***
— Если хочешь, можешь переночевать сегодня у меня, — предлагает Тэхён, когда заходит следом в перевёрнутую вверх дном комнату. Комендант сообщил об обыске, но трудно было представить, что полиция превратила это место в нечто подобное. Вещи, не то что разбросаны, они вообще уже не были пригодны к использованию. Всё содержимое из шкафов валялось на полу, вместе с наполнителем обоих матрасов, которые искромсали и выпотрошили до пружин. — Пиз… — запинается на середине слова Ким, шокированный открывшейся картиной. — Да, он самый, — отвечает младший, прекрасно поняв, что хотел сказать друг. — Что они пытались здесь найти? Неужели Чимин действительно как-то связан с наркотиками? — Брось. Чимин, конечно, тот ещё кадр с ебанцой, но не настолько. Очевидно же, что его подставили. — Но кто? И зачем? — Что сказал Лиён? — «Сиди и не высовывайся», — дословно цитирует старшего брата Чимина. — Как любезно с его стороны, — кривится. — Это ты ещё не слышал, что он сказал, когда узнал, что мне было известно про гонки и я не предупредил его. — В смысле? — недоумевает Тэхён и обходит Чонгука, чтобы взглянуть на него прямо. — Ты же звонил ему. — Лиён тогда не взял трубку. А написать сообщение я не додумался. И снова это долбанное чувство вины подкрадывается со спины, набрасываясь без предупреждения, и придавливая к земле. Чонгук не понимает почему, но продолжает чувствовать, словно он постоянно делает что-то не так или недостаточно. Откуда в молодом парне столько желания подвергать себя извечному самоуничижению? Чон ведь не плохой человек, напротив, свет, что источает его прекрасная душа, способен осветить самые потаённые тёмные уголки. И он был этим светом для Чимина. Которого так чертовски не хватало рядом, особенно сейчас, когда Чонгук убедился собственными глазами в целости и невредимости парня. Их разговор оставил после себя болезненный отпечаток на сердце. Пак ведь не имел ввиду то, что сказал? Его слова не означали, что он бросает своего крольчонка? Правда же? Чон успокаивает себя именно так — убеждает, что случилось всего навсего недопонимание, не означающее расставание. Окончательная разлука между двумя людьми никогда не случается, если не смирились оба. Младший искренне верит, что любимый однажды вернётся к нему. Чонгук непременно его дождётся, чтобы всё исправить. И когда сможет обнять, прижав к своей груди, то не станет задавать вопросы. Ответы нужны ему не так сильно, как сам Чимин. Он настолько безвозвратно влюблён, что готов забыть обо всём, если это позволит им начать всё сначала. Главное — вместе. Возможно, кто-то скажет: «Это нездоровая хрень, тебе стоит обратиться к мозгоправу». Чонгук в ответ пошлёт куда подальше. Потому что любовь делает из людей слепцов. Она лишает рассудка, подавляет волю и заставляет думать ночи напролёт только об одном человеке. Настоящая любовь не может быть столь губительна, повторитесь вы. А кто же знает, какая на самом деле настоящая любовь? Для каждого она своя. Особенная и неповторимая. Иногда болезненная, а иногда очищающая. Для Чонгука любовь заключается в Чимине, от кончиков волос на голове до пальцев на ногах. Никогда не представлял, что сможет испытывать к кому-то подобные чувства. Но испытав, осознал — такое случается в жизни лишь однажды. И как бы не пытался, ему не удастся почувствовать это снова. Ни к кому. Пак Чимин навсегда останется единственным. Потому что младшему слишком нравятся его глаза, чтобы смотреть в другие. У него у самого они красивые, но влюблёнными их видел только хён. Чон дёрнул носом и отвернулся от Тэхёна, делая вид, что осматривает повреждения. А на самом деле просто не хотел в очередной раз превратиться в мокрое пятно на глазах у друга. Отсутствовало желание что-либо говорить. Чонгук устал постоянно плакать и стенать о том, как скучает по Чимину. Временами казалось, что он порядком достал Кима, а тот из