ЖИТЬ-ПОЖИВАТЬ И ДОБРА НАЖИВАТЬ

Лиза. В один из дней декабря я сидела в своём кабинете и занималась годовым отчётом. Было тихо, я погрузилась в работу. Через какое-то время из ординаторской донёсся хохот Платона. Я подняла голову и посмотрела в сторону ординаторской. Муж сидел у стола, на столе перед ним стояла пиала – видимо, он только что пил чай. Он что-то читал. Я присмотрелась повнимательнее – судя по всему, у него в руках «Чжуд-ши». Достав из кармана телефон, я позвонила ему. Платон. Воспользовавшись временным затишьем в родильном отделении, я зашёл в ординаторскую попить чаю и немного отдохнуть. Напившись, я достал из своего ящика «Чжуд-ши», стал читать и наткнулся на фразу, которая очень рассмешила меня. Зазвонил мой мобильный. Это Лиза. Я принял вызов. - Доктор Земцов, что за хохот на весь роддом? – весело полюбопытствовала жена. - «Чжуд-ши» читаю, товарищ начмед, - в тон ей ответил я. - И что там такого смешного? - А вот послушай, Лизонька, - я стал выборочно читать вслух. - Кровь, оставшаяся после родов в матке, свертываясь, образует послеродовый кровяной скран матки. При скране матки нужны частые горячие компрессы из голубиного и мышиного помёта. - Ты что, собираешься использовать этот способ в нашем роддоме? – изумилась Лиза. – Попробуй только! Платон, голову откручу, приставлю задом наперёд и скажу всем, что так и было. - И как я в таком виде буду оперировать? – я снова рассмеялся, вспомнив, как это выглядело у Труса в «Кавказской пленнице». - Засада, - произнесла Лиза. – Об этом я как-то не подумала. Но всё равно, Платоша, я очень тебя прошу, давай обойдёмся без этих… мышиных способов. - Само собой, - согласился я. – Лиз, я же не дурак. Примерно полторы тысячи лет назад я бы использовал рекомендацию из этого трактата. Но тогда меня и в проекте не было, а сейчас двадцать первый век. И я в меде не штаны на парах просиживал, а учился. - Вот и славно, - сказала Лиза. - Потом, Лиз. Допустим, я поехал крышечкой… - Сейчас в «пятнашку» позвоню! – Лиза хихикнула. - Лиз, я сказал – допустим, - подчеркнул я. - Ну хорошо, допустим, ты поехал крышечкой. Продолжай. - Допустим, я сдурел и всё же решил массово лечить послеродовые осложнения мышиным помётом. Представляешь, сколько его нужно для неоднократно повторяемых компрессов? Как ты себе представляешь процесс получения, так сказать, лечебного вещества в условиях нашего роддома? - Платоша, как говорила Вита Полупанова, вот ты голова два уха! Сам не можешь догадаться? В подвале разводишь мышей в промышленных количествах, кормишь их от пуза и регулярно усаживаешь какать. - Представил, - от смеха я с трудом мог говорить. – А потом приезжает Марина Станиславовна или санслужба, обнаруживает в подвале роддома мышеферму, а в роддоме лечение родильниц не по протоколам Минздрава, и требует: «А подать сюда начмеда и лечащего врача». Что будет дальше? - Ой! – воскликнула жена. – Дальше нам с тобой будет больно пониже спины, вплоть до увольнения. - Именно, Лизонька. А у нас с тобой дети. Всё ещё хочешь, чтобы я в роддоме лечил компрессами из мышиных какашек? - Не вздумай! – потребовала Лиза. – Не то я тебе самому такой компресс пропишу! - Плохая идея, - возразил я. – Это нестерильно. А ну как понадобится кого-нибудь срочно оперировать? - Да что ж такое! – развеселилась Лиза. – И тут выкрутился! И смех, и грех! Мы с женой смеялись. В дверь ординаторской постучали. - Платон Ильич, у Мешковой схватки начались! – выпалила заглянувшая в ординаторскую акушерка. - Готовьте операционную, - сказал я. – «Подъём» операционной бригаде и неонатологам, быстро! Я сейчас приду. - Минуточку, Платон Ильич, - произнесла по телефону Лиза. – У какой пациентки схватки? - У Мешковой. …Пациентка Мешкова беременна четвернёй, ей назначено плановое кесарево сечение на послезавтра. Но, как известно, родить нельзя погодить. Что ж, раз малыши Мешковы так решили, кесарить будем сегодня, подумал я… - Платон Ильич, я буду ассистировать, - сказала Лиза. - Хорошо, Елизавета Юрьевна. Идёмте в оперблок... Лиза. В