《Театр имени Вильяма Шекспира представляет:
Пьеса «Столкновение планет»,
Поставленная Хван Хёнджином.
«Почувствуйте безмерную любовь, сравнимую со столкновением планет в суровом средневековье. Два подростка, которых связывала любовь к космосу и желание свободы, решают связать свои судьбы вопреки всему миру…»
02.02.5761 год
15:00
Организовано при спонсорстве компании «Перикл»》.
— Пьеса? Хван Хёнджин? Кто это?.. — Сынмин озадаченно уставился на портрет юного и красивого парня с длинными, уложенными светло-розовыми волосами, на белоснежное лицо которого слабо падал солнечный свет. Чонин удивлённо спросил: — Ты не знаешь драматурга Хван Хёнджина? — в ответ Ким кивнул, на что парни переглянулись. — Знаешь, сейчас его имя у всех на устах… — вздохнул Чанбин. Сынмин прикрутил в руках афишу. — Он талантливый? — заинтересовался Звездочёт. — Безусловно, но причина его… так скажем, популярности не в этом, — Чонин сверкнул глазами. Сынмин вопросительно взглянул на Яна. — Всё дело в его нестандартном подходе, — Писатель немного скорчился. — Что поделать, в этом вся суть художников. — Он художник? — Чанбин усмехнулся. — Теперь у его действий есть хотя бы какое-то объяснение. — Да, — Ян кивнул. — Разве «Столкновение планет» не книга Криса Халифа? — Сынмин потянулся и зевнул. Вся пыль, что до этого мирно витала в воздухе, тут же разлетелась по сторонам, вертясь вокруг фигуры Кима. — Кто это? — озадачился Чанбин. — Да так, — одновременно произнесли Ким и Ян. Со поразился такой сговорённости. — Меня всё ещё удивляет то, что вы так сблизились, — Хронос усмехнулся и тут же получил грозный взгляд от Кима. — А, кстати, мои часы! — парень в спешке убежал, оставляя Писателя и Звездочёта наедине. — Ты пойдёшь? — спросил Ян, глядя на своего друга. Сынмин задумался, хоть и был уверен, что откажется. Все обстоятельства указывали на то, что Ким разочаруется, если всё-таки пойдёт, но одна заманчивая мысль захватила его разум: если задуматься, то это хороший шанс провести время с Чонином, хоть рядом ещё будет Чанбин. — Ты поверишь, если я соглашусь? — усмехнулся парень, а Ян улыбнулся. — Нет, но я был бы рад. Звездочёт кивнул. — Тогда, да, я готов пойти на пьесу, — Сынмин издал смешок, а Писатель залился хохотом, растворяясь в солнечном преломлении. Ямочки на щеках заблестели в звёздном свете, сияющая улыбка отражала лучи и ослепляла взор. В комнате, заставленной металлическими принадлежностями и инструментами, двое парней смеялись над чем-то непостижимым чужим умам. Единственная звезда в небе светила на их стороне, освещая предстоящий долгий и тернистый путь.* * *
Друзья договорились встретиться на главной площади. Сынмин по уважительным причинам пришёл последним. Он подбирал одежду и в итоге остановился на светло-голубых джинсах, белой рубашке и чёрном пиджаке. Днём шоколадные волосы Звездочёта приобрели бронзовый оттенок, а глаза сияли агатом. В центре импровизированного круга, окруженного клумбами с тюльпанами, стояли Чанбин и Чонин, терпеливо дожидаясь Кима. Оба парня выглядели по-особому необычно и стильно. Чанбин, в попытках спастись от лучей солнца, надел красную шляпу с полями, как у ковбоев. Хронос выделялся среди других не только яркими цветами, но и тем, что в его образе было много мелких деталей, как, например, цепочка и браслеты. Чёрная футболка, как ни странно, притягивала не только тепло, но и чужие удивлённые взгляды. Яркий принт бросался в глаза и выделялся по сравнению с Чонином, который оделся во всё самое светлое