"Не надо, я сама, я сама За тебя, за всех, со всеми, но одна А за окном Луна, моя верная подруга Одиночества слуга"
раневская — лолита
Ноги несут его дальше в холодный ноябрьский лес, деревья сливаются в кашу перед глазами, мажут серыми пятнами перед взором и не собираются оформляться во что-то похожее на стволы и ветви, кажется, ещё чуть-чуть и он просто рухнет на промозглую землю и даст случится неминуемому. За спиной слышится чудовищный рык, сердце замирает на секунду в ужасе, а после биться продолжает судорожно, желая пробить собой ребра и сбежать, скрыться от этого страха и паники, убежать от бесконтрольной дрожи и состояния, в котором мозг отказывается соображать. Дыхания не хватает, ноги скользят по мокрой траве, тонут в грязи и тянут вниз, к земле, а рык становится все ближе и ближе, челюсть животная чавкает все громче и громче, будто над самим ухом, будто еще чуть-чуть и пасть захлопнется на его шее ужасающе болезненным укусом. Дима, кажется, начинает задыхаться. Он бежит дальше, бежит столько, сколько может, пока чьи-то лапы ломают ветки позади него с оглушительным треском, а огромное звериное тело крушит деревья, уничтожая все на своем пути, лишь бы добраться до желанной жертвы, лишь бы сомкнуть клыки на бледной коже и испить горячей крови еще живого человека. Дима не может его рассмотреть, да и поворачивать голову боится, потому что не знает совершенно, сможет ли продолжить бежать, если увидит то, что гонится за ним, что ведёт его по этому лесу и уводит все дальше и дальше от домика Влада, где совсем недавно он чувствовал себя в безопасности, где было спокойно и тепло. Сейчас же все его естество переполняет ужас, паника и страх за свою жизнь. Пальцы на руках и ноги сводит судорогами, сердце еле справляется с нагрузкой. Перед глазами лишь огромная тень, которую отбрасывает силуэт этого зверя, от нее по телу дрожь бежит вместе с мурашками, от нее паника расползается от сердца до ног и те тонуть и вязнуть начинают в лесной грязи. Он не может больше бежать. Осознает это слишком резко и ярко, слишком болезненно, будто удар под дых, будто пощечина от человека, которому доверился и открыл все тайны, которые так долго хранил в дальнем чулане. И этого осознания хватает, чтобы горло и сердце вновь сжало в ужасе. Дима точно задыхается, сделать новый вдох просто нет возможности. Сил бежать почти нет, деревья смазываются в какое-то странное месиво перед глазами, серыми красками описывают его будущее и скорую смерть, в лёгких горит так, что вздохнуть не получается даже через силу и уговоры, а ноги сводит судорогой больной. Еще немного и он просто упадет, отдаст себя на растерзание зверю, от которого так старательно пытался бежать через холодный, равнодушный к его страху и желаниям лес. Решив передохнуть хотя бы секунду, Дима прячется за дерево, глаза прикрывает на секунду, пытаясь отдышаться, и вслушивается в шаги неизвестного ему существа. Оно шагает медленно, грузно, ломает ветки своими лапами и рычит недовольно, потеряв свою добычу из виду. Кажется, Матвеев прямо отсюда чует смрад, доносящийся из чужого рта, губы прикусывает и пытается не двигаться, чтобы не выдать себя. Страшно. Сердце колотится где-то в ушах, голову разрывает от боли, а ноги горят вместе с лёгкими, давая понять, что силы на исходе. Сможет ли он бежать дальше? Дима не знает, куда бежать, все дороги спутались перед мутным взглядом, подернутым пеленой слез, пасть неизвестного зверя слишком близко и слишком голодна, а страх бесконечной пыткой гонит его дальше и дальше от спасения. Зверь носом втягивает воздух, а Дима задыхается все сильнее, чувствуя, как от этого существа тянет гнилью и мокрой землёй, трупом разложившимся и смертью так явно, будто парень утыкается носом в чужую кожу и вдыхает этот аромат полной грудью. Серый лес будто насмехается над ним, окружает и заводит в тупик, шепчет на ухо, что сбежать ему не удастся, и Дима прислушивается к нему, пальцами кору на дереве сжимает в ужасе, пока не раздается совсем рядом оглушительный треск веток и довольный вой, от которого по коже бежит стая мурашек и холодом стягивает сердце. Зверь нашел его. Парень из-за дерева выскакивает ровно за секунду до того момента, как оно ломается и падает на землю, сердце, кажется, сейчас просто разорвётся от того ужаса, который переполняет его, когда наконец в поле зрения появляется это существо в полном своем обличии. На глазах против воли слезы наворачиваются, потому что сбежать теперь кажется задачей почти невозможной, сказочной и волшебной. Он в чертовой ловушке посреди леса с этим чудовищным существом прямо перед собой. Дима видит перед собой это существо, давится воздухом и не может и шагу сделать назад. Зверь огромный, черный, мохнатый, по всему телу у него язвы огромные, с которых гной течет, окрашивая чернильную шерсть разводами желто-зеленого и алого, где-то даже кости проступают, пугая своей белизной на фоне всего этого черного месива. Глаза сами цепляются за огромные лапы с когтями, которыми это существо точно разорвет его в клочья, если подойдёт ближе, за пасть цепляются тоже, потому что зверь вновь рычит угрожающе и довольно, видя свою жертву в такой близости, зная, что теперь он не сбежит никуда, не успеет просто. Дима взгляд не может оторвать от огромных клыков, от сгнившей морды и ярких, алых глаз, сверкающих в сером лесу