Дорога на Гамбург

12.11.1976. 12:22. Бывшая граница ФРГ и Австрии. Погрузка в боевую машину прошла на редкость легко и просто, в первый раз за последние три года десантное отделение «Монеточки» не было набито до отказа боекомплектом, пайками и прочим барахлом для дальнего рейда по пустошам. Сегодня экипаж БМП-1 с бортовым номером 736 и ласковым прозвищем «Монеточка», вместе с сотнями других боевых машин 3-й мотострелковой дивизии Восточной Армии, лязгая гусеницами по слегка засохшей осенней грязи, шёл на штурм австрийских приграничных укреплений. Венское правительство, не желая раскошеливаться на дань и полагаясь на свою сохранённую довоенную армию, отвергло в позапрошлом месяце «Атомный Ультиматум» Пакта, а теперь же паровым катком к ним катились последствия сего решения. Где-то далеко позади рвались австрийские снаряды, ведущие контрбатарейную борьбу с артиллерией «Кочевников», каковое прозвище плотно закрепилось за членами Рейн Пакта, а противотанковые расчёты ДОТов с шестикилометровой дистанции уже пытались пристреляться по «змейкам» ротных колонн боевых машин. Гадая, кому из них сегодня достанется «свинцовая милость» и сопя фильтрованным воздухом, восемь фигур в голубовато-серых ОЗК мрачно взирали друг на друга сквозь окуляры противогазов в темноте десантного отсека. Гробовое молчание мотострелков прерывали лишь звуки машинерии и забитой докладами и командами радиостанции, а также редкие обрывистые фразы из боевого отделения между командиром и мехводом экипажа. На удалении в пять километров от передовых позиций противника тишина оборвалась непроизвольными ругательствами от многочисленных ударов головами о корпус машины, ибо сколь бы много раз бойцы не попадали в такую ситуацию, а к ударной волне от ядерных взрывов привыкнуть невозможно. Считанные минуты спустя, получив из боевого отделения команду от старшины Петренко, бойцы начали распаковывать стрелковые бойницы у своих кресел и перетаскивать туда свои АКМ и РПК. Под дождём из ниспадающей радиоактивной пыли машина шла первым номером взводной колонны по тому, что ещё недавно было минным заграждением, двигаясь вперёд к плотному туману дымовой и газовой завесы над передовыми укреплениями австрийской пехоты. Хоть бойцы уже не первый год были приписаны к борту-736, с них всё ещё стекал холодный пот и рука сама тянулась к крестику, когда старшина что-то бубнил напевно в переговорное устройство, а гул машинерии «Монеточки», тараторя ему что-то в ответ из набора скрипов, тресков, скрежетов, противоестественным образом складывался в подобие сладкоголосого женского шёпота на языке, неведомом ни для кого из них. Несколько минут спустя машина подошла уже на километр к границе дымовой завесы, её бортовое вооружение присоединилось к прикрывающим пехотные машины танкам, которые к тому моменту уже не первый снаряд отправили противнику прицельно сквозь густой серовато-белый дым. Выглядывая в бойницы сквозь прицел, в колонне справа и в колонне слева десантники увидели ещё две БМП, чьи 2А28 прицельно изрыгали по австрийцам кумулятивные и фугасные гранаты, пока остальные орошали туман заградительным огнём из пулемётов. Ответная стрельба из ДОТов и траншей была густой и плотной, но результат её для оборонявшейся пехоты был печальным. От боевых машин лишь пули из пулемётов и винтовок вишнёвыми косточками периодически отскакивали в сторону, снаряды же улетали в неведомые дали вслед за инверсионными следами реактивных самолётов обеих сторон, либо же бесцельно рвали уже и так оплавленную землю. Команда на высадку прогремела от старшины ещё в густом, но уже развевающемся тумане, и, отстреляв заградительным огнём по магазину в дым, перезаряжаясь на ходу, фигуры в ОЗК принялись высыпаться наружу из десантных дверей в корме машины. Предоставив свои спины под защиту десанта из второй в колонне БМП, группа из восьми бойцов, выбросив перед собой несколько гранат, нырнула в траншею слева от своей машины. Внутри траншеи корчились в муках несколько тел и лишь двое из них получили смертельные ранения от брошенных гранат, ещё трое, чуть поодаль остальных, по всей видимости слишком поздно надели противогазы, либо имели какие-то повреждения в своей химической защите. Под действием зарина они захлёбывались рвотой, а тела их выгибались в агонии. Во всеобщем гуле канонады добивающие выстрелы раздались почти беззвучно. Контролируя обстановку вокруг, фигуры в серо-голубых плащах ОЗК в боевом порядке