***
Уже характерно слуги накрывают в благоухающем царском саду и преподносят лёгкие и сладкие блюда. На завтраке не присутствуют ни Туя, ни семья Нефертари. Хоть это и радует омегу, он всё же не удерживается от вопроса: ― Мы будем завтракать одни? ― Не берите это в голову, ― кивнув слугам в знак того, что они могут удалиться, говорит альфа. ― Мне бы всегда хотелось видеть Вашу улыбку за столом, да и в другое время. Поэтому я приказал накрыть для нас отдельно, ― пока он это говорит, на лице парня расплывается упомянутая улыбка. ― Приятного аппетита. Повторив последнюю фразу мужа, Нефертари приступает к еде, чувствуя, как что-то тёплое и до жути приятное расплывается в груди. Рамсес всё делает для счастья и комфорта Чонгука, и это не могло не трогать молодое сердце, ведь после смерти родителей никто и никогда так трепетно не заботился о нём. ― Тэхён, ― неуверенно произносит, тем самым привлекая его внимание. А тот, в свою очередь, широко улыбается, ибо собственное имя из этих уст ощущалось подобно сладкому мёду, ― мне давно хотелось кое о чём спросить… ― только осмелившись поднять эту тему, начинает младший. ― Слушаю. ― Просто интересно… разве фараоны не должны обращаться на «Вы» только к родителям? — Это так, ― подтверждает кивком, ― однако Вы исключение. Моя любовь и уважение к Вам не имеют границ. Поэтому подобное обращение для меня как один из способов выразить это. Альфа так просто говорит о таких вещах, в то время как Чонгуку остаётся лишь краснеть всем, чем только можно. На его слова омега несильно кивает и отправляет в рот булочку, намоченную в мёде, дабы скрыть странную и смущённую улыбку. После вкусного завтрака Рамсес отводит мужа обратно в сторону своей спальни, однако заходят они в комнату, расположенную рядом. Это были просторные и роскошные покои, что могли сравниться с фараоновыми. Изысканная мебель, сделанная у лучших мастеров верхнего Египта, отдельный уголок с рабочим столом и стульями, широкий балкон с видом на пруд с лотосами, две встроенные комнаты для гардероба и ванной. Внутри их ждали: знакомый со вчерашнего праздника ― Джин, Мемфида и двадцать омег-служанок и слуг, покорно опустив головы и сложив ладони у живота. ― Вечной жизни и благополучия, прекрасный цветок Египта! ― громко приветствуя, опускаются ниц перед царём, на что Нефертари чувствует растерянность от непривычки. ― С этого дня Вам будут прислуживать эти омеги, ― поясняет на вопросительный взгляд мужа Рамсес. ― Но ведь даже царице-матери не прилагается столько слуг, ― расширив глаза от услышанного, недоуменно произносит омега. ― Всё верно, вот только Вы теперь второй правитель Египта и мой главный муж, ― спокойно объясняет фараон. ― В моё отсутствие все обязанности фараона лягут на Вас, и поэтому Вам необходим верховный жрец, ― кидает взгляд на мужа своего джати, ― и ещё немало преданных слуг, которых Вы уже сами назначите. Замерев, омега впитывает каждое слово Рамсеса, осознав, что вчера до него, оказывается, не до конца дошло, насколько высокий титул ему даровал повелитель. Альфа приказывает всем оставить их одних, и как только слуги покидают покои, он берёт в свою широкую и большую ладонь нежную руку мужа и ведёт в одну из встроенных комнат. Они входят в сверкающий и шикарный гардероб. Калазирисы, платья, рубашки и сотни других богатых нарядов висели в шкафах без дверей. На десятках полок лежали подушки с диадемами и сундучки с браслетами, кольцами и серёжками внутри. В конце комнаты стояло большое зеркало во весь рост, а внизу были полочки, усыпанные дорогой и лучшей косметикой Египта. Всё сияло и переливалось золотом в свете, ощущение было такое, что вокруг плывут реки из драгоценных камней и шёлка. ― Я этого не достоин, господин… ― глаза с трудом опомнившегося от шока омеги начинают слезиться. Голос не поднимается выше шёпота, а просьба фараона не называть его так на минуту забывается. Альфа по-доброму усмехается и обхватывает руками нежное личико Нефертари, который с безграничной благодарностью и преданностью глядит в ответ. ― Вы моё сердце и частичка души, ― ласково целует в макушку, далее в щёки и в конце доходит до мягких и самых сладких губ. ― Вы достойны всего мира, и я преподнесу его к Вашим ногам.***