слишком ярко, слишком пронзительно и довольно. Зверь выглядит ужасающе, от него буквально несёт запахом разложения и гнили, а сам он огромный, почти с него самого ростом стоя на всех четырех лапах. А что будет, если он встанет на задние? Дима не хочет представлять, но в голове упорно картинки пляшут, убивая все надежды на свое спасение, заглушая все молитвы к Богам, которые бросили его на растерзание этому существу, оставили в холодном лесу и не думали даже попытаться помочь. Зверь машет облезлым хвостом из стороны в сторону довольно, приседает слегка на массивных лапах, и Дима сглатывает кое-как ком в горле, понимая, что больше не убежит. Зверь прыгает, тело пронзает адской болью где-то на уровне груди. Он открывает глаза в комнате в доме Влада и не может сделать вдох, парализованный ужасом и болью. Дима не знает, сколько он спал, но, когда парень спускается на кухню, сонно потирая глаза и пытаясь забыть ночной кошмар, там уже сидят Олег и Влад. Они молчат, в воздухе атмосфера сгущается, кажется, ещё чуть-чуть и молнии начнут сверкать между двумя друзьями. От этого неприятно, неуютно, но Матвеев слишком голоден, чтобы сейчас скрываться в комнате и прятаться, ожидая, пока эти двое хоть немного успокоятся, да и оставаться одному после таких снов совершенно не хочется. Ещё немного, и он начнет слышать хруст веток за окном и чужой рык, настолько сильно давит одиночество в комнате на него, настолько яркие картинки плывут перед глазами, когда он хотя бы на минуту оказывается один и в полной тишине. Сон отступать не хочет, присутствие зверя ощущается так явно, будто он действительно существует, будто пройдет всего немного времени, и парень уже будет бежать вновь по холодному серому лесу в попытке спастись от неминуемой гибели. Как только Дима появляется на кухне, чужие взгляды тут же приковываются к нему, по коже бегут мурашки, а дыхание перехватывает на пару секунд, но он идёт дальше, наливает себе воды и делает наскоро какой-то бутерброд, понимая, что сил готовить что-то нормальное нет, а эти двое точно несовместимы со словом «готовка». — Что с теми документами, которые принес Олег вчера? — Дима запихивает бутерброд в рот, запивает водой, смотря то на одного парня, то на другого, замечая, как глаза чужие раскрываются удивлённо. Видимо, они не ожидали, что Матвеев так быстро войдёт в рабочее русло и выйдет из состояния истерики и апатии. Конечно, он не вышел, до сих пор в голове прогонял все события, которым виной стал Олег, да и сон его мучил своей яркостью и странной реальностью, но медлить было нельзя, им необходимо двигаться дальше, как бы больно сейчас не было, как бы сложны не были отношения. Дима иррационально боялся, что, если останется здесь дольше положенного, то зверь придет за ним, сожрет его и даже глазом не моргнет. Наверное, глупо было думать о таком, всего лишь ночной кошмар, но такого ему еще никогда не снилось, ни разу не было серого леса и огромного зверя, от которого так ярко пахло смертью и гнилью. В его снах всегда были реальные люди, воспоминания и знакомые события, но не было зверя, не было того панического ужаса и холода, не было предчувствия своей скорой смерти, такого яркого, что можно было бы подумать, что все это реальность. — Вроде как там что-то стоящее, надо посмотреть нормально, а то я вчера вырубился, как только прилёг на диван. Поэтому ничего конкретного сказать не могу, уж прости, принцесса, — Влад плечами пожимает, улыбается Диме, от чего тот в ответ тянет уголки губ, все еще пытаясь вырваться из мыслей о сне. Не получалось, сколько бы он не пытался. Зверь будто всегда был рядом, будто смотрел на него из окон, ждал момента и прятался в сером лесу, надеясь, что его жертва выйдет. Матвеев никогда раньше не придавал такого значения снам, но сейчас зверь был будто реальным существом, в носу все еще свербел запах гнили, а ноги тонули в лесной грязи. Все еще было страшно, — Ты вот себе желудок посадишь этими бутербродами, потом жаловаться будешь, что живот болит, и срать дальше будешь, чем видишь, — Дима, закатывает глаза и недовольно морщится, показывая, что он, как бы, ест, и такие темы не принято поднимать во время приема пищи. Влад на это лишь смеётся и руки поднимает вверх, будто сдаётся. Рядом с этими двоими хоть немного спокойнее становится, сон отодвигается чуть дальше, но чужие яркие глаза будто все еще следят за ним из леса. — Там действительно что-то нормальное? Я сам тоже не смотрел. Даже не знаю, что принес, — Олег глаз не сводит с Димы, хоть и обращается к Владу, до сих пор мучается отвратительным чувством вины, которое желудок крутит спазмами и дышать не даёт. Ему бы подойти сейчас к парню поближе, обнять, поцеловать в макушку и сказать, что все будет хорошо, но он не может, боится, что его оттолкнут, боится, что сделает больно или неприятно. Собственные поступки жгут все тело словно раскалённый железный прут или клеймо, оставляя на коже яркие следы проступков, за которые ему теперь расплачиваться и расплачиваться. Шепс видит, что с Димой что-то не так, что-то не так помимо того, что он предал его доверие и ударил. Парень будто напуган чем-то, смотрит в окно слишком часто, в лес серый всматривается и вздрагивает, когда будто бы видит там что-то. Хочется с ним поговорить, но сейчас явно не то время и не то место. Как минимум, ему не даст подойти слишком