«Но я просто тело, что тупо болит (Тело) Нелепое тело, что тупо болит (Болит) Мне бы стать сигаретой, и развеяться пеплом по ветру Или просто лучиком света — и сиять, но, блядь, не верится в это»
тело — лсп
Дом, стоящий посреди леса, окруженный мрачными, лысыми уже деревьями, с одной тропинкой, ведущей к нему, был полностью сделан из дерева, пах им и выглядел достаточно уютно даже снаружи, хоть и оказался в итоге почти не обжитым внутри. Влад остановил машину сбоку от здания, достал сумку из багажника, а после посмотрел в сторону пассажирской двери, к стеклу которой еще в самом начале пути Дима привалился головой, утомленный всеми событиями, что навалились на его истерзанную душу. Что же, теперь как-то надо достать его. Открыв противоположную пассажирскую дверь, Влад наклонился, чтобы рассмотреть чужой силуэт в еле-еле пробивающихся сквозь густой лысый лес лучах рассветного солнца, без особого удивления замечая, что парень уснул, причем довольно крепко, и просыпаться, кажется, совершенно не собирался. Он бы и сам сейчас с радостью погрузился в сон, но, видимо, отдыхать ему сейчас будет совершенно некогда. В голове все еще волчком крутятся мысли о том, как им из всего этого дерьма выбираться, а сон Владу только в сладких мечтах мерещится, а после машет белым платочком и исчезает за чередой бесконечных проблем. Хорошо бы для начала придумать, как вытащить Диму и не разбудить, а остальное позже. Остальное он оставит на потом. Рушить чужой хрупкий покой совершенно не хотелось, спал Дима слишком сладко, да и устал ужасно за последние дни, ему отдых нормальный нужен и покой, чего, конечно же, с такой компанией как Олег, Влад и Саша ему не видать еще долго. Но раз уж есть возможность парню хоть немного сил набраться, Влад ее даст. Череватый обошел машину, аккуратно закрыв перед этим дверь, чтобы уж точно не разбудить случайно парня, а после начал также аккуратно открывать ту, к которой привалился головой Дима. И Влад сейчас надеялся, что парень додумался своим уставшим мозгом пристегнуться и не вывалится из машины на мокрую землю, как только он откроет дверь, потому что посмотреть и проверить, пристегнут ли был парень, он совершенно забыл. Дима не додумался, благо, реакция у Влада была достаточно хорошей, чтобы успеть подхватить лёгкое тело в моменте падения и прижать к себе, тут же чувствуя, как ледяные пальцы в татуировках хватаются за его одежду, а нос мокрый утыкается куда-то в шею. Внутри екает все тут же, сердце жалостью и сочувствием незнакомым почти обливается, бьется так сильно, что выскочить из грудины норовит, покинуть Влада хочет, потому что так сильно он еще ни к кому не привязывался и никого так сильно еще не любил. Признаваться, правда, даже самому себе пока что в этих странных чувствах он не хочет, потому что, если признает, придется ответственность нести и как-то в глаза чужие невозможные смотреть. Легче откинуть все эти эмоции куда подальше, спрятать под еще одной маской, еще одной улыбкой и шуткой, чем разбираться с тем, что делает порой слишком больно. — Ну нет… Только соплями меня не обмазывай, принцесса… — Влад шепчет еле слышно, лицо морщит притворно, хоть и почти никакой брезгливости к чужим соплям не испытывает, и вытаскивает полностью Диму из машины, перехватывая удобнее худое тело. На один локоть давит тяжёлая сумка, парня шатает из стороны в сторону, а ему еще дом как-то открыть надо. В этот момент он понимает, что усталость берет верх над здравым смыслом, потому что ему бы сначала надо было дверь открыть и сумку занести, а потом уже Диму спящего вытаскивать. Но он сначала делает, а потом думает, поэтому теперь придется разгребать последствия своих тупых решений и поступков, которые в голове явно не задерживались надолго, сразу выливаясь в окружающий мир, — Ну пиздец… Влад даже машину пока не закрывает, к дому еле-еле добирается и сумку оставляет у порога, чуть при этом не уронив драгоценную ношу в виде спящего Димы. Господи, он точно попросит у Олега деньги за спасение его ненаглядного. И посрать, что он мог все сделать легче, просто сначала делать начал, а потом уже думать. Легче сейчас было скинуть вину на кого-то другого, чем самому во всем этом разбираться и осознавать, что ступил. Влад никогда не признает, что в какие-то моменты его мозг точно отключается, а тело делает все, что ему хочется, игнорируя здравый смысл. К счастью, дверь открыть оказывается не так уж и сложно, а дом встречает тут же темнотой и неожиданным холодом. Влад и забыл совершенно, что выключил отопление, убавил батареи на минимум, когда в последний раз уезжал отсюда, отдохнув пару недель от бесконечного шума мегаполиса и раздражающих коллег. Оставив Диму на небольшом диване в гостиной, стянув ещё и обувь с него, чтобы удобнее тому было и ноги не прели в теплых ботинках, Влад отправляется на второй этаж, где точно лежит плед или какое-никакое одеяло, правда еще вспомнить надо, где именно, но это не очень уж и большая проблема. Большей проблемой является холодный дом. Не хочется, чтобы Дима замёрз и заболел, от одной только мысли о чужом покрасневшем носе и болезненном виде внутри все сводит, да и Олег явно не оценит такой заботы со стороны Влада. Он его оберегать оставил, а не калечить. Плед находится достаточно быстро и оказывается достаточно теплым, чтобы Дима не замёрз в пока что не прогретом доме, поэтому Влад спускается на первый этаж, думая, что стоило бы перенести парня на кровать, но видит, как тот калачиком свернулся на диване, и не может заставить себя потревожить чужой покой, просто накрывает пледом, углы под тело бледное подбивает и смотрит какое-то время на то, как Дима удобнее устраивается и дышать ровнее начинает. Уже успел замерзнуть, бедняга. Влад взгляда оторвать не может от бледного лица, от разбитой губы и подрагивающих ресниц. Он бы наклонился сейчас, поцелуй оставил на холодной щеке, но не может себе такой вольности позволить, потому что не его это. И ему принадлежать никогда не будет. Он лишь наблюдать может, смотреть со стороны