— Я Пак Чимин. — Я Чон Чонгук, приехал учиться по обмену. Пожалуйста, позаботься обо мне.
— Если для того, чтобы ты меня целовал, я каждый раз должен тонуть, то я не против.
— Если ты не прекратишь надо мной вечно подшучивать на эту тему, мне придётся держаться от тебя подальше, Пак Чимин. — Не получится, мелкий, мы ведь живём вместе и ночевать придётся тоже вместе. Ты от меня никуда не денешься, Чон Чонгук.
Он и представить себе не мог, что слова Чимина окажутся настолько пророческими. Ему, Чонгуку, правда некуда было деться. Потому что блондин с солнечными веснушками на носу не покидал его мыслей с того дня ни на миг.— Просто будь рядом и не отпускай моей руки, как сейчас. Позволь показать мои настоящие чувства, и тогда ты сам решишь: готов ли принять их.
В грудной клетке снова что-то сжимается, отдавая острой болью где-то в рёбрах. Когда первые ростки влюблённости успели прорасти на клеточном уровне в такую сильную привязанность?— Сейчас есть только ты. И всегда будешь ты.
Наверное, тогда это и случилось. В тот день он не только принял окончательно чувства Чимина, но и раскрыл свои в ответ, вручив их прямо в руки, обещавшие хранить и оберегать. Всегда… На подушке ощущается влага, и Чонгук приподнимает голову, смотрит на потемневшие разводы на графитовой цвета ткани. Слёзы и вечно покрасневшие глаза становятся уже чем-то привычным, как будто ещё одна деталь во внешности. Никогда не представлял, что способен так сильно по кому-то скучать. Когда всё тело ломит от недостатка тепла рук, а в воздухе не хватает привычного и полюбившегося запаха сигарет. Чонгук даже пытался как-то сам закурить, чтобы почувствовать на мгновение присутствие Чимина, но у него получилось только подавиться первым же глотком дыма, после чего его натурально стошнило. Это начинало постепенно сводить с ума. Словно безумец бредит одним и тем же именем, моля все высшие силы, если они существовали, вернуть ему его любовь… только потеряв которую, осознал её присутствие. Вместе с тоской ощущает и чувство вины. Если бы только он отговорил Чимина, если бы сам не вызвался залезть в дом Ёнгвана, если бы… Так много этих «если бы» и ни единого утешения. Только бесконечное пожирание самого себя, камнем повисшее на шее и тянущее на дно океана сожаления. — Чонгук, ты не виноват, — пытался помочь Тэхён, не оставляя попытки вытащить друга на поверхность и заставить сделать хотя бы один безболезненный вздох. — Нет, я виноват, я подвёл его, хотя обещал быть ему опорой. — Ты не мог предвидеть подобный исход. — Но я мог его предотвратить, если бы мне хватило на это ума. Я был так глуп и беспечен, а ведь Чимин доверял мне, — продолжает идти на дно, погибая и не желая быть спасённым. Потому что не заслуживал этого. Когда срок переваливает за десять дней, Чонгук теряется во времени, не знает, какой сегодня день недели и даже число. Его ничто больше не интересует, он просто замыкается в себе, отгородив непреступной стеной тех, кто продолжает беспокоиться о нём. Игнорирует любую заботу, воспринимая порою слишком агрессивно, потому что продолжает убеждать себя: он не нуждается в утешении. Он заслуживает расплаты за свой проступок. За то, что не уберёг. Но Тэхён терпеливо принимает на себя удар, выдерживая все срывы, скатывающиеся следом в истерику и горький плач. Чувства младшего ему знакомы. Однажды Ким тоже думал, что потерял любимого человека, вот только тот всегда оставался на виду, а Чимин считается пропавшим без вести. Тэхён грустит не меньше, ведь Пак и для него оставался не чужим человеком. Несмотря на их общую историю, после расставания им удалось сохранить дружеские отношения. Даже Джин, который на дух не переносил всегда раздражающего, его лично, блондина, испытывает искренние переживания. — Ты звонил Чонгуку сегодня? — Семь раз. — Он снова не отвечает? — Как всегда, — Тэхён берёт в руки телефон, — и на сообщения не отвечает. Даже не читает. — Может, стоит съездить к нему? — предлагает Сокджин. — Думаешь, откроет дверь? Он никого видеть не хочет и дал мне это отчётливо понять, когда в прошлый раз послал на три