и пушистое. Яновы чёрные волосы были завиты в кудри и переливались бликами. Глаза парня сверкнули, когда перед ними явилась фигура Сынмина. — Звездочёт! — Чонин пробежал небольшое расстояние и бросился нараспашку в объятия Кима. Сынмин удивился всему: своим действиям, действиям Писателя, реакции Чанбина. Но даже так его тело двигалось само, инстинктивно прижавшись к груди Яна. Звездочёт залился краской, щёки его покраснели, а руки крепко-крепко скрестились, боясь опустить Чонина. Глаза зажмурились, мурашки обвили всего Кима. Что теперь? Сынмин обнимал Писателя уже продолжительное время. Он слышал гогот Хроноса, слышал неловкие просьбы Чонина опустить того, но ничего не предпринял. Сердце замерло, угрожая выскочить из груди, если Ким сделает хоть шаг. — Звездочёт, всё в порядке? — Сынмин кивнул, не открывая глаз. — Не мог ли ты отпустить меня? Люди смотрят… — Писателю было неловко, но отчего-то в сердце разжегся огонёк, что грел всё тело. Ким отпустил Яна, но всё ещё не открыл глаза, наоборот, парень сжал их сильнее. Чонин испугался такого поведения. Хронос тут же подбежал, заметив поступившие слезинки в глазах Сынмина. — Что ты сказал? — Чанбин недоверчиво покосился на оторопевшего Писателя и отвёл Кима в сторону. — Н-ничего такого… — Ян опешил. Из-за чего же расплакался Сынмин? Неужели из-за Чонина?.. Звездочёт завертел головой. — Нет, — дело было не в ком-то другом и уж тем более не в Чонине. — Я сам… Из-за стресса, — ложь. Чанбин кивнул. Друзья спешили забыть об этой неловкой ситуации и убежать от лучей солнца, что отныне не грели, а обжигали сердце и ослепляли взгляд. Вокруг того самого здания собралось кучу народа. Все ждали начало незабываемой пьесы, что перевернёт жизни многих. На улице была суматоха. Люди толкались и кричали. Толпа будто озверела и сошла с ума. И вряд ли этому поведению стали причиной хорошие побуждения. Многие, будто психованные, не могли унять всплески гнева. Все выкрикивали имя Хван Хёнджина, и даже охрана не была способна остановить их. Столпились папарацци, похоже на пьесу пришли знаменитости. Сынмин не смог терпеть этого хаоса. Он посмотрел на здание театра. В одном из окон был виден силуэт того самого драматурга. Хван Хёнджин наблюдал за всем, что происходило на улице, с безэмоциональным выражением лица, но его глаза томно поблёскивали в свете и отражали печаль. Однако, приглядевшись, в авантюриновую радужку можно было разглядеть осадок злобы. — Перикл?! — Чанбин узнал одного из знаменитостей и, как оказалось, с ним Чонин и Сынмин уже знакомы. Хотя было трудно узнать, но это был Джисон. Он был одет в шубу, а под ней была чёрная водолазка. Из аксессуаров у Хана были элегантные серебряные часы, цепочка на шее и очки. Пурпурные волосы парня под светом солнца казались чуть ли не седыми, а шуба переливалась тёплыми оттенками шерсти, выделяя знаменитость на фоне других. — Джисон! — Чонин подошёл к парню. Хан поначалу не заметил друга, но бесчисленные крики и попытки Писателя обратить на себя внимание не оказались тщетными. Когда Перикл заметил Яна, то его глаза округлились, а на устах расплылась улыбка. — Чонин! — Джисон подбежал к тому, а потом заметил Кима. — Сынмин! — Звездочёт улыбнулся. — Вы тоже тут? — удивлённо спросил Хан. — Мы пришли посмотреть пьесу, — Чанбин то ли удивлённо, то ли недоверчиво косился на Хана. — А, кстати. Это Чанбин, наш друг, — уточнил Сынмин, отвечая на вопросительный взгляд Джисона. — Рад знакомству, я Хан Джисон, — Перикл улыбнулся. — Друзья этих двоих — мои друзья, так что не волнуйся, — он протянул руку для приветствия. Хронос смутился, но всё-таки пожал ладонь.* * *