и локти кусать, потому что не смеет прикоснуться своими руками кровавыми к такому светлому человеку. Влад лишь радуется мысленно за Олега, боготворит его везение и уходит настроить отопление, включить нормально батареи и проверить, осталось ли хоть что-то из продуктов в этом доме. Однако, сколько бы он не пытался сбежать от мыслей о Диме, скрыться от них за обычными делами, сделать этого не мог, потому что сердце требовало, молило вернуться к Матвееву, проверить, как он себя чувствует и не покидать больше, следить внимательно и беречь как зеницу ока. Влад старался игнорировать эти мысли, отвлекать себя как только можно, но полностью выкинуть навязчивые картинки из головы не мог. Он все уверить глупое сердце пытался, что Дима не достоин такого человека, как он, лучшего достоин в своей жизни, но тому было насрать, тому было так глубоко насрать, что любые уговоры, любые аргументы, приводимые разумом, оставались непонятыми и откинутыми в сторону. Влад начинал просто сходить с ума. Батареи настроены, а на кухне пусто. Это все, что уставшим мозгом может понять сейчас Влад. Он возвращается в гостиную на негнущихся ногах, глаза трет ладонью и только сейчас вспоминает, что даже машину не закрыл, только вот на это сейчас совершенно нет сил, пусть стоит без сигнализации, ничего случиться не должно за несколько часов, которые он даст своему организму на хоть какое-то подобие сна. Парень в кресло падает устало, взглядом окидывает закутанного в плед Диму и от улыбки удержаться не может, когда видит его таким домашним, пусть и разбитым, пусть и испуганным, дрожащим иногда то ли от холода, то ли от кошмаров ночных. Влад не знает, как они будут выбираться из этой задницы, в которую сами себя и загнали, но думать сейчас об этом определенно не хочет, поэтому голову откидывает удобнее на спинку кресла и глаза закрывает, тут же проваливаясь в беспокойный, но такой спасительный сон. Правда спать получается недолго, будит трель телефонного звонка, от которого все в ушах звенит, а голова болеть начинает неистово. Влад морщится, достает телефон из кармана и взгляд кидает на экран, поднимаясь всё-таки с кресла и направляясь на кухню, чтобы своим голосом не разбудить Диму случайно. Тот и так хмуриться во сне начал и ворочаться, услышав посторонний громкий звук. Ему бы отдохнуть сейчас хоть немного, силы восстановить и приготовиться к дальнейшей борьбе с этим отвратительным миром за собственную жизнь и благополучие. Поэтому Влад закрывает дверь на кухню поплотнее, вздыхает тяжело, виски трет, пытаясь боль унять и все же принимает звонок, краем глаза заметив время. Уже почти девять утра. Ночь пролетела слишком быстро, принеся с собой только больше проблем на его голову. — Какого хуя, Влад?! — Олег, кажется, совершенно не знает, как пользоваться своим и так достаточно громким голосом, раз кричит сейчас, совершенно не обращая внимания на необычную тишину со стороны Влада, который все ещё проснуться не может и осознать все происходящее, не то, что отвечать и соображать. Он мыслями все еще где-то во сне находится, глаза продрать пытается, кухню бегло осматривает, пока в голове начинают медленно крутиться шестеренки. Как же он ненавидит вставать по утрам… Господи, просто запретите уже это утро, от него люди только страдают, — Где Дима?! Где ты?! Почему вы дверь не открываете? Я сколько долбиться в нее должен?! — Бля… Тормози, гонщик… Децибелы сбавь, башка раскалывается, — Влад наливает себе воды, потому что голос собственный звучит просто отвратительно, выпивает стакан залпом и падает на стул, радуясь, что все это время Олег тактично молчит и не продолжает насиловать его голову громкостью своего голоса, ожидая хоть какого-то вразумительного ответа на собственные вполне логичные вопросы. Похоже, он всё-таки вернулся к квартире Димы и никого там не застал, раз позвонил Владу с подобными вопросами. Ну что же, начинается увлекательный аттракцион — успокоить разбушевавшегося, нервного Шепса, заставить его приехать в дом за городом и не получить после всего этого по лицу, — Так… Давай по порядку, а… — По какому порядку, Влад?! — Олег с каждой секундой все больше выходит из себя, ходит нервно по подъезду, да причем топает так громко, что Череватый даже через телефон это прекрасно слышит и надеется, что тот своими агрессивными шагами пол не сломает бедному Диме, которому уже и так кухню чуть не разнесли в самой квартире два недопонятых гения готовки. Не хватало ещё и подход к его месту жительства уничтожить, он им точно спасибо не скажет за такие попытки играть в благодетелей, — Вы где, блять?! Что это за хуйня?! Я тебя оставил следить за ним, так потрудись же мне объяснить, что за хуйня сейчас происходит?! — Хлеборезку прикрой, чтобы я объяснить смог! — Влад шипит на друга, дышит тяжело и надеется, что Дима спит, что своими разборками они его не разбудят, потому что видеть вновь потухшие глаза и уставшего, вымотанного парня, готового распрощаться с собственной жизнью в любой момент, если ему это предложат, совершенно не хочется. Пусть лучше отдохнет, пусть лучше выспится настолько, насколько это возможно в его состоянии. Как только голос Олега затихает, Влад вздыхает облегчённо и глаза прикрывает, готовясь к довольно непростому разговору, — Нам пришлось свалить, потому что твой брат — конченый. Я тебе скину координаты, ты приедешь, купишь по пути продуктов, и я все тебе объясню, понял меня, придурок? И только попробуй начать кричать с порога, я тебе все кости переломаю, и я не шучу, ты это знаешь. Дима спит, дай ему хоть немного отдохнуть от твоей маменькиной опеки. Олег на том конце молчит, слушая внимательно, а, как только Череватый заканчивает, ничего сказать в ответ не решается, потому что друг звучит слишком серьезно. Влад звучит так крайне редко, а значит, что произошло что-то действительно выходящее из ряда вон, что-то вновь переворачивающее их жизнь на несколько градусов и заставляющее судорожно соображать, ломая в который раз мозг. Он бы с радостью сейчас продолжил разговор на