ЖИТЬ-ПОЖИВАТЬ И ДОБРА НАЖИВАТЬ

Артём. - Артём, что это такое? – спросила мама, ей не понравилось что-то, что я сделал. - Вас с папой забыл спросить! – огрызнулся я и, хлопнув дверью, закрылся в комнате. Я с ногами забрался на диван и сидел молча, обхватив колени руками. Дверь приоткрылась, в комнату сначала заглянула, а потом зашла Валери. - Тёмненький, ты чё барагозишь? – спросила сестра. – У нас с тобой классные предки. Не дубасят нас ремнём, не орут на нас. Чего ты бузишь? - Да как-то бесит всё, - буркнул я. - Так ты, если тебя что-то бесит, сходи посс...кай – и сразу успокоишься, - засмеялась Валери. – Когда у тебя чердак сносит, мама чем виновата? Орёшь, как за ж…пу укушенный, дверями бабахаешь! - Тебе-то чего? – не понял я. - Да мне-то ничего, а вот маму жалко, потому что ты, - Валери показала мне язык, - ведёшь себя, как придуркозавр с прыщами! - Дура, - заявил я. - Сам дурак! – возразила сестра и убежала… …Вечером я сидел на подоконнике и смотрел на небо. В дверь комнаты постучал и зашёл папа. - Артём, есть разговор, - подойдя ко мне, спокойно сказал папа. – Подвинься. Я подвинулся, папа тоже сел на подоконник. - Артём, ты слышал такое выражение – «испанский стыд»? – спросил он. - Что оно означает? – уточнил я. - Оно означает чувство стыда за слова или поведение другого человека, - объяснил папа. - А, понял, кринж… – Я чувствую испанский стыд, или, как ты сказал, кринж, когда узнаю, что ты грубишь матери. По какому праву ты позволяешь себе это? - Нууу… - Не нукай, а послушай то, что я тебе сейчас расскажу, - заговорил папа. – Ты знаешь, что мама удочерила Валери? - Как удочерила? – обалдел я. – Я о таком не слышал. - Так послушай! – продолжил папа. – Вместе с мамой в медицинском институте училась её подруга. Эта подруга вышла замуж за француза и жила во Франции. По состоянию здоровья мамина подруга не могла сама забеременеть и родить ребёнка. Выходом мог стать сложный способ, при котором у родителей берут половые клетки, соединяют их и подсаживают эмбрион в матку другой женщине, которая выносит и родит ребёнка. Это называется суррогатное материнство. Во Франции оно запрещено. Мама предложили своей подруге приехать для этого в Россию. Здесь суррогатная мать выносила и родила Валери. У маминой подруги возникли сложности с легальным ввозом ребёнка во Францию, её обманул мошенник. Как единственно возможный вариант, женщине и её мужу предложили отказаться от Валери, а потом её же и удочерить. Мама с подругой поехали переоформлять документы и попали в аварию, в которой мама Валери погибла. Отец Валери отказался забирать Валери и уехал к себе во Францию. А мама удочерила Валери и растит её с самого рождения. - Обалдеть! – выдохнул я. - Погоди обалдевать, - сказал папа. – Это ещё не вся история. Через какое-то время француз начал приезжать в Россию. Он как-то узнал, что мама удочерила Валери. Предлагал маме выйти за него замуж, она отказала. Потом в роддом, где работает мама, пришёл устраиваться на работу больной врач. - Больной врач? – усмехнулся я. – Прикольно. Чем больной? С температурой и соплями, что ли? - Нет, - папа был спокоен. – Врач с сильными болями в спине, вынужденный принимать тяжёлые обезболивающие лекарства. Вынужденный потому, что получил травму позвоночника, возвращаясь из другой страны. Туда он ездил на заработки, но получил травму и потратил всё, что заработал, на несколько очень сложных операций. Для выздоровления нужна была ещё одна сложная и очень дорогая операция, но денег на неё у врача уже не было. Потому ему приходилось терпеть сильную боль и принимать обезболивающие. - Погоди, пап, кажется, у тебя было что-то похожее, у тебя ведь тоже была травма позвоночника, когда ты летел из Монголии. - Дошло? – папа хмыкнул. – Этот врач – я. Я и рассказываю тебе свою историю. Примерно в то же время, когда я пришёл работать в роддом, мама познакомилась с отцом одной из пациенток, генералом. Генерал ухаживал за мамой, предлагал ей уехать к нему в Москву. - И что? - А то, что я скрывал от всех свои проблемы со спиной. Но однажды мне на работе стало плохо, я потерял сознание от боли, меня