близко к Диме Влад. — Вот иди и сам посмотри, стоящее там что-то или нет. Руки есть, ноги есть, глаза тоже. Мозга, правда, не хватает, но тут мы тебе помочь ничем не можем. Надо было вместо мордашки у бога именно его и просить, — Влад язвит, но Олег не отвечает как обычно, вздыхает тяжело и поднимается из-за стола, уже хочет было уйти в гостиную, чтобы начать просмотр документов, как его останавливают, схватив несильно за руку. Холодная ладонь Димы узнается почти сразу, даже поворачиваться и смотреть не надо, чтобы узнать, что это он. Олег глаза округляет удивлённо, смотрит на парня и вдохнуть не может, настолько его обескураживает чужое поведение. Он сейчас действительно дотронулся до него? Сам? После всего, что было? Сердце пропускает удар, а губы сжимаются в тонкую линию, кажется, будто это все нереально, но рука чужая действительно оказывается на его запястье. Все такая же прохладная, но знакомая и мягкая. Родная. — Все вместе пойдем. Подожди, пока я доем, — рука Димы пропадает так же быстро, как и появилась, но Олег не расстраивается, ну или пытается не показывать этого. Он садится молча за стол, смотрит на Матвеева, пока тот ест очередной бутерброд и пытается игнорировать тяжёлый взгляд Влада, который, видимо, хочет в нем дыру сделать. От этого некомфортно, но Шепс считает, что заслужил. — Начинаем очередной цикл программы «Помоги убогому», — Влад морщится недовольно, совершенно не скрывая своего истинного отношения к сложившейся ситуации. Ему противно от того, что сделал его друг, внутри все противится тому, что Дима согласился дать Олегу ещё один шанс, но пойти против Матвеева он не может, сердце глупое не даёт. Поэтому все, что остаётся Владу, — издеваться в словесной форме и надеяться, что у Олега появятся мозги в черепной коробке, чтобы больше не произошло того, что случилось совсем недавно, — Хотя, «убогие» же «у бога». Ребята мирные и добрые, просто особенные. А ты просто урод, Олег. — Влад, — Дима кладет ладонь парню на плечо, головой машет молча из стороны в сторону и слегка пальцы сжимает. Влад успокаивается почти тут же, вздыхает тяжело, но больше ничего не говорит, лишь смотрит на Матвеева каким-то взглядом странным, почти затравленным, умоляющим одуматься и не прощать такого отношения к себе. Олег смотрит, как они молча общаются друг с другом, говоря между собой одними глазами, и завидует. Под кожей бурлит неприятное чувство, хочется чесаться, будто по венам и капиллярам ползает куча муравьев, но он лишь сидит на месте и смотрит, не отрываясь, на то, как эти двое что-то решают на его счёт, не обронив и одного слова. Влад вздыхает вновь, расслабляется под чужой ладонью и больше ничего не говорит, не пытается оскорбить, но холод из его взгляда не пропадает. Он все ещё зол. Это можно понять. В скором времени они все оказываются на диване в гостиной, Дима сидит теперь с краю, рядом с Владом, взглядом упирается в монитор ноутбука и иногда потирает глаза, все ещё пытаясь оторваться от преследующего его сна. Зверь был настолько ярким, настолько живым, что до сих пор кажется, будто он где-то рядом бродит по лесу и ждёт момента, когда Матвеев выйдет на улицу, чтобы напасть на него, чтобы сожрать, разодрать тело в клочья. Грудную клетку сводит болью, парень потирает ее ладонью, будто чувствуя на ней фантомные ощущения из сна, когда зверь взмахнул лапой и вскрыл его грудину. Тошнота подступает к горлу. Настолько реального сна у него еще не было, настолько реального ужаса он еще не чувствовал, а настолько яркой картинки не видел. Он будто смотрел фильм от первого лица, в котором убегал от чудовищного зверя, желающего сожрать его с потрохами, сломать лапами и зубами кости и оторвать плоть от тела, разлив кровь по холодной ноябрьской земле. По коже бегут мурашки от воспоминаний. Так страшно ему еще от сна не было. Влад замечает чужое состояние, воды тут же приносит и по спине гладит ненавязчиво. Он не знает, чем именно вызван такой болезненный вид Димы, не лезет не в свое дело, парень расскажет, если захочет, поэтому просто старается облегчить сейчас чужое состояние. Ещё немного времени в тишине, и они приступают к самому главному — садятся за исследование бумаг и флешки, которые притащил недавно Олег из дома брата. Все настолько увлекаются, что забывают о времени и еде, смотрят в бумаги, копаются в папках, пока Влад не вздыхает пораженно, сверяя что-то с записями на телефоне. Он выглядит действительно шокированным, но от этого не менее счастливым и довольным, что вводит в ступор Диму и Олега, которые еще совершенно ничего не понимают, видя перед собой очередные наборы цифр и буквенных сокращений. — Ёб твою мать… Я сейчас кончу просто, — Дима с Олегом смотрят на Влада, моргают удивлённо, пока тот улыбается как дурак, их недоуменные лица рассматривает и смеётся уже в голос, — Это координаты поставок. Половина, конечно, уже принята, но тут достаточно много поставок, которые только должны прийти. А это ебать какая хорошая подстава для Саши, —Влад выглядит слишком довольным, на ноги встает и чуть ли не прыгает от счастья, понимая, что они смогли урвать из дома старшего Шепса. Это казалось просто чудом, невозможным везением, от которого все внутри переворачивалось и сводило сладкой судорогой предвкушения. Возможно, они все еще смогут побороться за свою жизнь. — Ты хочешь… Сделать облаву? Чтобы