тему Димы, потому что знать, что с ним, знать, что вообще случилось, что им пришлось так срочно покинуть квартиру Матвеева, хочется до безумия, но молчать приходится, потому что иначе не остановится точно и доведет разговор до ссоры. Тяжёлый вздох звучит с того конца, Олег трет лицо руками, осматривает дверь входную в квартиру и старается успокоить собственное сердце, которое с ума сходит от неизвестности. Он так сильно за Диму волнуется, что с каждой прожитой секундой в полной неизвестности, нервы, натянутые словно струна, лопаются по одной, отдаваясь в голове страшной, звенящей болью. — Хорошо… Я сейчас приеду, — Влад лишь мычит на это довольно и сам сбрасывает звонок. Слушать чужие крики совершенно не хочется, поэтому он быстро отправляет адрес, получая в ответ кучу гневных сообщений из разряда «Какого хуя так далеко?!» и «Я тебя когда-нибудь убью, Влад» и тут же откладывая телефон на стол, подальше от себя. Ему бы ещё немного поспать, пока парень мотается по Москве за продуктами и едет к ним, времени будет достаточно хоть для какого-то подобия отдыха. И это звучит как отличная идея, которой отказать он не в силах, поэтому Влад снова устраивается в кресле, забив на то, как все тело ломит уже от неудобной позы, а после засыпает почти мгновенно, не забыв краем глаза оценить состояние Димы. Тот спит как младенец, в груди вновь странно теплеет. Кажется, Влад никогда не сможет в этой жизни выспаться, потому что вновь его будет телефонный звонок, который даже из кухни слышно. Он поднимается кое-как на ноги, идет за такой раздражающей сейчас техникой, а после не менее раздраженно выдыхает. И вновь Олег. В этот раз на часах около одиннадцати утра, во рту будто кошки насрали, все тело ломит, а голова продолжает раскалываться. Лучше бы не спал, ей Богу. Череватый скидывает вызов, понимая, что Олег приехал и без его гневной тирады в трубке телефона, идет в сторону двери, глупо запинаясь о небольшой кофейный столик в гостиной, чуть не упав при этом и не разбив собственный нос, идёт до входной двери и открывает ее, видя на пороге недовольного, нервного Олега с двумя пакетами из какого-то гипермаркета. Тот смотрит так напряжённо, что Влад морщится, шагает обратно в дом и кутается в собственный свитер, чувствуя, как после сна начинает замерзать. Позади слышны шаги, а значит, Олег идет за ним следом и даже какое-то время тактично молчит, помня о чужом обещании набить лицо за хотя бы единый громкий звук. Но терпения его надолго не хватает, это оказывается довольно ожидаемым исходом. — Где Дима? — ни здрасьте, ни до свидания. Влад смотрит сонно на друга, понять не может, что в его просьбе быть потише было тому не понятно, потому что спрашивает Олег достаточно громко, аж перепонки ушные резать начинает. Еще бы в ухо крикнул, чего мелочиться то. Влад молча рукой указывает на спящего на диване Диму, к которому Олег тут же подлетает, забыв вообще обо всем на свете, кроме него. Череватый фыркает, бурчит, чтобы Шепс не разбудил случайно парня, а после уходит на кухню, прихватив брошенные пакеты. Есть хочется ужасно, желудок уже, кажется, начинает переваривать самого себя. Видимо, прав был в свое время отец Олега, когда говорил, что бутерброды не еда, насколько бы вкусными те не были. Олег смотрит на бледное, уставшее лицо Димы и вздыхает с облегчением, не находя никаких видимых повреждений на коже. Сердце наконец перестает так сильно стучать в груди, не разбивается больше о ребра на тысячи осколков, лишь чтобы потом собраться кое-как воедино и вновь разбиться, дает спокойно дышать, не отвлекает постоянно внимание на боль под ребрами. С Димой все в порядке, спит под пледом, только нос высунул, чтобы дышать, замёрз сильно. От картины перед глазами все внутри трепещет, так и хочется прижать парня к себе, зацеловать лицо чужое и уткнуться носом в макушку, но себе Олег позволяет только ладонью аккуратно провести по волосам и оставить короткий поцелуй на лбу. При виде Матвеева у него такой прилив нежности нереальный наступает, что думать он не может ни о чем, кроме как прикоснуться к парню, зацеловать, заобнимать и укрыть от всех бед. Это настолько непривычно, что до сих пор иногда Олег удивленно замирает от этих мыслей, пытаясь осознать, точно ли это все происходит именно с ним. Удостоверившись наконец, что с Димой все хорошо, он следует за Владом, который с небывалым аппетитом ест колбасу на кухне, попутно разбирая пакеты, но большее внимание все же уделяет ей. Даже не нарезал, прямо так и откусывал, вызывая на лице друга недовольную гримасу. Как будто из пещеры человек выбрался, совсем позабыл о существовании такой вещи, как нож. — Чё? Знаешь, какой я голодный? Это пиздец! — Влад прожевывает кусок колбасы, довольно улыбается и дальше продукты раскладывать начинает, чувствуя на себе тяжёлый взгляд Олега, которому ещё все объяснять придется. И как же Влад не любит все это дело… Он бы с радостью ничего рассказывать не стал, но Олег же так просто не отстанет, и мертвого до трясучки доведет, может же, когда ему что-то надо. Череватый сейчас все деньги готов свои отдать, лишь бы люди разработали прибор для передачи мыслей, рассказывать все самому не хочется, да и голова до сих пор раскалывается, он бы совершенно не отказался сейчас сутки проспать в теплой кровати под огромным одеялом, — Не смотри на меня так, аж въебать хочется, серьезно. — Что случилось? Почему вы так резко уехали? — Череватый стонет недовольно, взгляд исподлобья бросает на друга и садится за стол, потому что стоять совершенно нет сил. Все тело ломит от неудобной позы после сна в кресле, и черт же его дернул лечь спать вновь… Теперь все стало только хуже. Олег опускается на второй стул, смотрит все также серьезно, словно глазами своими дыры проделать во Владе пытается, но тот переносит подобное «убийство глазами» довольно спокойно, вновь от палки колбасы кусок откусывает и глаза довольно прикрывает, — Может расскажешь уже?! Я для чего сюда тащился, чтобы ты колбасу поел передо мной?! — Олег шипит, собственная