Дорога на Гамбург

12.11.1976 16:02 Район приграничного сражения у городка Хохбург. Дорожные ухабы, по которым несколько часов тому назад шли в бой танковые и механизированные колонны 1-й мотострелковой дивизии, даже для гусеничных тягачей по типу МТ-ЛБ делали из местных просёлочных «дорог» американские горки. Санитарная колонна 2-го мотострелкового полка дивизии шла вперёд с нормальной для войсковых колонн скоростью в тридцать километров в час, но даже такая улиточная скорость вынуждала едущих в третьей машине колонны военных медиков держаться за раненых чуть ли не в обнимку. Как с передовой, так и с тылов наступавшей группировки к трём часам дня санитарная рота 2-го полка собрала более чем обильный «урожай» пациентов. Теперь она дислоцировалась ближе к неумолимо катящейся на восток передовой. Двоих обожженных бойцов, которые лежали у пылающего артиллерийского тягача той же модели, что и санитарная машина, военные медики подхватили пять минут назад, случайно натолкнувшись на них по дороге движения к будущему месту расположения своего полкового госпиталя. Подбитый тягач, который также, как и госпиталь, шёл поближе к передовой, разворотило ударной волной от близкого разрыва авиабомбы. Снарядный боекомплект буксируемого орудия, по всей видимости, не рванул вслед за возгоранием дизельного топлива машины лишь по причине его отсутствия после длительной стрельбы. Бойцам однако же хватило и пожара. Четвёртая машина в колонне везла ещё двух погорельцев с того же тягача, а пятая вместе с ещё полуденными пациентами была под завязку набита легко и средне раненными артиллеристами, которые самыми первыми выбрались с пылающей МТ-ЛБ. Капитан Черняев, военврач и руководитель всей этой гусеничной богадельни, что двигалась сейчас колонной к новому пункту развёртывания, загнав пациенту порцию морфина, ставил капельницу с экспериментальным раствором антибиотиков собственной разработки. Если в перспективы бойца с обгоревшими ногами, которому сейчас аккуратно разрезали остатки формы санитар и медсестра, доктор Черняев ещё верил, то погорелец с запечённой головой и верхней частью туловища был уже почти покойником, чтобы можно было брезговать сейчас экспериментальными средствами. Закатив глаза на потолок, пациент не прекращал бредить, но теперь в его бормотаниях хотя бы можно было разобрать слова. — МТО! МТО! Пожар в МТО! — Как тебя зовут, военный? — МТО! МТО! Пожар в МТО! — Как тебя зовут, военный? — МТО! МТО! Пожар в МТО! — Проклятье... Выругавшись, доктор приподнялся, чтобы подойти к пациенту с обгоревшими ногами, под которым уже лежали кучей обрезанные куски запечённой ткани и резины, когда в боку его глаз мелькнуло нечто необычное. Пациент с обгоревшим верхом покрылся весь водой, как будто бы на него вылилась вся капельница, а когда доктор коснулся руки бойца, то почувствовал в нём противоестественную смену температуры от обжигающего руку жара до комнатного холодка. Волна судорог, накрывшая пациента вслед за этим, продлилась недолго, но вместо ожидаемой смерти, доктор увидел осмысленный испуг в глазах бойца, перед тем как погорелец согнулся в приступе кашля. Заворожённо наблюдая за последствиями своей работы, доктор не сразу услышал как его окликает медсестра. — Товарищ Черняев, что у вас происходит? — Он жив, Татьяна Васильевна! Он выжил! — Что!? Я вас не понимаю, товарищ Черняев! Вместо ответа, доктор судорожно бросился доставать из чемоданной аптечки ещё одну порцию своего снадобья, чтобы проверить его действие на менее повреждённом организме. Увлечённый делом, доктор не сразу разобрал за выкриками медсестры звука стрельбы очередями из спаренной зенитной автопушки со стороны хвоста колонны, где ехала машина зенитного прикрытия санитарной роты. Не сразу он услышал и выкрик из боевого отделения «Засада!» от башенного пулемётчика машины, но громовые раскаты пулемёта, чей звук стрельбы усиливался десятикратно теснотой бронированного транспортёра, всё же вывел доктора из его творческого потока. Дальнейшее капитан Черняев помнил лишь обрывками. Вот разорванный чем-то крупнокалиберным пулемётчик повисает книзу куклой, не выпуская из ладони рукоятку ПКТ, а вот уже сам доктор под раскрытыми дверями транспортного отсека МТ-ЛБ не попадает дрожащими руками в шахту магазина своего АКМ, когда сержант Ковалёва и рядовой Граубе разряжали уже по второму магазину куда-то в сторону носовой части колонны, где пылал БТР охранения