8.13. Всяко разно, это не заразно
2 января 2024 г. в 00:28
Прометей Микисович, в середине декабря.
Утром перед пятиминуткой я зашёл в ординаторскую. Доктор Земцов пил свой любимый монгольский чай.
- Доброе утро, Платон Ильич, как настроение? – поинтересовался я.
- Доброе, - ответил коллега, - настроение как в песенке.
- В какой? – уточнил я.
- Помните, пели раньше какую-то ерунду, в которой повторялись слова «всяко разно, это не заразно»? У меня сейчас именно такое настроение.
=======================================
Примечание.
Доктор Земцов цитирует фразу из песни «Всяко разно» группы «Отпетые мошенники».
=======================================
- Отчего?
- У меня в конце года всегда так, - задумчиво произнёс Платон Ильич. – Бегают в черепной коробке всякие мозговые человечки, что-то там на счётах вычисляют. Подбить баланцу, выписать фитанцу, и так далее, что там у них в мозговой бухгалтерии полагается. Годовой отчёт, коллега. Надо же как-то понять, зря я год прожил или не зря.
- Так вот в чём, оказывается, дело, - пошутил я. – Платон Ильич, не в службу, а в дружбу, выдайте своим мозговым человечкам калькуляторы. Или хотя бы попросите их пользоваться счётами потише. Шумят очень, знаете ли. Даже я слышу, что у Вас в голове делается.
Земцов расхохотался.
Роман Широков.
Сегодня я работаю в центре репродуктологии. Пришла пациентка, желающая воспользоваться одной из вспомогательных репродуктивных технологий. Высоким интеллектом дамочка не обезображена, речь и словарный запас соответствующие. Вероятно, воображает себя модной и невероятно привлекательной. Гламур, знаете ли. Я за глаза называю таких «гламурное кисо». Мой коллега Земцов выражается более прямолинейно – гламурная дура. В данном случае «два в одном флаконе». Тем более, что моя явно совершеннолетняя пациентка нарядилась соответствующим образом – свитер с рисунком а-ля сумасшедший тигр, сумочка с леопардовым узором, а на голове шапка «кошачьи уши».
- Мы подберём Вам подходящего донора в нашей базе данных, - сказал я.
- А я могу сама выбрать? – полюбопытствовала женщина.
- Да, конечно, - ответил я, предполагая, что дама имеет в виду возможность выбора по нашей базе.
- В таком случае я хочу ребёнка от… Знаете, как бы я у вас тут видела отпадного мужчину. Он, это самое, кажись, работает тут. Кареглазый и темноволосый. Я такая иду к вам, ну и увидела. Такой няшка!
- Вадим Родионович, отвлекитесь на минуточку, - окликнул я Любавина, «прилипшего» к окуляру микроскопа. Вадим Родионович поднял голову. Я указал ей глазами на коллегу и вопросительно посмотрел на пациентку.
- Не, ну Вы меня как бы за дурочку держите? Другой, тот постройнее. Когда я его видела, он, это самое, в родильное шёл. Одет в синее. Вы могли бы его уговорить? Я готова даже без этой вашей… как её… инсинуации. Естественным путём.
- Вы, наверное, имели в виду инсеминацию? – уточнил я.
- Ой, всё, - фыркнуло «кисо», - чего Вы к словам цепляетесь? Инсинуация, инсеминация, какая нафиг разница?
- Не скажите, - я улыбнулся, - разница есть. Инсинуация – это порочащий кого-либо вымысел, клевета. Инсеминация – это оплодотворение донорской спермой.
- Да ладно, доктор, не грузите, - сказала пациентка. – Вы можете уговорить того няшного доктора из родильного?
Я внутренне расхохотался. Что такого есть в Платоне Ильиче, почему уже не впервые пациенткам приходят в головы такие идеи? Внешне я постарался сохранять спокойствие.
- Исключено, - сказал я. – Наш коллега не согласится.