― Клянусь жизнь за Вас отдать, мой царь! ― с этими словами каждый из слуг отдаёт дань уважения и признаёт в Нефертари своего господина. Далее все рабы, в том числе и Мемфида, по его приказу покидают покои. ― Фараон приказал стать для Вас верным другом и правой рукой, коим для него самого является мой муж, к тому же, я довольно долго служу при дворе и знаю обо всех правилах. ― Я не так много говорил с Намджуном, но он показался мне очень хорошим человеком, ― улыбается парень, на что Джин скромно благодарит. ― Я никогда не представлял себя на столь высоком посту, поэтому надеюсь, ты поможешь мне со всем. ― Непременно, мой господин, это моя прямая обязанность, ― кланяется старший омега. ― Первым делом Вам необходимо ознакомиться с домом Дженерет. Пока они направляются на выход, верховный жрец рассказывает о значении и других важных фактах о гареме фараона: ― В нём живут наложники и наложницы, их дети, сёстры и тёти фараона. Это место отдыха и радости, в котором всегда царит атмосфера веселья и звучит приятная мелодия арф. Важной деятельностью, которая ведётся в школах дома Дженерет, является изготовление платьев и разработка красивых косметических и уходовых средств. Также при нём гончарные, столярные и ткацкие мастерские. Чонгук внимательно слушает и запоминает каждое слово жреца, в это время они доходят до входных ворот дворца. Охраняющая её стража низко кланяется царю и открывает тяжёлые ворота. Но как только омега предпринимает попытку сделать шаг за дворец, его останавливает Джин, пригородив дорогу. ― Паланкин готов, ― оповещает один из слуг, после чего за его спиной появляется упомянутый транспорт, который несли шестеро рабов. ― Так как Вы официально покидаете дворец, Вы не должны утруждать свои ноги, за Вас это сделают рабы, ― приглашающе протянув руки к золотому паланкину, поясняет жрец. ― Но ведь дом Дженерет находится не так далеко, ― недоумевает омега. ― Таковы правила. Вы быстро привыкнете, ― приподнимает уголки губ мужчина, дабы смягчить сказанное. На его слова Нефертари негромко выдыхает, послушно поднимается по короткой лестнице и садится на мягкую подушку, после чего рабы поднимают паланкин и идут в указанном направлении. За стенами территории дворца фараона было ещё большее пространство с ещё более внушающими стенами, и только за ними находился простой народ. Внутри последних стен находились огромная база армии, в которой они тренировались, места для стрельбы из лука и масштабных праздников, большие поля и парки, несколько храмов, в которых молились исключительно люди, связанные с семьёй фараона, и, конечно же, — дом Дженерет. Наконец дойдя до него, Чонгуку удаётся впервые увидеть гарем фараона. Это был светлый, многоэтажный дом, с собственным большим садом и особенной, домашней атмосферой. Хоть по роскоши с дворцом семьи фараона невозможно было сравниться, но всё было обставлено с щедростью казны. Двери дома торжественно распахиваются и его встречают десятки нарядных и до жути прекрасных омег, каждая из них была обладательницей изящной грации и красивой фигуры. Их очарование настолько бросалось в глаза, что Чонгук невольно чувствует неуверенность и растерянность. В голове тут же всплывают слова Туи о супружеской жизни с правителем Египта. На секунду омегу охватывает лёгкая