Вас есть шанс – женщина, которая Вас любит, беременна от Вас. Одумайтесь уже, наконец. Хватит кобелировать. - Платон Ильич, Вам что, завидно? – хмыкнул я. – Кобелируйте и сами, если Вас так беспокоит этот вопрос. - Вы шутите, Вадим Родионович? – покачал головой Земцов. – У меня с женой трое детей, и скоро будет ещё двое. Если я вдруг поеду крышечкой и начну бегать налево, что будет с женщиной, которую я люблю, и с детьми? Выдержат ли они, их психика такое чудовищное свинство с моей стороны? Нет, Вадим Родионович, кобелировать я не стану. Чего и Вам желаю. Будьте мужиком, Вадим Родионович. Ваша Марина любит Вас, она беременна от Вас, она хочет родить ребёнка, но не уверена, насколько Вы надёжны. От Вас зависит, будет ли жить Ваш ребёнок. Если Вы струсите – через несколько дней ко мне придёт Марина Станиславовна, и я выпишу ей направление на аборт, а ещё через несколько дней в гинекологическом отделении Ваш ребёнок погибнет. Уверяю Вас, Марина Станиславовна Вам этого не простит. Или же Ваш ребёнок родится, но будет расти без отца – и этого Марина Станиславовна Вам тоже не простит. А лично я и в первом, и во втором случае перестану Вас уважать. Решать Вам - мужик Вы или маленький мальчик, не способный нести ответственность за свои действия. Думайте... …Земцов отвернулся от меня и занялся какой-то своей работой за ноутбуком. Я застыл в кресле, словно оплёванный. До моего сознания начали доходить слова Земцова. Он говорит о себе – не станет бегать по бабам, так как у него трое детей и скоро будет ещё двое?.. Двойня? К нам в центр репродуктологии они с Филатовой не обращались… Впрочем, у Льва Борисовича тоже двойня и тоже естественным путём... - Платон Ильич, когда Вы узнали о двойне? - спросил я. - На сроке семь недель, - очень спокойно ответил Земцов, не отрываясь от своей работы. – Сейчас – шестнадцать. Я задумался. Земцов сказал, что не предохранялся осознанно. Аборт по желанию женщины делают до двенадцати недель, Земцов и Филатова знают о двойне с семи. Двойня естественным способом – это всегда сюрприз. Узнали, ещё было время подумать и при желании прервать беременность. Прерывать не стали. Шестнадцать недель. И Земцов так спокойно об том говорит… Ему безразлично? Нет, не может быть – он дал подзатыльник ординатору, испугавшему Филатову и предупредил всех, что за любые глупые шутки с Филатовой придётся иметь дело с ним… Нет, ему не безразлично… Сегодня я краем глаза видел Земцова и Филатову выходящими из кабинета УЗИ. Они шли, держась за руки, шутили и смеялись. Только слепой не увидел бы, что они любят друг друга. Когда с беременностью что-то не так, люди обычно не смеются. Это значит, их дети живы и с ними всё в порядке… - Не о том думаете, Вадим Родионович, - негромко, с еле уловимой насмешкой в голосе сказал Земцов. …Я продолжал думать. …Кабинет УЗИ… Андрей Дыбенко… У меня был секс с Катей Ребровой. По срокам выходило - забеременела она от меня. Замуж Катя вышла за Андрея Дыбенко. Почему? Что она увидела в маленьком невзрачном Андрее? Что в нём есть такое, чего нет во мне? Земцов сказал, что Дыбенко ведёт себя как взрослый мужик… Катя забеременела от меня… Дыбенко взял её в жёны, зная о её беременности… Получается, он любит Катю, по-настоящему любит… А я? Как я повёл себя с Катей?.. Что-то во мне оттолкнуло её… Андрей взял её в жёны, зная о том, что у неё было со мной… Дыбенко уехал работать в район и увёз с собой Катю… Сейчас в кабинете УЗИ новый доктор, Архимед Васильевич Иоанниди… Я вспомнил, как