* * *
Наконец-то успокоившийся Ким уткнулся лицом в пёструю подушку. Чанбин и Чонин оживлённо болтали о чём-то. — Так ты писатель? — удивился Хронос. Ян кивнул. Он засветил свой дневник у лица Со. Сынмин тоже заинтересовался. Он вспомнил то, как Чонин упрямился не показывать содержимое дневника. — Покажешь?! — воодушевлённо спросил Чанбин. Звездочёт завертел головой. — Не покажет, — он снова уткнулся носом в подушку. Писателя настигла неловкость. — Ты прав, — он неловко улыбнулся. — Не покажу, но… — он открыл блокнот, — но могу прочитать, если хотите, — улыбнувшись, предложил он. Ким оторопел, оторвавшись от безжалостно растрёпанной подушки. Глаза расширились. Он вопросительно взглянул на Чонина, а тот в ответ кивнул. — Прочти, — закивал Звездочёт. — Хорошо, — Чонин улыбнулся. Он взглянул на открытую страницу. Рука немного дрогнула. Глаза настигли слёзы, но парень смог их сдержать. Глубоко вдохнув, он начал читать, всё больше углубляясь в свои воспоминания: — «5755 год. 8 марта…» — он прервался, уточнив: — Я начал дневник в четырнадцать лет. Если что, я читаю самое начало, — Чанбин и Сынмин синхронно кивнули, подразумевая, чтобы Ян продолжил. — Кхем… «Я начал этот дневник, чтобы достичь своей цели, — Писатель покраснел. — Моя цель проста — заполучить славу. Слава, как и весь мир грешной, объективны. В моём понимании заполучить славу — стать свободным. Поэтому, хоть я и не знаю, как и с помощью чего, но в любом случае заполучу её, — Чонин улыбнулся. — Есть много способов, но мне нужен идеальный, самый лучший способ. Я боюсь выбирать, боюсь сожалеть о выборе. Мне всего лишь четырнадцать. Казалось бы, вся жизнь впереди… Но с каждым днём я чувствую, как моё время течёт всё быстрее. Конец уже здесь. Я его ощущаю. Он поджимает меня, заставляет делать выбор, а единственное, что делает меня свободным — право выбора. Если я лишусь и его, то окончательно стану заложником своей мечты. Мечта окрыляет, но она также может и убить тебя. Главное — знать, как достичь цели и найти лучший путь, стараясь не делать выбора. Конец записи», — Чонин выдохнул. Сынмин почувствовал дрожь. Отчего-то эти слова казались очень жизненными. Вроде бы ситуация другая, но эмоции и чувства всё те же. — Звучит искренне, — заключил Хронос. Он улыбнулся своим мыслям и кивнул. — И почему же ты решил пойти по пути славы? — глаза Звездочёта заблестели. — Об этом написано во второй записи. Если хотите, могу и её прочитать. Сынмин улыбнулся. Приняв это за согласие, Писатель, перевернув страницу, начал читать: — «Когда мне плохо, я любил писать всё, что мне в голову придёт. Стихи, истории, рассказы. Когда мне грустно, я не плакал. Мне не было больно. Я не терпел, мне и сейчас не больно. Не страшно, не горько. Не сладко, не знойно. Я лишь чувствовал опустошённость, что колит сердце. Однако всегда хотелось плакать, а слёз как и не было. День за днём проходил без смысла. Следуя по течению, я не замечал ничего. Никогда раньше мне не было интересно любое дело. Однажды я прочёл одну книгу. В ней говорилось об одном астрологе, что в своё время опровергнул все знания о космосе и физике. О его величайшем изобретении, что по сей день остаётся символом почти всех астрономических открытий. О преградах, что встали на его пути. Меня вдохновило то, что, несмотря на то, сколько людей были против этого человека, он никогда не отрицал свою точку зрения, из-за чего тот даже был под арестом. Но этот человек был уверен в своих знаниях. Это…» — Чонин замолчал. Он посмотрел наверх, прямо на покрывало с принтом звёзд и улыбнулся. — Вы угадали, о ком я? — спросил Писатель. Сынмин кивнул: — Да, я считаю это очевидно, — он ухмыльнулся, а Чанбин недовольно покосился на того. — А я нет… Парни замолчали. — Его популярная фраза: «А всё-таки она вертится!» — Ким усмехнулся. — Не думал, что ты тоже вдохновлялся им. — он посмотрел на Чонина. — Тоже? — Ян удивился. — Так ты!.. — Погодь! — не успел Писатель договорить, как Хроноса осенило. — Вы про Галилео… — Галилея, — заключил Звездочёт. — По началу мне казалось, что свобода кроется в славе, — признался Ян. — Ну ты даёшь, — Чанбин усмехнулся. — Окруженный славой — самый несвободный, ведь слава подразумевает ответственность. — Согласен с Хроносом, — Сынмин кивнул. — Для меня слава всегда значила стать чьим-то смыслом, — шоколадные зрачки вмиг наполнились светом. Коричневый корешок янового дневника заблестел под медленно исчезающими лучами солнца. — Но, — он закусил губу, — это звучит слишком серьёзно. В нашем-то примитивном мире стать чьей-то звездой, освещающей путь… Стать резусом чего-то настолько масштабного, очень пугает. За речью Звездочёта последовало глубокое молчание, полное раздумий. Миг подразумеваемой тишины был полон волшебства. Звуки природы давили на слух, затыкая перепонки. Лишь где-то вдалеке было слышно приглушенное пение вечерней пташки. Солнце уже спряталось за горизонтом, окрашивая небо в сумеречную голубизну. — Нет, — Чонин покачал головой. — Не думай так. Слава — не причина, нечто большее. Слава — часть чего-то большего. Слава не делает тебя фактором. Это отдельное явление. Оно делает тебя счастливым. — Да… Она, как огонь, возгорается внутри тебя и сжигает всё вокруг, — дополнил Чанбин, улыбаясь в обе щеки от темы разговора, что так щекотала воспоминания. — Будто звезда… — это заключение Сынмина пришлось по душе обоим парням. В этот счастливый вечер Звездочёт в глубине души понял, о чём он мечтал всю жизнь. Но до этого он частично понимал это и пытался не ступать на тернистый путь. Поэтому он и закрылся в себе, отрёкся от общества, убаюкивая себя сказками о боли. Нет, не было в его мечте никакой боли, только страх. Пугающая неизвестность отталкивала, но она так сильно напоминала космос, в который Сынмин влюбился с детства. Мечта давала надежду на то, что звёзды вновь вернутся, а с ними на небе засияет имя Кима. Это правда: Звездочёт всю жизнь мечтал ступить на тот путь, что манил всех — на путь славы.《Галилео Галилей. Акт №3. Путь славы》
19 декабря 2023 г. в 16:10
Солнце освещало весь мир, погружая разум в глубокий транс. Пока небо хвасталось лучами яркой и единственной звезды, люди проживали свою простую, ничем не выделяющуюся жизнь. Лазурный купол старинного здания блистал, как никогда раньше.
От чего-то улыбка Сынмина также сияла ярче, чем когда-либо. Он снова пригласил Чонина к себе.
Они прошлись по той же извилистой тропинке, но теперь, при свете дня, она казалась намного красивее, намного интереснее и увлекательнее. Или, может, это от того, что улыбка Яна вселила счастье в серую жизнь Сынмина.
Они не так долго знакомы, но такое ощущение, будто парни знали друг друга вечность, а может, и того больше.
Тропа, что раньше казалась лишь запутанным лабиринтом без начала и конца, теперь цвела, захватывая беглый взгляд любопытных парней в плен и не отпуская, наложив свои чары.
Блеск в глазах становился ярче, когда Звездочёт смотрел на чониново лицо. Щёки заливались красным от осознания, насколько же Ким привязался к Писателю. Впервые в жизни он так открылся кому-то.
Отчего же так произошло? Сынмин не знал. Никто не знал, но этот вопрос и так не нуждался в ответе. Ким решил: пусть это навсегда остаётся вселенской тайной, от теплоты которой мурашки по коже.
Звездочёт широко улыбнулся, оголяя кристально чистые зубы. Солнечный свет преломился на его блестящее лицо. Шоколадные пряди зарезвились на ветру, ловя вечерние лучи, при попадании которых каштановые волосы превращались в сияющую бронзу.
— Звездочёт! — Чонин удивлённо смотрел на того. Ким среагировал на оклик, тут же спрятав улыбку, от чего Ян немного смутился.
— Что? — отозвался Сынмин. Он взглянул на чужие глаза, что переливались, отдавая красным оттенком.
— Мы разве не пришли?
Сынмин посмотрел вперёд. Строение, схожее на замок, высветилось прямо перед парнями. Бежевато-серые стены блестели, будто песок на солнце.
— Да, — он кивнул и вновь взглянул на свой дом. — Пошли? — в ответ Ян одарил того нежной ухмылкой, показывая миру свои ямочки на щеках, которые Сынмин заметил впервые, несмотря на то, как много Писатель улыбался. Ким покрылся румянцем и спешно зашёл в здание. За ним последовал и Чонин.
Яркая, полная солнечных лучей архитектура казалась намного больше, чем раньше. Дверь в конце коридора подозрительно поблёскивала.