операционной было полно народу. Мы с мужем у операционного стола. Чуть в стороне от нас, в добрых руках коллег-неонатологов, заливаются новорождённые четверняшки. Плаценты извлечены, операция близится к завершению. - Хор имени Пятницкого, - пошутил муж, и сразу же серьёзным тоном потребовал, - шить! Я подала ему шовный материал. Руки Платона замелькали быстрее… …Операция закончилась, пациентку увезли в реанимацию, малышей – в детское отделение. Мы с мужем вышли из операционной. - Как я люблю смотреть, когда ты на операциях шьёшь! – воскликнула я. - Обратите внимание, товарищ начмед, без мышиного помёта! – с самым невинным видом заявил Платон. Мы рассмеялись и, держась за руки, пошли к выходу из оперблока… …- Странные какие-то доктора чичас, - донеслось до нас негромкое добродушное ворчание старенькой санитарки тёти Тани, - ходют хохочут. И какой ещё мышиный помёт? Стерильно тута! Только мышей нам и не хватает. Шутют, наверно! И смех, и грех! Патимат, родильница, 19 лет, ночью. Я родила сына. Но радость первой встречи с малышом была омрачена. Я не замужем, и ещё до того, как я поступила в роддом, мой отец наотрез отказался благословить моего ребёнка. Я расплакалась. - Платон Ильич, она плачет, - сказала акушерка врачу. - Не понял, - ответил доктор. – Родился ребёнок, радоваться надо, а не плакать. - Мой отец не захотел дать моему ребёнку своё благословение, - плача, объяснила я. – А у нас благословение старших значит много. - Возможно только отцовское благословение? - Нет, Платон Ильич, отца, дяди или просто уважаемого человека, который старше отца. - Сколько лет Вашему папе? - Сорок пять. - Патимат, - Платон Ильич улыбнулся мне, – если Вы сейчас прекратите плакать, пожалуй, я смогу кое-чем Вам помочь. - Но чем? - Скажу Вам по секрету – я старше Вашего отца. Платон Ильич прикоснулся к голове моего ребёнка и произнёс: «Дитя, рождённое из сердца моего, живи сто лет, сто осеней встречай! Долголетия тебе, славы, победы над злом! Достигни предела богатства и счастья!» Сразу же после этого доктор повернулся к акушерке и попросил её перерезать пуповину. - Какие красивые слова благословения Вы придумали, доктор! – воскликнула я. - Вы мне льстите, - не согласился Платон Ильич. – Такое благословение – из старинного трактата о тибетской медицине. Этим словам примерно полторы тысячи лет. Я удивлённо уставилась на доктора. Как? Мой сын всё-таки благословлён, да ещё и таким древним благословением?! - Вы правда благословили моего сына? – я всё ещё не верила. - Конечно. Почему Вы сомневаетесь? - Но ведь я не замужем, - объяснила я. - Для меня это не имеет значения, - мягко ответил Платон Ильич. - Главное – Вы родили, Ваш мальчик появился на свет. Сейчас ещё родим плаценту, доктор осмотрит Вашего сына, два часа понаблюдаем Вас здесь в родзале, а потом переведём Вас в палату, в послеродовое отделение… …- Патимат, потужьтесь, - велел доктор через несколько минут… …- Я должен Вас осмотреть, - сказал Платон Ильич попозже. – Потерпите, пожалуйста, это может быть немного неприятно. Но осмотр необходим. - Я потерплю. Терпеть оказалось нечего и незачем – неприятных ощущений не было… …- Ну что ж, всё в порядке, - сказал доктор. – Отдыхайте, Патимат… …Детский доктор осмотрел моего мальчика, потом сына дали мне… …Я успокоилась, лежала на родильной кровати, держа на руках сына. И решила: как только меня переведут отсюда в палату, я обязательно напишу на имя начмеда благодарность Платону Ильичу. И конечно же, акушерке, которая приняла ребёнка. - Как Вас зовут? – спросила я у неё. - Лилия Ивановна Корабельникова, - ответила она. – А осматривал Вашего сына мой муж, врач-неонатолог Виктор Владимирович Корабельников. - Спасибо, я запомню. Платон Ильич, как называется этот трактат, откуда благословение? - Зачем Вам? - Интересно. - Ну хорошо, я Вам скажу. Трактат называется «Чжуд-ши». Лиля, дежурная акушерка. Патимат рожала спокойно. Её уже перевели в послеродовое отделение, а к нам в родзал поступила другая роженица. Истерит, кричит, словом ведёт себя не