Дорога на Гамбург

17.03.1978 14:05 Военный Городок 1-й МД в окрестностях Франкфурта-на-Майне. Два десятка бензовозов на базе ЗиЛов, КрАЗов и Уралов, своею кавалькадой обводили змейкой дорогу вокруг садового участка штаба дивизии, что размещался в старинном и давным давно перестроенном под поместье замке. Оглушая слух ворчанием грузовых моторов и оставляя под собою лужи дезактивационной смеси, машины неспеша уходили к точке формирования колонны для очередной поездки в Вену за драгоценной венгерской нефтью. Окутанный сигаретным дымами штабной курилки в компании офицеров, машинисток и радисток, доктор Черняев махал рукой знакомым и не очень автобатовцам, желая им удачного пути. Когда мимо курилки проехал последний грузовик, улыбки собравшихся здесь штабных служак хоть и померкли, но до обсуждения недавней смерти от рака крови сразу двух их товарищей никто не вернулся. Несмотря на широкий доступ штабных служащих к регенерационным камерам дивизионного госпиталя, смерти от болезней здесь были делом хоть и не ежедневным, но довольно частым. Благодаря игрушкам парамехаников восточная армия до сих пор ещё не вымерла и доктор был за это им премного благодарен, но их регенерационные камеры, при работе на полной мощности потребляли непомерные даже по их зажратым меркам объёмы топлива, а при работе на реально используемых мощностях они лишь давали отсрочку организмам с убитым в хлам иммунитетом и полным набором поражённых излучением органов. А именно такая клиническая картина и была присуща процентам шестидесяти выживших военных и по меньшей мере третьей части обозных гражданских. Не многим лучше дело обстояло и среди населения Пустоши, с той лишь поправкой, что столь безнадёжные пациенты долго там не мучаются. Из глубоких раздумий доктора вывела в реальность прапорщик Штерн. Машинистка командира дивизии, цокая каблуками форменных туфель по асфальтовой дорожке сада, шла к нему уже потягивая сигарету и стряхивая пепел на цветы, чем обычно вызывала жгучую ненависть у управительницы этого некогда поместья, однако фрау Бергер отсчитывала сейчас обозных садовников метрах в трёхстах от курилки. В свободной руке прапорщика было несколько бумаг. — Держи свою вольную, Черняев, удачи отдохнуть в Берлине. — Ты думаешь посольские там только и делают, что спускают пфени в казино и бьют морды старателям? Женщина склонила голову набок и вытянула губу в кривой ухмылке. — Другие, да, а ты слишком пирожочек для такого. Ты ведь туда к своей немочке едешь. — О как! — Закатил глаза от удивления Черняев. — А с каких это пор ты ей быть-то перестала? И откуда такая реакция на мою жену? — Какая реакция, пирожочек? Совет вам да любовь! И я такая же немка, Черняев, как ты черкес. — Ответила она язвительным тоном и развернулась в сторону, добавив напоследок: — Зайдёшь к Олегу Петровичу за напутствием в дорогу. Пятнадцать минут спустя доктор сидел в кабинете генерал-майора Степного. За окном плескалась гладь небольшого озерца, чей вид привносил в суматошную атмосферу штаба немалой группировки толику умиротворяющего спокойствия. Мужчина сорока двух лет от роду, ненамного старше самого Черняева, выглядел на все шестьдесят два, однако ещё сохранял остатки как своих седых волос, так и свежести лица, на коем не было даже язв, нынче замазываемых, обычно, косметикой. В своём пивном бокале он разводил густое, чаеподобное варево мазутного цвета, лишь немного уступающее по крепости чифирю, и после первого глотка, наконец, заговорил: — Вот что, Иван Фомич. В исследованиях ваших, наш начмед, конечно, видит только выдёргивание из рабочей колеи ценного врача, но вопрос об отдаче разработке экспериментальных лекарственных препаратов наивысшего приоритета, будет поднят уже на этом собрании командирского совета армии, и сомнений в том, что собранию эта тема не будет интересна, у меня нет ни единого. Другой вопрос, что вам надобно в Берлине, кроме как держать под боком мать своих детей? У летунов из 4-й дивизии есть масса подходящих объектов под лабораторию, и вероятнее всего именно в их хозяйстве и будет собираться единый исследовательский центр для совместной работы по этому вопросу. Закончив говорить, генерал хлебнул своего варева ещё раз, и цепко уставился на доктора, который уже сгорал в уме от злости на свою бывшую. Наконец, с трудом держа внешнее спокойствие и обождав несколько секунд, доктор начал отвечать: — Чтобы вам не говорила про меня прапорщик Штерн... — Мне известно какого мнения о вас прапорщик Штерн, Иван Фомич, и если бы это мнение я тоже разделял, то никакого перевода в посольский корпус вам бы не светило. — Со спокойствием удава