— Ты сделал уборку? — приоткрыл глаза Писатель.
Сынмин зашипел.
— Нет, — он посмотрел на дверь.
«Но следовало», — прозвучало в голове.
Ян удивился. Он снова посмотрел на дверь в изумлении. Сделав пару шагов вперёд, Чонин дошёл до проёма. Он аккуратно прокрутил ручку и с осторожностью заглянул внутрь.
— О, Мини! Ты пришёл, — издалось из комнаты. Ян испугался и застыл, смотря на Звездочёта глазами, полными непонимания. — Ну как прошло свидание? — Сынмин покраснел и помрачнел. Он дёрнулся и в спешке забежал в комнату, чтобы Писатель не заметил румянец и из-за злости на незваного гостя.
— Чанбин! — вдруг, зайдя в комнату, прогремел Ким.
Со от неожиданности дёрнулся и покосился на Сынмина.
— Эй, что ты?..
— Зачем ты пришёл?! — не дал Звездочёт договорить парню.
Чанбин вздохнул. Он посмотрел в сторону двери, где увидел с опаской выглядывающего Яна.
Со удивился и жестом позвал Писателя внутрь зала. Тот помешкался, но всё-таки зашёл.
— А я-то думал, что ты такой эмоциональный сегодня, — Чанбин кивнул с ухмылкой в сторону Чонина. Сынмин скорчился, глядя на неуверенно шагающего Яна.
— Ладно, Хронос. Твоя взяла, — Ким выдохнул. Он повторно взглянул на Писателя. Однако его взгляд был намного мягче. — Это…
— Ян Чонин, — представился парень. Со улыбнулся, с насмешкой глядя на Сынмина.
— Я Со Чанбин. Зови меня просто Хронос, — он подмигнул и откинулся на багровую спинку дивана. Пыль разлетелась по сторонам, резвясь под медовыми лучами солнца.
Сынмин, смирившись со всем, расселся рядом с Чанбином на красном диване.
— Хорошо, Чанбин, — улыбнулся Ян.
Воцарилось неловкое молчание. Однако неловким оно было только для Чонина, а вот для Сынмина и Чанбина, похоже, это уже привычное дело.
— Так я же тебя предупредил, что приду, — заныл Чанбин, роясь в пакете на земле.
— Ничего такого не помню, — упёрся Ким, завертев головой. Со усмехнулся. Он достал печенье из пакета и протянул его Сынмину.
— Чонин, ты как вообще встретил Мини? — заинтересовался Хронос. Писатель засмеялся. Он сел рядом с Чанбином, на что Сынмин вопросительно вскинул бровь.
Вопрос Со очень заинтересовал Чонина. Он нежно улыбнулся, вспомнив что-то.
— Я следовал за тропой, усыпанной звёздами. Она и привела меня к драгоценному Звездочёту…
Чанбин подавился печеньем. Он раскрыл глаза, словно услышал весть о чьей-то смерти. Сынмин за миг обратился в помидор, на что Ян усмехнулся.
— Чего?! — спросил Хронос.
Ким ткнул в его плечо.
— Это он говорит о твоих часах! Они постоянно сыпятся, — Звездочёт опустил голову, чтобы скрыть лицо, залившееся краской.
— Это ведь ты попросил их такими сделать, — Чанбин улыбнулся уголком губ и закатил глаза. — Сам ведь хотел, чтоб на звёзды походило, — в предплечье вновь прилетел удар. Со еле сдерживал смех. Смотря на это, Чонин тоже не мог не улыбнуться.
Хронос оглянулся на парней и, вновь ухмыльнувшись, крикнул:
— Какой, к чёрту, «Звездочёт»?!
Чонин дрогнул от этого.
— Это моя профессия! — воскликнул Сынмин в ответ.
— Сколько уже прошло с того, как это перестало быть твоей профессией?! — гоготал Чанбин.
Сынмин, весь красный, потянулся за шоколадным печеньем и заткнул им рот Хроноса. Глаза Чонина расширились, и он не смог сдержать смеха. Извилистый и звонкий хохот заставил обоих парней замолчать. Ким, всё так же полностью красный, в ступоре смотрел на Писателя, а Со насмешкой косился на пылающего Сынмина.
— Что ты вытворяешь, Ким? — удивился не способный успокоиться Чонин.
— Я… — Звездочёт хотел объясниться, но замешкался, ещё больше краснея.
— Эй! Да не объясняйся ты, — Чанбин вытащил печенье, размяв шею, от чего она хрустнула. — Чонин и так понял, что ты далеко не пай-мальчик, — он зажмурился, ведь в плечо прилетел ещё один удар и ещё, а потом ещё.