Филатова представляла его нам в его первый рабочий день. Я ещё спросил тогда, почему у него греческое имя и русское отчество. Что он тогда ответил?.. Он сказал: «…Мама-гречанка влюбилась в какого-то Васю, чтоб его… Мама забеременела мной, а мой дражайший папенька, как узнал об этом – всё, прошла любовь, завяли помидоры. Быстренько свалил в закат, и поминай, как звали. Я его никогда не видел. Так и вышло, что имя и фамилия у меня от мамы, а отчество и вот… морда лица… батины». Что же получается?.. - Выходит, наш новый УЗИст – байстрюк и безотцовщина? – задумчиво спросил я. – А его матери, наверное, говорили, что она нагуляла ребёнка. - Наверное, - спокойно откликнулся Земцов. - Но их ли это вина, если женщине люди могли наговорить гадостей, а ребёнок мог слышать от людей о себе – байстрюк и безотцовщина? Почему они могли всё это услышать? Кого на самом деле стоит упрекать? …Твою ж мать, мысленно выругался я. Ведь всё так просто. Почему до сих пор мне это не приходило в голову? Мать Архимеда Иоанниди растила его одна, безотцовщиной, потому, что отец Архимеда бросил её беременной. Неужели и я так же?.. Марина беременна… Стоп! Откуда Земцов знает об этом? И почему я услышал об этом от него? Он высмеял моё предположение о его причастности к этому… - Платон Ильич, с чего Вы взяли, что Марина беременна? – спросил я. - Она приходила ко мне на приём, - ответил Земцов. – Позитивный экспресс-тест на беременность, задержка, тошнота, головокружения, при осмотре – присутствуют несколько диагностических признаков беременности, по УЗИ – визуализируется плодное яйцо с эмбрионом. Вы поняли, что это значит? Вы знали? - Не знал. - Марина Станиславовна пришла ко мне на приём, - рассказал Платон Ильич, - и после осмотра попросила меня вести её беременность и поговорить с Вами. - О чём? – спросил я. - О том, о чём мы сейчас с Вами говорим. - А конкретнее? - Извольте. Она сказала примерно следующее… Платон Ильич, а Вы не могли бы поговорить с Любавиным? Люблю я его, заразу такую, а он скачет туда-сюда, как… - …Стрекозёл? – спросил я, почему-то мне подумалось, что Марина могла употребить это слово. - Именно это она о Вас и сказала: скачет туда-сюда, как стрекозёл, – Земцов улыбнулся и продолжил, - и всё ему, то есть Вам, Вадим Родионович, хиханьки. Ей от Ваших шуточек уже не смешно – она ждёт ребёнка, и ей хочется, чтобы рядом с ней был надёжный мужчина, а не… Фигаро тут, Фигаро там… - Неужели Марина настолько нелестного мнения обо мне? - А Вы сделали хоть что-нибудь, что дало бы ей повод думать о Вас лучше, чем она думает сейчас? – спросил Земцов. - Нет. - Так сделайте! – голос Земцова стал требовательным. – От Вас зависит, будет ли жить Ваше дитя, и вырастет ли Ваш ребёнок в законном браке своих родителей. - Как-то это всё для меня неожиданно, - задумчиво сказал я. – Я слишком привык к тому, что «любовь должна быть вечною игрой». Так говорил Лопе де Вега. - Альберто Моравиа говорил другое: «Любовь – это игра, супружество – это работа», - усмехнулся Земцов. - Хосе Ортега-и-Гассет считал: «Любовь – это великое произведение искусства, таинство сопряжения душ и тел». А Эрих Мария Ремарк утверждал: «Без любви человек – не более чем покойник в отпуске». - Любовь - зубная боль в сердце, - возразил я. – Генрих Гейне. - Любовь – это стремление к бессмертию, - не согласился Земцов. – Платон. Не я. Древнегреческий философ. - Любовь – это неизвестно что, которое приходит неизвестно откуда и кончается неизвестно когда, - хмыкнул