Пришедшие вместо

      В полумраке людские лица похожи одно на другое; все сделаны по одному окостеневшему канону. Или Санктус уже не отличал людей друг от друга — слишком много их видел, слишком мало ярких черт находил. У всех два глаза, нос, скривлённые губы и наморщенные лбы. Но кое в чём разница есть. Кое в чём можно усмотреть личность.       Кредо — почти архангел. У него волевое лицо. Не спокойное: его спокойствие напускное, исходящее не от сердца, но от разума. Санктус видел, как он напрягал жилы на впалых щеках и изредка косился по сторонам, не меняя положения головы. Он хороший человек, верный. Но не преданный. Ему есть, что терять — и поэтому Санктус не мог решиться ни передать ему полномочия генерала, ни назвать его «архангелом» от чистого сердца.       Глория — Лилит. Она шагает по грани приличий: комбинезон на груди расстёгнут, но недостаточно сильно, чтобы сделать это не ради удобства. Глаза смеются, прищур у них, этих бесовских бледных опалов, лукавый. Но губы ровные, напряжённые. Её тело готово к атаке, но душа спокойна и равнодушна. Она даже не «Глория». Она предаст, и предаст очень скоро. Санктус никогда на неё не рассчитывал. Он взял у неё то, что она могла дать, и теперь использует её предательство, чтобы ещё больше запутать её игру.       Вергилий — Антихрист. В нём всё неправильно, всё перевёрнуто — с ног на голову, с престола Бога на верховенство Сатаны. Санктус видел, как он сжимал пальцы, стискивал зубы и морщил белёсые брови, будто от боли. Мышцы подрагивали, взгляд устремлён в пустоту, недоступную человеку, ведомую лишь детям дьявола. Душой и мыслями он явно не здесь. Вергилий никогда не был здесь, но ещё не осмеливаться демонстрировать это настолько открыто.       — Хорхе перед смертью инициировал двенадцатичасовую эвакуацию, — сухим, как листы его излюбленных отчётов, зачитал адъютант Микаэль. — Она коснулась в основном центрального района… вы желаете её отменить?       Хорхе оказался недостаточно твёрд. Санктус одновременно и боялся, и надеялся на это. Он не был молод, но оставался достаточно невинен для того, чтобы не отважиться на жертвы. Конечно, их не избежать. Конечно, новой Церкви необходимы мученики.       Но Хорхе предложил вместо этого себя. Вряд ли осознанно. Тем не менее, Санктус благодарен за эту жертву и не позволит ей пройти понапрасну.       — Нет… пусть остаётся, как есть, — тихо сказал Санктус. — Гражданам Фортуны нет нужды что-то доказывать.       Микаэль — этот херувим, не имеющий в себе ничего, кроме преданности старшим и святой исполнительности — кивнул и перевернул страницу блокнота.       — Все трое Врат уничтожены, — Мария, на собраниях замещавшая Агнуса — он, бесспорно, гений, но гении не слишком продуктивны в общении, — нетерпеливо барабанила пальцами по столу. — Концентрация энергии падает. Открытие главных Врат под вопросом… если мы не используем Ямато.       Санктус снова посмотрел на Вергилия. Тот глядел только на дверь; ничто не выдавало, что ему есть дело до того, что здесь говорится.       — Вы не используете Ямато, — твёрдо сказал Вергилий.       Одного у него отнять нельзя: он всегда умел обозначить свою позицию.       — В таком случае, ваше святейшество, я вообще не знаю, что делать, — Мария развела руками. — Возможно, начальник что-то придумает…       Раздался грохот: створка двери ударилась о стену. Поднялся стук, возвысился до самого потолка. Достиг, должно быть, ушей Спасителя. Агнус, пылающий праведным гневом, ворвался в комнату: волосы встрёпаны, на виске — кровоточащая ссадина.       — Кредо! — крик зазвенел под потолком. — Т-ты привёл в б-бюро мальчишку! Я знал, что ты пред-дашь нас! Но вот-т так!..       Кредо поднялся, опираясь руками на стол. Движения размеренные, степенные, благородные. Взгляд его был холодным и твёрдым — Агнус не вывел его из тщательно удерживаемого равновесия.       — Ты смеешь повышать голос в присутствии его святейшества? — спросил он тихо, сдерживая рвущийся с губ пламень гнева.       — Мальчишка п-признался, чт-то пришёл из-за т-тебя! — Агнус ткнул пальцем в Кредо. — Эт-тот маленький дьявол!..       Зашелестел металл. Ямато хищной птицей вылетел из ножен и указал нечестивым остриём на шею Агнуса. Тот подавился словами и поднял обе руки, всем видом выражая смирение. Вергилий отошёл от стола, сжимая ножны до подрагивающих пальцев. Остальные замерли. Они слишком привыкли замирать перед гордым сыном Спарды, как лани тленных долин замирают перед зверями божьего гнева.       Но этот гнев никогда не был божьим.       — Что ты с ним сделал? — не спросил — прорычал Вергилий.       — Нич-чего так-кого, чтобы навред-дило мальчишке… — стушевался Агнус.       — Не лги мне!       У Вергилия было лицо человека, готового убивать.       Это был один из немногих моментов, когда Санктус был почти готов простить его. В жестоком, безразличном ко всему сыне Спарды вдруг проступил тот напуганный юноша, который предлагал Санктусу свой меч и свою службу… всего себя — только бы тот тёплый, печально чирикающий ребёнок, завёрнутый в чёрный платок, не пережил того, что испил его отец.       Но такие мгновения слишком коротки. Он кончались. Сгорали, как искры, исчезали в тёмных холодных глубинах. И оставляли после себя левиафана — гордого, бессердечного и проклятого своим же творцом.       — Смири свой гнев, — как можно мягче сказал Санктус. — Никто не причинит вреда твоему дитя. Отправляйся за своим братом. Он нужен нам. Это — последняя служба, которую мы от тебя потребуем.       Ведь в новом мире человеку не придётся уповать на левиафанов.       Вергилий убрал меч в ножны и ровным, заставляющим содрогаться недра земные шагом направился прочь. Даже если он о чём-то и догадывается… он не станет ничего делать. Перед смертью Санктус поверил, что Вергилий вступил в сговор с братом, но по зрелом размышлении… нет, это невозможно. Такие проклятые создания способны только мериться силами, обескровливая друг друга, пока не останется только один. Они оба одинаково горды и безразличны ко всему человеческому, чтобы не поверить даже — довериться кому-то хоть на миг.       — Глория… ты сослужила нам хорошую службу, — и ей места в новом мире не будет: Санктус не терпел демонов, которые пытаются притвориться людьми. — Проследи за ним. Если он начнёт представлять угрозу нашим планам… ты знаешь, что делать.       Она поднялась — восстала, как языческая Иштар из недр геенны. На выходе из зала она театрально развернулась и поклонилась жестом, приличествующим мужчине, но вульгарным для женщины.       — Отрадно видеть, что вы оправились, ваше святейшество.       Санктус сделал неопределённый жест рукой. Он выждал, пока Глория скроется, и, велев запереть двери, повернулся к архангелу.       — Кредо… расскажи мне о мальчике, — попросил Санктус. — Я не сомневаюсь, что ты не предавал нас. Но есть ли крупица истины в том, что говорит Агнус?       Кредо смотрел на него настороженно. Вот и причина, почему он не стал генералом: взгляд точь-в-точь повторял вергилиев. Санктус должен был это предвидеть. Никто из людей не в силах ни изменить левиафана, ни избегнуть его яда. И в этих отравлениях отчасти виновен Санктус — это ведь он, ещё не знающий Вергилия, понадеялся, что мудрость Бенедикты изменит его.       — …да, — признался Кредо. — Неро никогда не полагается на других. Он слышал, что Хорхе послал меня за Данте. Боюсь, он вбил себе в голову, что только он может меня защитить.       На удивление чистые помыслы для сына Вергилия — это Санктус должен признать. Но Неро горд, как он видел по его манерам в Опере. Снисходителен. Недоверчив — пусть и скрывает это на порядок лучше, чем отец.       — Я вынужден просить тебя арестовать это дитя, — с сочувственным вздохом сказал Санктус. — Он нужен нам.       Кредо замер. Санктус видел, как напряглись его жилы, все его связки — перед таким вызовом даже величайшая воля исходила трещинами.       — …что? — Кредо удивлённо приоткрыл губы. — В-ваше святейшество, нельзя же наказывать Неро за то, что он пытается меня защитить! Если вам нужен виноватый — накажите меня. Он просто гражданский. Он тут совершенно не при чём.       — П-просто гражданские не от-тращивают третьи руки! — бросил Агнус.       — Успокойся, Кредо. Это не наказание. Это необходимость, — Санктус сцепил руки в замок. — Я хотел использовать Данте, но он вышел из-под контроля. Я сомневаюсь, что Вергилий и Глория смогут с ним справиться. Нам нужно это дитя. Это последний рывок, Кредо. После этого не станет больше жертв.       Кредо колебался. Санктус видел это. В Кредо всё ещё жила вера в то, что отродье левиафана можно приручить, назвать братом, рассчитывать на его любовь… отчасти это и было правдой. Возможно, если бы Санктус уделял Неро чуть больше внимания, он бы тоже разглядел в нём то, что увидели некоторые жители Фортуны.       Но он — викарий. Ставленник Спарды, как он обязан себя величать. И Спарда — имей Он хоть какую-то заботу о своей пастве — понял бы, зачем нужна эта жертва.       — Неро спас Кирие ценой увечья, — продолжал Кредо. — Он заслужил если не спасения, то хотя бы признания…       — Ты прав, — кивнул Санктус. — Это достойный поступок. Но это не искупает пороков, которые привиты ему отцом. Твоя семья совершила титанический труд, чтобы сделать его человеком, и за это я вечно вам благодарен. Но он — не человек. Мы не можем изменить этого, но и смиряться тоже не должны.       — …он выживет? — спросил Кредо.       Голос ломался. Он почти согласен.       — Зависит от времени активности, — сказала Мария. — Но вряд ли среда Спасителя сильно навредит ему.       — Если другого выхода нет… — Кредо потёр виски пальцами.       — Это огромная жертва, — признал Санктус. — Бесчеловечная. Но человечество оказалась не способно создать новый мир.       Мир, где человечество забудет мелочные распри и объединится против истинного врага. Мир, где каждому будет дарована защита. Мир, который не будет нуждаться в спасителях из Ада и детях забывшего свой народ божества.       Санктус строил этот мир на крови. Он согрешил; он давно потерял право войти в райские кущи. Но если он остановится, позволит всем жертвам уйти в бесплодное небытие — он перестанет быть достойным называться «человек».       — …я найду Неро, — сдался Кредо.       — Я понимаю, какое это тяжелое решение. И бесконечно благодарен тебе. Да пребудет с тобой Господь, — прежде чем он ушёл, Санктус сжал его руку.       Итак, чужаки и сомневающиеся убраны. Теперь настало время говорить откровенно. Как только Кредо скрылся за дверями, Санктус повернулся к Агнусу.       — Кредо справится с мальчиком?       — Оч-чень сомневаюсь, — Агнус сел по правую руку от викария. — Мальчишка может выкинуть новый т-трюк в любое время… к т-тому же, теперь нам точ-чно нужен Ямато.       — Да… — Санктус мрачно уставился на углы, утопающие в полумраке. — И на Вергилия иначе не надавить…       — К-кредо говорил что-то про сестру, — предложил Агнус со свойственным только ему безразличием. — Если он-на важна для мальчишки, то…       — Если мы меняем ядро Спасителя, то «командную строку» тоже лучше заменить, — встряла Мария. — С Данте степень связи была бы не важна. Но если Неро потомок Спарды только на четверть, то ему потребуются более… чёткие команды.       Отвратительное предложение. Санктус — не Господь, чтобы самовольно назначать жертвенных агнцев. Ему дана власть карать грешных и вести заблудшие души. Но что-то такое непорочное, такое чистое, как сестра Кредо… ему этого не простят.       Но у Санктуса всё равно нет выбора. А потом… потом ему воздастся за грехи.       — Она должна быть в первом убежище, — сказал Санктус. — Скажи Бенедикте, что ей нужно поговорить с Кредо. Будь аккуратен и не причиняй вреда девушке.       — Да я сама д-деликатность, — ухмыльнулся Агнус.       Санктус прочёл про себя короткую молитву. Он не помнил, верил ли в них когда-нибудь. Но они настолько вросли в его существо, что он не мог без них обходиться.       — Готовьтесь к активации, — велел он остальным.       Молитвы никогда не бывают отвечены. Но сегодня люди создадут ответ.       И неважно, какой ценой — она уже давно стала слишком высока.

***

      У Неро всегда был… интересный вкус в музыке. Дело не в том, что подборки так не делаются — он говорил, что для этого нужен компьютер со звуковой платой, а их в Фортуне почти нет. Дело в самой музыке. Она по-своему красивая. Есть пара композиций, которые Кирие любила без всяких «но» — балладу о женщине, которая купила лестницу в небо, и вот эта: история про вставшего на преступный путь юношу, сшитая из множества жанров. Они и правда музыкальны. Их хочется слушать и вслушиваться.       Остальное ей казалось либо слишком шумным, перегруженным звуком, либо вообще не музыкой — какие-то электронные эффекты и похороненная под ними неизобретательная мелодия.       Сейчас, правда, не до переборчивости. Всё лучше, чем шестой час слушать одни и те же пересуды…       Обидно ли ей, что всё кончилось так? Немного. На самом деле, Кирие почти не удивилась. Неро весь последний месяц выглядел, как в воду опущенный, бродил по городу, что-то вызнавал… наверное, чувствовал, к чему всё идёт. И сейчас ушёл так уверенно, будто чётко знал, что делать.       Иногда Кирие ему завидовала.       Остальные граждане остались один на один с неизвестностью. Они шестой час сидели в убежище — сводчатых криптах глубоко под землёй, сырых и прохладных даже в начале жаркого лета. Люди, уставшие от безделья, жались по углам. Какой-то умелец зажёг лампы. Кто-то спал, завернувшись в одеяла, кто-то перекидывался лающими фразами с соседями. Это не ссоры — это способ убить время.       