очень адекватно. Но что самое опасное, она начинает вопить – и схватки сразу же становятся слабее. - Аааааа, - в который уже раз закричала роженица. - Не орать! – спокойно потребовал Платон Ильич. Женщина от неожиданности замолчала. - Гуси-гуси, га-га-га, - Платон Ильич несколько раз легко ущипнул роженицу за живот. – Есть хотите? Да-да-да! – Вы ваще того? Чего щипаетесь? - Так надо. - Пустите меня, я домой пойду! – крикнула роженица. - Сейчас Вы никуда не пойдёте, - сказал Платон Ильич. – Сделайте глубокий вдох, прижмите подбородок к груди и тужьтесь на низ. Три раза за одну схватку! - Я домой хочу! – закричала роженица. - А ну тихо! Не орать! – рявкнул на неё Платон Ильич. - Сделайте вдох, как я сказал, и начинайте тужиться… Лариса, роженица. Этот доктор какой-то придурок! Несёт непонятно что про гусей, потребовал не кричать, да ещё и за живот ущипнул несколько раз. А не пошёл бы он?! Кто он ваще такой, чтобы решать, кричать мне или нет? Хочу и буду! Хам! Ну ничего, он у меня попляшет! Рожу, а потом напишу жалобу на этого ненормального!.. Платон, через три часа. Пять утра. Уфф, наконец-то эту крикунью с ребёнком перевели в послеродовое отделение. Я стоял возле кулера и пил воду из пластикового стаканчика. Была, говорят, на телевидении когда-то такая реклама – «не дай себе засохнуть»… …Мыслями я вернулся к родам этой женщины. Сейчас допью воду - и надо будет написать протокол. Тихо зазвонил мой мобильный. - Платон Ильич, подойдите, пожалуйста, в приёмное отделение, - услышал я голос дежурной акушерки из приёмного отделения, - роженица по «скорой»… Роман Широков утром, за десять минут до пятиминутки. - Доброе утро, - поздоровался я, войдя в ординаторскую, там были Платон Ильич и завконсультацией Ольга Владимировна. - Доброе, - прозвучало в ответ. - Что читаешь, Платон Ильич? – полюбопытствовал я. - Кассиля читаю, - ответил он. - Имею право – всю писанину по ночным родам сделал, смену в родильном отделении уже сдал, приём в консультации у меня после пятиминутки. - Льва Кассиля? – развеселился я. - «Кондуит и Швамбранию», что ли? - Нет. И не Льва, а Абрама Кассиля. - Что это за хр…н с горы? – удивился я. – Книги Льва Кассиля люблю с детства. А кто такой Абрам Кассиль? Он что, тоже написал что-то интересное? - Стыдно, коллега, - Земцов усмехнулся. – Абрам Гершонович Кассиль - Заслуженный врач РСФСР. Он был нашим коллегой, организатором службы родовспоможения в слободе Покровской, теперь это город Энгельс. И по совместительству наш коллега Абрам Кассиль был папой Льва и Иосифа Кассилей. Он умер в начале пятидесятых годов прошлого века. А в тысяча девятьсот тридцать пятом году Абрам Гершонович написал монографию «Женские болезни и их предупреждение», которую я сейчас и читаю. - Платон Ильич, и охота тебе читать макулатуру тысяча девятьсот тридцать пятого года издания? – осведомился я. - А кто мне запретит? – Земцов с улыбкой посмотрел на меня. - Я могу запретить, - пошутил я. – Платон Ильич, а ну-ка прекрати это читать! - Угу, - ответил Земцов и, перелистнув страницу, продолжил чтение. - А Васька слушает, да ест, - Ольга Владимировна улыбнулась, процитировав Крылова. – Коллеги, я ведь родилась в Энгельсе и прожила там несколько лет. Потом родители переехали сюда, но моя тётя и сейчас живёт там. Летом поеду погостить к ней. Само собой, сходим и на кладбище, где похоронены дед с бабушкой. Сват, ты не в курсе, а где похоронен Абрам Гершонович Кассиль? В Энгельсе? - Да, в Энгельсе, на Вознесенском кладбище, - ответил ей Земцов. – Могила сохранилась. - Ну что ж, раз так, то найду её там и положу цветы… от его коллег из нашего роддома. А теперь, коллеги, пойдёмте на пятиминутку – нагоняй от начмеда за опоздание нам всем ни к чему. Лиза. - Если ни у кого нет важной информации или вопросов, коллеги, идите работать, - сказала я, заканчивая пятиминутку, - Платон Ильич, задержитесь, пожалуйста, на минуту. Мы остались в кабинете вдвоём. - Платон, на тебя за ночь написали две бумаги – это благодарность и жалоба, - произнесла я. - С