Я тебя дождусь

      — Вот это да, неужели Его высочество принц Заморский вспомнил о своей родине наконец-то, — с издёвкой, но по-доброму журит старший брат по ту сторону видеосвязи. — Я-то думал, уже не удостоюсь такой чести, звонок из самой Америки! Будет, что внукам рассказать на старости лет.       — Ну, Хоби, — Чонгук виновато улыбается, заламывая пальцы от заметного волнения. — Я правда скучал по тебе. Как у тебя дела? Как мама?       — Скучал он, ишь, — выпаливает безобидное ругательство на корейском, развалившись на крутящемся офисном стуле в домашнем кабинете, — всё ещё дышу, как видишь. Мама держится, хотя и пытается не показывать, как сильно скучает по тебе, но её почти каждодневные ревизии моего дома говорят об обратном. Её любимый малыш укатил за бугра, и теперь она снова взялась за меня, — театрально вздыхает, — а я так радовался, что наконец-то смог похудеть на десять килограмм, когда съехал от вас. Но чувствую, — задирает футболку и пересчитывает складки на плоском животе, — скоро их станет больше.       — Интак будет любить тебя любым, даже если ты перевалишь за сотку.       — Вот только не надо меня утешать.       — Как, кстати, процесс беременности протекает? Ты ещё не начал лысеть на нервной почве?       — Мы героически пережили фазу токсикоза. И перешли к следующей: поиск консервированных ананасов в три часа ночи. А ещё я теперь сплю на диване.       — Тебя выгнали из собственной спальни? Что ты натворил? — Чонгук откровенно смеётся над личной трагедией хёна.       — Проще сказать, чего я не сделал. Спустя три года супружеской жизни я, оказывается, начал храпеть, — начинает по одному загибать пальцы на руке, — шампунь, который Интак сама же мне купила, теперь воняет ей хуже дегтярного мыла. Моё тело слишком горячее, ей и малышу становится душно, когда я обнимаю во сне. И вообще, я весь такой неудобный, щетина колется, хотя я вчера только побрился. Мне кажется, её раздражает абсолютно всё, даже то, как я дышу. Потому что делаю это слишком громко.       — Это всё гормоны, ты же понимаешь, что на самом деле Интак так не думает.       — Да я знаю, — трёт всей пятернёй лоб, после проводит ладонью вдоль лица, — и я не то чтобы жалуюсь, просто иногда некоторые вещи доходят до такого абсурда, что хочется приложиться головой об стену. Как бы морально не готовился, всего не предугадаешь. Но я знал, на что шёл, когда сам предложил Интак завести ребёнка. Поэтому стоически терплю все капризы, каждый раз говорю, как люблю её и нашего малыша. Я даже бóльшую часть работы взял на дом, чтобы проводить больше времени с семьёй и быть в полной боевой готовности исполнить все пожелания.       — И как? Получается?       — Что?        — Совмещать дом и работу.       — О, я просто прирождённый исполнитель. Только теперь, кажется, у меня вместо жены появился второй директор, — тепло улыбается, видно, что брюзжит, но делает это с огромной любовью.       — За твои подвиги господин Ю должен был уже давно сделать тебя партнёром. Ты столько лет впахиваешь на него на должности простого адвоката, буквально вытащил его бултыхающуюся конторку на новый уровень. Ты заслуживаешь вознаграждения.       — Чонгук, ты ведь не для этого позвонил мне в полтретьего ночи, чтобы обсуждать мои карьерные достижения, — проницательно подмечает Хосок, — сам-то как поживаешь?       — Нормально, — сухо отвечает младший, поджимая губы.       Разница во времени между Кореей и Америкой составляет четырнадцать часов. И если у Чонгука сейчас утро, то у его брата уже глубокая ночь. Набирая номер в избранных, не особо рассчитывал, что ему ответят, но откровенно был рад, когда на экране ноутбука после четвёртого гудка увидел одетого по-домашнему и бодрствующего Хосока. Видимо, тот выполнял очередное поручение местного самоуправления по поиску консервированных ананасов.       — Как лаконично, — хмыкает, — и абсолютно не соответствующее тебе, мелочь пузатая. В прошлый раз на вопрос «как дела?» ты полчаса рассказывал мне про то, как напился в баре и свои приключения, а потом ещё минут двадцать посвятил возмущениям на тему методов преподавания профессора Фигера…       — Фишера, — поправляет его Гук.       — Да-да, рыбья башка или как ты там его обозвал. А сейчас ты отвечаешь мне просто «нормально»? — недоверчиво щурится. — Давай, выкладывай, что у тебя уже случилось.       — Ну, я, — неуверенно начинает Чонгук, стеснительно пряча взгляд и продолжая выкручивать фаланги пальцев.       — Надеюсь, ты так детально расспрашивал меня о беременности Интак не потому, что сам решил осчастливить нашу мать рождением сразу двух внуков.       — Что? Нет! — чуть ли не подпрыгивает на стуле, взвинчено вскидывая голову. — Мне это не грозит.       Потому что по законам Вселенной и анатомии человека мужчина не способен забеременеть и родить ребёнка. По крайней мере, научно доказано обратное не было.       — И как её зовут?       — Кого?       — Девушку, в которую ты втрескался по уши, — актёр из Чонгука откровенно паршивый, и старший брат понимает всё раньше, чем тот успевает придумать оправдание.       — Чимин.       — Оу, довольно необычное женское имя. Она американка?       — Это он.       Подобно выстрелу, вылетает изо рта долгожданное признание, следом за ним из прутьев рёбер вылетает и сердце. Чонгук прячет лицо в руках, не решаясь увидеть застывшую гримасу на лице брата. Если раздвинуть указательный и средний палец, открыв взор правому глазу, что он заметит? Разочарование? Отвращение? Отречение?       Чон Хосок всем своим естеством символизирует понятие «правильного мужчины». В свои тридцать один год имеет престижное образование юриста, женат на очаровательной женщине, носившей сейчас под сердцем его дитя, опора для одинокой матери и заботливый старший брат. Чон Хосок идеален. И больше всего на свете Чонгук всегда боялся именно этого: разочаровать своего хёна. Прилежно учился, грызя гранит науки до крошки, ходил в те же спортивные секции, что и Хоби в юности, старался, как мог, чтобы он гордился им. Даже не покойный отец или мать, а именно идеальный старший брат. Его мнение всегда стояло на ступень выше прочих. Вот почему парень так испугался, когда после его признания в комнате повисла гнетущая тишина.       — Ты меня презираешь? — бубнит сквозь ладони, по-прежнему не имея смелости посмотреть на брата и встретиться с реальностью, где он — позор их семьи, пренебрёгший традициями.       — Нет, — прокашлявшись, повторяет уже более уверенно: — Нет, ничего подобного. Эй, посмотри на меня, — теплом заботливого голоса окутывает всё пространство в комнате, — Чон-и, — от ласкового сокращения, прилипшего с детства, Гук шмыгает носом и убирает руки, открывая вид на своё заплаканное лицо. — Я просто не ожидал услышать, что… — запинается, пытаясь подобрать аккуратные слова, чтобы ненароком не задеть такого уязвимого в данный момент младшенького.       — Что я окажусь геем?       Немыслимо. Такая отчаянная смелость. Хотя ещё несколько недель назад не хватало духу осознать истинную природу чувств к своему другу, а теперь так откровенно заявлял об изменениях в ориентации.       — Да, — на выдохе произносит Хосок и приближается к камере на ноутбуке, — не буду лгать, я шокирован и правда не знаю, что должен бы сказать, потому что никогда не допускал подобное. Но я не презираю тебя, Чонгук-и, — снова превращается в большое скопление уюта, так и хочется обнять экран, почувствовать на себе необходимую поддержку. — Я люблю тебя любым. Ты же моя самая любимая мелочь пузатая на свете, как я могу ненавидеть тебя?       Чонгук не сдерживается и начинает рыдать уже вслух, всхлипывая и утирая рукавом влажные дорожки на щеках, которые снова намокают.       — Я…я т-так боя-й-ялся, — запинается в попытке озвучить свои опасения, но получается нечто нечленораздельное.       — Ну всё, т-ш-ш, успокойся, мой хороший, перестань плакать. Твои страхи никогда не оправдаются, — заверяет его хён.       — А мама?       — Мама тоже, думаю, всё поймёт. Любовь родителя безусловна, а наша мама в тебе души не чает. Для неё важно твоё счастье, и если оно заключается в том парне, она примет это. Он так сильно тебе нравится? — младший шмыгает носом и кивает. — Расскажи мне о нём.       — Он замечательный. Характер местами скверный, — усмехается с покрасневшими глазами, — но со мной он другой. Я вижу, как он старается, даже когда очень сильно хочется выпустить иголки наружу, сдерживается ради меня. Кстати, он тоже кореец.       — Вот как!       — Да, родился в Корее, но в четыре года переехал сюда.       — Как вы познакомились?       — Мы живём вместе в одной комнате в общежитии.       — Оу, — брови Хосока многозначительно подпрыгивают, — а вы уже?       — Нет! — вспыхивает румянцем, а внизу живота всё сводит от одной только мысли о том, на что намекает брат.       — А он красивый.       — Да, он очень красивый, — выдаёт с придыханием.       И ловит ступор. Откуда Хоби знает, что Чимин красивый? Он же никогда его не видел и вообще узнал про его существование пару минут назад.       «Только не говори, что он стоит сейчас за моей спиной», — Чонгук вжимается в стул, мечтая слиться с его серой обивкой, потому что его лицо приобретает именно такой оттенок, когда хён выдаёт следующее:       — Привет, Чимин.       — Здравствуйте, — раздаётся над ухом мелодичный голос блондина, кланяющегося на восточный манер.       И давно Чимин начал соблюдать правила корейского этикета?       Господи, как же неловко. Сразу же вспоминается забытое состояние, когда хочется сгореть со стыда, провалиться сквозь землю, расщепиться на атомы и раствориться в пространстве. И старший брат только подливает масла в костёр своим:       — Ладно, мальчики, у меня уже третий час ночи. Я пойду спать, а вы не шалите там, — и отключается.       Чон закрывает глаза, представляя, как частицы его ДНК начинают распадаться изнутри, разрываются витиеватые соединения, и процесс саморазрушения запускается одним нажатием воображаемой красной кнопки в черепной коробке. Прямо как в том самом сериале, который обожает Пак. Когда человек превращается в пыль, рассыпаясь на части, будто песок. Можно Чонгуку вот так же само сейчас исчезнуть? Можно ведь?       — Так я красивый, — подобно хищнику, медленно наступает блондин.       Он опускает руку на подлокотник стула и одним рывком разворачивает свою добычу лицом к себе. А та продолжает жмуриться, жаться, пытаться раствориться. Получается не очень.       — И кто это был?       — Мой брат, — мычит, не открывая глаз.       — А у него хороший вкус, — поддаётся вперёд, кладя вторую руку по другую сторону и заключая маленького кролика в импровизированный капкан.       — Вообще-то он женат! — необдуманно выпаливает младший, широко распахнув свои глаза, и тут же ёжится. Между ними опасно мало расстояния.       — Ну и пусть. Миссис Чон очень повезло, значит.       Хищник упивается беззащитностью, бессовестно пользуется доминирующим положением. Взбирается верхом и бесцеремонно устраивается на чужих бёдрах, прижимаясь пахом в критической близости, от чего парень под ним со свистом втягивает воздух.       — Значит, красивый, — не унимается заведённый с пол оборота Чимин, умащиваясь поудобнее и чувствуя, как его мягкие ягодицы накрывают широкие ладони.       Сколько смелости было в этом стеснительном кролике, что порою казалось, хищник сам становился добычей, стоит ему оказаться в любимых руках. Тянется, цепляя губами, прижимается, целует мокро, влажно, слишком развязно, улетая в небеса каждый раз от переполняющих чувств. Взаимных чувств. Которые больше не было надобности скрывать. Маленький фитилёк надежды с каждым днём разгорается ярким пламенем. И если бы Пак Чимину задали вопрос о том, как бы он хотел однажды умереть, без промедления ответ был бы: «я предпочту сгореть заживо в этом огне».

Если это сон я безумно рад Я останусь в нем и больше не вернусь назад Если это сон не будите нас Мы раскрыли крылья и нам хорошо сейчас

      Тело наливается свинцом, становясь очень тяжёлым. Чимин тонет, но не ищет спасения. Ему хочется уйти с головой под толщу океана влюблённости в своего уже не друга. Погружается всё глубже, доходит почти до самого дна, но сам же выныривает на поверхность. Дышит загнанным зверем, упираясь лбом в чужой.       — Почему ты остановился? — сипит Чонгук опухшими и блестящими от слюны губами.       — Потому что если не сделаю этого сейчас, потом уже не смогу, — по крупицам собирает в себе силы и отстраняется, продолжая обвивать кольцом пальцев шею. Чувствует, как бешено пульсирует артерия, выдавая взаимное желание, и устремляет взгляд на свою руку, нервно сглатывает. — Ты не представляешь, как сильно я хочу продолжить, но это слишком. У нас ведь ещё даже не было свидания.       — Свидания?       — Да, Чон Чонгук, свидания. На которое я приглашаю тебя прямо сейчас.

