Пришедшие вместо

      Картина занимала всю восточную стену коридора на третьем этаже дворца правосудия. Чаще его называют «конторой». На первых этажах располагался суд: пустые кабинеты, бесконечные архивы и зал заседания, пылящийся по нескольку месяцев. Административные споры сюда почти не доходят, а уголовные случаются редко. По ним в трёх из четырёх случаев проходят рыцари, которых судит внутренний трибунал. Шли разговоры о том, чтобы отдать бухгалтерии часть второго этажа, но всё осталось в планах.       Неро закончил сверку бухгалтерской книги, поэтому стучал когтями правой руки по столешнице и праздно смотрел в дверной проём, на картину. Они делили стол с Сальсой — бледной, ссутулившейся и усталой. Ей поручали несложную, но гораздо более ответственную, чем сверка архивных книг, работу. Неро иногда пытался узнать у неё, что к чему, но быстро остывал. Работа с воображаемыми суммами — совсем не то же, что работа с механизмами. Неро привык видеть то, что делает.       Сальса иногда посматривала на руку Неро. Глаза у неё большие и водянистые. Из-за этого всегда кажется, что она на грани слёз.       — Больно было? — смотрит она на руку третий час, но спросить решилась только сейчас.       — Нет, — ответил он, глядя на лицо Сальсы. — Всё случилось слишком быстро.       Сальса до боли напоминала ту сиротку, из-за которой Кирие осталась в лесу. В этом нет ничего удивительного: все приютские выглядят одинаково. Наверно, это из-за кипенно-белых балахонов. Они ели всякий цвет и заставляли по-южному смуглую и черноволосую Сальсу выглядеть бледной молью.       Ещё одна общая черта приютских — они не умеют смотреть в глаза. Сальса выдержала буквально секунду, а потом уткнулась в листок и застрочила с удвоенным усердием. Неро вгляделся в строчки документов, не увидел там ничего интересного и вернулся к картине.       У картины довольно занятная история, тянущаяся с тех мифических времён, когда община Фортуны ещё не замкнулась на себе. Эта картина — копия «Светочей христианства», оригинал которых хранится где-то в Польше. Полотно огромное, пышное и на религиозную тему. Отличный подарок секте. Был бы идеальным, если бы в левой части картины не было нескольких полуголых женщин. Поэтому картина висит не в штабе Святых рыцарей, где должна была быть, а в коридоре дворца правосудия. Да и то потому, что нигде больше не помещалась.       Со своего места Неро видел только одну женщину. Она слишком заботливо укутана в солому для той, кого сжигают на потеху одному из худших римских императоров. Страшная история. Картина могла бы быть тоже, но театрально-благородные лица и общая наигранность — не та, которая сгущает ужас, а теряет его в любовании — смазывали впечатление.       — Я слышала, Кирие пострадала, — полушёпотом сказала Сальса. — С ней сейчас… всё в порядке?       Неро почувствовал очередной укол совести, но постарался не обращать на него внимание. Угрызения Кирие не помогут.       — Останутся шрамы, но в остальном она цела, — Неро снова пролистал конторскую книгу, уже просмотренную от корки до корки. — Я в архив.       Неро не должен сидеть здесь. С тех пор, как Джованни согласился отвечать за подростка, Неро работал на горняцком оборудовании и оказывался незаменим в тех случаях, когда надо залезть куда-то без лебёдки или выдернуть зажёванную гусеницу. Когда горную добычу закрыли, его взяли в порт — на краны, домкраты и разводные мосты. Но с тех пор, как на Фортуну перестали приходить торговые суда, эти механизмы тоже оказались не нужны. Не нужен и Неро. Поэтому его и сослали сюда: служить на благо города бесполезной рутиной, которую настоящим экономистам, бухгалтерам и метящей к ним Сальсе делать некогда.       Ширма отделяла секретарский стол от основного зала, где трудились десять служащих, иногда перекидываясь между собой документами и сетованиями. Огромные окна с белёными рамами давали прекрасный вид на деловой район Фортуны: изящные четырёхэтажные дома с просторными квартирами и коваными перилами балконов. На одном из них Неро мог различить шахматную доску, белые фигуры на которой так стояли самым позорным образом. Сколько Неро не вникал в защиту Каро-Канн и её следствия, отец поставил ему мат за шесть ходов.       Неро прошёл по коридору, образованному между столов, до стены. В неё вделана уродливая, но прочная железная дверь. Лорка, ответственный за архив, хотел поздороваться, но подавился воздухом, когда увидел руку Неро.       — …она что, светится?       — Как видишь.       Лорка пару мгновений молчал.       — Это… э… нормально у вас? У потомков Спарды?       — Да, — согласился Неро: ему совсем не хотелось объясняться с кем-то.       — Тогда, пожалуйста, не включай свет. Давай я подпишу. Это третий квартал девяносто третьего?.. — Лорка поставил широкую подпись на переднем форзаце книги. — Первый девяносто четвёртого проверишь, хорошо?       