паника и страх, который был безумным и травмирующим в первых днях его жизни после знакомства с мужем. ― Вечной жизни и благополучия, прекрасный цветок Египта! ― с этими словами абсолютно каждый, кто находился в поле зрения Нефертари, падает ниц, и только тогда он видит, что среди омег находились ещё и дети в возрасте примерно трёх-четырёх лет. ― Вы можете подняться, ― приподнимает уголки губ парень. ― Приветствую Вас, ― кивает, ответив на выказанное уважение. Земля, на которой выступает царь, была осыпана разнообразными лепестками цветов, а отовсюду звучала нежная мелодия. Все вместе они идут в сторону сада, на котором для Нефертари была установлена зона отдыха, а также трон, на который он, собственно, садится. ― Мы всё утро готовились к Вашему приходу, господин, ― широко улыбаясь, признаётся одна из девушек, а остальные омеги подхватывают её слова. Вокруг царя собираются около сорока, а может, на десяток больше омег, которые осыпают его комплементами и добрыми пожеланиями. ― Здесь все наложники и наложницы? ― с трудом держа улыбку на лице, спрашивает у жреца Чонгук. ― Ну что Вы, ― спешит отрицать Джин, ― перед Вами посмели предстать только фавориты или же те, с кем фараон бывал хотя бы один раз. Улыбка на лице парня стремительно пропадает, ведь поначалу он радовался, что у Рамсеса, оказывается, не так уж и много омег, а теперь выясняется, что за эти пять лет у него успело побыть такое большое количество наложников и наложниц. ― Вижу, господин очень любвеобилен, ― сглатывая, выдавливает из себя Чонгук. ― Представьте мне всех этих малюток, ― снова тянет уголки губ. На один шаг вперёд вступают две беточки, четыре омежки и столько же альфочек вместе со своими мамами и папами, которые сильно отличались своим поведением от других омег. Они были более гордые и сдержанные в комплиментах. И, к сожалению, эти омеги имели право на подобное отношение, ибо пока у фараона не появятся дети от жён или мужей, первыми по праву наследниками на трон считаются дети простых наложниц. А о собственных детях с Рамсесом Нефертари даже представить пока не мог, ведь у них-то и близости никогда не было, в отличие от всех этих омег, которые побывали в объятиях фараона ещё до их брака. ― Как тебя зовут? ― безэмоционально и оттого недобро спрашивает у папы самого взрослого ребёнка царь, что пока считался наследником престола. ― Кинифей, ― коротко отвечает омега, одетый в дорогие одежды и драгоценные камни, что давали понять о его высоком происхождении. ― Но все, в том числе и фараон, называют меня Кини. ― Ты подарил ему троих детей, и я хвалю тебя за это, ― чувствуя неприятное и совершенно странное ощущение, что давит на грудь, произносит Нефертари. ― Моя обязанность ― дарить господину радость. И я с этим справляюсь… ― самодовольно улыбается омега. ― Прекрасно, ― немного резко прерывает его парень, поднимаясь с места, на что все опускают головы. ― А теперь возвращайтесь к своим делам, ― кивая Джину, что пора уходить, заключает Чонгук и покидает их. ― О, мой Ра! ― восклицает служанка наложника, с которым только что говорил царь. ― Клянусь, что видела ревность в глазах господина, ― хитро ухмыляется она, начиная громко шептаться с остальными, пока Кинифей довольно усмехается, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Нефертари.***
