Let's Make True Love

      Злость и ненависть, что она видела в его взгляде словно проткнули её сердце ножом.       — Киллиан, пойми, у меня не было выбора, — говорила она, с опаской наблюдая за его надвигающейся фигурой. — Но я всё исправлю, обещаю.       — У тебя был выбор. Ты могла дать мне умереть, как я просил, — прорычал он, приблизившись вплотную.       Его голос был мрачным и холодным, а любимая синева излучала гнев и безумие вместо привычной теплоты и обожания. Они исчезли словно по мановению руки, стоило ему узнать правду, и от былой любви не осталось и следа.       — Я сделала это ради нашего будущего, — надрывно произнесла Эмма.       — Будущего? — повторил он, усмехнувшись. — Плакало наше будущее, Свон. Посмотри на меня. Кто я теперь? Тот, кого я ненавидел веками.       — Я смотрю на тебя, Киллиан, и я вижу тебя — моего Киллиана, там в глубине души, — с надеждой в голосе сказала она.       Его брови были нахмурены, а челюсть так сильно сжата в гневе, что Эмма видела, как она пугающе двигается.       — Киллиан… — произнесла она и, ощутив, как действие чернил кальмара иссякло, протянула к нему руки.       Она едва успела коснуться воротника его куртки, когда он с силой сомкнул пальцы вокруг её шеи, толкая её и прижимая к двери. Конечно, он не убьёт её, они оба это знали, но беспомощность, что она ощущала сейчас, находясь в его власти, с анти магическим браслетом на запястье, пугала её до мурашек.       — Киллиан… — повторила она, взывая к тому, что было скрыто за плотной завесой тьмы.       Он смотрел в её глаза, и она не отводила взгляд. Они словно играли в гляделки, испытывая друг друга. Кто первый отведёт взгляд — проиграл, кто выдержал — оказался победителем. Но у этой игры был и третий исход… Утопая в его голубых, словно океан, глазах, Эмма заметила в них проблеск неуверенности. Его губы дрогнули, когда он внимательно разглядывал черты её лица, такие знакомые и одновременно будто чужие. И он, шумно выдохнув, накрыл её губы жадным поцелуем, вжимая её в твёрдую поверхность.       — Я так ненавижу тебя, Свон, — прохрипел он едва отстраняясь от неё. — Но так люблю тебя…       Она обняла его за плечи и, прижимая к себе, чувствовала, как хватка на её шее ослабла. Его руки переместились на её талию и сжимали её в крепких объятиях. Их губы вновь сомкнулись, и языки сплелись в жарком танце. Эмма чувствовала, как возрастало его возбуждение, сквозь обтягивающие штаны упираясь в её лобок и находясь в дразнящей близости от того места, где она отчаянно в нём нуждалась. Словно ненасытный зверь, он принялся стягивать её жакет, и пуговицы разлетелись в стороны, с щелчками упав на пол. Она осталась в майке на тонких бретелях, и Киллиан хищно впился зубами кожу её шеи, перемещаясь ниже — к ключицам, к груди, а Эмма тем временем торопливо стянула его куртку и стала расправляться с пуговицами жилета. Взмахнув рукой, Киллиан переместил их в спальню, и они упали на мягкий матрас. Наградив её губы кусающим поцелуем, он прохрипел:       — Я хочу видеть твои волосы.       Поднявшись, он стал расстёгивать пуговицы рубашки, пока Эмма торопливо избавлялась от шпилек в своей причёске. Достав последнюю, она позволила волнистым локонам упасть на плечи, и Джонс на мгновение застыл в изумлении — в лунном свете, пробивающемся в окно, её волосы волшебно мерцали серебром. Придя в себя, он наконец обнажил торс и бросился на Эмму, повалив её на подушку. Она обхватила его ногам, заставляя его прижиматься членом к её промежности, и несколько раз двинула бёдрами ему навстречу. Издав гортанный рык, Киллиан отстранился, чтобы избавиться от оставшейся одежды, а затем грубо стянул штаны и трусы с Эммы. Потянув её за руки, он вынудил её встать на колени к нему спиной, и резко вошёл в неё сзади. Без промедлений он принялся двигаться, его член рывками проникал в глубину, наполняя её. Пальцами он интенсивно ласкал её клитор, вырисовывая круги и ускоряя темп. Обвив другой рукой талию Эммы, он придерживал её, задевая и царапая её кожу остриём крюка. Свон стонала и извивалась, потираясь задом о его пах, с трудом выдерживая его безумный натиск.       Толкнув женщину вперёд, Киллиан заставил её упереться руками в стену у изголовья кровати, и его движения стали рваными и глубокими. Сжав волосы Эммы в кулак, он обмотал их вокруг запястья и потянул, отчего Эмма сквозь стоны вскрикнула:       — Киллиан, мне больно!       Склонившись вперёд, он вонзил зубы в её плечо, оставив влажную красную отметину, а затем, обдавая её ухо горячим дыханием, зло прохрипел:       — Я знаю, дорогая. Я надеялся на это. Почувствуй, как больно мне от того, что ты натворила.       Эмма широко распахнула глаза, когда её словно поразило молнией. Его слова сочились ядом, проникая в неё и отравляя каждую клеточку её тела.       — Киллиан, я… — тихо заговорила она, но он обвил пальцами её шею и сдавил её.       — Тссс, молчи, — зашипел он.       Увеличив темп, он принялся неистово вдалбливаться в неё, вынуждая кричать. Всё её тело напряглось, а кожа на заднице пылала от яростных шлепков его бёдер об неё. Перейдя на визг, Эмма рухнула в оргазм, пока Киллиан продолжал терзать её, выбивая все силы. И лишь когда её ноги подкосились, а тело обмякло, он с хриплыми стонами кончил в неё.       Эмма чувствовала, как он опустился на кровать, и слушала его тяжёлое дыхание, борясь с противоречивыми мыслями. Она боялась даже посмотреть на него, боялась ненависти в его глазах, но желание увидеть выражение любимого лица, затуманенное удовольствием, было сильнее, и она повернулась к нему. Откинувшись назад, Киллиан опирался на локти и выглядел совершенно взъерошенным и разбитым, и Эмма потянулась к нему, желая коснуться. Но он грубо отстранился и, перекатившись, встал с кровати. С грустью в глазах Свон наблюдала за тем, как он одевался. Пока он застёгивал пуговицы рубашки, она на коленях подползла к краю матраса и, положив ладонь на его предплечье, притянула его к себе.       — Я всё исправлю, — произнесла она, заглядывая в его глаза. — У нас всё будет хорошо.       Невесело усмехнувшись, он склонился к ней и едко прошептал ей в губы:       — Никаких «нас» больше нет, Свон.       С этими словами он взмахнул рукой и растворился в клубах красного дыма.