Огромный зал заполнило множество людей. Они отделились от иного, солнечного мира, погрязнув во тьме сцены и предвкушении перед актом, что привнесёт в жизнь незабываемые ощущения. Так думали все, но ощущения люди предвкушали разные, ведь в сердцах многих всё ещё таилась ненависть к миру художества и искусства. Не искусство, а искушение терзало их души, что так и норовили растоптать Хвана на яву. Лико терпения и трепета вызывало отвращение, а сила пересекалась со слабостью, путая сердца. В том и была суть драматурга. В том и была суть Хёнджина…* * *
И вот наконец-то все расселись по местам. Друзья получили места по соседству. Слева от Сынмина был Писатель и Хронос, а справа мужчина или даже парень. У него были угольно-чёрные волосы, что переливались, словно бензин, и глаза, голубые, словно топаз. Радужка сверкнула, и тот парень взглянул на Кима. Он ухмыльнулся, своим взглядом вызывая странное ощущение. Парень показался знакомым Звездочёту.* * *
В центр вышел мужчина и объявил о начале пьесы. Настала тишина, а затем заиграла классическая музыка. — Лунная соната, — заметил незнакомец и вновь взглянул на Кима. — Пётр Ильич Чайковский, — он улыбнулся, бегая глазами по Сынмину и прожигая дыру своим стеклянным взглядом. Выступление продолжалось, а Звездочёта выбило из колеи, пока на сцене танцевали балерины и спокойным ритмом звучала композиция, что вызывала в душе тревогу. Начало пьесы подразумевало собой танец уборщиц в усадьбе барона. На сцену вышла главная героиня, поражая всех своим фиолетовым платьем, на котором бисером выведены были созвездия. Все ахнули в голос. Лица выразили изумление. Её платье было словно ночное небо, усыпанное яркими звёздами, вышитыми изящными нитями серебра и золота. Прозрачная ткань освещала фигуру героини, словно лунный луч освещает тёмную ночь. На каждом шагу платье волновалось, словно звёздная пыль в бездонной пустоте. После танца к девушке подбежал герой, который был в простой одежде работника и смотрелся смешно рядом с ней. Завёлся разговор. Девушка с парнем мило беседовали о космосе и договорились встречаться ночью, поглядеть на небо, что манило обоих и стало причиной зарождения чего-то большего в сердце, чем просто дружба. Они понимали это, но не решались признаваться. Героиня днями пела о своём ненаглядном, вызывая подозрение у родных, а герой ночами плакался о любимой товарищам, выедая им мозги. Их молчание заставляло страдать не только их, но и людей в округе. Очередная ночная встреча, ставшая причиной побега дочери барона, вызвала реакцию во дворе аристократов. Отцом был вызван отряд, а люди, гостившие в особняке, наделали слухов, да усомнились в бароне, в то время как на звёздной поляне царили любовь и чувства, что подкреплялись выступлением танцовщиц-звёзд и трогательной композицией Чайковского. В тот самый момент, когда любовники наконец-то раскрыли свои чувства, их настигли рыцари и увели двоих. Участь героя была ясна. Смерть ждала его в страстных объятиях гильотины. Казалось бы всё, но нет. Он сбежал. Он успел. В свете последней полной луны героиня взмолилась о здравии любимого со слезами на глазах. С тех пор в небе не было ни луны, ни звёзд. Настал вечный мрак. Музыка стихла, свет погас… Вдруг на сцене появился синий круг. Это была планета, не изведанная никем. На ней цвели цветы чувств и шли дожди печали, а местами извергались вулканы