злость ещё после встречи с братом не утихла, а тут ещё и Влад действует на нервы. Так и хочется съездить ему по лицу, но позволить себе этого Шепс не может, потому что парень ни в чем не виноват, ничего не сделал такого, чтобы получить кулаком по носу. Это все Саша. Олег пытается успокоить себя этой мыслью, потому что это действительно все из-за Саши, который решил, что он Бог, что он Всесильный и как он скажет, так и будет. — Твой брат полный гандон, но это ты и так знаешь, — Влад даже чавкает довольно, когда жует, на что Олег морщится и ждёт достаточно терпеливо, пока тот не соизволит продолжить свой монолог. Если он попытается поторопить его, тот вряд ли начнет рассказывать быстрее, скорее прервется на минут десять на очередную лекцию о том, что Олег нетерпеливый и слишком шумный, а также не умеет слушать, когда к нему обращается такой великий человек, как Влад Череватый. Увольте, но слушать эту тираду вновь Олег совершенно не хочет, лучше уж потерпит немного, — В общем, сидели мы спокойно, Димка раскраску только закончил разрисовывать, пошел пазлы доставать, а тут Саша звонит, — Шепс смотрит на Влада с удивлением и явным непониманием. Раскраска? Пазлы? Окей, у Влада довольно интересные методы развлекать человека, который каждую секунду находится на краю и готовится упасть в состояние нервного срыва. Об этом он спросит и узнает потом, сейчас важнее Саша, решивший не только брату своему руками шею придавить, чтобы не рыпался, но и Диме. Младший Шепс не понимает, когда тот успел позвонить Владу, потому что после короткого «согласен» он не отходил от Олега ни на шаг, пытаясь вдолбить в его голову какие-то принципы и правила. Получалось, честно говоря, из рук вон плохо, потому что все внутри было занято мыслями о собственной никчемности и безвыходности ситуации. Но тут в голове мелькает тридцатиминутный перерыв, когда Саша дал ему время подумать в одиночестве и принять «верное» решение. Как же он его ненавидит, когда осознает все это и склеивает маленькие детальки в одну большую ужасающую картину. — И что он хотел? — удержаться от того, чтобы не перебить Влада он не может. Внутри все ещё клокочет злость, плавит все остальные чувства и рушит кое-как отстроенное при виде Димы спокойствие. В лёгких будто тысячи игл, в сердце колючая проволока, а горло удавкой сдавили. Олег натурально задыхается, думая о том, что Саша никогда не оставит их в покое, никогда не позволит ему строить собственную жизнь так, как хочется именно ему. Саша никогда не примет его выбора, не пересмотрит собственные взгляды и не пойдет против себя, потому что он привык получать все, что ему хочется. И совершенно не важно, каким путем это будет достигнуто. — Сказал, что я должен убрать Диму. Так, чтобы от него даже волосинки не осталось, — Влад тут же мрачнеет, на Олега не смотрит, потому что видеть чужого состояния после таких слов не хочет. Он прекрасно видел, как тот дорожил Димой, как носился с ним словно дурень с писаною торбой, и от осознания того, что Владу нужно избавиться от этого человека, на которого Шепс смотрит с таким невообразимым обожанием и любовью, все в теле сводит судорогой. Да, это его работа, Диму он знает всего ничего, но привязаться успел настолько сильно, что отдирать его образ от кожи придется с мясом, не иначе. Он просто не посмеет сделать Диме больно, не посмеет руку поднять, потому что чувство вины его уже гложет всего лишь за то, что голос повысил, когда приказал собираться. И эта вина настолько сильная, настолько неожиданно огромная, что перед собственными глазами до сих пор стоят чужие бездонные, испуганные омуты, в которых слезы собираются. Владу плохо лишь от одной мысли о том, что нужно сделать Диме больно. — И ты… — у Олега даже слов не находится, на кухне будто весь воздух разом выкачивают, погружают в вакуум, в котором вздохнуть сложно, а думать над чем-то нереально, потому что кости ломит от напряжения, а по голове будто бьют арматурой. Он смотрит на Влада с такой надеждой и мольбой, что у последнего все внутри обрывается и падает куда-то вниз. Череватый не хочет становиться причиной чужой боли и расставания, но прекрасно знает, какое наказание последует для него, если он откажется выполнять задание. Влад знает, что делают с теми, кто не выполняют приказов, особенно хорошо знает, что делают с киллерами, ошибившимися в процессе или намеренно оставившими в живых жертву. Впившись взглядом в чужие серые глаза, уже почти наполненные слезами и за версту излучающие жгучую боль душевную, Влад думает. Думает обо всем, ставит на весы чужую жизнь и свою, сравнивает все и думает впервые о том, как же хочет жить. Удивительно, но в этот момент он действительно понимает, что хочет дальше существовать на этой планете, дышать, есть… Но смотрит на Диму в то же время и думает о том, что тот смерти уж точно не заслуживает. Матвеев настолько сильно въелся под кожу, воздух заменил даже на какое-то время, что убивать его, а тем более делать это собственными руками… Влад не представляет, как смог бы жить после этого спокойно, как в глаза бы Олегу смотрел, как мог бы вообще с ним рядом находится. И столько много разных мыслей крутится в голове, что она раскалываться начинает. Влад никогда бы не подумал, что однажды перед ним встанет такой сложный выбор. Убить или умереть. — Я на конченого похож что ли? — Влад фыркает так, словно ничего серьезного сейчас не происходит, будто он не решает собственную судьбу в считанные секунды и не выбирает другого человека заместо себя, — Я конечно согласился, чтобы подозрений не вызывать, но убивать его я точно не собираюсь, расслабь жопу, — он делает свой выбор. Влад улыбается, когда видит, что Олег выдыхает облегчённо, вновь откусывает колбасы и жуёт притворно увлеченно, хотя сейчас и кусок в горло не лезет, тошнит даже от запаха еды, которая несколько минут казалась такой аппетитной, а сейчас смахивает на кусок пластелина, но показать собственное состояние потерянное он не может другу, скрывает все глубоко внутри и улыбаться