вежливости или воспитанности не может сказать об этом. Но младший видимо забыл о том, каким на самом деле проницательным является Тэхён. — Иди сюда, — без вопросов, притягивает парня в объятия и кладёт его голову себе на плечо. — Не держи это в себе, если хочешь плакать — плачь, хочешь кричать — кричи, можешь даже ударить меня, только легонько, — уточняет, посмеиваясь, и Чон усмехается тоже. — Не надо снова закрываться от меня, ладно? Я всегда на твоей стороне, ты же помнишь? Младший согласно угукает в ответ и крепко сжимает брюнета в своих руках, а после отпускает и отходит на шаг. — Поехали ко мне. Netflix и пицца помогут снять стресс. — Моего парня только что арестовали за торговлю наркотиками, а мы едем к тебе смотреть сериалы и есть пиццу. Чувствую себя героем какого-то очень дебильного ситкома. — Ну, хочешь посмотрим мультики? — Тебе смешно? — легонько пихает в плечо, хотя сам едва сдерживает улыбку. — А что, мне плакать? Чимин живой и это главное. С остальным разберутся Лиён и его адвокаты. Знаешь, сейчас мне действительно кажется, что самая лучшая помощь от нас — ничего не делать, чтобы не натворить ещё каких-то дел, которые потом придётся разгребать нашему большому брату. — Наверное, ты прав, — на выдохе соглашается и отпихивает носком ботинка осколок от чашки на полу. — Я всегда прав, — щёлкает по носу и быстро выскакивает в коридор, не давая Чонгуку возможности дотянуться для ответного шлепка. — Шевели булками, детка, — кричит уже у лестницы и вприпрыжку спускается вниз.***
С момента ареста Чимина прошло три дня, и верный цепной пёс направлялся к своему хозяину с доносом. Мужчина далеко не первый раз посещает подобное «заведение», ему безразлична пугающая и угнетающая атмосфера, блуждающая по коридорам среди серых стен. Работник СИЗО сопровождает до дверей комнаты посещения, и остаётся стоять, пропуская внутрь только визитёра. Через несколько минут приводят заключённого. Он расположился по другую сторону бронированного стекла и потянулся к висящей трубке. — Ну, как прошло? — осевшим голосом интересуется первым. — Пак Чимину выдвинули обвинение, его уже должны были доставить сюда. Вот только… — мужчина неуверенно подмял губы, раздумывая, как бы помягче преподнести информацию о возможных «непредвиденных обстоятельствах». — Вот только что? — хмурится, крепко сжимая телефонную трубку в руке. — Его адвокат. Он хочет подать иск в суд об освобождении под залог. Есть вероятность, что судья может одобрить заявление. — На каких основаниях? — Этот адвокатишка показался мне довольно пронырливым. Я, конечно, постарался сделать всё, как вы и говорили, комар носа не подточит. Но, кто знает, через что он попытается надавить на судью. — Иск значит, — задумчиво цокнул языком и скривил губы. — Ну это не проблема. Суда не будет. — Почему вы так уверены? — Потому что щенок не доживёт до него, — на лице Ёнгвана расплылась уродливая до безобразия улыбка. — Неужели вы… — Это уже не твоя головная боль. Меньше знаешь, дольше протянешь, — подмигивает и вешает трубку на место, не намереваясь посвящать в подробности. Детектив так и застывает, наблюдая, как в комнату заходит надзиратель и одевает на Чхве-старшего наручники, а после уводит. Мужчина сглатывает слюну, отчего адамово яблоко нервно дёргается. Ему должно быть плевать, что случится с каким-то мальчишкой. Скольких он уже так отправил за решётку? Пак Чимин не первый, как и не последний. Но почему внутри вдруг всё сжалось от металлического тона Ёнгвана, с которым хладнокровно произнёс: «Щенок не доживёт до суда»? Будто рассуждал о чём-то столь несущественном и обыденном. Хотя, чему удивляться. Детектив не первый год «сотрудничает» с господином Чхве. Ему в самом деле ничего не стоит избавиться от любой преграды на своём пути. Будь то мешающий проехать мусорный бак или человек. Настолько всё было просто для него, что даже родной сын