Как только парень удобно усаживается на своё место, шестеро сильных рабов синхронно поднимают паланкин. На прощание все омеги и слуги кланяются и говорят хорошие пожелания, но только слова Кини привлекают его внимание: — Доброго Вам здравия, господин, — ухмыляется тот, одной рукой махая на прощание, а другую положив на плечо своего пятилетнего сына. После этого все заходят обратно в дом, а Чонгук с Джином направляются в сторону главных стен обратно во дворец. За сегодня парень узнал очень много о своих обязанностях в гареме фараона, о наложницах и внутренней иерархии. Ему преподнесли много книг для прочтения и папирусов, которые он должен разобрать. Но даже учитывая, насколько насыщенным делами был день, сердце молодого царя не покидают тревога и множество вопросов, которые ещё больше подпитывают её. Раз Тэхён настолько любит развлекаться с омегами, значит ли это, что Чонгук, следуя своим обязанностям, должен будет выбирать их для него? А что насчёт этого Кинифея и его сына? Было видно, насколько любим Кини в Дженерете, а это означало, что фараону он тоже не безразличен, поэтому что, если Тэхён и его возьмёт в мужья? Неужели он всю жизнь должен будет мириться с изменами мужа?.. Он с сожалением признает, что такова судьба супругов властителей. Настроение было ниже плинтуса и, более того, хотелось зарыться под одеялко и долго-долго поплакать. Внезапно паланкин останавливается. Омега поднимает глаза, дабы понять, в чём дело, и замечает, как к ним скачут трое лошадей. В середине и чуть быстрее других едет Рамсес, а за ним Намджун с Юнги. И, если честно, фараон был последним, кого сейчас хотелось видеть. Когда они останавливаются возле них, Чонгук, как и подобает, слезает с паланкина, пока другие приветствуют правителя. — Джин? — Мы уже закончили, господин, — без лишних слов понимает омега. — Тогда Вы будете не против, если я заберу Вас на прогулку? — протянув руку мужу, спрашивает фараон. А Нефертари, в свою очередь, молча принимает предложение, обхватив руку Рамсеса и усевшись на лошадь. Альфа довольно улыбается и глубоко вдыхает сладкий, как мёд, аромат жасмина. При виде сверкающих и таких влюбленных глаз мужчины, Джин, как и Намджун, не удерживается от умилённой улыбки, внутреннее радуясь, что у фараона наконец появился любимый человек, а не омеги на одну ночь. Жрец тоже усаживается на лошадь супруга, и они вместе скачут в сторону ворот, дабы вернуться в своё поместье, ибо, учитывая, что фараон решил отдохнуть с мужем, можно было понять, что дела на сегодня завершены. А паланкин с рабами направляется во дворец. ― Я давно хотел показать Вам одно место, ― придавив бока лошади шенкелями и легко толкнув в месте, где находится подпруга, альфа заставляет её идти шагом. На его слова парень продолжает молчать и не сводит глаз с красивого животного, на котором не ездил уже долгие годы, да и к тому же, это помогало немного отвлечься от плохих эмоций, полученных в доме Дженерет. Не понимая, в чём причина такого плохого настроения своего омеги, который ещё утром так ярко и смущённо улыбался ему, фараон размышляет о том, как вернуть улыбку на прекрасное личико Нефертари. Весь день Рамсес только и делал что думал, мечтал и скучал по нему. Жаждал услышать нежный голос и смех, взглянуть в глубины изумрудных глаз и прикоснуться к шёлковой коже. Но сейчас единственное, что он получает — это напряжённое молчание и опущенный взгляд, что не на шутку пугало. ― Хотите попробовать? ― приподняв поводья, спрашивает мужчина. ― Я давно не ехал верхом… ― негромко отвечает младший, но при этом в голосе звучат нотки интереса. ― Если что-то пойдёт не так, я рядом. После этого Чонгук всё-таки неуверенно берёт их в свои руки. В этот момент в голове проносятся сотни тёплых воспоминаний о чудных днях детства, когда его ещё не считали обязанным соблюдать строгие правила и вести себя, как омега из знатного рода. Он очень любил всё, что связано с этими прекрасными созданиями и, конечно же, отлично ездил до своих тринадцати. На лице невольно расплывается улыбка, а сердце наполняется трепетом. Всю тревогу как рукой снимает, и единственное, что сейчас заполняет его голову — это то, что он вновь оседлал лошадь. ― У