буквы, вывернув мне тот суп чуть ли не на голову. Он, между прочим, был горячим, — обидчиво выпячивает нижнюю губу. — Стоит попытаться. Только давай в этот раз без твоих бульонов, — усмехается, чтобы приободрить немного своего парня. — Я его сам готовил! Полдня убил, а Чонгук даже не удосужился попробовать. Знаешь, как я старался? — Тэхён возмущённо отбрасывает телефон на другой конец дивана. — Знаю, солнце, — Джин наклоняется и целует тёмноволосую макушку, — зато я оценил. Было вкусно, но сегодня обойдёмся без экспериментов с домашней едой. Лучше попытаем удачу вытащить Чонгука из его личной камеры в Аду на Земле, — подразумевает комнату в общежитие. Тэхён согласно кивает и поднимает голову, выпячивая губы трубочкой, чтобы получить свой поцелуй. Так странно и казалось неправильным испытывать безграничное счастье, в то время как близкий человек каждый день умирает, оставаясь живым. Чрезмерная эмпатия и забота об окружающих выливаются в неосознанное чувство неловкости в присутствии Чонгука. Тэхён старается почти не прикасаться к Джину, сохраняет дистанцию и не проявляет тех чувств, которые мог себе позволить наедине. Не хотелось лишний раз напоминать младшему о том, что он сам потерял. Немного жертвенности. Всего лишь немного жертвенности, если это могло хотя бы на толику успокоить бушующие ураганы в чужой душе.* * *
В кромешной тишине присутствие человека выдаёт тихое урчание закипающего электрочайника. В третий раз. Потому что Чонгук находит в себе силы только нажать на кнопку, но не взять чашку и тем более насыпать в неё горький чёрный чай. Наверное, хорошо, что у парня никогда не было пристрастия к алкоголю, даже в такой хреновый для себя период не тянется к бутылке. Предпочитает сохранять трезвость, чтобы в полной мере ощущать все последствия, не давать себе возможность забыться хотя бы на мгновение. В тёплом помещении тело подрагивает, вынуждая стянуть рукава толстовки до самых пальцев и сжать их. Ткань всё ещё помнит запах своего владельца, сохраняя крошечные остатки. Чонгук отодвигает ворот и натягивает до самого носа, накрывая ладонью поверх и прижимая. Втягивает полные лёгкие, в которые пробирается почти выветрившийся аромат сандала с древесной примесью. Чимин обожает этот парфюм. Потому что когда-то младший сказал ему, что он очень вкусно пахнет. И с тех пор блондин не изменяет этому запаху, совершенно игнорируя другие, продолжавшие стоять нетронутыми в шкафчике. Он хотел быть желанным. И был им, оставался и сейчас, особенно сейчас, когда находился так далеко. Чайник тихо щёлкает, вода постепенно утихает, перестав образовывать пузырьки. Чонгук смотрит на прозрачную крышку и невольно поднимает взгляд на стол, где стоит та самая кружка. Чимин купил её в сувенирной лавке возле пляжа, куда они приехали тогда, после дня рождения Чонгука. Это место стало для них особенным. Не только из-за того, что Чон спас жизнь своему соседу. Там случилось нечто важное: касание душ. Их души впервые обнажились, явив свою истинность без масок и фальши. Чонгук почувствовал этот момент, но не мог и представить, что встретил не просто соулмейта, а свою первую любовь. Любовь, которая находилась все эти годы в тысячах километрах и ждала встречи, обещанной звёздами. Любовь, которую он потерял, едва обретя. — Я так по тебе скучаю, Мин-а, — шепчет в пустоту, прикрывая веки. — Где же ты? — снова задаёт избитый вопрос, накрывая лицо руками. В дверь раздаётся стук, и Чонгук подскакивает на месте от неожиданности. Он резво бросается и хватает ручку, однако его секундная эйфория сменяется разочарованием, слишком явно отразившемся на лице. Это был не Чимин. — Эй-эй, погоди, — Тэхён выставляет ногу вперёд, не давая возможности захлопнуть дверь у него прямо перед носом. — Уходи, — грубо произносит Чон. — Ну уж нет, — Тэхён наваливается всем телом на дверь и протискивается в комнату, пока Джин страхует его сзади, — в этот раз ты от меня так просто не отделаешься. Я пришёл не один, как видишь, уж вдвоём-то мы с таким быком, как ты, справимся. — Тэхён, я сказал, проваливай, мне не нужна сиделка, я