угодил под каток. Морозный воздух неприятно ударил в лицо, стоило выйти на улицу. Детектив поёжился, вжав голову в плечи, и засеменил к своему автомобилю. Только успел взяться за ручку двери, позади раздался незнакомый голос. — Скотт Маккол? — С кем имею честь? — отреагировал с неприкрытой долей сарказма. — Мин Юнги. Интерпол, — демонстрирует жетон с серийным номером и эмблемой всемирной организации, представляющий собой земной шар на фоне весов Фемиды. — Вы должны проехать с нами, — с другой стороны машины к ним подходит второй агент, чем даёт понять, что у вшивого детектива нет иного выбора, кроме как повиноваться. — Это ещё зачем? — не теряет надежды ускользнуть, однако подлой змее прижали хвост. — Это в ваших же интересах, если не хотите в скором времени присоединиться к вашему приятелю, — кивает головой в сторону ограждения с натянутыми электрическими проводами от побега, — или правильнее будет назвать его вашим работодателем? — сужает и без того маленькие глаза, превращая их в небольшие щёлочки. — Не понимаю о чём вы. — Хватит строить из себя недотёпу, — теряет терпение второй кореец и обходит транспорт, останавливаясь рядом со своим коллегой, — пока что мы предлагаем по-хорошему. Хотя имеем все основания доставить вас в наручниках. — Он не шутит, — подтверждает Юнги, кивая, — последний шанс. — Ладно, — сдаётся Скотт и отпускает ручку двери. В сопровождении двух агентов, мужчина садится на заднее сидение, припаркованного в нескольких метрах, Mercedes’а, замечая, что за рулём находится ещё и третий. Однако им оказывается обыкновенный американец, и это вводит в замешательство. Как и, собственно говоря, сама причина столь внезапного задержания. Нет, о своих грешках Маккол прекрасно осведомлён. Непонятно каким боком тут Международная организация криминальной полиции. Фальсификация обычного дела о торговле наркотиков, не самых космических объёмов, уж точно не входит в юрисдикцию Интерпола. Во что же втянул его этот бес Чхве Ёнгван? Ещё ни разу детективу не доводилось оказаться по другую сторону. Теперь он сидел на стуле подозреваемого в центральном офисе полиции, а перед ним — комиссар и два агента Интерпола: Мин Юнги и Ким Субин. С комиссаром, к слову, был знаком лично. И тот, судя по всему, совершенно не удивился, когда Скотта привели в допросную. Глава центрального офиса полиции посмотрел на него взглядом, говорящим: «Ну вот мы и встретились». — Вы позволите? — обращается Юнги к комиссару и, когда тот положительно кивает, переводит своё внимание на детектива. — Обвинения в коррупции и использовании служебных полномочий не по назначению вам зачитают немного позже. Чхве Ёнгван, — достаёт из папки фото и кладёт на стол, — что вас связывает? — Ничего. — Ложь. Вы сегодня приезжали к нему в СИЗО, запись в журнале посещения тому доказательство. Итак, повторю вопрос: что вас связывает с Чхве Ёнгваном? — Я отказываюсь говорить без присутствия адвоката, — вдруг вспоминает о своих правах в попытке ухватиться за соломинку перед падением в овраг собственных преступлений. — Ордер на ваш арест всё ещё лежит у меня на столе, — вступает в игру комиссар. — Мне достаточно поставить одну подпись и из этой комнаты вас выведут в наручниках, как настоящего преступника, которым вы и являетесь. Но у вас есть шанс смягчить своё наказание, если согласитесь сотрудничать. — Адвокат, — продолжает упираться, — я не произнесу ни слова, пока не приедет мой адвокат. Вы нарушаете мои права, как гражданина, пытаясь получить показания под давлением, господин комиссар, — ехидно усмехается. — И это говорит продажный коп? — выпаливает Субин, которого перекосило всего от этого дешёвого спектакля. — Человек, по чьей вине в тюрьме сейчас сидит невиновный? — Тише, Субин, — успокаивает друга Мин, похлопав по колену под столом. — Хочет адвоката — будет ему адвокат. Пусть звонит своему правозащитнику. Никуда он от нас уже не денется, а мы подождём. Времени у нас предостаточно, — откидывается назад, заводя руки за голову и сцепляя в замок на затылке. Если бы только Юнги знал, как жестоко ошибался. Может быть, у него и достаточно, а вот время Чимина было на исходе. Слова Ёнгвана «не доживёт до суда» оказались вовсе не фигурой речи, а вполне реальной угрозой. Через несколько часов на телефон Мина поступил звонок. Душераздирающий крик на том конце провода сообщил: — Чимина пытались убить. Снова.***