продолжает, потому что знать Олегу ничего не надо, потому что для него главное сейчас, чтобы Дима был в безопасности, — А сюда привез, потому что цепные песики Саши сто пудов скоро начнут рыскать рядом с его домом и квартирой. И если этого не сделаю я в нужные сроки, это сделают другие. — И какой срок? — Олег стал удивительно немногословен, когда осознал и увидел полную картину. Они были в полном дерьме, из которого выбраться сейчас казалось просто нереальной задачей. И Шепс так сильно сожалел, что втянул во все это Диму, что поставил его под удар, что внутренности все сводило болью и чувством вины, которое вновь проснулось, решив окончательно доконать того, кому и так сейчас было плохо. Олег винит себя во всем и обещает мысленно, что все исправит, хоть и не понимает, как сделает это. В голове ни единого варианта, который на сто процентов бы сработал, лишь бесконечные догадки и кусочки пазла, которые собрать в единую картину не получается, сколько бы он не пытался. — Два месяца, возможно один, — Влад откладывает наполовину съеденную палку колбасы, рот рукой вытирает и смотрит в сторону гостиной. Оттуда ни одного звука не доносится, и Череватый очень надеется, что Дима спит и не подслушивает их как в самых дерьмовых фильмах, потому что солгать ему просто не сможет, не сумеет придумать дерьмовую отговорку и выложит все как на духу. Он не привык обманывать и юлить, если есть возможность сказать что-то прямо в лоб, он это сделает, — Нам нужно что-то делать с Сашей. И очень быстро, времени мять яйца нет, иначе помнут уже нас. Особенно если поймут, что на кораблике под названием «Великий бизнес семьи Шепс» завелись две крыски. Олег трет лицо руками, выдыхает тяжело и поверить не может, что все настолько далеко зашло, что они сейчас с Владом сидят на кухне в домике вдалеке от основной цивилизации и думают о том, как бы освободиться от Саши и его цепких рук. Он не знает, когда все стало так плохо, когда Дима перестал лучезарно улыбаться и прижиматься счастливо к его боку, смотря увлеченно кино, заменив все это на испуганные огромные глаза и дрожащие руки, ищущие в Олеге лишь одного — спасения. И Олег не уверен, что может дать это спасение, что может укрыть от Саши, потому что с каждым днем ситуация становится все хуже и хуже, а на горизонте даже просвета белой полосы не видно. Олег не уверен, что Дима не сдастся, что останется рядом, через что бы не пришлось пройти по пути к их небольшому счастью. И Олег не уверен, что останется сам рядом с Димой, потому что в голове все еще крутятся слова брата о прошлом человека, к которому он так привязался сильно. Верить в то, что это все правда, не хочется, но росточек сомнения с каждой минутой лишь продолжает расти и режет своими листками все, до чего дотягивается. Наступает полночь и их сказочная карета любви превращается в уродливую тыкву. — Я согласился войти в его бизнес, — Олег говорит тихо, на Влада не смотрит, прекрасно представляя чужую реакцию. Стыдно признаться в том, что он сдался под чужим напором, в груди поселилось зерно сомнения в Диме и светлых чувствах к нему. Он пытался оправдать себя тем, что так нужно для дела, но разрушенные идеалы и уязвленная гордость делали все эти попытки безрезультатными. Подсознательно Олег понимал, что оправдать себя никак не может, но все еще пытался, потому что больно было до безумия и от этой боли хотелось избавиться. Олег не смотрит на Влада и смотреть не хочет, потому что знает, что одобрения с его стороны не дождется. Так и происходит. — Ты, блять, сделал что?! — Влад на секунду забывает о том, что в доме все ещё есть спящий человек, которому необходим отдых, поэтому от злости и негодования срывается на крик, почти тут же осознавая, что натворил, и прислушиваясь к звукам в гостиной. Кажется, Дима все ещё спит. Продолжает Влад уже намного тише, но не менее ошарашенно и возмущенно, — Ты совсем с катушек слетел?! Ты все мозги окончательно растерял?! На что ты себя подписал, придурок?! — Влад шипит уже слова, наклоняется к Олегу ближе и пытается в чужие глаза заглянуть, чтобы хоть каплю разума увидеть, но друг голову отворачивает и в его сторону не смотрит. Стыдно. А Влад понять не может, как Олег мог согласиться, как сдался, до этого бесконечное количество лет отстаивая собственную свободу от чужих дел. Влад не понимает и вряд ли поймет, потому что для него это полный абсурд, съехавшая крыша или что-то в этом роде, но никак не обдуманное решение. — У меня не было выбора, — Влад чуть ли стол не переворачивает от такого оправдания. Выбора у него не было! Да кому он пиздит про этот чёртов выбор?! Кому он тут это сейчас затирает?! Владу?! — Ты придурок, Олег! Знаешь, что всегда есть у человека несмотря ни на что, лось?! Выбор! — Влад все ещё старается контролировать голос, смотрит на опустившего голову друга и не может сдержать внутри всю ту горечь и обиду, что плещутся через край и грозят все помещение потопить в ядовитых реках, — У человека всегда есть выбор! Просто ты его можешь сейчас не видеть, но он всегда есть. Тебе просто удобно было согласиться, удобно было сказать «да» и подписать контракт с этим ебаным манипулятором, потому что ты просто устал с ним бороться! Конечно, сказать «да» же проще, чем продолжать отстаивать свою жизнь! Ты не знаешь, о чем сейчас говоришь… Ты не представляешь даже, какой выбор мне пришлось сделать, только чтобы спасти ваши задницы! Причем ладно Димину, она хоть у него симпатичная, а твою мне сейчас спасать совершенно не хочется, ты уж прости, — Владу обидно. Он собственную жизнь поставил на кон, чтобы спасти Диму, чтобы помочь Олегу, а тот единственным оправданием своим выдвигает то, что выбора у него, видите ли, не было. Не Олегу про выбор заливать. Не Олегу уж точно. Владу обидно до слез, но он не плачет, просто не может. Ему так сильно хочется чужое лицо разбить, доказать, что выбор у человека есть всегда и это оправдание не катит, но не делает этого, потому что руки марать не хочется и делать больно другу тоже, как бы он глупо не поступил. — Я