* * *

      Настоящее свидание. Хочется прокричать: «Ущипните меня кто-нибудь, я сплю». Только спина в обтянутой мотоциклетной экипировке, к которой Чонгук прижимается, подтверждает реальность происходящего. Они стоят на светофоре, ожидая зелёный сигнал, чтобы продолжить движение. Чимин опускает обе ноги на дорогу, служа опорой для железного коня, на котором везёт своего принца на их первое свидание. Бережно поглаживает бедро ластившегося к нему человека. Его человека. Чимин будто всегда знал, а теперь убеждался в действительности. Чонгук был его ещё задолго до их встречи. В несвойственной себе поэтичности признаёт истины мироздания: у каждой души в этой вселенной существует её зеркальная копия, встретив которую, ты точно поймёшь, что эта душа была создана именно для тебя. Слишком слащаво? Плевать. Пак безвозвратно влюблён, и это только малая часть того, на что способен его расплавленный в розовой жиже мозг.       Мотоцикл плавно заезжает на большую парковку и тормозит почти у самого входа в здание. Чонгук слезает первым и снимает шлем, встряхивает волосы и пятернёй зачесывает их назад, осматривается. Не понимает, куда они приехали, и оборачивается к Чимину, протянувшему ему свою руку. Секунду мешкается, а затем перемещает шлем в одну руку и вторую вкладывает в раскрытую ладонь. Их пальцы переплетаются, и бабочки внутри живота совершают круговой пируэт. Чимин чувствует то же самое, мягко улыбается, поглаживая большим пальцем.       Их первое свидание.       С ума сойти.       На ресепшене встречает приветливая девушка, спрашивает имя и, найдя его в списках, указывает рукой в сторону зала, куда входят люди. Она любезно предлагает оставить вещи в камере хранения, выдавая ключи и объясняя, как туда пройти. Избавившись от шлемов и курток, парни следуют к залу и заходят почти самыми последними. Внутри темно, ориентироваться помогает только подсветка вдоль ступенек, по которым спускаются и занимают свои места на мягких креслах-мешках. Чонгук всё ещё не понимает, где находится, а Чимин, довольный, продолжает держать интригу, на все вопросы отвечая:       — Скоро увидишь.       Проходит несколько минут, и единственный источник света гаснет, погружая в кромешную тьму. Чонгук пугается такой внезапности и инстинктивно хватает Чимина за руку, а тот лишь подносит его ладонь к губам и нежно целует. В последнее время ему всё чаще нравится так делать, как будто они герои какого-то фильма вроде «Унесённые ветром». Только вот сам Пак едва ли походит на американского джентльмена девятнадцатого века, да и Чон не дама. Но это не про светские манеры. Это про необходимость в тактильности, про чувства и безмолвное признание в них.       Огромное пространство окатывает мелодичный голос девушки на записи, приветствующий всех гостей в цифровом планетарии под названием «Музей звёзд». Белые, как оказалось, стены приобретают вид космоса, прожекторы из разных углов выдают такую чёткую и яркую картинку, кажется, словно они правда оказались где-то на просторах галактики. Вокруг загорается множество звёзд, где-то вдалеке плавится самая гигантская из них — Солнце.       — Как красиво, — с детским восторгом шепчет Чонгук, вертя головой по кругу и рассматривая небесные тела наяву.       — Да, — соглашается с ним Чимин, глядя на одну конкретную звезду, осветившую его жизненный путь.       Тот же женский голос начинает лекцию.       А вы знали, что среди всех изученных астрономами звёзд чаще всего встречаются двойные звёзды, нежели одиночные? И снова в голове Пака всплывает лирическое сравнение и подтверждение тому, что Чонгук был явно послан ему свыше, не с небес, а из самого космоса. Он стал его подарком Вселенной.       — Чтобы совершить один оборот вокруг центра Галактики, Солнцу потребуется двести миллионов лет, — вещает искусственный интеллект.       «Моя душа стремилась к тебе вечность», — опять ударяется в возвышенные речи сам с собой, улавливая только обрывки фраз.       