санроты, подбитый гранатой безоткатного орудия. Вот доктор поскальзывается об агонизирующее тело сержанта Ковалёвой и роняет автомат на землю, заливая его кровью из своей простреленной ноги, и уйдя перекатом под прикрытие одного из транспортеров, мельком видит вдалеке наступающие цепью фигуры в чёрной броне австрийских ягдкоммандо, а вот его вытаскивает под руку санитар Граубе. Пацанёнок шестнадцати лет, которого доктор помнил ещё двенадцатилетним мальцом, когда он с тогда ещё живой матерью и тысячами других гражданских, ища спасение от голода пристроились к обозу действующей армии. Вот доктор сам себе наносит перевязку, пока командир зенитного транспортёра, взяв на себя руководство остатками колонны, пытается организовать отход остатков военмедов, ходячих раненых и охраны госпиталя, и задержать хоть на минуту атаку ягдкоммандо, а вот доктор ковыляет под морфином среди мёртвых деревьев, едва не напоровшись на очередь от одного из санитаров, которые вели заградительный огонь по району оставленной колонны. Последнее что хорошо запомнил о том бое Черняев без рассказов от других участников, это хорошо видимый из лесистой возвышенности вертолётный десант полка специального назначения Восточной Армии, оперативно прибывший на разборку со своими австрийскими коллегами, и вспышку пламени, поднятую ракетой комплекса Луна-М в километре от места засады. Комплекса, который вовремя отправил свои триста килотонн тротилового эквивалента австрийцам из 1-й Танко-Гренадерской и поставил точку в приграничном сражении. Что оказалось возможным благодаря агрессивной реакции одного из отрядов прикрытия штурмовиков ягдкоммандо на обнаружение зениткой проезжавших мимо санитаров Рейн Пакта австрийских вертолётов, что плохо спрятались в низине у опушки леса... 13.11.1976 17:45 Полковой госпиталь 2-го Мотострелкового Полка у городка Хельпфау-Уттендорф. Большую часть машин санроты удалось вернуть на ход после боя, чего нельзя сказать о двух десятках неспособных к самостоятельному перемещению раненых и о каждом третьем военмеде, половина из которых уже стояла в очереди на кремацию. От охраны и экипажей транспортёров боеспособных людей осталось ещё меньше. Закончив только что обход раненых, доктор Черняев присел на импровизированную лавку из трёх обгоревших шин от БТР-60 напротив передвижного крематория. Дымя Берлинским «Кабинетом», сквозь вечерние сумерки он смотрел отрешённым взглядом на то как двое бойцов заносят в печь тело сержанта Ковалёвой и не сразу увидел как рядом сел рядовой Граубе, пока малец не шморгнул носом, скрывая накатывающий плач. — Она была похожа на маму... — Не падай духом, Вилли, — ободряюще сказал ему доктор, положив мальцу руку на плечо и переходя на неплохо известный в обоих армиях Пакта, родной для Граубе немецкий. — Это не ты там вёл себя будто размазня, в первый раз попавший под обстрел. — Зачем мы здесь, товарищ Черненко? Задай ему этот вопрос кто-нибудь другой, доктор впал бы в ступор от абсурда ситуации, но Татьяна Васильевна и вправду была похожа на погибшую от последствий излучения мать Граубе, и состояние пацана он понимал неплохо. — Мы здесь берём то, без чего у нашей Пустоши не будет будущего, Вилли! Ты видел хоть раз какие урожаи собирают фермеры в Берлине и в вольных поселениях? А это только еда, Вилли! — И для этого мы закидали их фермы ядерными бомбами? — Тебя не учили военному делу, но тебя учили математике, Вилли. И учили тебя ей не только дома. Без тех крох что остались на севере в военных городках, нас здесь тридцать тысяч, а их триста. Посмотри на этот крематорий, Вилли, ты хотел бы чтобы через него прошёл весь полк? Не пятьдесят семь человек, а две с лишним тысячи, Вилли. Хотел бы этого? Мы заразили им пока только кусок приграничья, и даже этот кусок пока что смотрится получше чем окрестности половины поселений Пустоши, Вилли! — Простите меня, товарищ, Черняев... — мышиным голоском извинился Граубе. — Ступай к пациентам, Вилли, у тех твоих поляков уже пора менять повязки. — Будет сделано, товарищ Черняев! Граубе вскочил как пружина, придя окончательно в себя, и побежал работать. Через некоторое время доктор тоже поднялся с места. Пересчитывая в уме по пути к своей палатке номенклатуру и запас лекарств, утерянных в сгоревших транспортёрах, доктор не сразу заметил двух незнакомцев сбоку о её входа. — Капитан Черняев! — с нотками раздражения повторил обращение на редкость