«Одни объятия вместо тысячи оскорблений»

Мигающие в отдалении огоньки пробуют привлечь к себе внимание, заставить подойти и проникнуться громкой музыкой, что из всех щелей била по заднему двору учебного заведения. Запахи напитков, опавшей осенней листвы, прошедшего недавно дождя смешались и создали неповторимый аромат, елозящий между ноздрями. Кирилл не вмешивается, глазами изучает собравшуюся толпу, которая движется под стать мелодии, иногда выкрикивая разного рода фразы; ему хотелось бы оказаться наедине, может даже за компанию с куратором, попивая чёрный крепкий чай и закусывая гематогеном. Альберт после тяжёлого преподавательского дня отправился восвояси, подмешивая в морс немножко алкоголя для полного расслабления; Костя слинял к барышням, надеясь как можно скорее выкинуть сегодняшний позор на уроке из головы. Гречкина позабавила эта ситуация, когда Макаров почти буквально вытоптал ногами давнего соперника. Он, безусловно, мог ответить, защитить честь друга, однако резко поменявшееся отношение к младшему многое поменяло, особенно моменты, касающиеся двоих недоумков, которые всячески нарываются. Изредка появлялось желание вмазать им, чтобы осознали, кто за мальца стоит горой, но тогда придётся слишком много объяснять, а мажору лень. Глаза скучающе оббегают территорию, вылавливают знакомые фигуры, получающие удовольствие от вечеринки, после — ненароком сталкивается со взглядом Лёши, который сидит близ самого Разумовского. Уложенная лосьоном причёска выглядит менее броско, нежели чем у его соседа по скамейке, однако касаться хочется именно этих локонов, проводить пальцами и вызывать мурашки, граничащие с дрожью во всём теле. Сирота чертовски податливый, требующий мягкости и уверенности одновременно. Светло-голубые радужки то и дело искрятся, заставляя всматриваться и выискивать новые границы существующей галактики, что скрываются внутри человека-искусства. Они долго сверлят друг друга напористыми зрачками, изучают по-новой, словно ища недостающие фрагменты мозаики. Куратор успевает параллельно отвечать большими предложениями, отчего сложно разобрать содержимое. Возможно, обсуждают подноготную его жизни, ворошась в белье и выдёргивая из контекста любые мелочи. Макаров — это и невинное дитя, и настоящий искуситель, вкушающий чужие соки и выживающий за их счёт. Сирота спустя время отворачивается, какое-то мгновение задерживается на месте, а после испаряется, оставляя жёсткое чувство потери чего-то важного. Сигарета становится единственным спасительным вариантом, особенно подле размашистого дерева, тенью закрывающего парня от незнакомцев. Вкус ванили отдаётся в лёгких, разносится по организму быстрой волной, накатывая и придавая толику спокойствия наперерез сложному дню. Утро прошло чересчур сумбурно, особенно когда Кирилл проспал из-за бессонной ночи: он только-только отрубился около пяти часов, как прозвенел будильник и заставил поднять тяжёлую голову. Смешанные между собой сны стояли перед взором ещё несколько часов, напоминая о неприятных сюжетах некоторых. Везде, так или иначе, мелькал образ куратора, выглядящий по-своему разбито; сначала его беспощадно убили, сделав с утончённым телом скульптуры абсолютный ужас, затем — мальчика бросил сам Гречкин, разбив и так слабо склеенное сердце о бетонный пол, под конец стала фигурировать ересь, где мажора похитили и его спас никто иной, как староста, впоследствии получив смертельное ранение. Холодный пот неприятно обжигал кожу, однако из-за спешки пришлось отказаться от привычного душа. Вдобавок сегодня проводился день самоуправления, Альберта забрали на физкультуру, а Костя бесцельно сидел и болтал с кем попало. Лента новостей не пестрела ничем привлекательным, профили знакомых пустовали, очередную сотню раз пересматривать фотографии Макарова тоже кажется глупой идеей. В столовой он задержался случайно, но при появление нового преподавателя замер, ощущая тяжесть внизу живота. До парты пришлось добираться чуть ли не ползком, медленно теряя контроль над механизмами внутри. Через их диалог проскакивают эмоции, наполненные азартом и игривостью. Выход к доске — чёртова русская рулетка, брошенное во след «умничка» — пуля, удачно вылетевшая из барабана. Концерт запомнился строгостью, но в то же время изысканностью, какую редко встретишь посреди открытого поля. Лёша проживает каждую секунду, смотрит тщательно, передаёт