Лиён всем сердцем ненавидит этот мир, в тот самый момент, сидя и сверля помутневшим от слёз глазами горящую красным лампу «идёт операция, не входить». Не успев испытать радости и облегчения от того, что брат наконец-то нашёлся, погрузился ещё глубже в омут горечи. Когда Эндрю, как адвокату Чимина, позвонили и сообщили о случившемся, Лиён находился рядом. Он не помнит, как сел в машину, завёл её и добрался до больницы, куда скорая привезла младшего. Потерял счёт времени, казалось, что операция длится целую вечность, пока у самых дверей операционной, подобно трёхглавому Церберу из преисподней, бдили надзиратели. Пак всё ещё находится в статусе подозреваемого и такое отношение вполне естественное, но его брата это выводит из себя. Потому что убеждён в невиновности. Его младшенький, которому в детстве всегда читал перед сном одну и ту же историю про медвежонка и его друзей, не был способен на подобное. Чимин нередко встревал в неприятности, но никогда бы не стал заниматься торговлей наркотиков. И дело вовсе не в нужде, которую не испытывал. Парень бы ни за что на свете не приблизился к подобному на расстоянии пушечного выстрела после того, как три года назад похоронил лучшего друга, скончавшегося из-за передозировки героином. Того самого друга, из-за которого Чимин и разругался в щепки с отцом. — Что из тебя вырасти может, если ты шляется с наркоманами, один из них вон уже сдох. Не удивлюсь, если сам на игле сидишь. А ну покажи вены, — потребовал Ёнгван, дёрнув сына за запястье. — Убери от меня руки, козлина, — зашипел Чимин и вырвался из хватки. — Ты как с отцом разговариваешь? Тебе давно рога не обламывали что ли? — Не забудь начать со своих, мудак. — Ах ты, — замахнулся, чтобы ударить, но его челюсть первая встретилась с чужим кулаком. Ухватившись за ушибленное место, зло глянул на Чимина и с летящей изо рта слюной, прокричал: — отребье! Из-за дохлого наркомана поднял руку на отца. И как ты смеешь после этого носить мою фамилию?! — Да подавись своей сраной фамилией. Она мне ничего хорошего не принесла в жизни. Я сам не желаю больше называться ею. Не хочу, чтобы люди знали, что я сын такого куска дерьма, как ты. — Пошёл вон. Ноги твоей больше не будет в этом доме, раз ты теперь больше не Чхве Чимин. — С превеликим удовольствием, — съязвил напоследок, прежде чем захлопнуть за собой навсегда двери родительского дома. От тяжести горестных мыслей голова мужчины устало рухнула прямо ему в раскрытые ладони. Сгорбленная фигура мало походила на живого человека. Лиён был разбит и подавлен, атмосфера, царящая в стенах больницы, сильно давила на мозги. До такой степени, что становилось трудно дышать. Если бы только всё это оказалось всего лишь страшным сном. Если бы… Со стороны послышались шаги и Лиён не сразу понял, что кто-то подошёл прямо к нему вплотную. Открыв глаза, увидел перед собой носки тёмных ботинок. Со сдавленным стоном опустил руки и поднял усталый взгляд. — Я узнал, что произошло, — без промедления перешёл сразу к делу Эндрю. — На Чимина напали во время потасовки, заключённые устроили бунт и, прежде чем их успели разнять, Чимина изрядно избили и нанесли множественные ранения заточкой или чем-то ещё острым. Самое подозрительное — пострадал только он. — Потому что мой брат был их целью, — резюмирует очевидный вывод. — Он ведь тоже сидит сейчас там? Адвокату не требуется уточнение