Сашу поймали с поличным? Разве нельзя просто передать эти материалы в полицию? Их уже очень много, уверен, что они смогут открыть дело и без поимки с поличным, — Дима смотрит на Влада задумчиво, пальцами мнет край футболки и не может понять, радоваться им или нет? То, что они нашли, конечно, отлично. У них есть куча доказательств и возможностей, но что с ними делать? Не легче ли все это сейчас отдать в руки закона, чтобы наконец обезопасить себя, попав в программу защиты свидетелей? Почему они медлят? Почему все еще сидят здесь, в чертовом лесу вдали от Москвы и прячутся? — Не получится с полицией. У Саши везде свои связи. Как только ты отнесешь эти записи ментам, крыса в органах сразу передаст ему, что под него копают, документы уничтожат, а нас всех закопают в ближайшей лесополосе, — Олег хмурится, вздыхает как-то совершенно обречённо и откидывается на спинку дивана, — Чем нам поможет эта облава, если менты в любом случае будут на стороне Саши? Туда просто приедут его люди в полицейской форме, замнут все по-быстрому, а на нас выйдут уже через минут сорок. Надо действовать как-то по-другому, но я без понятия, как… — Не все менты на его стороне. Я, как минимум, знаю одного человека, который точно согласится нам помочь. Выкусите, сучки, мой болтливый рот иногда очень неплохо может помочь. Вы даже не представляете, сколько интересных знакомых у меня есть, — Влад поднимается с дивана, на который сел всего несколько секунд назад, улыбается все так же широко и отходит в сторону, набирая чей-то номер на телефоне. Разговор длится недолго, Олег с Димой абсолютно ничего не слышат из диалога Влада и этого незнакомца с погонами, готового почему-то пойти против такого могущественного человека, как Саша, но вскоре Череватый возвращается, улыбаясь, кажется, ещё шире, — Через три часика к нам приедет наш спаситель. Готовьте заранее свою нервную систему, она выжрет вам все нервные клетки. — Она? — Дима глазами удивлённо хлопает своими огромными, на что Влад лишь волосы ему ворошит ладонью и кивает. Кажется, Матвеев совершенно не был готов узнать, что человек, готовый пойти против Саши, готовый рискнуть своей жизнью и местом в полиции, был женщиной. Конечно, он знал, что женщины такие же сильные, такие же самоотверженные, как и мужчины, Лина была такой, но вот сейчас узнать о том, что именно от подобной женщины зависел успех их спасения, оказалось очень неожиданно. Смогут ли они? Что, если у нее есть дети? Что, если на это надавят люди Саши, когда узнают, что они пытаются подставить их? Было очень много этих «если», и Дима совершенно не знал, как реагировать и чего ожидать от всей этой ситуации. — Так, Олег, сделай копии всего этого дерьма, с флешки все папки скопируй на ноутбук и в облачное хранилище, а потом отсортируй по важности. Сделай хоть что-то хорошее за сегодня, пожалуйста, — Влад берет со стола новую папку с флешкой и ноутбуком, протягивает все другу и очень «тонко» намекает ему оставить их с Димой вдвоем. Олег, удивительно, не сопротивляется. Он лишь взгляд последний бросает на Матвеева, губы поджимает, будто что-то сказать хочет, но не говорит, уходит молча, чувствуя, как в грудине, где-то под диафрагмой, все сжимается так сильно, что дышать становится почти невозможно. Шепс не знает, из-за чего, из-за волнения или страха, но разбираться сейчас в этом совершенно не хочется. — Зачем ты его выгнал? — Дима взгляд поднимает на Влада удивленный, садится на диване удобнее, забираясь на него с ногами и поправляя спадающую с плеч футболку. Похоже, это была футболка Олега. Он уже не помнил, чью футболку натянул, когда решил сменить пропитавшуюся от пота, проступившего во сне, одежду. Тогда это было не особо важно, просто хотелось избавиться от мокрой одежды, а сейчас понимал, что футболка ему ну уж слишком большая в плечах. — Раздражает, — Влад падает рядом на диван, откидывает голову на спинку и глаза прикрывает, пытаясь собраться с мыслями. Не получается. Рядом с Димой сложно собрать все воедино, кажется, будто все, что есть в его голове закинули в блендер и перемешали, — Он поступил как полный урод, а ты позволил ему дальше быть рядом с собой. Я не могу смотреть на это. Вдруг он опять хуйни натворит? Я же точно тогда не сдержусь и просто убью его. — Не убьешь, — холодная ладонь ложится на плечо Влада, Дима улыбается ему уголками губ и машет головой из стороны в сторону под чужой вопросительный взгляд, — Ты не сможешь его убить. Он твой друг, как бы ужасно не поступил, да и мне он дорог. Если ты убьешь его, сделаешь больно не только мне, но и себе в первую очередь. Я не знаю, есть ли у тебя ещё друзья, но с Олегом вы действительно очень близки, — Череватый на это лишь вздыхает тяжело, соглашаясь мысленно с тем, что убить Олега не сможет. Первый его друг, первый человек, который всегда был рядом, даже зная все о его работе и темных делах, первый человек, который не отвернулся от него, каким бы страшным человеком Влад не был. Да и Дима любил его. А ему больно делать не хотелось уж точно. — Слушай, мне нужно найти скотч и заклеить тебе рот. Ты слишком легко читаешь мои мысли и чувства, это плохо, принцесса, — Влад улыбается, садится ровно и позволяет себе немного пощекотать чужие бока, слыша в ответ недовольное бормотание и тихий смех, но не встречая сопротивления. Дима пытается руки его оттолкнуть, но