Семнадцать столетий бессмыслицы

Выйдя к берегу реки, Штирлиц заметил знакомую фигуру, от которой вился плотный дымок: Чапаев меланхолично закурил, свесив ноги с берега и поглядывая на перекатывающиеся воды. — Размышляете, Василь Иваныч? — осведомился Штирлиц, и сам доставая свои любимые «Кэмел». Василь Иваныч снял будёновку и, обмахиваясь, покосился на Штирлица. — Видишь чукчу, Максимка? — ответил он вопросом, указывая пальцем на тот берег. Но Штирлиц, пускай и обладал зрением, достойным оптического прицела винтовки Мосина, чукчи не заметил, о чём и поспешил сообщить: — Не вижу. — И я не вижу, — подпирая голову кулаком, хмуро согласился Чапаев. — А он есть. — Где же он в таком случае? — Он утонул, — Василь Иваныч снова вперился в тёмные воды, словно старался загипнотизировать их — может, и чукча тут же одумался бы и вылез обратно на сушу, и прекрасных морских дев за собой вывел. — Но он же должен был быть на льду, — заметил Штирлиц через пару затяжек. — Он же всё-таки чукча, а не какая-нибудь подводная лодка. — Э, Максимка, — Василь Иваныч махнул рукой так энергично, что выбил трубку изо рта, и она плюхнулась прямо в реку, — ты что ж, не видишь? Весна! — Ледоход, — уже сам догадался Штирлиц. Василь Иваныч теперь смотрел на трубку, медленно уносимую течением. — Придётся всё-таки лезть, — крякнул он, вставая. — Жаль, табак отсыреет. Ты, Максимка, не пловец случаем? — Я теннисист, — честно признался Штирлиц. Сочувственно добавил: — Скользкое дело вы затеяли, Василь Иваныч. Тот лишь отмахнулся, уже раздевшись до полосатых плавок. «Молоток», — подумал Штирлиц, глядя, как он запрыгивает в прохладные весенние воды. «Нет. Всё-таки топор», — подумал он спустя полчаса и направился обратно к брошенному поодаль автомобилю.