в порядке. — Да я вижу, — говорит это, обводя глазами комнату. — Ты в самом деле превратил это место в камеру в Аду. Повсюду царит полный беспорядок. Это идёт кардинально в разрез с образом всегда педантичного и чрезмерно чистоплотного Чонгука. Вещи разбросаны по всем поверхностям: на кроватях, на стульях, даже на дверцах шкафчиков. На столе взгромоздилась гора из-под упаковок еды быстрого приготовления. — Ты решил себя если не голодом, то язвой замучить? — тычет на ту самую гору. — Я ему, значит, бульоны по полдня варю, а он сидит давится этим дерьмом из супермаркета. — Ты пришёл сюда, чтобы читать мне морали о здоровом питании? — Я пришёл убедиться, что ты в порядке. — Ну, убедился? А теперь уходи. — Да, убедился. Что ты совершенно не в порядке. — Тэхён, мне не нужна твоя сраная забота. Мне ничего от тебя не нужно. Неужели так сложно оставить меня, блять, в покое?! — Ты можешь сколько угодно заниматься актом самобичевания, но истины это не изменит! Ты не виноват в случившемся! — переходит следом за младшим на повышенные тона. — И я, как твой друг, не позволю гробить себя только из-за выдуманного чувства вины. — И это говоришь мне ты? — подходит ближе и тычет пальцем в грудь. — Человек, который год сопли жевал, потому что чувствовал себя виноватым, что его бросили? Ах да, — убирает руку, — ты смог найти отличный способ унять это чувство, когда начал трахаться с Чимином. Вот только я не ты, я не умею скакать с члена на член. — Чонгук! — не выдерживает Джин и пихает парня в плечо. — Следи за словами. То, что тебе сейчас больно, не даёт права причинять боль другим. — О-хо-хо, ещё один моралист нарисовался, — пошатываясь, расставляет руки в стороны. — А что, я в чём-то не прав? Ещё скажи, что ты не рад тому, что Чимин пропал. Он же так тебя бесил. Нет, ты буквально ненавидел его за то, что он продолжал трахать твоего ненаглядного Тэхёна, пока ты сам максимум дрочил под одеялом, рыдая по ночам. Вся эта желчная бравада прерывается точечным ударом кулака по лицу, и Чонгук падает на спину, споткнувшись об что-то под ногами. — Джин! — воскликнул Тэхён и вырос перед парнем, закрывая собой Чона. — Ты же понимаешь, что он не специально это, — добавляет уже тише, кладя ладони на шумно вздымающуюся грудь, — ему просто нужно на кого-то выплеснуть накопившееся внутри. — Мы что, для него сливная яма? — смещает гневный взгляд с младшего на любимого. — Я не намерен проглатывать молча это дерьмо, даже если он мой друг. — Тебе лучше уйти, я справлюсь сам, — отступает назад, оборачиваясь к лежащему на полу Чонгуку. — Да пожалуйста! — и следом громко хлопает дверь. Тэхён устало вздыхает и опускается на колени, подмяв ноги под себя. Смотрит снисходительно и качает головой. — У тебя кровь. — Прости меня, — тихо проговаривает Чонгук, — я не должен был говорить тебе все эти гадости. Прости, — хлюпает носом. — Всё нормально, я не злюсь, — Тэхён наклоняется и помогает младшему подняться, но тот укладывает голову ему на колени, обвивая руками бёдра. — Ты когда-то сказал, что всегда будешь на моей стороне, и если мне понадобится помощь, я смогу обратиться к тебе. Это работает и в обратную сторону, Гуки, — гладит по спине, — потому что ты мой друг. — Я больше не могу так. Блуждаю в темноте и не могу найти выход. Я задыхаюсь без него. Я так невыносимо скучаю по нему, — утыкается лицом в ноги Кима и сжимает крепче пальцы, впиваясь ими в кожу через ткань джинс. — Мы найдём его. Я обещаю тебе, всё будет хорошо. Лиён не остановится, пока не найдёт Чимина, я в этом уверен.* * *