высокий и не прокуренный мужской голос. Доктор обернулся на звук. Справа от него стояло двое. Тот кто к нему обращался, прожигающе смотрел ему в глаза насмешливым взглядом садиста и маньяка, отчего доктору сразу же пришлось напрягать свою расшатанную волю, дабы не показывать страха, второй мужчина увлечённо озирался вокруг. Первого выдавала неуставная балаклава по британской моде, скрученная в шапочку, и глушитель на его АКМС, второй же, без формы и в гражданском пиджаке смотрелся здесь как заляпанный сапог на строевом смотре. — Он самый, — ответил доктор, бросая сигарету в грязь, — чем обязан родному спецназу? — Старший лейтенант Денисенко, — небрежно представился невысокий, коренастый спецназовец моложавого вида, прикладывая ладонь к виску в подобии воинского приветствия. — У меня приказ немедленно доставить вас к Оперативному Штабу Армии. — По какому вопросу и кто этот товарищ за вашей спиной? — Ах! — отозвался человек в штатском и поправил очки, прежде чем продолжить говорить. — Меня зовут Ганс Ранке — Я здесь чтобы заменить вас, товарищ Черняев. — Собирайте вещи, товарищ доктор, у штаба собирается колонна для переговоров в Вене. Вот ваше предписание. Собирайте все, ваши, вещи, и необходимые для вашей работы инструменты... Доктор Черняев не стал препираться и сдал своё место гражданскому врачу из вспомогательного персонала дивизии, которым назывался лагерный обоз из толп подобранных за годы войны и после неё гражданских. Его сопровождающий офицер имел достаточно убедительный взгляд, чтобы у доктора не было ни малейшего желания ему перечить. К тому же особое подчёркивание слова «инструменты» говорило ему о том, что он там будет нужен не в качестве фельдшера. Места в броневике БРДМ-2 было немного, массивная докторская туша едва вмещалась сзади между двух бойцов старлея, каждый семь на восемь, восемь на семь. Сам же Денисенко с комфортом разместился на месте штурмана. — Так это вашу колонну наши коллеги отбивали вчера у ягдкоммандо, товарищ доктор!? — с насмешкой в тоне поинтересовался старший лейтенант, перекрикивая оглушающий шум двигателя. — Да, а что!? — коротко ответил доктор, скрывая раздражение за перекрикиванием машинного гула. — Вы видели броню этих быков!? — Мельком! — Эта хрень кило под сорок весит! Здорово пришлось нам с ними повозиться в охранении «Луны»! Живьём только вертолётные подкрепленцы одного засранца у вашей колонны повязали, потому что шинковать их приходилось основательно! — Они слишком свободно двигались для тех на ком сорок килограмм одной только брони! — А это доктор уже по вашей части! Сейчас у нас нет времени, но после возвращения из Вены разбирать его по полочкам будут все наши специалисты по мутантам! Хрен знает чем их накачали, но буйства у них от этого теперь что у бешеных быков! Так и норовят открыть какую-нибудь дверь своею буйною головушкой! — Надеюсь австрийцы их не притащат на переговоры! — Ага! Но если их переговорщики окажутся настолько тупыми, что возьмут себе их в охрану, то лучше лишний раз не провоцировать этих бычков! — О! Я само спокойствие, товарищ старший лейтенант! — ответил ему доктор, особо подчёркивая слово «товарищ». — И вас, охломонов, это тоже касается! — Когда это мы были агрессивными, Кузьмич!? — нахмурив брови, вопрошал громила слева от Черняева. — Ты, Шарик, с рождения! — А вот и неправда! Когда мы с братишкой родились, у нас по крайней мере молнией никого у дверей роддома не пришило! — Так тож не я, то боженька папашку наказал! Дождавшись пока товарищи военные обменяются тупыми на его лад шутками, доктор решил уже самостоятельно поднять разговор. — А зачем мы вообще согласились ехать в Вену!? Переговоры же ведутся на нейтральных территориях! — А это, товарищ доктор, для лишней демонстрации того, кто здесь хозяин! — Я, конечно, не склонен верить побасёнкам Радио Крестового Похода, но даже если принять как бред те швейцарские рассказы о кровососах Министерства, мы едем в самую гущу врагов, пока наша армия стоит хрен знает где от Вены! — Аххаахаа! Что, страшно, доктор!? Вы не один такой умный! Во первых мы туда целым полком поедем, и в случае городских боёв держаться будем не одну неделю, а во вторых, едем мы туда не с пустыми руками, а с жирным гостинцем! — И сколько у этого гостинца килотонн!? — после короткой паузы спросил Черняев, тщательно скрывая страх. — Столько, сколько нужно, чтобы превратить в труху весь город, товарищ Черняев! — Матерь божья... — Слышь, Бобик, дай-ка мне флягу горло промочить, рука до мешка не дотягивается! Повинуясь просьбе старшого, второй громила достал у вещмешка под креслом штурмана алюминиевую флягу и протянул старлею, который, едва, хлебнув из неё той жидкости, что там была, выплюнул из рта нечто очень похожее на человеческое око... — Тфу ты! Тупица хренов! С водой флягу мне дай! Нервно сглотнув слюну и с трудом подавив рвотные позывы, побелевший от страха доктор крепче вжался в кресло... 