положили в стационар лечиться. Мама не поленилась узнать у моего лечащего врача, что мне необходима сложная дорогая операция. Потом позвонила во Францию отцу Валери и попросила его приехать как можно быстрее. Когда он приехал, мама убедила его помочь мне – он договорился в Лионе об операции и оплатил её. Был риск, что я на всю жизнь останусь лежачим инвалидом, но мне успели сделать операцию, и благодаря этому я теперь здоров. - Ясно, - сказал я. – При чём тут этот мамин генерал? - А ты дослушай, - папа взял мою ладонь в свои, - дальше – уже наша с тобой история. Ты уже достаточно взрослый, чтобы знать и эту часть истории. Ты родился, когда я работал в Монголии. Твоя мать, Людмила, не любила меня и думала, что беременна тобой от другого мужчины. Родила тебя, думая, что ты сын другого. Когда я попал в авиакатастрофу и получил травму, Людмила написала мне, что инвалид ей не нужен. Она вышла замуж за того, другого. Какое-то время ты жил с ней и её новым мужем. - Да, - согласился я. – Тебя тогда рядом не было, пап. Почему? - Сначала лежал в больницах. Потом пытался договориться с Людмилой, чтобы она позволила нам с тобой видеться. Бесполезно. - А что произошло потом? Почему я стал жить с тобой? - У меня есть друг, с которым я познакомился в Монголии, - продолжил папа. – Ты его знаешь, он изредка бывает у нас. - Лысый такой, с пузом? – уточнил я. – Дядь Саша? - Да, он, Александр. Я его называю Саней. Так вот, от него я однажды узнал, что Людмила и её новый муж занимаются изготовлением и продажей поддельных лекарств. Видимо, они попались на этом – началось следствие, потом их судили и на несколько лет отправили в тюрьму. Мой друг уговорил Людмилу на то время, пока она будет сидеть в тюрьме, чтобы ты жил со мной… - Пап, а генерал-то при чём? – перебил я. - При том! – папа взъерошил мне волосы. – Не перебивай. Когда шло следствие, следователи заинтересовались моим другом. Он уехал, а следователь пришёл ко мне. - Ты что-то натворил? - Нет. Но, во-первых, следствие предположило, что я как-то замешан в этой истории с поддельными лекарствами на фабрике нового мужа Людмилы. Во-вторых, сильные обезболивающие, которые я тогда принимал из-за последствий травмы, просто так в аптеке не купишь. Мой друг помогал мне получать это лекарство. А раз следователей заинтересовал мой друг, а он уехал, то их внимание привлёк и я. Как раз в то время, когда мама с помощью отца Валери уже организовывала мне выезд во Францию на лечение, следователь потребовал от меня подписку о невыезде. У меня был запасной вариант – операция в Новосибирске, но там ждать операции пришлось бы дольше. Не две недели, а два месяца. Я сказал об этом маме, и мама поставила на уши генерала, чтобы мою подписку о невыезде отменили, и чтобы я смог поехать на операцию в Лион. А там, Артём, выяснилось, что операции в Новосибирске я мог бы не дождаться - прямо на операции в Лионе один из моих повреждённых позвонков сломался. - Не понял. - Он сломался через две недели, в момент, когда меня оперировали. Только благодаря этому обошлось без очень опасных последствий. А если бы я поехал не в Лион, а в Новосибирск, то я бы в тот момент ещё только ждал операции. И кончиться могло очень плохо, вплоть до паралича. Но мама позвонила генералу, с его вмешательством меня выпустили за рубеж. И операцию успели сделать вовремя. Потом я вернулся назад, и через какое-то время после этого ты стал жить со мной. Позже мама собиралась уволиться и вместе с Валери уехать к генералу в Москву. Однако в итоге никуда не поехала, осталась со мной. Вышла за меня замуж, мы много лет живём все вместе, родился Ваня, потом Поля с Алёной. Когда тебе было восемь лет, был суд – с кем ты должен жить, со мной или с твоей родной мамой Людмилой. На суде доказано: ты мой сын, а не её нового мужа. Последний раз Людмила звонила нам, когда мы ждали рождения двойняшек. С тех пор ни одного звонка от неё. Все эти годы о тебе заботится моя жена Лиза. Она любит тебя. Так какого же, скажи на милость… какого попугая ты, мой сын, позволяешь себе хамить ей?! - Что я должен делать? – спросил я. - Позволь спросить, сын, что