Дорога на Гамбург

19.03.1978 05:36 Саксонская Пустошь. Окрестности Дрездена. Монеточка привела их к одинокой католической церквушке на холме вблизи сгнивших руин. Сгнивших руин того, что когда-то было большой деревней, и перестало ею быть, кажется, ещё задолго до рождения отца и матери старшины Петренко, а вполне возможно, что и их родителей. Именно такое впечатление производили на него гнилые и опутанные зарослями остовы деревянных строений немецких крестьян, а также остатки редкой каменной постройки. По той причине, что в радиусе пяти километров от искомого холма экипаж Монеточки не приметил ни одной удобной позиции для наблюдения за церковью с машинных приборов, без создания при этом шума на всю округу весёлым танковым лесоповалом, вперёд ушёл десант во главе со старшиной. Помимо самой гнетущей атмосферы в этих лесных руинах, бойцам старшины Петренко досаждали также мелькавшие то тут, то там фигуры в костюмах хрен знает какой эпохи. Местные призраки на первый взгляд не были столь же агрессивными, как процентов девяносто их бывших врагов и товарищей, блуждающих по Пустоши в поисках погибели для выживших, но это могла быть и лишь видимость «гостеприимства», поддерживаемая призраками до того момента, пока бойцы не зайдут в удобное для них или их хозяев место для разделки с группой. Так или иначе, по пути движения группы напряжение росло всё дальше и дальше. Когда же по бушлатам, шапкам и разгрузкам мотострелков стали прилетать ветки, камни и предметы утвари, дело чуть было не дошло и до стрельбы, которая поставила бы гарантированный крест на скрытном сближении с текущими обитателями церкви. В том случае если призраки им, конечно, не служили. Единственным фактором, разряжающим сейчас натянутые нервы и готовность убивать как минимум среди кочевников, приходилась болтовня пулемётчика группы ефрейтора Мендельсона, который только что отбил ствольной коробкой Пулемёта Калашникова летевшую ему прямо в лицо посудину. — Та шо вы делаете мне нервы, граждане фашисты! Лягте в свои гробы и лежите дальше, кто вам мешает таки это делать? В ответ на эту реплику весь фокус внимания неупокоенных «атлетов» сместился на ефрейтора Мендельсона, чья голова уже пропустила в себя глиняную миску, а ещё от нескольких камней он едва увернулся. Тогда же и ефрейтор Навроцкий не упустил момент блеснуть гуманитарным знанием, не ломая при этом свой язык ни об русскую, ни об немецкую речь, обычно используемую кочевниками. — Какие же это фашисты, Йося? Да ты посмотри как они одеты! Они же померли ещё до того, как у Наполеона бабка на свет божий родилась! — Да хоть у Наполеона, хоть у Цезаря, Яцек! Фашисты они и есть фашисты! Вот чего они злые такие, чего в гробах своих им спокойно не лежится? — Да потому что, Йося, нету никаких гробов у них! Вон на ту девку глянь, или на того деда! Все саблями порублены! — А теперь завалили ебальники и бегом марш к тому дубу! — Гаркнул на всю группу старшина и первым припустил вперёд по заросшей улице, уводя за собой людей на выход из проклятой деревни в том направлении, куда ему по рации посоветовала убегать Монеточка. И увёл он группу очень вовремя, поскольку над тем местом, где она только что была, уже поднимался вполне себе приличный вихрь из камней и мусора. От пробежки прочь из поселения сначала на триста метров к возвышающемуся над зарослями дубу, а потом ещё на триста к сосновой роще на пригорке, в конце пути старшина готов был лечь и помереть прямо у этой лисьей норы, откуда только что удрала во всю прыть её хозяйка. Набор из двух десятков болезней старшины Петренко играл сейчас гармонью на всех его костях и органах. — Мы сами те ещё неупокоенные! — Услышал он нервный смешок ефрейтора Алтакаева и смачный сплёв на гнилую листву, когда по кровотоку старшины побежало обезболивающее. Большая часть отряда была в похожем состоянии, и одного за другим живительными