Тем временем Лиён в самом деле не сидел сложа руки. — Сколько ещё вы будете тянуть? — он выглядит слишком раздражённым и, признаться, имеет на это полное право. — Мой брат уже почти две недели считается пропавшим без вести. Человек с таким именем или подходящий под описание не поступал ни в одну из больниц города. Его тело вполне могли где-нибудь закопать или утопить. А полиция ничего не предпринимает, потому что им так приказали. Какие ещё события должны произойти, чтобы вы наконец-то дали ход делу и посадили этого гада? — У нас нет никаких прямых улик или доказательств причастности мистера Чхве к исчезновению Чимина, — отвечает спокойно и размеренно мужчина, сидящий напротив. — К тому же это не имеет никакого отношения к тому делу, которое ведём мы. — Когда я соглашался пойти с вами на сделку, вы обещали гарантировать безопасность моей семье, но вы не выполнили свою часть. Так почему я должен продолжать помогать вам? — Потому что это, — опускает указательный и средний палец на разложенные перед собой бумаги, — не просто дело о барыге травкой на районе. Речь идёт о масштабах не только этой страны, но и за её пределами. Ваш отец не единственный фигурант, есть и другие. И если мы поспешим, не подготовившись как следует, двухлетнее расследование пойдёт насмарку. Мы не можем так рисковать. — Вы вообще себя слышите? — Лиён подскакивает на месте, опрокидывая стул. — Вы говорите о случившемся, как о какой-то несущественной погрешности, допустимой в вашем долбанном расследовании, — ударяет ладонями по столу. — Для вас жизнь человека ничего не значит? Как вы можете так спокойно рассуждать о человеческих жертвах? Как будто при приёме на работу вам вкалывают сыворотку, отключающую человечность. — Лиён, я понимаю вас лучше, чем вы думаете. — Вы теряли когда-нибудь близкого человека? — нависает над мужчиной, поддавшись вперёд. — Например, мать, которую вас принуждали почти двадцать лет считать мёртвой, а после нашли её живой, но совершенно не здоровой, потому что все эти грёбаные двадцать лет она провела в психушке. Или брата, который внезапно исчез, но его тело так и не было найдено, только следы очевидно подстроенной аварии. Вы проживали хотя бы в день в этой агонии от потери? Если нет, тогда вы не можете понять меня, господин Мин. — Проживал. И живу до сих пор, — обескураживает своим прямым ответом, от чего Лиён отстраняется, наблюдая, как мужчина поднимается со своего места, — я потерял друга. Напарника, который вёл со мной это дело. — Что с ним произошло? — Его убили люди вашего отца, — Юнги протяжно вздыхает, словно у него камень с души свалился, когда открылась правда, — я не должен был вам этого говорить, но я действительно понимаю вас и ваши чувства в данный момент. Мне правда жаль, что с вашим братом случилось несчастье, но я не могу вам в этом помочь, даже если бы очень захотел. Если я превышу полномочия, меня отстранят от расследования, а я не могу позволить этому случиться. Это дело имеет для меня особое значение, я просто обязан довести его до конца и посадить всех, кто был причастен не только к убийству моего напарника, но и позволил разрастись целой сети наркоторговли между Америкой и Южной Кореей. — Значит, Чимин станет просто очередной жертвой, которая даже не будет фигурировать в вашем деле, — разочарование просачивается сквозь надломленный голос, проникая ядом внутрь. — А как же программа защиты свидетелей? Разве ваша организация не предполагает защиту и родственников в том числе? — Но вы не были помещены в эту программу, так как отказались официально стать свидетелем по делу. Вы — наш информатор, это не одно и тоже. — Тогда сделайте меня официальным свидетелем, — внезапно заявляет Лиён. — Вы уверены? Когда всё всплывёт наружу, вам может угрожать опасность. Программа подразумевает обеспечение полной защиты, а значит, вполне возможно, что вам придётся сменить не только место жительства и имя, но и в целом забыть про свою нынешнюю жизнь. — Не имеет значения, что со мной будет потом. Сейчас для меня нет ничего важнее Чимина, и если только так я могу заставить вас помочь мне, то я согласен. Давайте мне бумаги, или что я там должен подписать, — машет рукой в сторону стопки папок. Лиён реально не задумывается о последствиях, им руководит только стремление отыскать брата. Даже если после он будет вынужден покинуть его навсегда, не имея возможности больше никогда связаться или увидеться. Плевать, если при этом Чимин сможет продолжать нормальную и полноценную жизнь, будучи целым и невредимым. Это та самая жертва, на которую способен человек ради своей семьи. Черта, взращённая матерью, которую