эмоций и страстей. На сцену вышли герой и героиня. Появилась новая розовая планета, на которой бушевал ураган. Девушка и парень приближались друг к другу и по мере их приближения планеты также притягивались. В момент, когда любовники поцеловались, планеты столкнулись и воссоздали взрыв, яркие краски и искры. Музыка перешла кульминацию и потихоньку стихала, герои погрузились во тьму ширмы. Зал стих. Эмоции переполняли Сынмина. Его руки подёргивались, и он был готов встать и похлопать уже тогда, когда показали звёзды. Но сейчас было самым подходящим временем для этого. Раньше Звездочёта встал тот самый незнакомец с топазовыми глазами подле него. Он встал и захлопал в ладоши. Сынмин сделал то же самое. Он краешком глаз заметил, как шторы чуть дёрнулись и из них на него смотрели авантюриновые глаза. Чанбин и Чонин тоже захлопали, разрушая тишину. И вот в зале на двести человек хлопало пятеро, включая Джисона, который всю пьесу, не переставая, поддерживал всех актёров и выдавал восхищение. Всего пять людей. Спустя продолжительных аплодисментов незнакомец сел. За ним и Сынмин, а после Чанбин и Чонин. Лишь Хан не прекращал хлопать и выкрикивать слова поддержки аж до того момента, как шторы вновь открыли, привнося свет в зал. На сцене стоял он. Тот самый Хван Хёнджин — драматург, который и был виновником всего. Но выглядел он не так, как на афише. Его розовые волосы были растрёпанными, вид был неуклюжим, а глаза томно поблёскивали в свете софитов. — Здравствуйте, — начал он, подойдя к микрофону. Голос парня был необычным, словно прикосновение волшебной флейты, обволакивающей уши слушателя мягкими звуками. Он звучал, как первый луч солнца после долгой зимы, пробивающийся сквозь серые тучи и озаряющий все вокруг нежным сиянием. — Привет! — крикнул Джисон, сидящий в первом ряду. Хван улыбнулся. — Меня зовут Хван Хёнджин, и вы можете знать меня как автора этой пьесы, — «лучший!» — опять выкрикнул Хан, на что Хёнджин смущённо усмехнулся. Сынмин не мог понять, почему Перикл не давал Хвану договорить. Он нахмурился, а незнакомец рядом издал смешок. Когда Ким посмотрел на него, то увидел искреннее умиление. — Я благодарю всех вас за посещение и… — голос Хёнджина стал тише. — Надеюсь вам понравилась пьеса… — сказал он, смотря прямо Сынмину в глаза, и улыбнулся. Звездочёт вопросительно покосился на него, а драматург улыбнулся ещё искреннее. — Да, — Хван кивнул, — н-не буду томить. У нас сегодня есть особые гости. Давайте пригласим их, а именно владельца компании «Перикл» Хан Джисона, — Джисон встал с места и поклонился, прозвучали аплодисменты и даже свисты. Хван слабо улыбнулся. Перикл вышел на сцену. — И… конечно же, тот, кем вдохновлялась эта пьеса. Автор романа «Столкновение планет» Крис Халиф! — Сынмин оглянулся. Кого-кого, а самого Криса увидеть он не ожидал. Раздались аплодисменты и вдруг голубоглазый незнакомец, что всё это время сидел возле Звездочёта, встал, поклонился и прошёл на сцену. — Неужели он всё это время сидел рядом? — удивился Чонин. Глаза Сынмина наполнились бликами. Тот слабо вздохнул. Звездочёт и проверить в такое не мог, но так уж сложилась судьба. Он улыбнулся. Судьба сводила его с до невозможности необычными людьми. Сердце окутало тёплое пламя, в котором кроилось будущее. Брюнет, а точнее Крис, встал рядом с Хваном. Он был очень стройным и немного накаченным. Хоть Хёнджин был выше Халифа, тот казался стройнее и внушительнее. Нежная улыбка не сползала с лица парня. — Спасибо, — тот подошёл к