я. – Мадлен де Скюдери. - Любовь – это готовность стареть с другим человеком, - сказал Земцов. - Альбер Камю. - Любовь – не жалобный скрип далёкой скрипки, а торжествующий скрип кроватных пружин, - пошутил я. – Сидни Перлмен. - Вадим Родионович, так Вы уже наскрипели, - поддел меня Земцов. - Вы тоже, Платон Ильич, - я решил не оставаться в долгу. – Любовь – это болезнь, которая укладывает в постель сразу двоих. Роберт Лембке. - В постели ничего не стыдно, если это на благо любви. Габриэль Гарсиа Маркес. И в то же самое время… Когда мужчина касается рукою руки женщины, они оба касаются сердца вечности, - Земцов был задумчив. - Джебран Халиль Джебран. - Если двое любят друг друга, это не может кончиться счастливо, - произнёс я. - Эрнест Хемингуэй. - Бояться любви – значит бояться жизни, а тот, кто боится жизни, на три четверти мёртв, - отозвался Земцов. - Бертран Рассел. - Женщины как слоны - смотреть на них удовольствие, но свой слон мне не нужен, - попытался пошутить я, но почему-то шутка показалась мне самому не смешной. – Уильям Клод Филдс. Земцов засмеялся. - Что смешного? – не понял я. - Вадим Родионович, хотите большой и чистой любви? - Кто ж её не хочет? – улыбнулся я. – Конечно, хочу. - Так пойдите и вымойте слона, - хихикнул Земцов. – Это во-первых. Во-вторых, Вы не верите в то, что свой слон Вам не нужен. А в-третьих… - Что в-третьих? – поинтересовался я. - Не знаю, кто автор, - сказал Земцов. – Но послушайте… И он начал декламировать: - Чужая женщина — загадка для мужчины… Её так хочется… скорее разгадать… Ей всё к лицу, включая мелкие морщины. В ней всё прекрасно, ни прибавить, ни отнять… Чужая женщина подарит вам улыбку, А может просто равнодушный едкий взгляд… Но не расскажет о своих былых ошибках И не оставит вам своих координат… И вы опять её проводите при встрече Глазами полными печали и огня… Опять не ваш она собой украсит вечер… И вы прошепчете: «Она не для меня…» Чужая женщина - вулкан, что тихо дремлет… Вот только нет её прекрасней и милей. Но если жить мечтами сердце не приемлет, Рискните сделать эту женщину своей… И будут те же бигуди, халат в горошек, Обиды горькие, упрёки, суета… Есть в каждой женщине повадки диких кошек, Но тяжело найти достойного кота… При первой встрече все чужие, однозначно, Но вы же выбрали одну из них - навек… И кто-то скажет, что ошибся… неудачно, Но всё ведь проще - так устроен человек… Недосягаемое часто привлекает… Там нет проблем и не достал совместный быт, Ведь даже сладкое порой надоедает… И первой встречи вкус малиновый забыт… Но ваша женщина — такая же чужая Для тех мужчин, что на пути её встают… Она для вас живёт, детишек вам рожает И создаёт в семье порядок и уют… И на неё, поверьте, смотрят так же точно, И у неё такой же безупречный вид… Но вы когда-нибудь, от сна проснувшись ночью, Поймёте: ваше счастье с вами рядом спит… Чужая женщина останется чужою… Важней свою не потерять, а удержать… Когда вас любят чистой искренней душою, Наверно, глупо за чужими вслед бежать… …Земцов замолчал. В ординаторской воцарилась тишина. Не знаю, какой она казалась Земцову, а мне показалась хлёсткой, как пощёчина. В голове теснились обрывки разговора с Земцовым. Марина беременна… Если я сейчас покажу себя свиньёй, через несколько дней Марина придёт на приём к Земцову и попросит у него направление на аборт. Или мой ребёнок будет расти безотцовщиной. Стоп, а какого… овоща аборт? Марина беременна от меня, значит мне и решать, будет ли жить мой ребёнок. И вообще, у