впитал с её молоком, ведь для Сильвии семья всегда была на первом месте, таким она воспитала и сына. Преданность, долг, честь. Если бы Лиён жил во времена правления королей, его непременно бы наградили титулом почётного рыцаря. Слишком много в нём праведности для обычного человека. Даже не верилось, что такой добропорядочный и смелый мужчина мог быть рождён от чудовища, несущего собой только хаос и разрушение в жизни других. Однако Лиён был настроен решительно изменить данный порядок вещей, лишив Ёнгвана возможности причинить вред кому-нибудь ещё. Только в их семье жертвами стали уже двое. Страшно даже представить, сколько же их могло оказаться в совокупности. Знаменитая фраза «я тебя породил, я тебя и убью» меняла своё значение на «ты меня породил, от моей же руки и поляжешь». — Это всё? — Лиён ставит очередную подпись и поднимает взгляд на Юнги. — Да. Отныне вы официально являетесь свидетелем по делу. А значит, вам нужно быть предельно осторожным. Ваш отец… — Я знаю, на что он способен. Убедился на личном опыте уже дважды, — защёлкивает колпачок на ручке и кладёт поверх подписанного протокола. — Раз я всё подписал, теперь вы можете привести в действие эту свою программу по защите свидетелей и начать поиски Чимина? — Как только я получу разрешение сверху, мы выделим людей, которые займутся этим. А пока наберитесь терпения, как бы трудно не было. Вы сделали всё, что могли. Дальше дело за мной, — протягивает руку для рукопожатия. — Надеюсь, вы сдержите своё обещание, — жмёт ладонь в ответ.* * *
Джин в спешке выбегает на улицу и останавливается на крыльце. Несколько глубоких вдохов прохладного воздуха помогают остудить пыл. Парень оборачивается и смотрит на окно второго этажа. Как они вообще докатились до такого? Джин не то чтобы на друга, он в принципе никогда не поднимал руки, даже когда его сильно выводили из себя. Трезвым рассудком понимает, что Чонгук на самом деле не хотел никого задеть, им руководили эмоции и расшатанная в хлам нервная система. «Я тоже хорош — вздыхает Ким и, сунув руки в карманы, плетётся к машине Тэхёна, на которой они приехали сюда. — Надо бы извиниться», — предполагает, заводя автомобиль и включая внутреннюю навигацию. На карте отобразились все известные азиатские рестораны поблизости. Джин быстро пролистывает список, выбирает тот, где было приемлемое соотношение оценки и расстояния, и едет туда. Возвращается почти через час, не уверен, ждут ли его, но решает испытать удачу. Он поднимается в общежитие с двумя пакетами, в одном из которых позвякивают стеклянные бутылки. Осторожно стучит и отступает на шаг, ожидая, пока ему откроют. — Примирительные курочка с соджу? — поднимает пакеты на уровне лица, когда на пороге появляется Тэхён. Брюнет окидывает его сомнительным взглядом и оборачивается к Чонгуку, как бы спрашивая его разрешения. — Соджу? — оживляется Чон и поднимает голову. — И курочка, — добавляет Сокджин. — Ладно, заходи, — Чонгук поднимается со своего места, когда Тэхён отходит в сторону, впуская «доставщика извинений». Комната за это время успевает немного преобразиться. Исчезают все упаковки из-под фастфуда, вещи аккуратно сложены стопками на кровати Чонгука, которые не успели ещё разложить в шкаф. Сам Чонгук одет в другую одежду, с ещё заметно влажными волосами после душа, а глаза уже не так саднили от красноты. Видимо, терапия Тэхёна смогла немного помочь и привести младшего в чувства. Джин проходит внутрь и оставляет пакеты на столе, но не успевает обернуться, как чувствует себя сжатым в кольцо рук. — Прости меня, — бубнит Чон, уткнувшись лицом в его спину. — И ты меня, — кое-как развернувшись, обнимает в ответ, похлопав по лопатке. — Сильно болит? — кивает на опухшую губу, когда Гук отпустил его. — Бывало и хуже. Но это было неплохая шоковая терапия, спасибо, — пытается улыбнуться настолько, насколько позволяет разбитая губа, которую Тэ успел прежде заботливо обработать и намазать заживляющей мазью. — Обращайся, — подмигивает. — Я тебе обращусь, — вклинивается между ними Тэхён и кладёт руку на плечо Чона, отодвигая от