совсем не сильно, не серьезно, улыбается лишь и ждёт, когда приступ дурости у парня закончится, позволяет Владу делать все, что поможет ему успокоиться и прийти в себя, откинуть в сторону раздражение и тяжелые мысли. Да и самому ему это помогает отвлечься от размышлений об их будущем и страшном сне, постоянно маячащем на краю сознания и напоминающем о себе треском ветвей в лесу и фантомной болью. — На самом деле, тебя очень сложно прочитать. Нас ведь этому учат, когда приходишь работать в службу спасения, ты должен легко понимать по голосу в каком состоянии человек, как он себя ведёт и что чувствует, но… С тобой не работают все эти приемы, которым нас учили. У тебя почти всегда улыбка на лице, ты не показываешь себя настоящего. И… Мне бы хотелось узнать тебя настоящего, правда, но лезть я не буду, — пухлые губы растягиваются в теплой улыбке, Влад взгляда от нее оторвать не может, смотрит и смотрит, пока не притягивает парня в свои объятия, поглаживая тёплыми ладонями по худой спине и думая о том, как же Олегу повезло с этим человеком, как бы ему хотелось оказаться на месте своего друга, но это невозможно, как бы желанно это ни было. Просидев так немного, Влад все же отстраняется, улыбается, вновь натягивая маску на лицо, на что Дима лишь улыбается чуть более горько и губы поджимает, надеясь когда-нибудь увидеть настоящего Влада. — Так, пока мы ждём нашего спасителя, мне нужно тебя кое-чему научить. Вставай, — Влад тянет парня за руку, поднимая на ноги, а после отводит к более свободному пространству в гостиной, улыбаясь чуть более довольно, будто придумал что-то очень интересное, — Мне надо научить тебя приемам самообороны, чтобы ты любому мог сломать нос или шею. Второе, конечно, лучше не ломать, из тюрьмы мы тебя вряд ли вытащим нашей туповатой командой, но, кто знает, как дальше пойдет это дело. — Нас учили самообороне в университете. Не думаю, что мне нужно что-то повторять, я, вроде как, все помню, — Дима плечами пожимает, вспоминая пары по самообороне, не замечая совершенно, как Влад делает лёгкую подсечку, лишая его равновесия, а после прижимает парня спиной к своей груди и давит предплечьем на горло одной рукой, второй в это время блокируя руки Димы и прижимая их к его бокам, — Что за… Такому нас… Не учили… — Вот именно, принцесса. Вас учили обычной самообороне. Так ты только от гопников и алкашей на улице защититься сможешь, но от опытных наемников, которые хотят тебя убить, это не поможет, как бы ты не пытался всадить им коленом в пах, — Влад отпускает наконец его, Дима дышит глубоко, пытаясь побольше кислорода в лёгкие набрать и потирает пальцами шею, удивляясь, сколько силы есть в Череватом. А он ведь, сто процентов, не в полную силу его держал. — Ты хочешь меня… Научить приемам… Наемников? — Дима все никак отдышаться не может, говорит с паузами и морщится от боли в горле. Влад лишь кивает ему согласно. Наверное, это было бы полезно, думает Матвеев. Кто знает, как повернется ситуация? Что он будет делать, столкнувшись с профессиональными наемниками, если останется совершенно один? Если не будет рядом ни Влада, ни Олега? Конечно, если те будут с оружием, сопротивляться будет глупо, но шанс в рукопашной схватке у него все же должен быть, — Ладно, это звучит довольно неплохо. — А то, я фигни не посоветую, — Влад улыбается широко, руки в бока ставит и самодовольно грудь выпячивает, вызывая у Димы очередную улыбку и смешок. Настоящий большой ребенок. Учиться новым приемам оказывается не так-то уж и просто. Дима, ослабленный стрессом, недавним приемом наркотиков и малым количеством сна и еды соображает туго, пропускает удары и часто оказывается либо в чужом захвате, либо лежащим на полу. Но, со временем, получается все лучше и лучше, он отвечает на чужие выпады, импровизирует, используя показанные ему приемы, и через пару часов все же кладет Череватого на лопатки под чужой довольный смех и радостные хлопки в ладоши. В груди распирает от гордости за самого себя. Дима наконец чувствует себя не бесполезным, чувствует себя сильным и способным защититься, если того потребует ситуация. Страшный сон, маячащий весь день на задворках сознания, отступает назад, смазывается в пелене и больше не пугает фантомной болью и рыком из леса. Кажется, что все не так уж и плохо. Позади слышатся шаги, Дима, ещё не отошедший от тренировки, хватает подошедшего за край одежды, берет в захват, ставя подножку, а после роняет на пол, как и Череватого секундами назад, лишь сейчас замечая, что перед ним неизвестная ему женщина с яркими рыжими волосами и таким же красочным макияжем. Дима моргает удивлённо, шаг назад делает, тут же извиняться начинает, подняться помогает и чувствует себя совершенно неловко, стыд окрашивает щеки в яркий алый. Конечно, он не хотел навредить человеку, не знал, что это та самая женщина, которая им помочь хотела, сделал все на автомате, не задумываясь, но стыдно все еще было за такой поступок. — Я… Эм… Простите… Я не специально, — женщина смеётся, видя, как Дима смущён, как ему стыдно за собственные действия. Она лишь одежду отряхивает и жмёт руку Владу, который смеха тоже сдержать не может, видя такого растерянного Матвеева перед собой. Наверное, он бы подстроил этот момент еще пару раз, лишь бы посмотреть, как парень смущается и не знает, куда себя деть от затапливающего тело