боялся за Диму, ты не понимаешь, что ли?! — Олег и сам начинает срываться, шипит в ответ, наконец взгляд поднимает на Влада, и в глазах серых плещется столько отчаянья, что внутри все сводит вновь, но жалко парня почти не становится. Владу жалко сейчас только Диму, потому что они с Шепсом это все заслужили, а вот Матвеев нет. И никогда не заслужит, что бы ни сделал. Влад готов все пытки мира принять, потому что заслужил за все свои дела и поступки ужасные, но Диме переносить все это в одиночку не позволит, на себя постарается утащить, потому что не заслуживает он, потому что никогда не заслужит. — Ахуенно побоялся! Чем ему твои коленки трясущиеся помогли?! Тем, что мне все равно сказали ему глотку перерезать?! Очень помогло, Олег! Отличная работа! — они оба на нервах, оба с ума сходят от страха и неизвестности и срываться друг на друге начинают, но остановиться не могут. И Влад уже даже не пытается самого себя успокоить и Олегу помочь все осознать. Ему обидно до глубины души, потому что никто даже близко не представляет, на что он идёт, на что подписывает себя, когда решает молча не выполнять задание Саши, когда решает не убивать того, кто смерти жестокой точно не заслуживает. Никто не понимает и не поймет, пока слишком поздно не станет, Влад в этом уверен. — У нас будет больше информации, мы сможем собрать больше компромата, вырулим все в свою пользу! — Олег уже сидеть не может на своем месте, на ноги подскакивает и жестикулировать активно начинает, видя, как лицо Влада искажается больной и горькой ухмылкой. Как же все у Олега просто. Настолько просто и легко, что его блевать от всего этого тянет. — Очки розовые сними, Олеж, меня даже уже слепить начинает, — Влад руки на груди складывает, смотрит как на ребенка на Олега и чувствует лишь бесконечное сожаление к Диме, извиняется мысленно за все, что было и будет, потому что уверен становится, что дальше будет только хуже, — Как ты себе это представляешь? Скажи мне, пожалуйста. Подставить человека, который уже несколько лет продолжает бизнес семьи, возит оружие через границу нелегально, имеет кучу связей и за пределами России, и в полиции, и в правительстве? Давай лучше сразу выберем, кто из нас троих останется в живых после этой прекрасной затеи! — Влад всплескивает руками, на Олега смотрит так, что у последнего под ложечкой сосать начинает и аргументов в свою защиту больше не находится, — А я тебе скажу, Олеж, кто из нас в живых останется. Дай Бог ты и Димка. Или вообще только ты. Оглянись, блять! Ты в ебаном доме посреди леса почти в двух сотках километров от Москвы! Ты хоть представляешь, насколько мы сейчас в заднице?! Да ты так глубоко ещё в ней не был, мой хороший, даже проктологи в такую глушь не забирались! И что ты собираешься делать, а?! Что ты, блять, собираешься делать, скажи мне?! Олег молчит. У него нет ни слов, ни мыслей, ни адекватных ответов. Вокруг вновь разрастается вакуум, хочется головой побиться о стену, чтобы хоть немного в себя прийти, но ноги к полу приросли будто, а глаза к Владу, который смотрит на него с немым укором и сожалением, смотрит так, будто смертный приговор самому себе выносит и на эшафот идти готовится. И Олег совершенно не понимает, почему тот так легко вычеркнул себя из списка «выживших» в этом деле, возможно, он чего-то не понимает, но ему никто ничего объяснять и не торопится. Тишина повисает гнетущая, ее ножом, кажется, можно резать, пальцами щупать. Единственное, что приходит наконец Олегу в голову, он произносит кое-как пересохшими губами и севшим неожиданно голосом. — Так ты… Отказываешься? — Олег боится услышать ответ, смотрит на друга так умоляюще, что у Влада все внутри сводит от этого взгляда судорогой и в тиски заковывает. Он знает, как Олегу важно видеть его поддержку, как важно ему знать, что Влад на его стороне и никуда не свернёт. И в голове снова борются две стороны, одна из которых шепчет бросить это гиблое дело, а другая умоляет помочь тому, кто всего этого не заслуживает. И не Олегу помочь, нет. Диме. Влад бы давно развернулся и ушел, если бы не последний, потому что помочь парню искренне хочется, потому что, пусть он и не получит взаимности, хотя бы единственное дело доброе сделает в своей жизни и спасет того, кто заслуживает жизни куда больше него. — Куда я с тонущего корабля сбегу? — Влад усмехается на свои же слова, глаза прикрывает и на спинку стула откидывается, чувствуя, как каждая клеточка его тела молит о нормальном отдыхе. Хочется завалиться на кровать и уснуть, а потом никогда не просыпаться, не оказываться больше перед этим страшным выбором, который до сих пор жрет его изнутри, откусывая все большие и большие куски от темной, покрытой гнилью души. Он только что выбрал не себя, выбрал другого. И выбрал того, кто никогда не выберет его. Диме нужна не его рука в своей, а чужая, не его тепло, а чужое. И Влад впервые начинает чувствовать себя виноватым за то, что он — это он, а не кто-то другой. Влад смотрит на Олега и не может поверить, что тот дожил до своих лет. Чужие розовые очки отсвечивают Владу, слепят, заставляя на секунду задуматься о том, что тот может быть и прав в чем-то, что чужая вера в лучшее не беспочвенна. Но это не так. Олег до сих пор верит в сказки и небылицы, а Влад привык смотреть фактам в лицо. Все плохо, все ужасно, все отвратительно. И ему бы сейчас хоть немного той веры в лучшее, тех очков розовых и детской непосредственности Олега, потому что собственные мысли такие черные и вязкие, что он тонет в них, захлебывается и выплыть уже не может. Влад видит в Олеге себя из детства и его тошнит от этих воспоминаний. Ему снова 5. Влад видит себя маленьким мальчиком с синяком на коленке, верящим в чудеса, верящим, что люди не могут сделать ему больно и плохо. Он снова в маленькой однушке, в которой и шагу ступить в сторону нельзя, наткнешься на что-то или кого-то, в которой пахнет сыростью, а по углам ползет плесень, грозя астмой или бронхитом, он снова рядом с мамой, которая плачет днями и ночами, но это точно от