неведомую силу, что таится далеко от жадных рук. Невозможно быть совершенством, однако эту роль забрало себе рыжее чудо. Альберт ненавязчиво подбирается поближе, делает глоток из стаканчика, слегка пошатываясь; явно напиток не так прост, как задумывался. Спортсмен присаживается на высохшую траву, глазами продырявив звёздное небо. Кирилл удерживает тишину, достаёт ещё одну сигарету, всячески мысленно отговаривая себя, но сразу сдаваясь, выставляя приоритет табаку. Динамичная музыка сменяется медленной, и сразу же все парочки расходятся по углам, принимаясь демонстрировать белый танец. Рита умудряется подхватить затесавшегося Илью, заливисто смеясь от какой-то банальной шутки, Костя выбирает знакомую, с какой некогда умудрился переспать сугубо по-дружески; Гречкин не поверил этим словам. Лёша, вероятно, решил уйти, потому смысл оставаться попросту отсутствовал. Друг слишком тяжко вздыхает, привлекая внимание. —Завтра нужно сгонять в клуб, я устал,—он поворачивается, натягивает безликую улыбку, через которую невозможно разглядеть настоящего человека, лишь осколок чего-то целого, имеющий множество форм и личностей.—Блядский дружок Макарова сегодня только так мешал, ещё и теперь забрал единственную нормальную девушку. —Она ведь тебе не нравится,—Гречкин хмыкает, выкидывая окурок в ближайшую мусорку. Альберт пожимает плечами, представляя ножи, пронизывающие спину развеселившегося Ильи. —С чего взял? У меня тоже имеются свои секреты,—спортсмен встаёт, отряхивает брюки, хмуро озираясь.—Поедем? —Раз ты так настаиваешь. —Костя нажаловался на сегодняшний урок математики,—парень приподнимает глаза, пробует выцепить хотя бы малейшую реакцию, однако стойкость блокирует любое наружное вмешательство. Кирилл фыркает, подозревая заранее, о чём может пойти разговор.—Что произошло? —Кое-кто додумался нагрубить преподавателю. —Макарову-то?—спортсмен выдёргивает травинки от скуки, а, возможно, из-за нервов.—Наш многоуважаемый Константин плевать хотел на него. —Это не оправдание,—Гречкин ощущает себя влюблённым подростком, который готов защитить объект обожания даже от близких людей. Мир вряд ли рухнет, если оскорбят младшего, но тогда погибнет равновесие, удерживаемое за счёт него. —Возможно,—Альберт елозит, по итогу встаёт и направляется к толпе; ненамного приостанавливается, задавая вопрос скорее себе: —Только зачем ты его покрываешь уже какой раз? Кирилл оставляет друга без ответа, следя, как широкая спина отдаляется, сливаясь с остальными. Ему тоже хочется знать ответ, который скрывается среди прочих мыслей, постепенно накапливающихся и образовывающих неподъёмную кучу. Пары качаются лодочкой, касаются ладонями плеч и талий, синхронизируясь и становясь одним целым. Гречкин додумывается представить его и сироту в подобном исполнении; ни девушек, ни моделей, что готовы похвастаться фигурой, ни кого-либо ещё. Странная зависимость от этого человека достигает своего пика, перекрывая иные связи, некогда имевшие пусть и малое, но какое-никакое значение. Парень скукоживается, чувствуя пробежавшийся холодок, отрезвляющий и так чистый разум. Мажор вскидывает голову, крутит ею направо и налево, разминая затёкшие мышцы. Ему необходимо разобраться в собственном «я», а для столь сложного шага надо вылить собравшуюся информацию доверенному лицу или, по крайней мере, максимально непричастному. *** Суббота начинается непосредственно с звонка, который способен помочь реализовать задуманное. Прошлые школы запомнились неплохими связями, в том числе тесными, влиятельными среди богатого слоя населения. Одним из таких оказывается бывший одноклассник, перенявший бизнес отца — стриптиз-клубы: туда входит множество услуг, включающие как женщин, так и мужчин. Тем более он некогда делился своими предпочтениями, ссылаясь больше ко вторым, что значительно играло на руку; кто, как не сам гей, способен дать совет относительно внезапно возникающих чувств? Тогда Гречкин нежно скривил нос, слабо представляя такое влечение. Теперь его загнали в этот же угол, поставив перед фактом. Гудки длятся долго, томительно, отчего Кирилл начинает щеголять по кругу, убирая разбросанные вещи куда следует. Через полминуты с обратной стороны доносится наполненный оптимизмом голос, слегка взбудораживший своей резкостью и позитивностью. —Привет, Кир, ты меня прям удивил,—через экран телефона ощущается натянувшаяся улыбка; мажор от неловкости морщится, уже задумываясь сбросить и послать спонтанную идею нахер. —Дарова, Миш, сам не ожидал, что найду контакт,—нужно нормально объяснить ситуацию, однако слова застревают, оставаясь за барьером между горлом и ротовой полостью.