стыда. — Знакомься, принцесса, это наша спасительница — Марьяна Романова. Лучший мент, которого ты мог бы встретить в Москве, — Влад выглядит действительно счастливым, когда видит в доме эту женщину, обнимает ее за плечи и все ещё отдышаться пытается после их небольшой, но довольно плодотворной тренировки, — А это, Марьяна, наш Димка. Мы тут его жопу спасаем как можем. — А ты чего мне не сказал, что он такой сладенький мальчик? Я его и украсть могу, глаз да глаз за таким мальчишкой нужен, Владик, — Марьяна за щеку Диму щипает, улыбается широко, видя как тот смущается ещё сильнее, как уши его краснеют ярко, сливаясь с щеками, а сам парень что-то сказать пытается, но только и может, что рот открывать и закрывать в нерешительности и ступоре, — Засмущала его уже, видишь? Сладенький такой, не могу, так бы и съела. — Все-все, он тут сейчас помрёт от шока, Марьян, хватит, — Влад смеётся уже так громко, как только может, оттаскивает женщину от Димы, пока тот все ещё отойти от шока пытается, а после слышит шаги на лестнице, откуда спускается Олег, услышавший шум и новый голос, — О, вот и братец того, кого ты уже несколько лет пытаешься засадить за решетку. — Олежа! Как давно не видела тебя! Хоть бы раз позвонил или написал мне, совсем меня не ценишь! Мог бы и уважить женщину, которая спасла ваши голые задницы от позора и суда, — Олег тут же тушуется, краснеет еле заметно и бормочет что-то себе под нос, что явно не остается незамеченным Марьяной, которая тут же руки в боки ставит и хмурится серьезно, — Чего бормочешь там? Я что, зря старалась тогда? Знаешь, сколько бумажек пришлось «потерять», чтобы ваши очаровательные задницы не замелькали по всем новостям? — А… О чем вы говорите? — Дима наконец от шока отмирает, смотрит то на двух друзей, которые неожиданно замолкают, тушуются и смотрят куда угодно, но не на Марьяну, то на женщину, которая натурально отчитывает Олега, словно маленького ребенка, укравшего сладость со стола. Все это кажется каким-то жутко нереалистичным и странным, но не менее смешным от этого не становится. Марьяна кажется очень интересной женщиной, с которой хочется пообщаться подольше. От нее веет странным теплом и уютом, будто пледом окутывает, заставляя забывать обо всем плохом, думая, что выбраться еще возможно, что все еще впереди и ничего не кончено для них. — Да там так, глупая история вышла. Ничего такого, принцесса. Это к делу не относится, — Влад затылок чешет нервно, пихает локтем Олега в бок, чтобы тот тоже промычал что-то про то, что это неважно особо, но Марьяну, кажется, это только раззадоривает, и останавливаться она явно не собирается. — Что значит ничего такого?! Как голыми и пьяными залезть на чужой участок, чтобы своровать сливу у добродушного дедушки, так это мы можем, плюсом получить по выстрелу из ружья в голые задницы, благо, что солью, так это мы ничего, первые, а как признать, что такое было, так «ничего такого»! Вы мне, мальчики, своей честью обязаны! Я ваши голые задницы со всех регистраторов и камер стирала, ещё и столько документов пришлось подчистить, ужас! Бедный дедушка чуть инфаркт не схватил, когда увидел, как два голых слабоумных амбала перелезли через его забор и начали натурально воровать ягоды с деревьев! — Дима смеха не сдерживает, смеётся громко и открыто, заставляя двух парней замереть на месте, уставившись на него во все глаза. Выглядел Матвеев, когда смеялся, просто бесподобно — его глаза узились в небольшие щелочки, а губы растягивались в широкой улыбке, все его лицо наконец выражало спокойствие и радость, а сам Дима хотя бы на секунду забывал о боли и страхе. Кажется, они готовы были позориться хоть каждый день, лишь бы видеть эту улыбку и слышать этот смех, — Чего замерли, влюбленные придурки? Я не слышу раскаяния с твоей стороны, Олег. Или мне вспомнить, как ты мне в плечо плакался, когда… — Нет, не надо! Я должен был позвонить тебе и поблагодарить за помощь. Прости, — Олег неловко мнется на месте, смотрит лишь на Диму, который смеяться перестает и вдыхает кое-как воздух в легкие, все ещё растягивая губы в широкой улыбке и смотря на них как на придурков. Правда, как только они сталкиваются глазами с Шепсом, парень тушуется, улыбку с лица стирает и весь как-то подбирается, явно вспоминая то, что произошло совсем недавно. Глупо было надеяться на быстрое прощение, но Олег надеялся до последнего, пока мир не ткнул его лицом в собственное дерьмо словно неразумного котенка. — Вот так бы с самого начала. Пока сама не попросишь, никто ничего делать не будет, даже пальцем на ноге не пошевелит, да, Димочка? — Марьяна поворачивается к парню, улыбается ему широко по волосам ладонью проводит, приглаживая темные пряди, — Как ты только с ними живёшь? Катастрофа, а не мужчины, у которых третий десяток уже к концу подходит. Тебе самому-то сколько, золотце? — 26, — Дима все ещё чувствует себя неловко рядом с Марьяной, но негатива от нее не чувствует, поэтому расслабляется немного и пытается довериться. Раз ей доверяет Влад, значит и он должен. Череватый бы не позвал левого человека с улицы ради такого важного дела. — Почти как Владику, — женщина задумывается о чем-то, рассматривает чужие татуировки и улыбается уголками губ, выглядя как-то слишком по-домашнему, слишком тепло. Она выглядит, как мама, которую бы себе всегда хотел Дима — добрая, ласковая, строгая, когда