- А если он попросит? - дамочка наманикюренным пальчиком указала на Любавина.
- По-моему, это бесполезно, - Любавин состроил гримаску.
- Чё вы тут какие-то тормозные? – скривилась пациентка. – Уговаривать не умеете?
- Может быть, Вы попробуете уговорить его сами? – предложил дамочке Любавин. – Вы всё-таки женщина, у Вас лучше получится уговорить такого… Как Вы сказали? Няшку?
- А вот возьму и попробую, - заявила дамочка.
- Попробуйте, - Любавин хихикнул. «Кисо» схватило свою сумочку и стремительно выскочило в коридор. С трудом сдерживая смех, я пристально посмотрел на Любавина.
- Роман Алексеевич, что ты на меня так смотришь? – осведомился Любавин. – Я же пошутил!
- Смотри, Вадим Родионович, на неприятности нарываешься, - я усмехнулся. - Если тебя из-за этой шутки поймают и будут больно возить мордой об забор, я тебя защищать не буду.
- Слепой сказал – посмотрим, - беспечно ответил Любавин. – Поймают ли меня, это ещё вилами по воде писано. А так хоть поржём.
- Бить тебя некому, Вадим Родионович, - заметил я. – Поймаешь кренделей за такие шуточки – не жалуйся.
Лиза, в начале января.
Я заканчивала пятиминутку.
- Коллеги, у кого-нибудь есть вопросы или важная информация?
- Не то, чтобы важная, - Платон чуть заметно улыбнулся. – Мне до жути надоела пациентка Пищухина.
- Платон Ильич, это Ваша пациентка? – спросила я.
- Если бы… - Платон вздохнул. – Почти месяц то и дело бегает за мной, пристала, как банный лист к одному месту. Надоела.
- Что ей нужно?
- «Доктор, сделайте мне ребёнка», - Платон жеманно передразнил пациентку.
- Ну и сделали бы, Платон Ильич, - хохотнул Любавин. – Вперёд и с песней!
– Ага, сейчас, уже бегу, только шнурки поглажу, - возразил Платон. – Если хочет забеременеть, пусть найдёт себе любого мужика. Или пусть обратится к доктору Любавину. Вадим Родионович, это, кажется, по Вашей части. Вот и займитесь.
- Один – ноль в пользу Земцова, - произнёс Широков. Все грохнули. Любавин покраснел от смущения.
- Позвольте, я закончу, - сказал Платон, дождавшись тишины. – По-хорошему она не понимает. Пожалуйста, отцепите кто-нибудь от меня эту озабоченную дуру. Не то я за себя не ручаюсь. Скажу ей, чего доброго, что-нибудь, как и наша больница, восьмиэтажное.
- Платон Ильич, я Вас очень прошу, - сказала я, смеясь, - по возможности, обойдитесь без подобных архитектурных вольностей. Жалобы в облздрав роддому не нужны.
- Я постараюсь, но не гарантирую, - улыбнулся Платон.
- Олеся, - обратилась я к старшей медсестре, - попросите, пожалуйста, средний медперсонал, если кто-то увидит эту пациентку, сообщить мне. Коллеги, как она выглядит?
- Этакое гламурное кисо, - объяснил Широков.
- Я бы сказал проще, - добавил Платон. – Дура обыкновенная…
…После пятиминутки все разошлись, Ромка задержался в моём кабинете.
- Лиза, - негромко сказал он. – Думаю, ты должна знать. Эта дура Пищухина достаёт Платона по наводке Любавина.
- Спасибо, Ромка, - ответила я. – Я этого Любавина за его дурацкие шуточки когда-нибудь урою!
- Лиза, ну это же Любавин, – Роман вздохнул. - Он первоклассный эмбриолог-репродуктолог, можно даже сказать, талантливый. Но по жизни… Ну что с него взять, раз у него хронический фимоз головного мозга?