Смотрит и ощущает, как внутренности плавятся, превращаясь в одно сплошное месиво. Он и сам растёкся, как кисель, на мягком кресле-мешке, продолжая держать руку Чонгука в своей и любовно чертить кончиком отросшего ногтя незамысловатые узоры на его ладони. Словно чувствуя кожей беспрерывное наблюдение, Чон поворачивает голову, и в отражении его зрачков Чимин видит свой личный микрокосмос.       В настоящем космосе абсолютная тишина. Самым тихим местом на нашей планете считается безэховая камера в лаборатории Орфилда — она поглощает до 99,99% звуков. Но даже там услышать абсолютную тишину не получится. Её нарушит работа наших лёгких и кровеносной системы. Пак, кажется, погрузился на мгновение в эту самую лабораторию, потому что он ничего не слышал сейчас, только бешеное клокотание сердца в груди. Думал, что почувствовал космос в одно касание, когда Чонгук впервые поцеловал его. Но нет. Он ощущает его сейчас, когда впервые видит такой же влюблённый взгляд, как у самого себя.

* * *

      — Планета из алмазов, охренеть просто. Ты вообще можешь себе такое представить? — Чонгук идёт рядом и эмоционально жестикулирует в такт своим словам.       Поход в планетарий оставил у него неизгладимое впечатление. Особенно информация о том, что в галактике учёные обнаружили планету, предположительно состоящую из графита и алмазов. Forbes оценил её стоимость в $26,9 нониллионов. По космическим меркам, гигантский алмаз расположен неподалеку от землян — всего в сорока световых годах. Звучит красиво, но вы вряд ли захотите там побывать — если только вы не любите загорать при двух тысячах четырехстах градусах и дышать синильной кислотой.       На все восторженные возгласы Чимин только согласно кивает, не признаваясь, что почти всю лекцию пропустил мимо ушей. Космические карлики, газы, хвосты у планет — он так далёк от этого, как те два небесных тела, зафиксированных NASA, как самые далёкие в истории человечества, на расстоянии 6,12 миллиардов километров до Земли. Вот разве что это Пак сумел запомнить. Да, прикольно, интересно, можно даже каким-то фактом выпендриться во время пьянки, но не более.       Космос — особая любовь Чонгука. Он довольно часто рассказывает Чимину про него, иногда грустно вздыхая о своей несбывшейся мечте стать космонавтом. Обычно дети в пятилетнем возрасте на вопрос «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», без раздумий называют профессию космического исследователя, забивая на неё уже к годам десяти. Но не Чон. Свою детскую мечту пронёс сквозь годы, лелея и стремясь достичь. Он даже проходил специальную подготовку, однако всё оказалось намного сложнее, в особенности в Корее. Чонгук мог бы поступить и стать астрономом в виде альтернативы, но его мечта была разбита, поэтому не захотел терзаться ежедневными напоминаниями. В итоге выбрал факультет информационных технологий, в чём тоже был довольно хорош.       — Это было самое лучшее свидание в моей жизни, спасибо тебе, — сердечно растворяется в собственном пароксизме, усаживаясь следом на мотоцикл и обвивая блондина за талию.       — Рад, что тебе понравилось, — улыбается, хотя Чонгук этого не видит, — но это ещё не всё.       — Не всё? — поднимает голову и упирается взглядом в шлем напротив.       — Держись крепче, — командует Пак, заводя мотоцикл и проверяя показатели на приборной панели. Бензин заканчивается, нужно заехать сперва на заправку. — Прокатимся с ветерком, — заявляет, и через секунду транспорт резво срывается с места, лавируя между машинами, вылетает на дорогу и несётся дальше.       Наполнив бак с лихвой, парни покидают стоянку так же дерзко, вызывая недовольное бурчание работника, едва не угодившего под колёса потому что завтыкал в свой телефон.       