надо, но обязательно любящая. Конечно, делать поспешные выводы о человеке, зная его всего несколько минут, было глупо, но она казалась приятным собеседником, открытым и не стеснительным человеком, которому действительно хотелось довериться. Это подкупало, — А чего не спросишь, сколько мне лет, золотце? — Вроде, у женщин неприлично спрашивать их возраст, — Дима вновь тушуется, не знает, как реагировать на чужие слова, не знает, что там себе в голове придумала Марьяна. Мало ли, может это проверка такая? И он ее сейчас не пройдет, если спросит возраст? Парень пока в целом не представляет себе, как должен с ней общаться, слишком непохожа она ни на одного человека из его круга друзей и знакомых. — Ну что за сладкий мальчишка! Вам бы поучиться у него манерам, ослы голожопые! — Марьяна обнимает Диму, прижимает к себе покрепче и по голове гладит ладонью, приговаривая что-то ещё, но слов Матвеев разобрать не может, слишком шокированный происходящим, чтобы вслушиваться и осознавать происходящее. Все, что он понимает сейчас и чувствует — это запах чужих духов, бьющий приятной волной в нос, — Мне 44, золотце. — Вы… Отлично выглядите, правда. Я бы никогда не сказал, что вам больше 35, — Дима не лжет и не льстит, когда говорит это. Марьяна действительно выглядит шикарно для своего возраста, подчеркивает фигуру одеждой и ярко красится, что не может не привлекать внимания. Она чем-то напоминает ему Лину, такую же яркую и открытую, не выглядящую на свой возраст. От мыслей о подруге в груди вновь сжимается печаль в единый ком. Дима слишком сильно по ней скучает. Не может не скучать по этому человеку. Вот бы увидеть ее поскорее. — Господи, оборванцы мои, как бы я вас не любила, но этот мальчишка явно мой фаворит теперь. Следите за ним, как за зеницей ока, я теперь буду претендовать на его сердечко, — Марьяна подмигивает Диме, улыбается широко, видя чужое смущение и робкое движение губ в ответ, — И давай на «ты». Я не настолько стара, чтобы мне «выкать». — Хорошо, — кажется, что краснеть больше некуда, но Дима чувствует, как его щеки горят огнём, трёт их ладонями и взгляд отводит смущённо. Эта женщина явно знает, как ввести его в смятение. Влад на его смущение лишь смешок пускает довольный, а Олег замирает, боясь спугнуть чужой хороший настрой своими действиями или словами. Видеть такого спокойного Диму становится слишком больно и приятно одновременно. Вина вновь начинает жрать его изнутри. — Так, давайте-ка, ребятки, показывайте, что нашли и рассказывайте конкретно, что случилось, — Марьяна хлопает в ладоши, садится на диван, ожидая, пока кто-то начнет рассказывать о том, что же уже успело приключиться у этой троицы, а, когда Влад всё-таки пересказывает их историю, она вздыхает тяжело и трёт пальцами виски, — Я думала, что Владик дурачок, но ты, Олег… Ты просто нечто, — Романова взгляд кидает недовольный в сторону притихшего Олега и делает взгляд серьезный, будто собирается отчитывать маленького ребенка за глупую оплошность, ещё и пальцем грозить начинает, — Ты столько лет крутился как уж на сковородке, лишь бы его делишки не перенимать, а тут вдруг согласился! Олег, не заставляй меня разочаровываться в тебе! — Это ещё что! Ты бы слышала и видела, что он недавно сделал! Он Димке такой… — Не надо, Влад. Это уже лишнее, — Олег морщится от воспоминаний о собственном поступке, взгляд отводит в сторону и руки на груди складывает, чувствуя, как где-то за ребрами сердце сжимается болезненно. Стыд жжет кожу, колет ее иглами и не даёт забыть о себе ни на секунду, а тут ещё и Влад постоянно норовит напомнить о его проступке. — Ладно уж, не буду в ваше личное лезть, показывайте, что нашли, пока я в ваши турецкие сериалы не втянулась и не решила переключиться на вашу любовную трясину, — Марьяна прерывает их, к ноутбуку поворачивается, когда Влад начинает показывать ей все документы и наработки, которые они успели сделать за эти дни. Женщина хмыкает иногда тихо, довольно улыбается и кивает своим мыслям. Видимо, с этим действительно что-то можно сделать. Дима и Олег стоят за диваном, за спинами Влада и Марьяны, молчат, не в силах сказать что-то или посмотреть друг на друга. Матвеев руками себя за плечи обнимает, дышит через раз, теряя весь позитивный настрой в один момент, как только оказывается слишком близко к Олегу. Не хочется мучить себя тяжёлыми воспоминаниями, но не думать о том, что произошло, не получается. Сердце сжимается болезненно, щека горит фантомным ударом и пальцы сами по себе сжимаются на плечах, желая вырвать парня из ужасных воспоминаний. Не получается. Олег делает шаг чуть ближе, когда видит, как Дима весь сжимается и хмуриться начинает, ладонь аккуратно кладет на чужое плечо, чувствуя, как под ней Матвеев вздрагивает, тут же взгляд какой-то затравленный кидает на него, но не отходит, пытается примириться с собственными чувствами и страхами. Пытается, но получается плохо, Дима с места срывается и на кухню уходит, желая воды попить, хоть немного в себя прийти. Шепс срывается следом. На кухне хлопает дверь, Дима руками опирается на кухонный гарнитур, сгибается пополам и дышит тяжело, не зная, как теперь себя вести, как пойти навстречу тому, кому дал шанс и от кого теперь ждёт подвоха каждую минуту. Что ему делать? Как себя вести? Сердце разрывается от противоречий, кровоточит и ноет, желая хоть на