микрофону. После бархатного голоса раздался скрип аппаратуры, что заглушил и оглушил всех сидящих. Появилось небольшое напряжение, но очарование Криса утихомирило всех. — Мой псевдоним Крис Халиф, а настоящее имя Бан Чан. Рад видеть всех, — звонкий смех эхом раздался по залу. Гнетущая атмосфера развеивалась с каждым мгновением. Слово за словом Крис смог успокоить толпу. Его угольные волосы ярко блестели при свете прожекторов. Сынмин улыбнулся. Не понятно почему, но к глазам поступила влага, а в области носа резко появилось жгучее ощущение. — Я рад, что мои книги так хороши, что по их мотивам ставят настолько хорошие пьесы, — из зала послышалось перешёптывание. — Благодарю господина Хвана, — Крис поклонился, а Хёнджин так же поклонился в ответ, заливаясь улыбкой. — Возможно, — все стихли, — возможно, всё же есть небольшие изменения в сюжете… — вот она — главная проблема всей пьесы. Люди зашумели. Огонёк в глазах Хвана потух. Ноги подкосились, а улыбка скривилась, еле сдерживаясь на лице, и стала лживой. Он сглотнул, а Сынмин нахмурился. — В любом случае мне понравилось видение драматурга Хёнджина. История возмещать новые краски… Бана перебили: — Отвратительно! — раздался смех. Стало не по себе. Нотки подозрения заиграли в глазах Кима. Чан сглотнул и холодно покосился на того парня. Хван окончательно отчаялся. Он посмотрел себе под ноги. Раздался болезненный стон. В Хёнджина что-то прилетело. Кто-то кинул в драматурга бутылку. Хан вздрогнул. — Что?.. — он подбежал к Хвану. — Ты в порядке? — прошептал он, нервно оглядываясь по сторонам. — Кхм. — Наступила суматоха. Халиф спешно спустился. Желваки заиграли на его лице. Голубые глаза больше не искрились, а горели самым настоящим огнём злобы. Бан Чан шепнул что-то одному из зрителей. Зал расшумелся. Все смеялись и выкрикивали оскорбительные слова. Многие уже вставали и уходили, получив незабываемые эмоции. Сынмин растерялся. На него взглянули беглые глаза Чонина, который искал в очах Звездочёта объяснение, но сколько бы он не старался, ничего Ян не нашёл; ничего, кроме бликов недоумения и злого осадка. — Всё! Конец, расходимся! — крикнул Джисон, не способный успокоить Хёнджина, впавшего в истерику. Хван не поднимал покрасневшее лицо, безшумно всхлипывая. Люди встали и начали уходить. Чанбин тоже встал. — Ты куда? — недоуменно спросил у него Ким. — К Хвану. Хронос ничего больше не сказал. Писатель и Звездочёт встали за ним. Зал почти опустел. Крис куда-то ушёл. На сцене Перикл безуспешно умолял драматурга встать. Осталось ещё пару человек, которые всё ещё смеялись, и один светловолосый парень. Парень, к которому обращался Халиф. Он прожигал драматурга безэмоциональным взглядом, не собираясь вставать и уж тем более уходить. — Всё в порядке? — Ян подбежал к Джисону. Он поднял свой взгляд и слабо улыбнулся. — Здравствуй, Чонин, — Перикл выдохнул, увидев позади Сынмина и Чанбина. — Посидите с Хёнджином. Я сейчас приду. — получив одобрительный ответ от Писателя, Хан вскочил и убежал. — Ты в порядке? — Чонин присел рядом с Хваном. В ответ Хёнджин ошарашено посмотрел на того исподлобья. — Да… — парень поднялся, покачиваясь в пространстве. Он растерялся и покраснел. Авантюриновая радужка забегала по залу. Взгляду открылись ныне незнакомые парни и один зритель, что всё ещё сидел на своём месте. Когда глаза поймали бледное от волнения лицо Сынмина, уста поразила невольная улыбка. — Что случилось? — аккуратно спросил Ким. — Ничего, — Хван громко отозвался, убедительно широко улыбнувшись. Звездочёт усмехнулся, из-за чего драматург залился улыбкой ещё больше. Удивляло то, как Хёнджин мог быть столь игривым, после всего что произошло. Однако Чонин почему-то ощутил холодное покалывание, прошедшее по спине. Вскоре Джисон вернулся со стаканом воды и успокоительным для Хвана. После чего он предложил всем пойти в кафе.* * *