Неро кивнул и хотел было включить свет, но понял, что света голубоватых жил достаточно. Холодное сияние выхватывало цинковые полки и стоящие на них подшитые тома. Как именно распределялся бухгалтерский архив по годам — не знал никто. Более-менее современные секции Неро находил только по «пустоте»: там хранится очень мало книг и документов. Зато нижние полки заставлены коробками, куда свалены прошения о компенсации от горняков и моряков дальних плаваний. На них отвечали по мере возможностей, но большинство бумаг оседали здесь.       Когда он поставил книгу на место и взял новую, за первый квартал девяносто четвёртого, что-то рухнуло на пол. Неро содрогнулся от мысли, что книга решила развалиться на части — подшивать их и раньше было сизифовым трудом, а теперь, с этой рукой, всё станет только хуже… но нет. Это всего лишь письма из бухгалтерии Ордена, разъяснявшие новые подати.       Которые в сумме увеличивали церковную десятину почти до пятины.       Не сказать, чтобы Фортуна была бедным островом. Возможно, всё зависит от точки зрения — и Неро, потомок Спарды и воспитанник славной генералами и епископами семьи, бедности просто не видел. Но когда он работал в зоне горной добычи и в порту, люди жаловались на что угодно, кроме голода и стеснения в средствах.       Разделённые, по сравнению с прошлым годом, на двое значения в клеточках нагоняли на Неро тоску. Хуже только обеденный перерыв. У Сальсы, как всегда, с собой ничего не было. Неро, снова испытав приступ благородства, дал ей немного наличных.       — У вас в приюте всё настолько плохо? — спросил Неро, когда Сальса перестала, наконец, отнекиваться — она вечно вела себя так, будто один евро ляжет на неё вечным долгом.       — Раньше всё было получше, — полушёпотом сказала Сальса. — Н-не подумай, что я жалуюсь, я очень благодарна всем, кто о нас заботится… но… да. Раньше было легче. Даже «мечники»… в смысле, дети с известными родителями порой лишаются завтраков. Раньше такого не было.       — До девяносто четвёртого года? — Неро барабанил когтями правой руки по обложке конторской книги.       — Да… — выдавила из себя признание Сальса. — Где-то до этого времени.       Джованни пришёл ближе к вечеру. От него несло табаком и бурбоном; за три года, прошедшие с закрытия шахт, он постарел лет на десять. После подъёма на четвёртый этаж Джованни, сухой и тонкий, всё равно запыхался. Он хотел уже привычным жестом потрепать Неро по волосам, но осёкся, уставившись на его руку.       — …хорошо, что ты этой штукой нам буровые установки не попортил, — задумчиво пробормотал Джованни.       — И тебе добрый вечер, — вздохнул Неро.       — Готтлиб у себя?       — Только если у тебя дело.       Все в конторе знали, что у Джованни никаких дел нет. Но Готтлибу не нравилось, когда его отвлекают в рабочее время, поэтому Неро незаметно для себя научился отваживать бывшего начальника.       — Ты ещё не продал тот револьвер? — спросил Неро.       — Там такой револьвер, что его в жизни не продашь. Давай прогуляешься со мной и решишь, надо оно тебе или нет. Это… — Джованни сделал неопределённый жест рукой. — Незабываемое зрелище.       Джованни миновали невзгоды: он не работал грузчиком или трубочистом и имел достаточно денег, чтобы позволять себе сигареты и не самый дешёвый алкоголь. Причина проста и известна, кажется, всем, кроме Ордена — он продавал оружие из-под полы. Опасное дело. Орден не допускал у мирян даже холодного оружия, не говоря о «богопротивном» огнестрельном. Но между штрафом с общественными работами и смертью от когтей демонов люди выбирали первое. Это, конечно, иллюзия: среди фортунцев почти нет стрелков. Но перед лицом демонов люди радовались и иллюзиям.       Рабочий день кончался в пять вечера. Многие служащие оставались и дольше, но не Неро — бесполезность давала ему своего рода индульгенцию. Поэтому он вместе с Джованни вышел под палящее солнце, всё ещё гнавшее людей с улиц остатками полуденного жара. Повинуясь этой жаре, Джованни скинул пиджак и снял капюшон, как только они ушли из центра.       Сам Джованни жил в одной из новых «берлог» — домишки с гаражами настолько большими, что жилые помещения казались приложениям к ним. В этом гараже Джованни и хранил свою коллекцию, изрядно поредевшую с тех пор, как торговый порт прикрыли.       — Ну, гляди, — Джованни показал широким жестом на стол. — Уж кому-кому, а тебе кота в мешке я продавать не стану.       На рабочем столе лежал револьвер. Снизу, не совсем аккуратно, приварен второй ствол. Неро пощупал металл, шероховатый и режущий пальцы. Затем он запустил руку в ящик — Джованни всегда держал там карманный фонарик для тонких работ — и, подсветив дула, заглянул внутрь. Резьба на месте. Неро проверил, пуст ли барабан, и пару раз нажал на спусковой крючок. Нижний, вставленный, курок щёлкал как-то неправильно.       — Эта штука вообще работает?       — Не поверишь, но вполне, — хмыкнул Джованни. — Разве что мне приваренный курок не нравится… но это ты сам смотри. Доведёшь до ума — отдам бесплатно.       Какое-то время они провели в тишине: Неро отлаживал револьвер и пытался отполировать стык стволов, а Джованни чем-то шуршал сзади. В гараже царили хлам и беспорядок — как будто хозяин вышел в разгар работы, но так и не вернулся. Неро слабо верилось, что его присутствие заставило Джованни затеять уборку.       — Слушай, а чего ты решил перейти на огнестрел? — спросил Джованни. — Я думал, вы с твоим отцом не по этому делу.       — Во-первых, я никуда не «перехожу», — Неро снова пощёлкал курком — задержка в ударе всё ещё чувствовалась, но далеко не такая значительная. — Мне нужно что-то дальнобойное в пару к мечу. А во-вторых… где отец, а где я. Приходится брать всё, что есть под рукой.       — У вас что-то случилось? — спросил Джованни.       За исключением раны Кирие, трупа рыцаря, откровенно темнящего генерала и Кредо, на которого рука Неро вскинулась, как на демона?       — Нет. Всё как обычно.       Неро покинул гараж спустя полчаса. Расчувствовавшийся инженер отдал ему старую кобуру и за полцены уступил запас патронов — их тратить придётся много. Но другого выхода нет: твари вроде тех, которые ранили Кирие, вряд ли обратят внимание на одиночный выстрел. К тому же, у Джованни оставались только винтовки и карабины — мелкий калибр всегда уходил первым, а занимать обе руки Неро не собирался.       День кончался. В рабочих районах, растянувшихся по кромке моря, как уличная кошка на нагретой черепице, стояла суета. Дети высыпали на остывшие тротуары и гонялись по пустырям. Взрослые забивали своими натруженными телами немногочисленные кафе, остальные — вытаскивали стулья на балконы и крыльца домов. На Неро почти не пялились: изредка загорелая девушка скользнёт взглядом по его белым волосам или ребёнок, едва помнящий позавчерашнюю проповедь, спросит что-то про Спарду у безразличных товарищей.       После рабочих районов родной, до блеска вылизанный центральный квартал, поделенный между церковными службами и редкими нуворишами, казался царством летаргии. Редкие прохожие на вечерней прогулке либо прятали лица под капюшонами, либо кивали Неро, вынуждая его кивнуть в ответ. Всех этих людей он узнавал в толпе, но наедине никогда не смог бы. Да и не хотел. Как и они его.       До квартиры оставалась пара пустых, пахнущих олеандром улиц, когда Неро остановили. Это всегда делал только один капитан — Тонио. Неро по привычке напряг плечи и гордо выпрямился. Это не второй и даже не десятый раз. Ему, похоже, доставляло удовольствие напоминать «внуку Спарды», что он всего лишь гражданский и не имеет права сопротивляться представителю Ордена.       Но в этот раз всё было иначе.       Тонио выглядел так, словно за сутки постарел на десяток лет. Он смотрел на Неро глазами побитой собаки. Этот взгляд вынуждал проникнуться сочувствием, которого в иное время Тонио не дождался бы.       Впрочем, Неро всё ещё не хотел тратить на него время.       — …копии разрешения у меня с собой нет, но если хочешь — могу сходить, — этот диалог повторялся столько раз, что Неро успел выучить все приёмы Тонио. — Или сразу в канцелярию? Вряд ли там обрадуются, что им нужно задерживаться на работе, но кто же пойдёт против офицера!..       — Ты можешь хоть раз в жизни не вести себя как мудак? — огрызнулся Тонио.       Неро вопросительно выгнул бровь. Интересно, с чего такая перемена тона. Обычно, если его задеть, Тонио сразу приступал к угрозам и бряцанию шпорами. А тут — почти мольба.       — Я… хотел сказать… что ошибался. Насчёт тебя.       — Мне это часто говорят.       — Надо было тебя послушать и уйти. Я видел, что… ты сделал с этими демонами, — Тонио всё-таки не выдержал взгляда и опустил глаза вниз, разглядывая носки чёрных, хранящих орошённую кровью и усыпанную демонским пеплом грязь из леса Митисс, сапог. — Мы с Джошем должны были уйти. Я не просто бесполезен… я ещё и Джоша убил.       Такой ход мыслей объяснял, с чего это Тонио откровенничал перед Неро.       — Насколько я помню, его убил демон, — утешения никогда не были сильной стороной Неро. — Да, это печально, но… люди смертны. Тем более рядом с такими тварями.       — Но ты же справился с ними.       Лишь частично. Шрамы Кирие тому порукой. Но чёрта с два Неро будет исповедоваться перед Тонио.       — Я не человек, — Неро показал ему правую руку.       — Да… да. Ты точно не человек.       Больше от Тонио ничего добиться не вышло. Когда Неро, помолчавший с ним минуты две или три, уходил, он всё ещё не отрывал взгляда от горизонта.