благодарностью всё понятно. А вот по поводу жалобы – хотелось бы кое-что услышать от тебя. Пациентка пишет: «Хамил, запретил кричать, позволял себе глупые шутки про голодных гусей и щипался за живот». Доктор Земцов, я Вас не узнаю! Как прикажете это понимать? - Так и понимайте, товарищ начмед, - муж посмотрел на меня. – Для понятности опишу ситуацию. Пациентка кричала, и каждый раз, как начинался её крик, схватки слабели и снижалась частота сердцебиения у плода. Я и попросил не кричать. - Резонно. А при чём тут гуси, да ещё и голодные? - Лиз, знаешь вот это: «Гуси-гуси, га-га-га! Есть хотите? Да-да-да»? - Знаю. Зачем это говорить пациентке в родзале? - Сказал, чтобы отвлечь её от крика. Между прочим, она замолчала. - Щипался зачем? - Лёгкими пощипываниями живота роженицы можно возобновить схватки. Это я и делал. - Хорошо, а теперь объясни, почему женщина жалуется на хамство с твоей стороны? - Не понял, – ответил Платон. - Предположения есть? - Начало потужного периода, а мадам кричит: «Пустите, я домой пойду!» Лиз, ну куда домой-то, когда уже потуги? Конечно, я не пустил и сказал, чтобы тужилась. - Понятно. Как она родила? - Да нормально родила, без осложнений, мальчик, три двести двадцать, пятьдесят три сантиметра, девять – девять по Апгар. - Ну и что мне с тобой делать? Гусятник в родзале устраиваешь, щипаешь пациенток, не разрешаешь орать и не отпускаешь домой. - Лизонька, только не бросай меня в терновый куст, - Платон улыбнулся. - Ишь чего захотел! – в шутку возразила я. – Именно туда и брошу! - Может, не надо? - Не обсуждается! - Лиз, я пойду - у меня через пять минут приём в консультации. - Тогда почему ты ещё здесь? – я хихикнула. – Кыш отсюда! - Понял, - Платон подмигнул мне и вышел. Платон. Закончив приём в консультации, я пришёл домой. Наскоро перекусив, я почувствовал, что «отключаюсь». Ну что ж, ночное дежурство плюс приём в консультации – пожалуй, надо бы немного поспать. Я пошёл в спальню, лёг в постель и мгновенно провалился в сон… …Проснувшись, я услышал голос Валери – она гоняла младших сестёр: - Девчонки, что за бардак у вас тут? Большие кобылки выросли, а в комнате свинюшник! Ну-ка быстро уберите, чтобы было чисто! И не галдеть – папа спит! - Папа уже не спит, - весело сказал я. - Значит, галдеть можно! – со смехом откликнулись девочки… …Вечером Ванька был каким-то хмурым. - Чего страдаем? – полюбопытствовал я. - С преподом по анатомии нестыковка вышла, - объяснил сын. – Я ему сказал, что в его монографии ошибка, а он давай повышать на меня голос – будет тут ещё первокурсник кандидату наук на ошибки указывать! Посмотрим, говорит, Земцов, как Вы на сессии экзамен по анатомии сдадите! - Орфографическая ошибка, что ли? - Если бы орфографическая, я бы и говорить не стал – опечатки могут быть у любого, - возразил сын. – В том-то и дело, пап, что там анатомическая ошибка, такая, за какие у него на парах «лебедя» схлопотать можно! Я не понял, чего он со мной на повышенных тонах? Я к нему подошёл после пар, и сказал один на один. С какого перепугу орать-то?Самое интересное, я сказал преподу одну фразу и произошло что-то непонятное. То он чуть ли не из штанов выпрыгивал, а тут вдруг мгновенно перестал орать. - Не забивай себе голову, сынок. Покричит и успокоится. Анатомию к экзамену выучи так, чтобы ваш преподаватель ни к чему придраться не смог… …После ужина мы всей семьёй – кроме уже спавшего Захара и ушедшего в больницу в ночную смену Артёма – сидели в комнате Валери и разговаривали. - Папа, мне на глаза недавно попалась фраза: «У каждого врача есть своё личное кладбище», - спросила Валери. – У тебя есть такое? - Наверное, есть, - я поудобнее сел по-турецки. – Умерли две женщины. - Платон, не ври детям, - попросила жена. – И Антонина Лазарева, и Татьяна Тихомирова умерли не по твоей вине. У Лазаревой был геморрагический инсульт, а смерть Тихомировой на совести Максима Викторовича Заболотина – ты ведь его предупреждал, что пациентке надо делать кесарево сечение, а он тебя не послушал. Да ещё и разглагольствовал, зачем