—Помощь нужна твоя в личных делах. —Моя? Тебе?—ну да, первоначально звучит странно, учитывая какое общество обычно окружает богача. Парень умолкает, анализируя услышанное.—Поподробнее давай. —При встрече. Сможешь в городе пересечься? —Адрес вышлю. Гречкин осматривает содержимое распахнутого шкафа, зрительно примеряет каждую вещь, составляя адекватный вид для человека, которому ещё предстоит отрываться ночью. Он натягивает бежевое поло, брюки, поддетые ремнём, и кроссовки, подаренные отцом. Миниатюрное зеркало возле письменного стола позволяет оглядеть себя только до пупка, однако Кириллу этого хватает, дабы задаться вполне тупым вопросом: что могло привлечь Лёшу? Если тот — очевидный идеал, выделяющийся естественной красотой, то мажор — противоположность, исписавшая тело татуировками и пирсингом, а волосы краской. Ему казалось, что можно стать особенным только при наличии подобных аксессуаров; Макаров доказал обратное, всеми способами — сам того не зная — убеждая старшего в обратном. Парень спускается вниз, находит тачку и, включая музыку до критического состояния, выдвигается к тому горизонту, где ещё недавно он с младшим рассекал воздух на скромном скейте. Ламборгини куда быстрее, хоть и ощущается иначе; автомобиль преодолевает расстояние стремительно, стрелочка показателя бьётся возле высоких цифр, какие снесут голову любому любителю скорости. Шоссе, ведущее через окраину к центру, неожиданно пустует, потому Гречкин не стесняется жать ступней педаль, обгоняя изредка фигурирующие машины — всё равно еле плетутся. Выбранная кофейня оказывается близ того самого клуба, где друг имеет огромное влияние. Заведение изнутри мало чем отличается от других, разве что склонностью к гавайской тематике: повсюду развешаны пятнистые и полосатые доски для сёрфинга, различные сувениры, привезённые с райского острова, и даже укулеле, исписанное вручную. На глаза сразу попадается знакомый парень, мерно потягивающий горячий напиток и прокручивающий ленту «Вместе». Миша поднимает взгляд, обнаруживает давнего приятеля и расплывается в широченной улыбке, словно увидел голливудскую знаменитость возле дома. Они жмут друг другу руки, усаживаются напротив и выжидают какое-то время, пока Гречкин заказывает себе лимонад. Миловидная официантка приносит напиток слишком быстро; мажор хотел выиграть время, выстраивая нужные предложения, однако теряется на «кажется, я пиздецки попал». —Делись, готов выслушать тонну матов касательно твоего потенциального парня,—Кирилл часто моргает, не сильно понимая, откуда тот прознал. Одноклассник ловит потерянность и смеётся.—Ты бы вряд ли расспрашивал меня о девушках, согласись,—логично. —Об отношениях ещё рано что-либо говорить. Просто…—поджимает губы, чешет рукой подбородок,—есть один человек, который сводит меня с ума. И это, блядь, ненормально,—Миша хочет возразить, но останавливается.—Раньше я всегда спокойно выбирал девушек, спал и не парился. —Припоминаю наши годы,—тот усмехается, освежая горло кофе. —Вот-вот. А первого сентября появился он — блядский отличник, мой куратор по обучению и всё такое. Думал, ну маленько развлекусь,—длительно высасывает из трубочки холодный фруктовый лимонад, чувствуя лёгкое обморожение,—как итог: не могу думать ни о чём другом, живу и оглядываюсь, ищу его среди школьников и пытаюсь всячески встретиться. Мои друзья уже давно с ним враждуют, я же — выгораживаю. —Тебе ведь не нравились раньше девушки,—Миша изгибает бровь.—Имею в виду, долгосрочные отношения отсутствовали. —И?—Кирилл будто дожидается диагноза у врача. —Не задумывался почему? —Контингент хуёвый,—парень ловит взгляд, полный непонимания.—Я не ебу, лучше сам объясни. —Верно мыслишь, но ушёл далеко от основной проблемы. Или перемены в твоей жизни, называй как хочешь. Скорее всего, тебе просто нужно было найти именно этого человека, а не кого-то ещё,—он расслабляется, довольствуясь подведённым итогом.—Приходи ко мне, проверим на практике. —Любоваться полуголыми женщинами и мужчинами?—получает кивок, отчаянно стонет, ранее представляя вечер более культурным.