секунду избавиться от боли, но жизнь постоянно бьёт его со всей силы, сжимает и топчет, кидает вновь на одни и те же грабли, заставляя довериться, а потом получить сполна от своей глупости. Олег вновь ладони кладет на плечи чужие, гладит еле-еле ощутимо, но Дима подрагивания удержать не может, трясется как лист осиновый на ветру и почти задыхается. — Дим… Димочка, все хорошо, я не сделаю тебе больно, — Шепс разворачивает его к себе, тянет в теплые объятия, которым Дима не противостоит, носом утыкается в чужое плечо и глаза прикрывает, пытаясь унять крупную дрожь во всем теле, пальцами сжимает футболку чужую на спине и носом шмыгает. Кажется, маска хладнокровия и силы трескается сейчас на нем, не прожив и суток, — Все хорошо, мой хороший, тебе нечего бояться… Я знаю, что сделал тебе больно, но больше такого не повторится, обещаю. Тебе не придется давать мне ещё один шанс, я всё исправлю, слышишь? Слышишь, мой хороший? — Олег волосы чужие за ухо убирает, смотрит с такой нежностью и раскаянием, что сердце сжимается невольно, что хочется простить все сразу, но не получается. Обида слишком сильна, слишком глубока. Дима кивает головой, не прощает, но шанса забирать не собирается, прижимается сильнее, греется в чужих объятиях и чувствует, как постепенно успокаиваться начинает от мерных поглаживаний больших горячих ладоней по спине и голове, — Ты сегодня сам не свой… Что-то ещё успело произойти? Все хорошо? — Просто… Просто кошмар, ничего такого, — Дима глаза прикрывает, из объятий вырываться не торопится, наслаждается моментом короткого спокойствия и затишья, ведь скоро придется оттолкнуть Олега вновь, потому что боль давит изнутри на грудную клетку и душит комом в горле. Он не знает, когда они смогут вернуть прежние их отношения, но надеется, что слова чужие правдивы, что все действительно будет хорошо и больше Олег не сделает ему больно. — Мы курить выйдем, — Влад заглядывает на кухню, смотрит на них волком, хмурится и пометку в голове делает, чтобы поговорить потом с Димой, но больше ничего к своим словам не добавляет, дверь прикрывает и уходит с Марьяной на улицу, где тут же достает сигарету и закуривает, выдыхая дым в серое небо. Погода в последнее время совершенно не радует. Ноябрь выдался серым и пасмурным, мокрым и влажным, каким-то совсем промозглым и неприятным. Солнце перестало выходить, небо вечно затянуто тучами, а на снег нет и малейшего намека. Картина голых, серых и скрюченных деревьев навевает тоску, — Как думаешь, с этим что-то можно сделать? Материала хватит? — Шанс есть, — Марьяна закуривает следом. Сейчас она не похожа на ту женщину, которая неожиданно появилась на пороге домика в лесу — глаза ее не блестят озорством, подернуты дымкой раздумий, брови сведены к переносице, губы сжаты в тонкую линию и больше не улыбаются. Вся она в один момент будто бы изменилась, постарела, осунулась. Взгляд ее ярких, небесных глаз, устремлён в даль серого леса, и выглядит каким-то совершенно обречённым, — Но этого мало, ты же понимаешь это? Что ты задумал, Влад? — нет привычного «Владик», Марьяна сейчас серьезна, задумчива, а в голове ее крутится плохое предчувствие, заставляя пальцами сжимать сигарету и вглядываться в мертвый лес чуть внимательнее, чем обычно. — Тебе не нужно этого знать. Но это увеличит наши шансы почти до ста процентов, — Влад затягивается вновь, опирается спиной на стену дома и глаза прикрывает как-то совершенно печально, как-то совершенно обречённо. В груди ноет от боли, когда он только вспоминает о своем плане, который может вытащить их из всего этого дерьма. Конечно, если быть честным, вытащит этот план только Олега и Диму, но и этого оказывается достаточно, чтобы попытаться. — Ты не скажешь, так ведь? Никто же не погибнет? — Марьяна поворачивается к нему лицом, смотрит в темные глаза и ловит в них какой-то отблеск полного отчаяния и странного смирения. Она вздыхает тяжело, ничего против не говорит, сил найти в себе не может, чтобы противиться этому человеку. Влад слишком упёртый, чтобы слушать кого-либо, когда дело доходит до его планов и решений. — Ты узнаешь, когда нужно будет. Я сообщу, ты поймешь, — Череватый сигарету в руках крутит, вдыхает полной грудью холодный воздух и глаза прикрывает, прокручивая в голове свой план. Глупый, опасный и самоотверженный, но имеющий шанс на жизнь. Главное, не ошибиться, главное, не промахнуться, не допустить роковой случайности, которая может все испортить, — Поможешь со всем остальным? Копии можешь забрать, я Олега специально их попросил сделать, чтобы у тебя тоже были материалы. Сообщишь, как у тебя будет готово все. Но времени у нас мало. Максимум ещё месяц, но, скорее всего, с терпением Саши, у нас есть недели три, не больше. — Конечно, Влад, ты же знаешь, я всегда тебе помогу, — Марьяна обнимает его крепко, вкладывает в это действие весь свой страх за этого парня, а после улыбается тепло, по голове гладит аккуратно и собирается в дом зайти, затушив перед этим истлевшую сигарету, — Заберу документы и отвезу в отдел. Не волнуйся, ни один человек, подкупленный старшим Шепсом, не узнает о том, что мы делаем. — Спасибо, — Влад улыбается ей вслед, чувствует, как сигарета обжигает пальцы и выкидывает ее куда-то за перила небольшой веранды, тут же беря новую и поджигая ее. Холодный ноябрьский лес смотрит на него осуждающе, но молчит.