двинулись дальше по траншее, где сквозь медленно развевающийся дым, возвышаясь над траншеей, уже проглядывалась накрытая сетями маскировки бетонная громада ДОТа. Тем временем высадившая мотострелков машина маневрировала чуть поодаль от траншеи, формируя на стометровом фронте линию из четырёх БМП, а её орудие в медленно вращающейся башне хищно озиралось в поисках добычи впереди машины. Параллельно с этим приделанный после войны на крышу башни ДШК под телеуправлением командира машины совместно с зенитными пулемётами других экипажей, накрывал огнём потенциальных гранатомётчиков в тыловых ходах сообщений траншей слева и справа по борту от себя. Не имея возможности чётко видеть нападающих, противотанковая артиллерия австрийцев со следующей линии окопов вместе со своими миномётчиками открыла заградительный огонь по местам прорыва осколочно-фугасными снарядами и минами. Через некоторое время с тыловых позиций австрийской дивизии, оставив бесполезные попытки вести контрбатарейную борьбу с артиллерией Рейн Пакта, к ним присоединилась и своя гаубичная артиллерия. Поднимаемый десятками взрывов дождь из кусков земли окутывал машину от носа до кормы, а одна из гранат от безоткатного орудия упала настолько близко к корпусу, что проломила взрывной волной лист навесной брони борта и едва не порвала машине гусеничную ленту. Орудийного наводчика внутри машины от такого «прилёта» сначала шмякнуло виском о башенную броню, а затем глазными окулярами в прицельное устройство. И то и другое дало трещины в стекле, но к счастью для младшего сержанта Лазарева, забравшиеся в боевое отделение газы ещё не могли зайти ему под противогаз, а в покрытый трещиной оптический прицел всё ещё, как ясным днём, были видны позиции противника в километре впереди, лишь только залившая глаза кровь мешала ему в данную секунду наводиться на мишень. Наконец, отметка в тысяча триста легла на линию прицеливания и с машинальным криком «Выстрел!» наводчик вдавил на спусковой механизм орудия. С грохотом и пламенем осколочно-фугасная граната вышла из орудия и ринулась навстречу расчёту безоткатного орудия в траншейной орудийной ячейке на три часа от БМП. Почти одновременно с этим в сорока метрах левее накрытого расчёта стационарную танковую башню ближайшего к месту взрыва ДОТа озарила вспышка пламени от её пробития снарядом с одного из Т-64, ворвавшихся в окопы сразу после БМП. Семь лет тому назад младший сержант Лазарев послал бы к своему дяде-психиатру любого, кто рассказал бы ему о том, что машина может разговаривать с её владельцами и что после нужным образом исполненного обращения к ней со стороны сидящего сейчас спереди командира экипажа в прицел её орудия можно будет увидеть человеческую душу, на сияние которых он и наводился. Однако, за последние шесть с лишним лет младший сержант Лазарев столкнулся с сотнями куда более безумных ситуаций, начиная с того, что он пережил пятьдесят два ядерных взрыва, считая вместе со сверхмалой мощности ядерными боезарядами к орудиям полевой артиллерии, и при этом до сих пор ещё топтал эту проклятую землю. Прежде чем следующую линию окопов накрыла ещё одна волна дымовых, кассетных и химических боеприпасов из РСЗО, а также гаубичных снарядов, боковое зрение младшего сержанта зафиксировалось в самом уголке прицела на катящуюся по земле башню БМП с одной из машин соседнего взвода. С промелькнувшей мыслью о том, что очередные его братья по оружию только что вписали себя в список Вечных, а ему ещё коптить эту проклятую землю, младший сержант начал наводиться на ещё одну вскрытую огневую точку. 13.11.1976 23:55 Окрестности города Ханденберг. Свинцовые тучи плотных облаков закрывали небо и от лунного, и от звёздного свечения. Дождя с момента последних ядерных разрывов в девяти километрах западнее отсюда ещё не было, но по данным метеорологической службы, к утру на заражённую местность опустится ливень. Обороняющаяся на участке прорыва у городка Хохбург Австрийская 21-я пехотная дивизия, с минимальными потерями для 1-й, 2-й и 3-й мотострелковых дивизий Восточной Армии Рейн Пакта, была разгромлена по всей ширине и глубине её обороны уже к трём часам часам после полудня, а к восьми часам вечера досталось по полной программе и их прикрытию в лице элитной 1-й Танко-Гренадерской дивизии. Экстренно снимаясь с насиженных позиций у границ, другие, не попавшие под удар австрийские дивизии, в хаосе и спешке отступали ближе к Вене. Прогулочным шагом