Солнце безжалостно светило и сжигало всё вокруг. В самый разгар дня друзья решили посетить именно то кафе, что их связало. «21-й век» гласило название того самого заведения, где Сынмин и Чонин познакомились с Джисоном. — Я благодарен вам, — Хёнджин улыбнулся. Он потянулся к своему салату, набивая щёки помидором. Хронос ухмыльнулся и кивнул. — Рад, что всё хорошо, — Джисон выдохнул. Хван дрогнул. Он медленно повернулся к Хану. — Ам… Джи, — неуверенно начал драматург. — Я прошу прощения за этот случай. Перикл нахмурился. — Ты не обязан просить прощения, — он замотал головой. — Пьеса вышла отличной! Просто тебе не везёт со зрителями, — улыбка Хёнджина медленно пропадала. — Ну в смысле… Всё и вправду хорошо! Да, Сынмин? — Хан обратился к Киму. Тот всё это время просто сидел и косился на свой рамён, пропадая в раздумьях. — Ау-у?! Сынмин планета вызывает тебя! — Джисон закричал. — А? — Звездочёт очнулся и оглянулся. — Всё в порядке? — недоверчиво спросил Чонин, нахмурившись. В ответ последовал короткий кивок. — Что-то хотел? — Скажи этому дураку, что его пьеса высшее искусство! — выдал Джисон, на что Сынмин улыбнулся. — Твоя пьеса потрясающая, дурак, — Ким выдал смешок, Хёнджин поперхнулся и покраснел. — Какого ты его дураком зовёшь? — Чанбин усмехнулся. Звездочёт проигнорировал того, вновь погрузившись в думы. В голове у Писателя заиграли нотки подозрения. Чонин наклонился ближе к Киму. — Выйдем? — спросил парень. Они вышли на улицу. Светило солнце, но парней спасала тень от кафе. — Всё в порядке? — нефтяные глаза Чонина переливались бензинными разводами. В них томно глядел Сынмин, чьи шоколадные волосы развивались, играясь с ветром. — Мне страшно, — он глядел далеко в даль. В бескрайнее небо, что отныне сковывало взгляд своей голубизной, превратившейся лишь в узкий экран. Душе мало и свободы. Она хочет правду. — Когда мы уходили из театра, произошёл один случай…* * *
В темноте зала послышались шаги. Парни спешили забыть обо всём, что случилось и прийти в чувства. Хёнджин дрожал, пока Хан пытался его успокоить. Чанбин задумался, глядя вдаль. Чонин не хотел усугублять ситуацию и просто тихо шёл за остальными. Вдруг Сынмин заметил то, что тот самый блондин, который сидел в зрительском зале и прожигал Хвана взглядом, пропал. Ким не хотел особо задуматься, но любопытство взяло верх. — Я сейчас приду, — Звездочёт свернул ко входу в туалет и побежал туда под расспросы друзей. Он помнил, как светлая макушка побежала к выходу в сторону туалета и как серебристо-голубые глаза завораживающе заискрились, предвещая скорый ужас, который придётся увидеть Сынмину. Стоило Киму отпереть дверь, как послышался крик и жалобные просьбы: — Нет! Кто ты и почему ты так со мной поступаешь?! — парень, захлёбываясь в слезах и крови, лежал, моля того, кто нависал перед ним. Радужка тревожно тряслась, утопая в опухших веках и теряясь в картине мира, что испортился за миг. Блондин не ответил. Он лишь покосился на того. Сынмин задрожал. Руки не слушались и продолжали трястись в страхе. Взгляд туманно рассеивался от того, что он увидел. Ким стоял за дверью, затаив дыхание. Что происходило?..