кто именно «он». Оба прекрасно понимают о ком идёт речь. Дэвис согласно мотнул головой. — Я уверен, что он приложил к этому руку. Ему было мало покушения, решил довести начатое до конца. Как же я его ненавижу, — кулаки крепко сжались, а на лбу от напряжения вздулась вена у виска, — и сожалею, что не прислушался к Чимину с самого начала, когда он убеждал меня, что наш отец тот ещё кусок дерьма. Я знал, что Ёнгван не святой, и творил действительно ужасные вещи, которые пытался скрывать от семьи. Но я всё равно ума не приложу. Несмотря на все разногласия, как отец мог пытаться убить собственного ребёнка? Дважды! — Потому что Чимин ему не родной, — звучит знакомый женский голос. Мужчины мгновенно оборачиваются на источник звука, и на их лицах застывает идентичное друг другу выражение: смесь удивления и озадаченности. Эндрю ошарашен самим заявлением, а Лиён вдобавок ещё и тем фактом, что женщина говорит на чистом английском. — Мису? — тут же поднимается на ноги и подходит к мачехе. — О чём ты говоришь? — Ёнгван не его биологический отец, Чимин всегда был ему чужим, — продолжает всё на том же чужом для себя языке, чем вводит пасынка в ещё большее смятение. Пак Мису за двадцать лет жизнь в их доме почти всегда говорила исключительно на корейском. Неужели у всех в этой семье есть свои скелеты в шкафу? И как много хранится их у второй жены деспота Ёнгвана? — Я не понимаю, — сконфуженно лепечет Лиён, уставившись на женщину перед собой так, словно видит её впервые в жизни. — Настоящий отец Чимина — мой бывший муж, от которого Ёнгван помог мне сбежать. Он часто избивал моего мальчика, и мне тоже не стеснялся влепить затрещину, стоило любой мелочи вывести его из себя. Я и представить не могла, что человек, спасший меня и моего ребёнка от тирана, окажется худшим злом, — в уголках красивых глаз заблестели слёзы, что после тонкими струйками пробежались по щекам. — Ты всё слышала? Чхве как мог, старался держать Мису подальше от всего этого. Возможно, поступал опрометчиво, держа в неведении мать о происходящем с её ребёнком. Однако, честно полагал, что так будет лучше. В первую очередь для её же личной безопасности. Если бы госпожа Пак узнала, что муж пытался сотворить с её единственным кровным сыном, то непременно бы не смогла сдержать чувств и эмоций. И тогда, кто знает, чем бы обратилось всё для женщины. Ёнгван, где-то в отдалённой части сознания, может и любит жену, но себя любит больше, однозначно. Лиён не мог позволить больному на всю башку ублюдку причинить вред ещё одному невинному человеку. Но, когда тот оказался наконец-то за решёткой, а жизнь Чимина висела на волоске, скрывать больше не было смысла. — С ним всё будет хорошо, — обнимает дрожащие плечи, легонько прижимая к груди и проводя свободной ладонью по спине, — Чимин — боец, он сильный и непременно выкарабкается. Под тихий плач безутешной матери позади открываются двери операционной и оттуда выходит врач в испачканном в нескольких местах кровью блузоне. В подобном виде хирург совершенно не был похож на вестника добрых новостей. Предчувствие не обмануло. — Нам удалось остановить кровоизлияние в мозг, состояние пациента стабильно, — сообщает он, окидывая взглядом семью, — однако есть и плохие новости, — кто бы сомневался, — пациент впал в кому, — врач оборачивается к надзирателям и теперь уже обращается непосредственно к ним, — и мы переводим его в палату для круглосуточного медицинского наблюдения. Лиён крепче обхватывает Мису, едва не рухнувшую на пол от услышанных новостей, хотя у самого земля ушла из-под ног. Все сторонние звуки обращаются в хаотичную какофонию, мужчина уже не слышит, что говорит дальше врач. В ушах застыла роковая фраза: «Пациент впал в кому». Его внезапно ведёт в сторону и адвокат подхватывает под руки, не дав упасть ниц на холодный кафель. Где у ног уже валялись осколки разбитой души старшего брата.