возвращаясь через городское кладбище к своим бойцам от командира батальона, старшина Петренко остановился, чтобы прикурить самокрутку. Достав из портсигара смятую бумагу и поднеся к ней бензиновую зажигалку, он крепко затянулся нефильтрованным табаком и убрал зажигалку обратно в карман бушлата. Мелькнувшая в фонарном свете фотография на могильном памятнике в трёх метрах от него привлекла внимание Петренко, и старшина навёл свой фонарь на памятник. Изображённый на фото австриец, похороненный здесь весной семидесятого за десять дней до начала Третьей Мировой, счастливыми глазами смотрел на человека в форме цвета хаки. Зажав зубами самокрутку, старшина провёл ладонью свободной руки по своей лысой голове с мыслью о том, что будь у него ещё волосы, он был бы на лицо один в один, как этот мертвец. Из раздумий его вывела автоматная очередь, донёсшаяся до его ушей с улиц городка. Должно быть, кого-то из местных пристрелили бойцы с экипажей БТРов, что хозяйничают сегодня в городке. Задумчиво сминая тлеющий окурок в пальцах рук, старшина развернулся и вновь зашагал к своим бойцам. Ефрейтор Егоров сегодня праздновал свою демобилизацию. На дне вырытого «Монеточкой» и накрытого палаточной тканью окопа было организовано импровизированное застолье из разогретых сухпайков, горячей еды с полевой кухни батальона и содержимого спиртовых заначек солдатских вещевых мешков. Пересказ очередной довоенной гарнизонной байки прервал своим появлением спустившийся в окоп старшина. Ненадолго повисшее в окопе молчание он же вскоре и прервал, заканчивая рассказ вместо своего мехвода младшего сержанта Крылова. — Буфетчица та потом не домой к мамаше свалила, а к золотоискателям прибилась, а болезную роту сифилитиков никто не оставлял на вторую срочку. — А как же вы, товарищ старшина? — на ломанном русском задал вопрос прибившийся к отделению после войны чех по фамилии Дворжак. — А я, товарищ ефрейтор, утопал на сверхсрочку своими ножками. Под конское ржание бойцов старшина присел на настил из веток и поднял уже наполненную довоенным коньяком рюмку. — Передашь привет там Петьке и Юстасу, Егоров. — Обязательно передам, товарищ старшина! — ответил опрокинувшему рюмку Петренко обмотанный бинтами от многочисленных осколочных ранений виновник торжества, водя ослабшими руками ложкой по мешанине из тушёнки с гречкой в своём солдатском котелке. — Обязательно передам… Пьяный мужской гогот раздавался из окопа ещё больше двух часов, прежде чем неспособного к самостоятельному передвижению ефрейтора товарищи не вынесли на плащ-палатке из окопа. Дорога к штабу батальона заняла у бойцов не меньше часа. В глубоких раздумьях о пережитом прошлом, проходя мимо приглянувшейся ему в тот раз могилы, старшина Петренко остановился, чтобы ещё раз посмотреть на столь похожее на себя лицо, снова подкурил самокрутку и, недолго постояв, двинул дальше вслед за бойцами. Прощаясь у одной из нескольких штабных палаток за руку с товарищами, ефрейтор Егоров вспоминал о своих родителях и девушке из Минска, которые провожали его на службу весной шестьдесят девятого, свои школьные годы и планы на физико-математический после службы. Наконец старшина взял его под плечо и помог бойцу доковылять внутрь палатки, где его уже ожидал командир батальона майор Октябрьский и командир роты капитан Багрянцев… — …Верой и правдой ты служил нашей общей родине, когда та была жива, верой и правдой ты служил своим братьям по оружию, разделяя с нами победы и поражения, потери и трофеи. Теперь же, ефрейтор Егоров, пришла твоя пора окончить службу… — Завершив заготовленную речь, майор Октябрьский подошёл к сидящему на табурете бойцу и после крепкого рукопожатия протянул ему ТТ. Медленно поднося пистолет к виску, ефрейтор Лазарев шарил глазами по фотографиям на стендах, вспоминая лица тех, с кем из них он был знаком. — Служу Братству… — сказал ефрейтор и нажал на спусковой крючок. Тело ефрейтора Егорова его товарищи вскоре вынесли на той же плащ-палатке, на которой его к ней и доставили. Притаившись у поливальных машин дезактивации, передвижной крематорий уже ожидал свою жатву в двух сотнях метрах от штаба, тем временем как майор Октябрьский приклеивал фотографию бойца с его военного билета на тот же стенд, куда ещё вчера он клеил и фотографию другого бойца из того же отделения, ефрейтора Петруйтиса, которому танковый фугас в окрестностях этого городка не нанёс нелечимое ранение, а сразу разорвал бойца на части.