счастья! Потому что плакать от горя мама не умеет и не может. Он снова ест холодный суп из одной капусты и морковки, когда из их крохотной квартирки выносят последнюю технику, но совершенно не думает об этом, потому что ему она не нужна, а мама умеет справляться и без всего этого с домашними делами, ведь она сильнее всех в этом мире. Он болтает ногами в воздухе, смотрит на свою худую мать, которая разлагается буквально на глазах, но улыбается все так же тепло, как и раньше, а значит, что все хорошо. Он не замечает чужих синяков под глазами, бледной кожи и трясущихся рук, потому что через цветные линзы этого не видно. Влад очки розовые получше на нос цепляет и бежит гулять во двор, где его вновь высмеивают за старые, потёртые, перешитые тысячи раз вещи, и он бьёт впервые незнакомому мальчишке кулаком по лицу, чувствуя, как внутри все бушует от чего-то непонятного. Впервые он чувствует, как мир несправедлив, но очки поправляет тут же, смотрит на мир ещё раз и улыбается, потому что злятся только плохие люди. Так мама говорит. А она лгать не умеет. Ему снова 10. Влад видит себя мальчишкой с изодранными штанами, синяком на скуле, но все такой же счастливой улыбкой. Он все ещё в крохотной однушке, а рядом мама, которая ходит еле-еле, но все ещё умудряется работать уборщицей, продавщицей и кухаркой, а после еще и еду пресную сыну готовить, забывая сама есть. От нее осталась лишь блеклая тень, глаза впали глубоко, кости режут кожу, она все также плачет днём и ночью, но Влад знает, что это она от счастья. Правда, начинают закрадываться первые сомнения, которые он откидывает подальше и забывает через минут десять в старом чулане где-то в уголке черепной коробки с надписью на двери «Не трогать». Он все ещё ест холодный суп, улыбается матери, видя, как та, еле передвигая ногами, хлопочет на кухне, последний кусочек хлеба придвигает ему и гладит по голове так нежно, что в груди все теплом обливается тут же. Она все такая же любящая, все такая же сильная в стеклах его очков, а без них все еще продолжает умирать, с каждым новым выдохом, теряя частичку жизни. Влад улыбается даже тогда, когда в их доме неожиданно появляется его отец, бросивший маму ещё до того, как мальчишке исполнилось три года. Влад улыбается лучезарно, бежит обнять отца, но тот отталкивает его, да так сильно, что маленькое тело падает на пол с оглушающим грохотом. Мама снова плачет, а Влад ничего не понимает. Он смотрит то на отца, то на мать, очки пытается розовые заново нацепить на нос, но те садятся как-то криво, закрывают не все, и Влад впервые видит, как его маму бьют. Он запоминает это на всю жизнь и видит этот момент почти каждую ночь в кошмарах. Звук хлестких пощечин, женских криков и мужских обвинений топит маленькую квартирку в яде и мазуте, пока Влад все еще пытается получше очки на нос насадить, но терпит одно поражение за другим, пока его маму, его горячо любимую маму, избивает до полусмерти можно сказать незнакомый дядя. Мир начинает рушиться. Ему снова 15. Влад очки кое-как розовые склеивает вновь, смотрит на еле дышащую мать, смотрит на гематомы на ее лице и чувствует, как внутри что-то умирает вместе с ней. Все с каждым днем становится только хуже, но он все еще пытается верить в лучшее, хоть и выходит из рук вон плохо. Однажды все заканчивается для их семьи. И этот день Влад не забудет никогда, потому что такое не забывают и не прощают, такое не засовывают в самый дальний чулан, потому что оно туда просто не влезает, как бы сильно этого не хотелось. Он возвращается со школы, в квартирку заходит крохотную, собирается найти что-то в холодильнике, хоть и знает заведомо, что там ничего не будет, когда видит на полу маму. Из ее головы, носа и рта кровь стекает алая, поразительно яркая на фоне бледной кожи, глаза, такие блеклые, похожие на глаза мертвой рыбы, открыты и смотрят в пустоту, а пальцы сжимают кухонное полотенце. На плите все ещё кипит суп. Влад стоит один посреди кухни, смотрит на мать, пока розовые очки не лопаются наконец окончательно, стеклами своими разрезая глаза и делая так больно, как ещё никогда не было. Он вновь взглядом окидывает маму, которая дышать перестает прямо на его глазах, чувствует, как по собственной щеке слеза скатывается одинокая и понимает, что остался совершенно один в этом отвратительном мире. В груди пустота образуется, но совершенно ненадолго. Она заполняется тут же жгучей ненавистью, болью всеобъемлющей и жаждой мести. Ему снова 15, когда он хоронит собственную мать, стоит у могилы в одиночестве пасмурным зимним утром и думает о том, как он ненавидит этот мир и людей, которые оставили его сиротой, потому что отец его умер от передозировки алкоголем дня через три после матери. Даже на том свете не дал ей спокойно пожить в одиночестве. Мстить было некому, но чувство это никуда не исчезло со смертью обидчика, только обороты набирало, жрало изнутри и зубами клацало на всех, кто пытался с ним начать разговор. Он перестал подпускать близко к себе людей, боясь, что не сможет проконтролировать то, что живет у него внутри. Ему снова 17. Влад почти что живёт на улице, в драки дворовые ввязывается без зазрения совести, забывает, как выглядит собственное лицо без синяков и ссадин и перестает надевать розовые очки совершенно, даже склеить их больше не пытается. Даже если хочется, даже если жизнь в какой-то момент кажется не такой уж и дерьмовой. Он пробует все, что ему предлагают в шумных компаниях, но ни с кем дружбы близкой не водит и держится особняком от остальных подростков, лелея внутри себя лишь одно желание и взращивая лишь одно чувство — месть и ненависть. Он холит и лелеет ненависть в себе, растит, кормит, согревает, оплодотворяет собственными поступками и пожинает ее плоды. С ним перестают общаться сверстники, боясь его и сторонясь, обходя десятой дорогой детский дом, в который его засунули и молясь не попасться никогда ему на глаза, не встать на пути. Влада все устраивает, честно говоря. Месть и ненависть становятся его верными спутницами, следуют