Конечной точкой прибытия становится ресторан, расположенный на утёсе. Чимин берёт своё сокровище за руку и уверенно идёт через весь зал, выходя на застеклённую террасу и следуя к конкретному столику, который заранее забронировал и даже отправил предоплату, чтобы их посадили именно за ним. Только присев в кресло, обтянутое бледно-голубым кашемиром, понимаешь, почему. Через панорамные окна открывается невероятный вид. В самом низу располагаются скалы, вода обнимает их каждым приливом. В процессе природного отслоения почвы часть обрушилась, из-за чего, сидя в ресторане на самом краю обрыва, создаётся ощущение парения в воздухе над морем.       Чимин не перестаёт удивлять, создавая для них самые лучшие общие воспоминания.       Потому что Чонгук заслуживает красивую историю любви.       Заранее заказанные блюда приносят через пять минут. Перед Чонгуком ставят тарелку с изысканной композицией из морепродуктов, украшенной различными ракушками, зеленью и цветами. Выглядит настолько красиво, что жаль разрушать вилкой это творение.       — Я помню, ты говорил, что любишь морепродукты, но тебе не удавалось их отведать с самого приезда. Здесь подают лучшие в городе, может быть, даже во всём штате, — расхваливает место, расплываясь в улыбке.       Замирает, когда ему в лицо буквально врезается палец Чонгука.       — Проверяю, настоящий ты или это просто моё разыгравшееся воображение, — объясняет свой странный поступок и хочет убрать руку, но Чимин перехватывает её и снова целует фаланги в очередном признании. — Для меня никто не делал ничего настолько особенного. Ты первый.       — И надеюсь стать последним, — слишком высокопарно, но вполне серьёзно заявляет Пак, ловя нотки стеснения, и снова улыбается.       Чонгук невероятно мило смущается, ямочки на щеках и то, как забавно морщит нос, обнажая передние зубы в самой милейшей улыбке на свете. В такие моменты становится похож на маленького кролика — прозвище, ставшее любимым с недавних пор.       Чон отправляет в рот первый кусочек и прикрывает веки, блаженно мычит, пережевывая. Всегда так делает, когда ему очень вкусно. Пак не спешит притрагиваться к своей еде, просто сидит, наблюдает, упивается каждой секундой, желая растянуть их до размеров световых лет.       Всю магию происходящего разрушает телефонный звонок. Чертыхнувшись про себя, блондин тянется к карману джинс и достаёт из переднего. Видит имя вызываемого абонента и ещё больше злится, отклоняет звонок и немного эмоциональнее, чем хотелось, швыряет смартфон на стол. Чонгук смотрит на него, приподняв брови. Снова раздаётся звонок, и Пак снова агрессивным нажатием пальца отклоняет звонок. Через две секунды раздаётся третий.       — Ответь, вдруг что-то важное, — Гук прикасается к сжимающейся в кулак руке и в успокаивающем жесте гладит, твердя тем самым, что всё в порядке.       — Я сейчас охренительно занят, — всё-таки отвечает на звонок и замолкает под натиском женской истерики по ту сторону провода, — Тэхён? — взгляд мгновенно взметнулся к лицу младшего с немыми извинениями, — нет, он не со мной. Я не виделся с ним с прошлой недели… Да, знаю… Соён, ну неужели без меня никак? Я правда сейчас очень сильно занят, — крепче сжимает пальцы того, кем он сейчас занят, и отводит телефон от уха так, что Чонгук тоже слышит неразборчивые вопли, — ладно, хорошо, я проверю его. Только успокойся. Я перезвоню.       — Что с Тэхёном? — тут же спрашивает Чонгук.       — Да не знаю я, мелкая позвонила, вся в истерике, ну, ты слышал. Говорит, Тэхён пропал, не выходит на связь уже третий день, даже не явился на какое-то важное семейное сборище. Попросила меня поехать к нему и проверить. Но, Гук, мы не обязаны…       — Поехали, — решительно поднимается со своего места.       — Но как же наше свидание?       — Оно было замечательным, — обходит стол, берёт лицо Чимина в свои руки и оставляет быстрый поцелуй, — самым лучшим в моей жизни. Но сейчас мы нужны Тэхёну. Если бы не он, всего этого могло бы и не случиться, — намекает на новый статус их так называемых отношений.       — Ты прав, — неохотно, но всё же соглашается и встаёт следом.       Чимин быстро расплачивается и выходит на улицу, где его уже ждёт Чонгук с двумя шлемами. С характерным свистом шин по асфальту, мотоцикл срывается с места и быстро набирает скорость.