Сокджина. — Ещё раз тронешь моего мелкого, — выставил указательный палец в угрожающей форме, — будешь иметь дело со мной, — повернул на себя и указал в область солнечного сплетения. — Вот те на. Меня не было час, а он уже успел стать твоим мелким. — Ты мне тут поёрничай ещё. Дома тебя ждёт серьёзный разговор, учти. — Я вам не мешаю? — как бы невзначай интересуется Чонгук, будто наблюдая за перепалкой своих вторых мамы и папы. — Нет, золотце, — Тэхён прям очень натурально вжился в роль мамочки и чмокнул своего «сыночка» в висок. «Отец» семейства же получил только строгий взгляд и жест двумя пальцами глаза в глаза в духе: «я слежу за тобой». — Ой ну всё, прекращай, — Чонгук смущенно щурится и выворачивается из цепких объятий. — Потом продолжите свои семейные мелодрамы, курочка остынет, а соджу нагреется. — Вот-вот, — поддерживает его Джин, — нечего добро переводить. Идёмте есть.* * *
Как бы не хотелось остаться и закрыться навсегда в своей комнате, в университете Чонгуку всё же пришлось появиться. Каникулы давно закончились, а прогулы явно не отобразятся положительной пометкой в личном деле в графе «достижения». Последнее, что младшему сейчас было нужно, так это усложнить себе жизнь возникновением проблем с учёбой, особенно учитывая те основания, на которых он проходит обучение. Вылететь, не окончив второй семестр, и вернуться в Корею ну никак не мог себе позволить. Хотя бы потому, что от Чимина по-прежнему не было вестей. На саму учёбу, честно говоря, Чонгуку было уже насрать. Все его мысли занимает только Чимин. И это замечают даже преподаватели. — Чонгук, я повторил вам вопрос уже дважды. Вы будете отвечать? — насупился тот самый противный профессор Фишер. — Или мне перевести вам на корейский для лучшего понимания? «Сраный расист», — кулаки непроизвольно сжимаются под партой. Чонгук поднимается с места и уже хочет вывалить на старикашку накопившееся за эти полгода, но звенит звонок, известивший об окончании занятия. Даже не знаю, для кого ставший в бóльшей степени спасением: для огнедышащего дракона в обличье Чона или профессора-ксенофоба Фишера. — Что ж, сегодня вам повезло, но в следующий раз я непременно спрошу у вас эту тему. Потрудитесь подготовиться лучше, мистер Чон. Его уважительная форма обращения звучит как совершенно неприкрытая издёвка. Чонгук плотнее сжимает губы, повторяя про себя, словно мантру, слова старшего брата: «Забей, твоя жизнь не зависит от его слов, он просто отброс общества, доживающий свой жалкий век». Однако несколько тетрадок всё же попадают под раздачу, будучи закинутыми в сумку слишком агрессивно, из-за чего многие листы смялись. Выходя из аудитории, встречает грудью налетевшего на него Тэхёна, всего запыханного и раскрасневшегося от волнения. Брюнет сгибается пополам и опирается руками в колени, пытаясь отдышаться. — Ты, — делает вдох, — ты не поверишь, — и выдох, — что я только что узнал. — Valentino объявил сезон зимней распродажи? — шутливо предполагает младший, поправляя лямку сумки. Но Тэхён отрицательно мотнул головой. — Dior? Или Prada? — Да помолчи ты, — наконец-то выпрямляется Тэхён, — Чимин жив. — Что? — от внезапности у Чонгука в глазах всё мутнеет, и ощутилась такая сильная слабость в ногах, от чего тот облокачивается на стену в поисках опоры. — Откуда ты? — Я услышал, как студенты обсуждали сегодняшние гонки. — Гонки? — Да, пару лет назад была очень популярная тема. А потом что-то случилось и гонки перестали проводить. Возможно, потому, что это незаконно, так как вместо трека они выбирают обычные дороги в городе. — Зачем ты мне это рассказываешь? — Затем, что Чимин будет участвовать в сегодняшней гонке. — Как ты узнал? — Один из старшекурсников так громко кичился тем, что собирается надрать зад Пак Чимину. Я точно не ослышался. Даже переспросил у него лично. Сомнений нет — Чимин будет сегодня там. — Ты знаешь, где будет проходить гонка? — Нет, вся информация появляется за полчаса до старта. К тому же так просто туда не попасть, только по билетам. Но это не проблема, я уже узнал через кого мы можем их купить. — Чимин жив…