по пятам в любое место и не отходят ни на шаг, заставляя трястись от перенапряжения и губы кусать до крови и мяса. Он не знает, кому хочет отомстить, потому что отец умер, лежит в могиле и гниёт, а коллекторов, забравших у матери все имущество, он даже в лица не помнит, но отомстить хочется. И Влад выбирает мстить миру, мстить всем людям вокруг и, в первую очередь, мстить самому себе за глупость, за доверие, за розовые очки. И все равно ему, что он был обычным ребенком, потому что нет для него оправданий никаких, есть лишь одно желание и силы, чтобы его исполнить. Для него не существует оправданий, потому что он не спас того, кого любил больше своей жизни, не существует оправданий, потому что ни разу на состояние матери должного внимания не обратил, потому что жил лишь для себя и чужие старания принимал как должное. Ему нет оправданий. Ему снова 19, когда он впервые убивает человека. Слишком сильно бьёт в драке парнишку лет 17 по голове, тот валится на землю и больше не встаёт, а Влад стоит рядом, смотрит на безжизненное тело и не ощущает, что сделал что-то неправильно, не ощущает чувства вины или сожаления. Парнишка этот девчонку пытался изнасиловать, которая нравилась ему уже года четыре, хотел как подонок последний поступить и получил за это совершенно заслуженно, так думает Влад. Он смотрит на чужую бледнеющую кожу и чувствует, как губы растягиваются в оскале довольном, потому что впервые за всю свою жизнь Влад чувствует себя удовлетворённо. Внутри так непривычно тихо, ничего не зудит и не просит выбраться наружу, что он даже с места преступления убегать не планирует, стоит так, пока случайный прохожий не замечает странную картину, не вызывает скорую и полицию. Правда, первая уже никому не поможет здесь. Влад чувствует облегчение, когда очищает мир от урода, не думая о том, что тот мог когда-нибудь измениться и стать хорошим человеком. Для него это грязь, для него это гниль. Влад впервые вершит чью-то судьбу и ему чертовски нравится результат, чертовски нравится то чувство умиротворения, которое ласкает израненную душу и лижет обжигающе открытые раны на сердце. Влад чувствует себя так, как надо, так, будто поступил правильно. Он мстит всему миру, мстит самому себе и думает, что так будет лучше. Ему снова 19, когда он впервые оказывается в приемном отделении полиции и цепляет на себя маску шута, за которой прячет все настоящие чувства и эмоции. Он шутит и улыбается, хоть и знает, что от срока не уйдет, потому что на него зуб ещё с ПДН точили, все ждали, когда он крупно отступится, чтобы наконец избавить улицы и город от опасного парня, готового рвать на части всех ему неугодных. Но им приходится лишь разочаровано рты прикрыть и зло посмотреть вслед уходящему Владу, которого забирает из отделения Олег Григорьевич Шепс, отец Саши и Олега. Тогда жизнь его меняется, уходит бурной рекой в новое русло, потому что Олег Григорьевич владеет не только огромным официальным бизнесом по продаже и импорту иностранных автомобилей, но и еще более большим бизнесом по нелегальной продаже оружия. Влад понимает, что попал в нужные руки, когда ему дают впервые пистолет и начинают учить стрелять. Ему снова 20, когда он официально становится под крыло Олега Григорьевича, начинает ненавидеть мир ещё сильнее и выпускать эту ненависть на тех, кто этого, по его мнению, заслуживает. Он учится убивать у лучших киллеров страны, схватывает информацию на лету и становится одним из них, взлетая на пьедестал так быстро, как ни у кого ещё до него не получалось. Его питает изнутри ненависть ко всему живому, желание отомстить всему и всем, стремление очистить душу и забыть мёртвые глаза матери, преследующие его столько лет, снящиеся каждую ночь и просящие остановиться. Но Влад не остановится, так он уверяет себя каждый раз, возвращаясь после очередного дела. Это как сигареты, это как наркотики. Это настоящая зависимость, к которой Влад так сильно пристрастился, что отвыкать и бросать не планировал никогда, потому что так легче, потому что собственные чувства утихают после выстрела хотя бы на секунду и дают отдохнуть гудящему мозгу. Влад уверен, что так надо, что по-другому не сможет избавиться от ненависти к миру и голоса в голове, просящего убивать, просящего мстить. Он не ждет любви, не ищет дружбы, продолжает убивать людей и утешать собственного внутреннего ребенка, который с каждым нем рыдает все громче и громче. Ему снова 21, когда он знакомится с младшим Шепсом и все начинает катиться по наклонной. Он видит в нем себя маленького, розовые очки пытается с парнишки стянуть, но не может, потому что рука отказывается причинять этому мальчишке боль. Влада с самого себя вновь начинает тошнить. Он смотрит на Олега, который жизни радуется, любовь получает от родственников и живёт богато, ни в чем не нуждаясь, и чувствует, как изнутри его гложет черная зависть, потому что у него ничего этого нет, не было и не будет. Олег тянется к нему, совершенно за своими розовыми очками не замечает крови алой, размазанной по чужим рукам, и в дружбу играть пытается, пока Влад пытается скрыться от навязчивого внимания. Не получается. Они начинают общаться все чаще, ненависть и жажда мести неожиданно глушатся с чужим присутствием, и Влад становится зависим уже не только от убийств, но и от Олега. Ему снова 23, и они с Олегом лучшие друзья. Он не знает совершенно, как так получается, но привязывается к парню против своей воли, видит в нем того, с кем можно поделиться своими проблемами и получить в ответ поддержку, которой не получал после смерти мамы. Он видит в Олеге умного парня, решившего жить так, как хочется ему, выбравшего собственный путь и отстаивающего собственную точку зрения. Они вместе всегда. Вместе в горе и радости, вместе, когда умирает отец Олега, вместе, когда Влад получает свое первое огнестрельное ранение, вместе, когда воруют яблоки с соседних участков, вместе, когда Саша начинает медленно сходить с ума, дорвавшись до власти. Ему 29, и они с Олегом в полной заднице. И выхода нет.