это ему, кандидату наук, прислушиваться к мнению простого ординатора. - Максим Викторович Заболотин? – удивлённо спросил Ваня. – Но это же тот препод, который читает нашему курсу анатомию! Тихомирова? Так вот почему он перестал на меня орать, когда я предложил всё уладить тихо-мирно! Получается, он когда-то серьёзно накосячил и не захотел признать, что ошибся? Ну надо же! И сегодня произошло то же самое! …Зазвонил мой мобильный. По рингтону я понял, кто звонит. Здрасьте, я ваша тётя! Интересно, зачем Заболотину вздумалось мне звонить домой? - Пап, тебе кто-то квакает по телефону! – Полинка принесла мне телефон. Лиза улыбнулась. Я принял вызов. - Земцов, - сказал я. – Добрый вечер… Я Вас слушаю, Максим Викторович… …Я выслушал Заболотина – он возмущался дерзостью Вани, по сути ещё птенца-«желторотика» в медицине, посмевшего указывать ему, кандидату наук, на ошибку в его монографии, и просил меня повлиять на сына. - Не согласен с Вами, Максим Викторович, - возразил я. – Это не дерзость. Это очень ценная для студента-медика способность внимательно читать медицинскую учебную и научную литературу. И знаете что, Максим Викторович… На Востоке о подобных ситуациях говорят так: «Не волчонка брани, который бесстрашно посмел укусить вожака. Не мальчишку брани, который услышал неправду в словах мудреца». Понимаете, о чём я? - Так я и знал – от осинки не родятся апельсинки! – психанул Заболотин и отключился… … - Мама, папа, - предложила Ксюша, - совсем скоро Новый год. Давайте наряжать ёлку! Я улыбнулся невестке – отличная идея! - Кто за – поднимите руку, - пошутил я. Единогласно. - Мряу! – ко мне с высоко поднятым хвостом подошёл Кис. - Пап, а хвостом голосовать можно? – со смехом спросил сын. - Коту – можно, - я почесал Киса за ухом. – Ну что, раз решили ставить и наряжать ёлку, тогда за дело! Лиза. После праздников у нас в родильном отделении на целых две недели наступило затишье. Я и заведующий отделением доктор Пухтий радовались, а Платон как-то погрустнел. - Что с тобой, родной? – спросила я у мужа. – Всё же хорошо. Всё тихо, сложных случаев сейчас нет, женщины благополучно рожают. - Скучно… - тихо сказал Платон. - У тебя что, профессиональное выгорание? – спросила я. - Нет, Лиз, - Платон отрицательно покачал головой. – Понимаешь, по человечески я рад за наших пациенток, что они рожают, как по учебнику. Но как врачу - мне скучно. Мне бы чего-нибудь посложнее, да так, чтобы, как шутит Роман Алексеевич, на дежурстве чихнуть некогда было! - Ну и заявочки у тебя… - сказала я. – Где я тебе возьму что-нибудь посложнее? - Где-нибудь, - ответил муж… … На следующий день мне позвонили прямо перед пятиминуткой. - Ну что, коллеги, поехали кататься, - я начала пятиминутку. - Сегодня – совещание «галопом по Европам», потому что будет много работы. Что у нас по отделениям?.. …Я выслушала доклады коллег, работавших ночью. - А теперь, коллеги, внимание! Мне только что позвонили из городского роддома, у них там какая-то авария. Подробностей не знаю, но работа оперблока и родблока в течение нескольких дней там будет невозможна. Сейчас у нас будет аншлаг – к нам повезут пациенток оттуда. - Как говорил Попандопуло в фильме «Свадьба в Малиновке», чует моё сердце – мы на пороге грандиозного шухера! – пошутил Ромка. - А мы при чём? – не понял Любавин. - Вадим Родионович, пациенток будет много, Вам с Романом Алексеевичем тоже придётся оперировать. - Надо значит надо, - Широков улыбался. - Интересное кино! – возмутился Любавин. – Елизавета Юрьевна, а Вы? - А я, Вадим Родионович, оперирующий начмед! – отрезала я и посмотрела на присутствующих. Кто-то сохранял спокойствие, кто-то был недоволен свалившимся на нашу голову «подарочком», кто-то был возмущён, хотя и старался этого не показывать. Я посмотрела в любимые тёмные глаза… …В них светилась радость. Вот оно, то самое «что-нибудь посложнее», о котором просил Платон… - На сегодня всё, - подвела я итог. - Пойдёмте работать, коллеги! …С улицы послышался приближающийся вой сирены «Скорой помощи»…