=====================================
Примечание.
Фимоз - сужение крайней плоти, не позволяющее открыть головку мужского полового органа. Для младенцев и детей раннего возраста это норма, фимоз в этом возрасте так и называется - физиологический. Фимоз у взрослого мужчины - патологическое состояние, требующее помощи врача. Но в обоих случаях, и у детей, и у взрослых фимоз никакого отношения к головному мозгу не имеет.
Диагноза «фимоз головного мозга» в медицине не существует.
=====================================
- Как ты сказал? – от этого абсурдного вымышленного диагноза мне стало смешно. Ромка повторил сказанное.
- По-моему, это не лечится, - добавил Роман.
- Лечится, Рома, - я улыбнулась.
- Да ну?
- Есть один хороший способ.
- Какой?
-Ампутация головы.
Дежурная медсестра на ресепшене.
Платон Ильич шёл по холлу – его вызывали в приёмное отделение, и сейчас он возвращался назад в родильное. К нему подошла пациентка и о чём-то заговорила с ним. Судя по лицу Платона Ильича, ему стоило неимоверных усилий оставаться спокойным. Я вспомнила, о чём нас, акушерок и медсестёр, просила наша старшая медсестра, и позвонила начмеду.
- Елизавета Юрьевна, тут, кажется, опять эта пришла… Ну, пациентка, которая надоедает Платону Ильичу.
- Я поняла, - ответила начмед…
…- Доктор, ну что Вам, жалко, что ли? - гламурно-безмозглого вида девица повысила голос. – Просто сделайте мне ребёнка, и всё. Чё такого-то?
- Я Вам уже сказал – нет, - рявкнул Платон Ильич. – Сколько раз повторить, чтобы Вы, наконец, это поняли?!
К ним подошла Елизавета Юрьевна. Она была в платье и рабочих туфлях на низком каблуке. Халата на ней не было. Если не знать, что она начмед, сразу об этом не догадаешься.
- Что за дела? – вдруг спросила Елизавета Юрьевна. – Много тут умных без очереди лезть! Я первая заняла, по предварительной записи! Платон Ильич, пойдёмте, нам с Вами надо кое-что обсудить.
Платон Ильич и Елизавета Юрьевна ушли.
- Тут чё, у вас как бы очередь? – девица вытаращила на меня глаза. – Я не знала! Сразу не могли сказать, что надо талончик брать? Месяц сюда, как дура, бегаю! А у вас тут, оказывается, по записи. Сколько ждать, пока доктор с этой бабой это самое и освободится?
- Это надолго, - ответила я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Вы напрасно не записались заранее. А теперь поздно, на ближайшие полгода записи уже нет.
- И чё мне теперь делать?
- Можете подождать шесть месяцев, - предложила я, но девицу это не вдохновило, - или обратитесь в наш центр репродуктологии, Вам подберут хорошего донора и помогут.
Пациентка мгновенно умчалась к нашим репродуктологам.
Роман Широков.
В кабинет ворвалось наше злополучное гламурное кисо и принялось возмущаться:
- Вы мне почему не сказали, что к этому вашему няшному красавчику из родилки по предварительной записи, и очередь как бы на полгода вперёд?
- Извините, мы забыли Вас предупредить, - сказал я.
- Не, ну нормально, а? – бушевало кисо. - К нему ща подошла баба, белобрысая такая, с короткой стрижкой и сказала, что как бы первая занимала. Ну и свалили вдвоём куда-то. Вот чё теперь делать?
- Хотите – ждите полгода, - посоветовал я.
- Да шас! Нет уж, спасибочки! Давайте показывайте, какие у вас тут доноры есть!
- Ну что ж, - это мы запросто, - мне было весело. – Милости просим к нашему компьютеру. Вы можете выбрать любого донора. Рост, вес, тип внешности, группа крови, цвет глаз, детская фотография – всё это в нашей базе данных есть…
…Через два часа у нас зазвонил телефон. Я взял трубку.
