Дорога на Гамбург

18.03.1978 18:02 Саксонская Пустошь. Окрестности Дрездена. Доктор Черняев очнулся в луже собственной рвоты, на дне ямы, очень напоминающей зиндан. Последнее что он помнил после взрыва, это непонятные слова рейдера: «Ты уж точно выживешь, вирмова тварь!», перед тем как тот оформил ему черепно-мозговую винтовочным прикладом. Оторвав свой взор от цветастых выделений и с трудом усевшись с колен на задницу, доктор прищурил глаза и вспомнил за что он отхватил себе приклад. В углу ямы лежал в позе эмбриона Вилли, которому не посчастливилось выхватить пулю в живот, когда он выпрыгнул из подбитой машины с автоматом в руках, а Иван Фомич имел наглость требовать у рейдеров свой докторский набор для срочной операции пацану. Какой-то рейдерский лекарь судя по всему кое-как перевязал и обработал его сквозное ранение, но лучше Вилли от этого не стало. Пол года назад Иван Фомич смог одолеть у Вилли тот набор недугов, которым в более тяжёлой форме страдала большая часть Восточной Армии, и даже смог вернуть ему убитый иммунитет. Сейчас же Вилли умирал в этой помойной яме от медленно но верно прогрессирующего сепсиса. Иван Фомич был доктором, а не деревенской ведьмой, и не мог лечить людей наложением рук. — Вилли... — Обратился он к нему на немецком, но ответом ему был лишь слабый стон и чуть приоткрытые глаза, еле видимые в сумрачном свете под дырявым бревенчатым навесом какого-то сарая, что прикрывал яму от дождя. — Держись, Вилли... Мы обязательно отсюда выберемся... — Сам тому не веря, машинально тараторил раз за разом доктор, заглушая этим гнев от своего бессилия. В этом состоянии, согревая раненого своим теплом, Иван Фомич провёл ещё несколько часов, преже чем его из дрёмы вывел слабый и плачущий голос Вилли: — Кулон... — Что? — Кулон... — Какой кулон, Вилли? — Мама, я потерял твой кулон... — Ты его обязательно вернёшь, Вилли, слышишь? — Мама... — Чёрт... Ранним утром следующего дня доктора Черняева разбудил яркий луч фонарного света, засветивший его посиневшее от холода лицо. Стены зиндана были обиты деревом, а под его ногами похрустывали ветки, разложенные по яме на манер соломы, благодаря чему он вообще мог сейчас проснуться, но чувствовал Иван Фомич себя хорошо лишь на фоне Вилли, который к его большому удивлению всё ещё подавал признаки жизни и даже искорки сознания. Рефлекторно закрыв глаза ладонью от фонарного луча, доктор заёрзал ногами по напольным веткам, пытаясь подняться на ноги. Убедившись в том что они ещё не померли, разбудивший пленников человек выключил фонарь. Вместо охранявшего их громилы, им оказалась молодая женщина с таким же здоровым как у всех этих рейдеров лицом и густыми волосами под зимней шапкой. — Ты там грозился вчера самостоятельно лечить этого сопляка. Своего набора ты от меня не получишь, но свежих бинтов и спирта я тебе дам. Женщина сначала открыла решётчатую дверцу над ямой, потом спустила туда ведро на верёвке, где под мисками с кипячённой водой и похлёбкой покоились бинты и спирт. — На кой чёрт вы нас взяли в плен? — Еле шевеля от переохлаждения губами, молвил рейдерше Черняев. — Приедут наши боссы – узнаешь. — Ответила женщина с угрозой в тоне и презрительно фыркнула посмотрев на Вилли. — Если твой сопляк до их приезда сдохнет, ему же будет лучше. Им полезен будешь только ты. — Кто они, ваши боссы? — Лучше чем люди, и уж точно лучше чем вирмовы твари вроде вас. — Хмыкнула женщина и потянулась закрывать решётку. Когда решётка закрылась, Иван Фомич всё же решил задать вопрос касательно причины того, почему ему не выдали его инструменты и медикаменты, на что рейдерша ему ответила всё с той же ухмылкой: — Будь ты доктор кем-то вроде меня, то не стоял бы сейчас на своих ногах, а лежал бы связанным корзинкой, слепым, глухим, не в состоянии говорить и даже думать. Ближе к обеду зайду за этим и вон тем сральным ведром, бывай. Горячая, кипячёная вода оживила переохлаждённое тело и разум доктора Черняева лучше любого стимулятора, прежде чем он приступил к обработке ран младшего товарища. Обработав рану спиртом и наложив на него свежую повязку, он никакого чуда не свершил. Подвергнутые некрозу ткани внутри раневого канала не могли быть обработаны никакими спиртами на концах входного и выходного отверстий, а своих антибиотиков Черняеву не выдали. Тем не менее, вера в то что доктор знает что делает похоже дала Вилли достаточную дозу самовнушения, чтобы он смог испить уже почти остывшей воды и даже немного поесть. Когда Иван Фомич убрал его миску, до его ушей донёсся еле слышный шепот Вилли: — Если я им не нужен, значит они не остановят вас если вы сейчас придушите меня, товарищ Черняев. — Что ты несёшь, Вилли!? — Едва не подавившись собственной слюной от такого предложения, выпалил Иван Фомич. — Мы обязательно выберемся отсюда! — Я хочу к маме... — Ты уйдёшь к ней тогда, когда настанет твой черёд, Вилли! — Рыкнул на него Черняев. — Отставить умирать! — Слуша́юсь, товарисч майор. — Произнёс он на русском, и дёрнулся в судороге от своей попытки истерично засмеяться... Первое что услышал Иван Фомич спустя несколько часов, это женские крики откуда-то далеко за сараем, один из которых отчего-то показался ему знакомым, и раскатистую пулемётную очередь где-то совсем издалека. Затем гнилой бревенчатый навес над ямой неожиданно рухнул наземь под весом застреленного рейдера, выпавшего по видимому с церковной колокольни в противоположную сторону от раздававшейся за стеной пальбы. К яме медленно стекала лужа крови, а одной из секций решётки коснулся ствол винтовки MAC-49. Зная о том, что где-то в этом сарае сидел и охранявший яму рейдер, Иван Фомич пока что не спешил пользоваться внезапно подвернувшейся возможностью, пытаясь для начала вслушаться жив ли тот верзила или нет. Отсекая звуки боя, Иван Фомич не упустил из виду не только тот момент, что обороняющиеся пока что как-то вяленько отстреливались, но и тот, что состояла эта банда из французов, а не немцев. Прежде доктор был не в том состоянии, чтобы распознать в такой же плохонькой как и у него немецкой речи рейдеров их типично французский картавый акцент. Даже те их разговоры на родном языке, которые долетали до его ямы, Иван Фомич прежде пропускал мимо своих замёрзших ушей. Он выждал секунд пятнадцать, так и не вычленив рядом с собой ни стонов, ни ругани его «вертухая». Решив что тот либо отсутствовал в сарае на момент начала боя, либо так или иначе выведен из строя внезапным «прилётом» своего собрата, Иван Фомич, наконец, решился поддержать изнутри неизвестных нападающих. Работающие по церкви теперь уже два пулемета советского образца вполне себе могли принадлежать местным рейдерам, что явились на разборку с «залётными пташками», и этот вариант давал доктору Черняеву ещё больше аргументов за то, чтобы вылезти сейчас из ямы. Собравшись для рывка, Иван Фомич оглянулся на Вилли. Полулёжа спиной к стене, тот с трудом фокусировал на докторе осмысленный взгляд, но с губ его всё же сорвалась одна осмысленная фраза: — Удачи вам, товарищ майор... Рывок к решётке действительно оказался удачным, но повиснув руками на её секциях, доктор открыл для себя неприятную новость: упавшая на решётку винтовка была с оптическим прицелом, и ни в одну её ячейку никак не пролезала. Возясь с винтовкой в попытках отсоединить от неё прицел одной рукой, держась при этом второй за решётку, Иван Фомич отнюдь не сразу обратил внимание на то, что белый камень старой церкви начал пробиваться навылет очередями бронебойно-зажигательных... С руганью упав обратно в яму от близкого разрыва одной из сошедших с курса пуль, Иван Фомич лишь на жалкую долю секунды разминулся своей головой с ещё одной. Возможно, то было предначертано судьбой, возможно – Вилли пожертвовал ему остаток всей своей удачи. Доктору Черняеву повезло, Вилли – нет. Его грудная клетка искрилась зажигательной смесью в месте попадания, освещая затенённый доктором участок ямы вместе с теми искорками, что разжигали сейчас напольные ветки под его ногами... — Вилли... Долго приходить в себя доктору не пришлось. Медленно но верно разгорающийся пол уже испускал затрудняющий дыхание дымок, и вместо скорби по погибшему пацану ему пришлось выплясывать чечётку на горящих ветках, туша пожар в начальной стадии. Бой тем временем всё нарастал накалом. Новых пулевых попаданий в яму не зашло, но мелкое каменное крошево из пробитых насквозь церковных стен засыпало докторскую голову изрядно, попал на неё даже кусочек чьего-то мозга. Рейдеры отвечали нападающим как могли, но подавляющий огонь их противника по всей видимости был слишком ошеломляющим для них. Первый залп гранатомётов, отработанный по церкви где-то с пары сотен метров позади от ямы, прошёл для сжатого в комок Черняева без особых проблем, также как ещё один и последующая автоматная пальба по зданию. Парочка новых рикошетов дала о себе знать только характерными звуками пулевых попаданий по металлу и дереву, но когда с той же стороны, откуда начали обстрел гранатомётчики, раздался грохот уже орудийного выстрела, зиндан доктора Черняева накрылся увесистым куском оторванного от церкви камня...