у тебя на плечах – голова или подставка для кепки? - Голова. - Вот и думай! – папа спустился с подоконника и вышел. Я остался в комнате один, ошалело хлопая глазами и пытаясь как-то уложить в голове только что услышанную историю. До сих пор я не знал её целиком и, конечно, не мог понять, что мама Лиза сделала для Валери, для папы и для меня. Я задумался… … - Как меня задолбали эти прыщи! – сказал я на следующий день. К вчерашнему разговору мы с папой не возвращались. - Всё, моё терпение лопнуло! – заявил папа. – Я в магазин. Вернувшись домой, он дал мне мыло и приказал: - Бери мыло и иди в ванную комнату умывайся! Я посмотрел на купленное им мыло, развернул его, понюхал и положил. - Фу, гадость какая! – сказал я. – Я не буду умываться этой вонючкой! - Будешь! – потребовал папа, взял мыло, за шкирку затащил меня в ванную комнату и открыл кран. – Умывайся! - Не буду, - упирался я. - Ты сам напросился! – папа силой наклонил меня над раковиной, намылил мне лицо и сразу смыл водой. – Всё, на сегодня свободен, брысь из ванной! …Я злился. В одной из комнат я поймал нашего кота и решил потискать его, чтобы успокоиться. Кис был не согласен – он треснул меня лапой, вырвался и спрятался. Валери увидела это и хихикнула. - Блин, ваще пипец! – пробурчал я. - Что, Тёмненький, психуешь? – поддразнила сестра. – Я же тебе уже говорила. Сходи посс...кай и успокойся. - Иди на фиг! – огрызнулся я. - Не пойду, - засмеялась Валери и, приставив к носу растопыренную ладонь, показала мне жест-дразнилку. Я швырнул какую-то безделушку ей вслед. - Дурындяй психованный! – заявила сестра, потом я услышал её вопрос. - Пап, какая муха укусила Артёма? - Какая-то укусила, - невозмутимо ответил папа. – За штаны. Вот Артёмкины штаны и взбесились. А вместе со штанами и Артём. Не трогай его сейчас, доченька, пусть он немножко побудет один и успокоится… …Две недели папа заставлял меня ежедневно умываться с дегтярным мылом. Я психовал, злился, но поделать ничего не мог. Выбор у меня был небольшим: или умываться самому, или чувствовать себя малышом, которого силой умывает отец. Конечно, я выбрал первый из этих вариантов. И как-то утром я с удивлением обнаружил – от прыщей не осталось и следа. Я удивлённо смотрел на себя в зеркало. Потом взял в руку мыло и понюхал. Странно, но его запах больше не казался мне таким невыносимо отвратительным. Воняет, конечно, это же не духи. Но терпимо. И, оказывается, для физиономордии от прыщей помогает. А то я уже боялся, что прыщи останутся навсегда, и я таким страшилой буду нафиг не нужен ни одной из знакомых девчонок. Я вдруг подумал, что любовь родителей иногда бывает чем-то похожа на вот это мыло. Оно может невкусно пахнуть, я могу не хотеть умываться им, но папа заставлял меня драить им морду лица не для того, чтобы обидеть меня. Он хотел, чтобы было лучше для меня. Так и получилось – прыщи исчезли, лицо стало чистым, я больше не переживаю, понравится ли моё лицо девочкам. - Сынок, ты что там, застрял в ванной? – весело спросила через дверь мама Лиза. – Выходи скорее, завтрак на столе. Мама Лиза… Да, именно мама. Свою родную маму Людмилу я не видел уже семь лет. Она и не чешется повидаться со мной. Я ей не нужен. Ну и мне тогда она до одного места! А мама Лиза рядом. Всегда рядом, уже много лет. Сейчас она зовёт меня завтракать, переживает, что я голоден. Я вспомнил всю ту историю, которую мне полмесяца назад рассказал папа, о том, что мама Лиза сделала для него и для меня. Блин, какой же я тормоз! Я ведь нахамил маме и за две недели не допёр, что обидел её… …- Мам, пап, - я вышел из ванной, подошёл к папе с мамой и обнял их. – Простите меня, я больше не буду грубить. Мама с папой переглянулись. - Простим? – спросил папа. - Надо подумать, - уклончиво ответила мама. Но она улыбалась, и по её улыбке я понял – простила. Лиза, через несколько дней. - Платоша, ты заметил? – спросила я мужа. - Артём перестал нам дерзить. Как бабка отшептала. Что ты с ним сделал? - Лизонька, конечно, я заметил, - меня развеселил вид Платона: сама невинность. - Только это не я сделал. - Как не ты? - Не я. Дегтярное мыло.