Кирие, вот, слушала плеер Неро. Она в своём блестящем концертном платье казалась здесь неуместной. Дома переодеваться не было времени, а здесь негде. Но платье ей нравилось. Смотреть на переливы тканей и затейливое плетение нитей гораздо приятнее, чем думать об остальном дне.       Когда композиция кончилась, Кирие щёлкнула на кнопку — и она началась снова. Если нажать на другую — то начнётся другая: грязно звучащая, но интересно спетая песня про укус руки, которая кормит. Вполне в духе Неро.       Вот бы и часы так промотать! Тогда Кирие бы просто прощёлкала их до того момента, пока не вернётся Неро. А ещё лучше — до тех пор, пока Орден меча не закончит плакать по одному викарию и не выберет нового. Сама Кирие ещё не заставала смерти викариев. Но в книгах они описаны так печально, как в учебниках истории про императоров не пишут. Конечно, это преувеличение. Но если люди воспитаны на преувеличениях, то и в жизни они будут преувеличивать.       Папа потрогал её за плечо. Кирие поставила плеер на паузу и надела наушники на шею. Мир звуков ворвался в её уши: сиплое, отражающееся от сводов дыхание, глухое бормотание, фальцетом плачущий ребёнок в другой стороне подземелья и ясный дробный стук капель, которые срывались с потолка в жестяную миску.       — Кирие, там кто-то из Ордена, — сказал он; в его голосе Кирие угадывала беспокойство. — Сказал, что ему надо поговорить с тобой.       Кирие со вздохом сняла наушники и положила их на плед. Под руку с отцом, под медленный марш его трости они дошли до двери в убежище. На косяке и у порога нарисованы схемы на непонятном языке — то ли латынь, то ли греческий, то ли клинопись… скорее всего, всё сразу. В тусклом свете ламп, закрытых пожелтелыми плафонами, даже свежие меловые линии казались тусклыми.       В дверях стоял некто в одежде со знаками Ордена. Но Кирие его никогда не видела. Вряд ли она его просто забыла. Матушка разговаривала с ним через порог.       — Да, у н-нас… э… не уверен, ск-колько мне можно рассказывать, — мужчина сложил пальцы в молитвенном жесте. — Сама понимаеш-шь.       — Я просто спрашиваю, как Кредо, — матушка вежливо, но неискренне улыбнулась.       — Чт-то ему сделается?       — Что сделается? С его-то заданием? — мрачно спросил папа, с подозрением глядя на посетителя.       Странно, что он стоит в дверях. Кирие смотрела на носки его туфель, как будто неспособные пересечь линии заклинаний, и… возможно, он просто не хотел входить… но это топтание ей крайне не нравилось. Разговаривать через порог попросту неудобно. И даже дежурящий за дверью патруль подозрительно на него посматривал.       — К-кредо подчиняется только викарию, — сказал посетитель. — Т-теперь он послал меня за сест-трой…       Кредо? Послал за ней? Что же у них там происходит?       — Что у него случилось? — строго спросила матушка: она беспокойно покусывала нижнюю губу.       — …ваш м-мальчика вышел из-п-под контроля, — пришелец презрительно скривил губы. — К-кредо думает, чт-то Кирие может-т его успокоить, пока он… не нат-творил дел.       У Кирие оборвалось сердце. Она скомкала юбку и мысленно посчитала до десяти, чтобы не наговорить глупостей. Она услышала, как папа хлопнул себя по лбу и что-то забормотал.       — Он просто хотел защитить Кредо, — сказала она незнакомцу. — Что он может натворить?       Матушка скрестила руки на груди, задумчиво глядя на пришельца. Пришелец всё ещё не заходил внутрь — и теперь это точно было подозрительно.       — Ты гарантируешь её безопасность? — спросила она.       — Естественно.       — Хорошо, — матушка приобняла её за плечи. — Это Агнус — глава технического бюро. Мы давно знакомы. Он сможет тебя защитить, но… будь предельно аккуратна.       Кирие кивнула, но папа схватил её за локоть. Он наклонился к матушке, опасливо косясь на этого Агнуса, и сбивчиво, глотая слоги зашептал:       — Ты серьёзно? Впервые вижу, чтобы орденский чин приходил за певчей! Это как-то подозрительно, не думаешь?       — Если бы у Кредо варианты — он бы этого не сделал, — матушка нахмурилась — от этого её шрам казался чуть глубже, чем есть на самом деле.       — Да что им мог сделать Неро? — не унимался отец.       Матушка замерла, приоткрыв открыв губы — как будто хотела что-то сказать, но в последний момент передумала.       — …просто береги себя, — попросила она Кирие.       — Хорошо, — пообещала Кирие и перешагнула порог.       Дверь убежища, отрезанная от остального мира защитными чарами, захлопнулась за её спиной.