- Вадим Родионович, это тебя, - я передал ему трубку. – Начмед.
Любавин выслушал Лизу и вышел. Минут через десять он вернулся с «никаким» от досады лицом.
- И? – коротко спросил я.
- Взгрела, - буркнул Любавин. – Злая хуже горчицы. Строгача влепила.
- За что?
- За неэтичные шутки на рабочем месте в рабочее время. Сказала, ещё одна такая выходка – уволит к этакой бабушке. А мне это совсем ни к чему.
- В таком случае кончай маяться дурью, - посоветовал я, - и отстань уже от Земцова с Филатовой со своими дебильными шутеечками. Ты ещё до сих пор не понял, что им это неприятно?
- Роман Алексеич, может быть, ты замолвишь за меня словечко перед начмедшей? – виновато спросил Любавин.
- Вадим Родионович, а я ведь тебя предупреждал – если тебя за твои художества будут возить мордой об забор, я тебе не защитник. Говорил я тебе?
- Было дело.
- Вот и получи. Кушай, Вадим Родионович, не обляпайся.
Архимед.
Под вечер я зашёл в ординаторскую. Платон сидел у стола и работал с документацией.
- Что пишешь? – полюбопытствовал я, заглядывая в заварочный чайник.
- Протоколы операций, что же ещё, - ответил друг. – С утра оперировал, надо отписаться, пока в родильном отделении никого, а то наш «Винни-Пух» сопелки и вопилки включит. У меня уже мозги начинают плавиться от этой писанины.
- Ну врёшь ведь! – я засмеялся. – Когда плавятся мозги, из ушей дым идёт. А у тебя ничего подобного.
- Архимед, ты мне друг или портянка?
- Друг, конечно.
- Налей мне, пожалуйста, чая, - попросил Платон.
- Всё, дружище, перерыв, - заявил я, налив себе и ему. – А то с тебя станется, повалит дым из ушей - устроишь тут задымление…
…Мы пили чай.
- Платон, можно спросить?
- Спрашивай.
- Я заметил, Аня снова беременна, - произнёс я.
- Я знаю, - невозмутимо ответил Платон.
- Я и не сомневался, что ты знаешь, - я отпил немного чая.
- И о чём ты хочешь спросить?
- Как я понял, эта беременность тоже от тебя. Но это ваши дела, меня не касаются. По сути, это донорство, и в нём нет ничего особенного. Я никак не могу в толк взять другое. Почему ты наотрез отказываешься быть донором для центра, но соглашаешься донорствовать для семьи своего брата? Объясни, пожалуйста, а то у меня ум за разум зайдёт.
- А в башке, слышь-ка, ну хоть бы мыслишка? – пошутил Платон цитатой Леонида Филатова.
- Угадал.
- Архимед, меня воспитывали так: отец несёт ответственность за своих детей, - заговорил Платон. – Доноры центра лишены возможности в дальнейшем узнавать, как растут рождённые от них дети, как их воспитывают родители, чему учат, какая личность сформируется. Я так не хочу. Семья Юры – другое дело. Я очень люблю брата и хочу, чтобы они с Аней были счастливы. Юра не виноват в своих проблемах с фертильностью. Просто так вышло. Если их счастье зависит от меня – пожалуйста. К тому же, мы с братом теперь живём по соседству. Я знаю и люблю Юру и Аню, это родные мне люди. И я могу видеть Платона и Лизу в любое время, когда захочу. Могу видеть их, чему-нибудь их научить, влиять на их воспитание. Я вижу детей, знаю, какие они. И самое главное – я могу быть с ними рядом и любить их. Понимаешь?
- Кажется, да.
- Донорство в центре никогда не даст мне этой радости – быть рядом с детьми, и потому оно для меня неприемлемо, - добавил Платон. – Дружище, если когда-нибудь узнаешь, что я надумал стать донором центра репродуктологии, сразу звони в «пятнашку». То есть в пятнадцатую больницу.