Марины ведь может когда-нибудь появиться другой мужчина. Одна она на всю жизнь не останется. Подбивала же она клинья к Земцову ещё до нашей встречи… И я ему верю в том, что если бы он захотел, Маринка в два счёта раздвинула бы для него ноги – мужик он харизматичный. Мог быть Земцов, но не был, потому что отшил её. Но ведь может появиться и кто-то другой. Сейчас она беременна от меня, ребёнок мой. Ну и… Нафиг Земцова, нафиг аборт, нафиг гипотетических Маринкиных мужиков, нафиг штамп о разводе с Маринкой - какого… овоща… моего ребёнка будет растить какой-то чужой мужик?! …Кажется, я сказал последнюю фразу вслух, потому что… …Я взглянул на Земцова и увидел, что он закрыл лицо руками, а его плечи трясутся от беззвучного хохота. Какого… он ржёт надо мной? Я больше не мог это терпеть. Я выскочил из ординаторской в коридор, достал из кармана халата мобильный телефон и набрал знакомый номер… Марина Любавина. Зазвонил мой мобильный телефон. - Марина, привет, - услышала я. - Это я, Вадим. Нам с тобой нужно встретиться и поговорить… Платон. Я давно так не смеялся. Что-то в нашем разговоре зацепило Любавина. Зацепило так сильно, что он, как ошпаренный, выскочил из ординаторской и помчался звонить своей бывшей жене. Не знаю, какие мысли обитают в его голове, но… Кажется, у меня получилось. Через полчаса я закончил свою прерванную разговором работу на ноутбуке, зашёл в кабинет к Лизе и пошутил: - Товарищ начмед, я Вам сегодня ещё нужен на рабочем месте? - Доктор Земцов, шли бы Вы отсюда… домой, пока не привезли по «Скорой» какую-нибудь экстренную пациентку, - пошутила в ответ жена. – А вечером и я приду. - Жду, - улыбнулся я, вышел из кабинета, взял в ординаторской свою планшетку, спустился вниз, переоделся и отправился домой. Лиза. Через некоторое время после того, как Платон ушёл домой, ко мне в кабинет вошла заведующая женской консультацией, Ольга Владимировна. - Елизавета Юрьевна, - сказала она, - у меня небольшая проблемка в нашей школе будущих мам. - В чём она заключается, Ольга Владимировна? - поинтересовалась я. - Во-первых, по очереди читать лекцию должен Альберт Александрович Думанский, но мамочки его в качестве лектора не хотят, - ответила она. - Утверждают, им скучно - он рассказывает то, что можно прочесть в любой книге о беременности, которые легко купить в любом книжном магазине, ничего нового им лекции доктора Думанского не дают. Просят вместо доктора Думанского доктора Земцова – когда в школе будущих мам занятие проводит Платон Ильич, у нас там почему-то всегда аншлаг. Во-вторых, наши мамочки просят лекцию о гигиене во время беременности, и, извините, о том, можно ли во время беременности жить половой жизнью – когда можно, когда нельзя, как безопаснее – и так далее. Я улыбнулась – уж кто-кто, а Платон может превосходно прочитать лекцию на эту тему. В этом можно не сомневаться. Но точно так же можно не сомневаться и в том, что он не любит проводить занятия в школе будущих мам. - Елизавета Юрьевна, - немного смутилась Ольга Владимировна, - может быть, Вы попросите Платона Ильича провести для мамочек такое занятие? - Видите ли, Ольга Владимировна, я не могу приказать Платону Ильичу это сделать, - хихикнула я. – Конечно, я поговорю с ним, попрошу его, но, сами понимаете, доктор Земцов может и отказаться. - Попросите, пожалуйста, - сказала завконсультацией. – Я бы сама его об этом попросила, но подумала, Вас он послушает лучше. - Хорошо, хорошо, я поговорю с Платоном Ильичом, - пообещала я. Завконсультацией