14.11.1976 22:45 Вена. Переговоры шли уже не меньше часа в ресторане одной из гостиниц в центре города, в зданиях вокруг которой и разместился весь полк «переговорной делегации» Пакта. Опасения спецназовца подтвердились, и явившиеся на переговоры от лица австрийского правительства члены «Министерства Урегулирования Чрезвычайных Ситуаций» действительно притащили с собой накачанных неизвестной химией бойцов ягдкоммандо в их массивной чёрной броне. Однако, в присутствии своих хозяев эти бойцы вели себя как шёлковые. Мертвенная бледность кожи ни для кого нынче не была чем-то странным и вычурным в радиоактивном новом мире, но от внимательного взгляда доктора Черняева и целого вороха предоставленных ему приборов не скрывалось ни отсутствие дыхания у переговорщиков, ни звериные черты лица у двоих из тех мутантов, кто толпился со своими в стороне от переговорного стола. Помимо слушания солдатских баек и изумительных историй швейцарского Радио Крестового Похода, с одним образчиком подобных созданий он сталкивался и сам, когда бойцы одного из экипажей боевых машин и батальона охраны полкового лагеря, прошлым летом приволокли ему для изучения тело. Тело такого же бледного, клыкастого мутанта, смотанное в две плащ-палатки словно голубец и орущее от многочисленных солнечных ожогов, на барачных соседей которого бойцам батальона охраны поступил донос об укрывательстве тунеядца. Члены австрийской делегации, конечно, выглядели несколько более внушительно чем их неудачливый собрат из военного городка 2-го МсП, поэтому доктор Черняев следил во все глаза и уши за показателями приборов, дабы австрийцы не провернули на переговорах какой-нибудь псионический трюк, причём к батарее своих приборов, доктору сейчас достались ещё и приборы его напарника по комнате наблюдения. Технического офицера 4-й авиадивизии, которому срочно приспичило отбомбиться в унитаз. Скачущий от одной приборной панели до другой доктор, в глазах охранявших комнату наблюдения номер 3 спецназовцев был сейчас похож на кота, играющего на пианино. Меж тем, судя по голосу из динамиков прослушивающих устройств, главы делегаций похоже начали, наконец, приходить к общему языку. Тучный мужчина в старомодном фраке, с длинными волосами и лицом буржуя из довоенных карикатур выслушал пояснения за расклад сил от стройного, широкоплечего и гладко выбритого офицера в полевой форме танковых войск, и снова взялся приводить аргументы делегации, в суть которых доктор Черняев едва пытался вслушиваться, потому что одна из австриек очень странно улыбнулась в скрытую камеру, будто здороваясь с ним... — Несомненно, герр Наблюдатель, мы очень хорошо понимаем в каком тяжёлом состоянии находятся наши войска, поэтому мы и предлагаем вам на время переговоров не просто прекращение огня, но и отвод наших сил ещё на пятьдесят километров ближе к Вене. Кстати, герр Наблюдатель, могу ли я поинтересоваться вашим именем, или вы так и предпочтёте подписываться в документе псевдонимом? — Истинные имена дают знающему власть над их носителями, вам ли не знать об этом, герр Этриус? — с улыбкой ответил Наблюдатель... Спустя шесть часов после завершения первого раунда переговоров и очередного переворачивания верх дном всей гостиницы на случай если делегаты принесли сюда кочевникам какой-нибудь «гостинец», доктор Черняев, моргая болящими глазами и едва шевеля ногами, ввалился в свой номер. В раздумьях о пережитом дне, его настиг окрик вошедшего в комнату спецназовца, включившего в помещении свет. — Доктор Черняев! — Да? — Вам доносили информацию о том, что двери должны быть открытыми, а свет включенным. — Ах да, прошу прощения! Как только военный развернулся и ушёл, оставив дверь открытой, доктор подошёл к кровати, и присев на мягкое зимнее одеяло, вновь задумался о том, что он что-то упустил сегодня, что-то выронил из памяти, и снова привели его в себя лишь звуки выстрелов откуда-то с нижних этажей...