- Почему именно в «пятнашку»? – переспросил я.
- Потому что, - Платон повертел рукой у виска.
- Понял, - я хлопнул себя ладонью по лбу. – «Пятнашка» же психиатрическая.
- А я о чём? – Платон засмеялся.
- Монгол, как тебе это удаётся? – полюбопытствовал я. – Молчишь-молчишь, а потом как скажешь!
- Удаётся.
- Кстати, ты не обижаешься, когда тебя называют Монголом?
- Нет, я ведь работал в Монголии.
- Я не об этом. Не воспринимаешь это прозвище как намёк на монголизм?
- Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся, - Платон улыбнулся. – В Монголии у всех монголов монголизм. Это у них национальная особенность. Ты же видел тут Шувуу, они там в Монголии все такие монголоидные. Я и сам видел.
- Ты не понял. Это первоначальное название одного известного синдрома.
- Всё я понял, - Платон в шутку щёлкнул меня по лбу. – Я шучу про монголов. Нормальные люди. Просто раса у них такая, монголоидная. А если ты о трисомии по двадцать первой хромосоме, так термин «монголизм» для обозначения синдрома в международной классификации болезней уже давно не употребляется. Я шучу, что у монголов монголизм в другом смысле - монголоидный тип внешности, монгольский язык, монгольские традиции и культура. А мне лично – по барабану, как меня называют. Монгол и Монгол. Да хоть горшком называйте, только в печку не ставьте. Усёк?
- Усёк, - я встал. – Пойду сполосну кружку – и снова работать.
- Валяй, - улыбнулся Платон, тоже вставая. - Чай, конечно, сам себя не выпьет. Но и протоколы операций сами себя не допишут…
Олеся, старшая медсестра, через несколько дней утром.
- Тань, ты чего хохочешь? – спросила я.
- Ты видела список пациенток Земцова на сегодняшний приём в консультации?
- Нет. Покажи.
Таня показала.
- Нарочно не придумаешь, - я тоже рассмеялась. – Представляешь, какой цирк с конями сейчас там будет?
- Представляю, потому и смеюсь.
Пациентка доктора Земцова, ожидающая приёма у смотровой № 2.
Я ждала, когда придёт Платон Ильич. У меня сегодня очередной приём.
- Что за безобразие, где доктор? – сердито спросила другая пациентка в нашей небольшой очереди у смотровой. Я посмотрела на часы.
- Я думаю, у докторов сейчас пятиминутка, - объяснила я. – Рабочее совещание такое. Вот увидите, скоро явится.
- Надеюсь, - ответила сидевшая рядом со мной женщина, тоже беременная. Я случайно заметила написанную на её карте фамилию - Коровская. Потом мой взгляд упал на мою собственную карту – я Волкова. Пожалуй, пока доктора нет, можно подурачиться.
- Добрый доктор Айболит! Он под деревом сидит. Приходи к нему лечиться и корова, и волчица, - декламируя стихи Корнея Чуковского, я с улыбкой указала соседке на её фамилию и показала свою, она хихикнула.
- И жучок, - третья женщина оказалась ЖучЕнко.
- И червячок, - совсем молоденькая беременная, давясь хохотом, показала свою карту - Червякова.
- И медведица! – улыбнулась приятная немолодая женщина. На её карте была фамилия Медведина.
- Всех излечит, исцелит добрый доктор Айболит! – к нам, улыбаясь, шёл Платон Ильич. Мы дружно засмеялись.
– Здравствуйте, товарищи женщины. Прошу меня извинить, немного задержался на пятиминутке. Не волнуйтесь, приму всех. Кто из вас первая по записи?
- Я, - Коровская улыбалась. Платон Ильич открыл дверь смотровой.
- Прошу, - сказал он, пропуская Коровскую вперёд...