вышла, а я задумалась, как мне уговорить Платона… …Я почувствовала, что устала сидеть и нужно немного размяться. Я встала и слегка потянулась. В этот момент в дверь постучали, вошла Вита Полупанова. Мы с ней занялись составлением графика дежурств медперсонала на следующий месяц. - Вита Игоревна, у нас есть медицинские костюмы для беременных? - спросила я между делом. - А то я в свой скоро уже не влезу. - Интересно девки пляшут, - засмеялась Вита, - Елизавета Юрьевна, конечно, я поищу. А покажете животик? Я улыбнулась и распахнула халат на животе. Вита осторожно прикоснулась к моему животу ладонью. - И сколько тут недель? – полюбопытствовала старшая медсестра. – Ах да, шестнадцать. А по животу кажется, что срок побольше. - Не срок побольше, - я отрицательно покачала головой. – Тут дело в другом. - В чём? Что, в аквариуме очень большая рыбка? - Ладно уж, скажу, всё равно Платон Ильич утром нас уже рассекретил, - мне было весело. - Только уговор – по больнице не трезвонить. В аквариуме не одна рыбка, а две. - Вот это номер! – захихикала Вита. – И у вас тоже двойня? - Не вы одни с Лёвой такие красивые, - веселилась я. - Когда я родила Борю и Игоря, кто дразнился, что мой Квитко – ксерокс? – пошутила Вита. – А Монгол-то наш, оказывается, тоже не лыком шит. Прошу прощения, я хотела сказать – доктор Земцов. - Да ладно, - я махнула рукой и засмеялась, - а то я не знаю, как его называют у нас в больнице. - Лиза, – спросила вдруг Вита, - а твой Платон – он какой? - В каком смысле? Как врач? Врач он отличный, сама же знаешь. - Не в этом смысле… - Полупанова замялась. – Просто как человек. Как муж, наконец. - Он замечательный, - я улыбнулась. – Надёжный, спокойный, заботливый. - Помнишь, у тебя же что-то было с Романом Широковым… Вот если сравнить Земцова с Широковым… - Вита, я не хочу их сравнивать, - сказала я. – Они разные. Ромка меня не любил, с ним я никогда не была бы счастлива. А Платон любит. - А ты его любишь? - Очень. Вита, знаешь, у меня же с Широковым когда-то было… Ну ты понимаешь… Только это между нами… Ну было, в общем. Однажды была задержка, и мне было боязно делать тест на беременность – а вдруг да. Хорошо, что тогда всё обошлось, ничего не случилось. - А с Земцовым? – спросила Вита. – Так же? Было боязно делать тест? - Нет, наоборот. - выдохнула я. – С Платоном мне тепло и радостно. Второй раз уже – как видела две полоски, хотелось закричать от радости – да, да, да! - А что Монгол? Ну то есть Платон твой. - Вита, ну я же говорю, мне с ним тепло и радостно… Вот сейчас я беременна, так иногда прыгать от радости хочется, что у меня будут дети от него. - Прыгаешь? - Мысленно, - я прикоснулась к своему животу. – Реально не буду, у меня тут малыши Платона, это же чудо, я их уже люблю, зачем мне их обижать? - И он сегодня всем дал понять, что тебя и ваших малышей обижать нельзя, - сказала Вита. – Любовь у вас, это я тебе точно говорю! - А разве я в этом сомневаюсь? – улыбнулась я. – Вита, что тут такого удивительного? Просто мы с мужем любим друг друга. Разве такого не бывает? - Бывает, - Вита засмеялась. – Действительно, всё так просто. Лиза, а как мужчина он какой? - Мне нравится, - улыбнулась я, - но больше ничего не скажу. И так уже разоткровенничалась. Вита, если кто-нибудь растрезвонит по всей больнице, тот болтушка, поняла? - Поняла, - сказала Полупанова. – Лиза, не волнуйся, это между нами. - Надеюсь, - произнесла я. - Даю слово, - ответила Полупанова, взяла графики дежурств и вышла.