уколами выводил из кататонии самый крепкий среди них боец. Каждый из кочевников понимал без лишних слов, что без скорейшего ремонта Монеточки, а желательно ещё и посещения ими регенерационной камеры, жить им плохо и недолго. Стряхнув с себя и автомата налипшую гниль, старшина осмотрел своих бойцов. Самая конская доза синтетических опиатов на правах дряхлого деда досталась само собой ему. Остальные выглядели более вменяемо. Ситуация была паршивой, но это далеко не первый и вполне возможно не последний раз когда им предстояло идти в бой обдолбанными. — Никто ничего не переломал себе пока летел сюда разваливаясь? — Никак нет. — Без уверенности в голосах сообщили ему бойцы, бегло осмотрев свои конечности. — Один хрен под ширкой не поймёте. — Хмыкнул старшина и выплюнул изо рта два своих зуба. — Эта гнилая деревня тянется вдоль дороги к церкви, так что лучше бы нам обойти её дугой. Если наши пациенты служат какой-нибудь бесовской твари, то местных дохляков могут использовать в качестве дозорных, так что держим ушки на макушке и глаза на чёлочке, рейдеры нам могут уже накрывать столы для встречи. Движемся одной колонной с интервалом в три. Алтакаев-Менднельсон в хвосте передо мной, гранатомётчики в центр, Дворжак ведущий. Вопросы? — Здесь фон ниже чем в блядской Вене, товарищ старшина. —Отозвался один из гранатомётчиков, хлопая по дозиметру на своей разгрузке. — Что если мы попали в ёбаный пузырь и будем блуждать меж трёх сосен при попытке выхода за пределы аномалии? — Твою мать, Сахаров! — Ты только сейчас об этом подумал? — Да. — Пожал плечами коренастый коротышка, обмотанный как все присутствующие ремнями с оружием, припасами и боекомплектом аки новогодняя ёлка игрушками, гирляндами и дождиками. — Пизда! — Гаркнул старшина и принялся снова набирать Монеточку... Спустя чуть меньше двух часов блужданий по лесу отряд наконец-то вышел к подходящей для наблюдения за церковью позиции. Здешняя округа действительно имела признаки пространственно-временной аномалии, но изрядно ослабшей и с дырами во множестве мест. Церковь и её пристройки на холме не были видны в бинокль во всю окружность с заросшего кустами и деревьями пригорка, но с обозрения видимой её части тоже можно было сделать много выводов. Бубня себе под нос перечисления того что видит в окуляры, старшина уже составлял в голове намётки плана штурма: — Десять машин, четыре легковых, три внедорожника и три грузовика. Мотоциклы, бабы, дети, два-три десятка боевиков. ПП, Винтовки, Пулемёты на тарантасах. М-да... — Так цо там же, товариц старши́на? — Спросил его заместитель среди десанта, младший сержант Дворжак. — Погано, но работать можно... — Ответил старшина после того как прижался спиной к дереву чуть позади своей лёжки и отпил воды из фляги. — Судя по всему нас пока не засекли. Некромантов среди них по видимому нет, поэтому и Монеточку заранее везти сюда не будем. Как только они её засекут и окопаются здесь, то мы и с её поддержкой хлебнём ведро дерьма с этими кретинами. Она подойдёт уже после начала боя чтобы перекрыть огнём выезд из церкви и поддержать огнём наш штурм. — А пленные что? — Задал вопрос один из гранатомётчиков, ефрейтор Паскевич. — Хрен их знает! — Проворчал в ответ Петренко. — Может в церкви, может в одной из тех пристроек. Если будем виться здесь ужом до вечера для выяснения этого момента, то от второй дозы того дерьма нашей боеспособности можно будет ручкой помахать, а торчать здесь пол недели или идти и спрашивать про пленных у тех пидорасов на холме я тем более не собираюсь. Останутся пленные в живых — отметим их новый день рождения, помрут при штурме — помянем. То же самое если они уже мертвы. Ещё вопросы? — Огляделся старшина, но сейчас угрюмо молчал даже болтливый Йося. — Теперь к тому кто куда поползёт... Пальцы ефрейтора Мендельсона нервно бились по стеклу его часов. Прошло уже шестьдесят