на лице и в тоне генерал перебил своей репликой Черняева, и закончив, ещё раз отхлебнул из кружки. — Так что же вы ищете в Берлине-то, Иван Фомич? — Берлин зовётся Жемчужиной Пустоши не только за свои бары, публичные и игорные дома, товарищ генерал-майор. Там полно своих исследовательских мощностей, и коль уж они наши саттелиты, почему бы нам не почерпнуть у них чего-нибудь полезного для наших собственных проектов? — И какими средствами вы намерены выудить у них кусочки их проектов, Иван Фомич? — Я не шпион, товарищ генерал-майор, но находить общий язык с людьми тоже умею. Тем более с некоторым образом коллегами. — Это хорошо что вы не шпион, Иван Фомич. — Хмыкнул генерал и отставил полупустую кружку в сторону, и после долгой паузы с игрой в гляделки, поднялся со своего стула и подошёл к вскочившему следом Черняеву, протягивая ему руку. — Так и быть, Иван Фомич, приказ ваш уже подписан. Удачного пути. — Спасибо, товарищ генерал-майор. — С радостью в лице, ответил Черняев и пожал могучую медвежью лапу генерала. 18.03.1978 11:45 Окрестности Лейпцига. Вездеход ГАЗ-69 с номерами и эмблемами 1-й МД на капоте и дверях, неспешно двигался к Берлину по караванному пути. Пустошные караванные пути не были и не могли быть безопасными в довоенном смысле этого слова, но их побитые, а иногда и вовсе отсутствующие дороги, по крайней мере минимизировали риски словить себе на борт пару сотен Рентген в блуждающем очаге радиации, или очутиться в другой, ещё более губительной аномальной зоне. В свою очередь рейдерская опасность караванных путей в немалой степени глушилась регулярными патрулями и частыми карательными операциями кочевников. К тому же, одинокий вездеход кочевников хоть и был удобной мишенью для дорожной засады, для крупных и богатых банд такая дичь как правило не несла в себе ничего полезного, кроме будущих проблем от карательного рейда, а банды нищие и малочисленные, в такой охоте могли и сами обернуться дичью. Держа ППС-43 на коленях и стволом к двери, доктор Черняев следил за дорогой со штурманского места и слушал всё никак не умолкающего за рулём Вилли, которого он выписал себе в подручные. Пацан был счастлив попасть домой, хоть его бывший дом и не был частью того, что считалось Берлином сейчас. Следя за дорогой, половину его болтовни на немецком доктор пропускал мимо ушей, но последнее, о чём пацан решил его спросить, резко оживило его интерес к беседе. — Так что же там за бой был в той Венской гостинице, товарищ Черняев? — Откуда ты узнал!? — Чуть резче чем хотел ответил пацану Черняев, и с подозрением на него уставился. — Слышал разговор двух спецназовцев в рюмочной у танкистов, как они защищали бомбу от каких-то тварей, а что? — Ничего, Вилли, не положено тебе о таком знать. — Ответил ему доктор и снова уставился на дорогу, только теперь уже не сосредоточенно выискивая взглядом неприятности, а погружаясь в воспоминания. Воспоминания о том, как он что-то упустил. Что-то такое, что возможно и поспособствовало тому нападению мутантов на подземный гараж гостиницы. Скользкие австрийцы смогли предъявить доказательства, что атака на гостиницу была совершена хоть и родственными им мутантами, но из конкурирующей и вообще не местной группировки. Далеко не все в это поверили, но мирный договор в итоге всё же был подписан. Австрия так и осталась под их управлением, но стала государством-саттелитом, или как это ещё называлось, государством-данником восточной части Пакта. Лишившись угрозы со своих северных границ, австрийцы смогли запустить свои цепкие лапы к венгерским месторождениям угля и нефти, частью их восстановив, частью захватив уже восстановленные местными. Теперь конвои с венгерской нефтью и углём, вместе с продовольствием и медикаментами, чёрными и цветными металлами самой Австрии, выезжали на север с предместий Вены ежемесячно. Ехидное лицо австрийки с камеры наблюдения за переговорным залом. Где-то он видел его ещё. Где-то он его видел... Звук открываемой двери и тяжёлых шагов. Щелчок выключателя и резкий свет. — Доктор Черняев! — Да? — Вам доносили информацию о том, что двери должны быть открытыми, а свет включенным. — Ах да, прошу прощения! Оборот головы к спецназовцу и обратно к стене. Раз за разом Черняев прогонял воспоминания об этой минуте, и вот, на пятнадцатый раз, за секунду до того как открылась дверь, краем глаза он увидел в темноте плечо. Низко посаженное, небольшое и явно женское плечо, закрытое синим пиджаком. Вспышка воспоминаний прервалась криком Вилли, резко уводящего машину на левый борт, и звуком отстрела дульной винтовочной гранаты из-за кустарников прямо по курсу...