меня получается, ― счастливо делится младший. ― Вы молодец, ― с этими словами альфа отпускает поводья, отдавая управление полностью в руки мужа, а свои переносит на его талию, после чего нежно целует в щеку, внутренне радуясь, что всё налаживается. ― Вы не боитесь, что я могу что-то сделать не так и покалечу Вас? ― с ноткой хихиканья и страха одновременно спрашивает Чонгук. ― Моя жизнь полностью в Ваших руках, господин, — качает головой Тэхён, уткнувшись носом в манящую шею, ровно так же, как омега, наслаждаясь любимым делом. Временами альфа указывает путь и таким образом они вскоре доходят до большой поляны, которая сияла разнообразными оттенками благоухающих цветов, что росли как на деревьях, так и на земле. Вокруг не было видно ни одного раба или другого человека, их окружали лишь тёплое солнце и красивый пейзаж. Чонгук шокировано застывает, как и лошадь. Ощущение было такое, будто они попали в Дуат Осириса. ― Мой Ра… ― зачарованно выдыхает младший, — это похоже на поля Иалу. Рамсес осторожно спускается со скакуна и протягивает руку мужу, который принимает и проделывает то же самое, при этом не спуская глаз с цветов. ― Никому кроме меня не было позволено приходить сюда. А теперь и Вас, ― мягко целует тыльную сторону руки омеги. — Это самое прекрасное, что я видел, ― с растроганной улыбкой на лице признаётся Чонгук, после чего в благодарность нежно прижимается к мужчине, который тут же обвивает его спину сильными руками. ― Вы так много для меня делаете… чем я это заслужил? ― шепчет, сдерживая накатившие порывы слёз. ― Тем, что появились на этом свете и в моей жизни, ― прижимается губами к виску младшего фараон. Они стоят в таком положении несколько минут, затем мужчина просит мужа подобрать место, в котором они могли бы расположиться, а сам идёт привязывать лошадь к дереву возле травы. Омега усаживается рядом с деревом, вокруг которого были усыпаны его любимые жасмины и другие белоснежные цветочки. И вскоре к нему присоединяется Тэхён. ― Вы направлялись в дом Дженерет? ― неожиданно даже для самого себя спрашивает младший, немного помрачнев от своих предположений. ― Нет, ― качает головой, ― мы ездили за стены, дабы проверить, как проходит стройка храма, а по возвращении случайно наткнулись на Вас, ― на его слова омега тихо угукает и проводит пальцем по нежным лепесткам. ― Что произошло в Дженерете? ― О чём Вы? ― недоумевая отвечает вопросом на вопрос. ― Почему Вы выглядите таким грустным и несчастным? ― более прямо спрашивает Рамсес. Поначалу омега расширяет глаза, а после и вовсе низко опускает от стыда. Снова не смог совладать с эмоциями… хотя старался изо всех сил. Он чувствует пристальный взгляд мужа на себе, но никак не может придумать, что сказать, из-за чего молчание сильно затягивается, а слёзы накатывают по новой, оседая в горле тяжёлым комом. Ну не может он признаться, что не желает, чтобы Рамсес спал с другими! ― Я… ― прикрывает веки, ― простите меня… ― и как только вновь раскрывает, две обжигающие слезы скатываются по щекам. От столь хрупкого вида своего сокровища сердце фараона мучительно сжимается, а на душе кошки скребутся. ― Всё хорошо, ― с этими словами он обхватывает мокрые щёчки ладонями и приподнимает лицо мужа, чтобы заглянуть в любимые глаза. ― Вы можете не рассказывать, ― большими пальцами стирает дорожки слёз, затем заменяет их своими тёплыми поцелуями. ― Давайте просто насладимся закатом, отсюда вид просто волшебный. Омега несильно кивает и опускает голову на грудь мужа, который успокаивающе поглаживает по спине. Грустит, потому что придётся эту теплоту и ласку с кем-то делить. Плачет, потому что слишком привязался. А сердце болит, потому что начал осознавать, что чувствует к фараону нечто очень сильное и необратимое.