пять минут из отложенных восьмидесяти. Ещё пятнадцать и вихрь смерти из его ленточной машинки сработает для группы атакующим сигналом. На его стороне церковного двора несколько рейдеров возились с машинами и ещё несколько пинало от безделья причинные места, пуская в воздух табачные дымы. На шестьдесят седьмой минуте он увидел в окуляр подогнанного под пулемёт ПСО-1 группу рейдерских жён, вышедших развешивать бельё возле стоянки машин. Четырёхкратное приближение с его почти пятисот метровой дистанции не давало ефрейтору разглядеть их лиц, но в этом у него как раз и не было нужды, как и не было её в том, чтобы эти женщины поскорей убрались в здание. Зачистка подобных воровских «малин» почти всегда на его памяти заканчивалась расстрелами тех, кого в эпоху военных конвенций звали нонкомбатантами, и ему никак не хотелось ухлопывать этих женщин, глядя им в лицо. «Хватит мне сегодня и их малых» — подумал он глядя на часы, и осёкся будто коснувшись раскалённой печки. По велению своего шестого чувства он снова прильнул к прицелу глазом. Одна из целей отошла от всеобщего собрания ближе к спуску с высоты, и приставив ладонь ко лбу, стала что-то выискивать глазами на его стороне леса. Вопреки техническим возможностям прицела, её перекошенное ужасом лицо он всё-таки увидел. Увидел, и не дал ей закричать... Преждевременное на три с лишним минуты открытие огня возможно подставило группу гранатомётчиков во главе со старшиной, но кроющая западную часть церковного подворья пулемётно-снайперская группа уже давно была готова к бою. Услышав грохот Йосиного ПКМ, младший сержант Дворжак выплюнул изо рта жевательный табак, к которому пристрастился после нескольких дружеских встреч с бывшими врагами из Западной Армии, и прильнул к оптике РПК. Без здоровенной радиостанции за своей спиной радист-пулемётчик и ещё немного командир десантного отделения по имени Мирослав чувствовал себя как пёрышко на воздухе. Его рацию нацепил на себя старшина, и хоть ещё вчера Петренко пообещал купить в Берлине ещё одну на хабар из Пферха, сейчас Дворжак был окрылённым лёгкостью, и особенно его многострадальная спина, бывшая некогда спиной тяжелого атлета. Младший сержант так и не понял на кой чёрт Йося первым делом накрыл огнём развешивающих бельё баб, но уже через секунду тот перевёл огонь и на прохлаждающихся рейдеров. В тот же момент с церковной колокольни вслед за своей винтовкой улетел куда-то в сторону восточного двора наблюдатель рейдеров от попадания из снайперской винтовки. Несколько необслуженными до определённого момента оставались копошащиеся в технике ремонтники, но когда один из них вместо бездумного драпа в церковь решил драпать внутрь с одним из станковых пулемётов, то почти одновременно отхватил себе для начала пулю из СВД Алтакаева, а потом и целую пулевую струю из ПКМа Мендельсона. Несмотря на свою глупую заминку, Йося превосходный пулемётчик, а Тимур лучший снайпер из тех что видел в деле Мирослав. Даже со своих четырёх сотен метров Дворжак услышал звуки хрустнувших и перемолотых в труху костей под шипастой бронёй рейдера. В кои-то веки он услышал хруст не своей спины, и ему это дико нравилось. А ещё больше ему нравилось то, что в Восточной Армии со всеми её безумными расходами на «ублажение» машин не хватало лишней нефти на то, чтобы уподобиться армии западной в производстве и оснащении бойцов бесполезными и ненужными на его взгляд кевларовыми бронежилетами. Равно так же, как у её командования хватило ума не уподобляться и рейдерам в том, чтобы увешивать своих бойцов ещё более бесполезным шипастым металлоломом. Как только машинка Мендельсона перестала поливать огнём рейдерскую пехоту, а сам Йося вероятно покатился менять позицию, Мирослав зажал спусковую скобу своего пулемёта с радостным визгом. Возможно, так на него подействовало обезболивающее, а возможно, его табак был не совсем табак...