—Дашь пару пропускных? Возьму компашку. —Оформлю, напиши электронную почту,—Миша протягивает листок с ручкой, ждёт, пока Гречкин выполнит просьбу, и поднимается, прощаясь до следующей встречи и подмигивая напоследок. Двенадцатиклассник остаётся на месте, в смятении протыкая взглядом деревянный стол. Слова приятеля подобны горечи, застрявшей посреди горла и не отступающей до принятия обезболивающего. Их диалог привёл к определённым мыслям, что иглами утыкаются и давят, напоминая о себе мигающей лампой. Не нравятся девушки — звучит как очередной бред, который даже хочется тупо проигнорировать, однако Гречкин сомневается, жалобно скулит внутри, желая добиться горькой правды. Он пересылает адрес клуба Альберту без лишних комментариев, дополнительно заказывает перекус и пытается отвлечься хотя бы временно, морально подготавливаясь к вечеру, какой представляется многообещающим. Солнце, с каждым днём заходившее всё быстрее, постепенно покидает небосвод, сменяясь спутником, которому придётся пробиваться сквозь толстую пелену облаков. Кирилл стоит возле входа, вдыхает прохладный воздух, способствующий некоторому расслаблению. Такси подъезжает к бордюру, останавливается, выпуская на улицу пассажиров: Альберт, удерживающий во рту сигарету, и Костя, обнимающий какую-то новую подружку. Друзья пожимают руки, перебрасываются будничными фразами, дабы заполнить вакуум. Мажор украдкой оглядывает вход, где толпятся люди, желающие оказаться в месте для элиты, но попадают за борт, не имея определённых связей. Вышибала у дверей встречает их безо всякого дружелюбия, видит достоверные пропускные билеты и отходит, отталкивая слишком навязчивых посетителей подальше. Лёгкая дымка с мягким ароматом клубники заполняет собой помещение, из-за чего становится проблематично передвигаться. Потолок усыпан маленькими лампочками, похожими на звёздочки, пол — кромешная тьма, как если пройтись по ничему; такое понятие ведь именно это обозначает, разве нет? Кирилл находит именной столик, подготовленный специально для них: стеклянная поверхность, удерживаемая одной металлической ножкой, а поверх расположены сладкие неоновые напитки. Альберт при виде них присвистывает, довольно занимая диванчик. Он смотрит в отдаление, взглядом цепляется на нескольких пока что пустых шестах. —Неплохое местечко,—вываливает несколько пакетиков, наполненных белым порошком, любуясь окружением с привычной манерностью.—Знакомый тут работает? —Раньше учились вместе. —Какой кайф же! Ещё и стриптиз, ты умеешь порадовать,—Костя улыбается, девушка рядом недовольно поджимает губы, явно не желая делиться парнем сегодня. —Это точно,—сомнения сквозят в голосе спортсмена, который уже тянется опустошить бокал. К ним подходит довольный хозяин заведения, значительно сменивший образ с последнего раза: чёрная полупрозрачная рубашка, открывающая вид на рельефное тело; широкие брюки, развевающиеся при ходьбе; искусственно созданные кудри, аккуратно обрамляющие голову. Троица синхронно замирает. —Добрый вечер,—растягивает губы, выставляя напоказ белесые зубы.—Меня зовут Миша, я, как уже поняли, владелец. Рад вас приветствовать и угостить. —Это Альберт и Костя,—знакомит их Гречкин, пробуя фиолетовый напиток, отдающий неким цитрусом. Горло будто сужается, некоторое время неприятно жжёт.—Что за муть ты налил? —Фирменный рецепт. Через полчаса начнётся основное шоу, поэтому,—косит взгляд на Кирилла, однако делает это более-менее незаметно, опуская подробности,—наслаждайтесь,—и уходит в сторону бара, приветствуя других клиентов, словно знает их сто лет. Одноклассники, предположительно, остаются под впечатлением, молча переглядываясь. —Что-то не так?—мажор хмыкает, усаживаясь подле Альберта; тот жмёт плечами. —Он выглядит пиздец странно,—говорит Костя, но расслабляется, избавив себя от подозрений.—Прям как…—прерывается, когда подружка рядом начинает скучать и бегать пальцами по самым неприступным участкам тела. Спортсмен шумно вздыхает, подтверждая слова уже занятого друга. Богач понимает реакцию, сам вспоминая момент, когда ему преподнесли столь шокирующую информацию. Вполне ожидаемо, однако повсеместно никто не признаётся в нетрадиционной ориентации, только при наличии адекватного близкого человека, который готов поддержать и принять. Миша сказал это без проблем, будто некогда ранее отрезал от себя важную личность, что являлась жизненным фундаментом. Кирилл слабо представляет похожую ситуацию: он, популярный и заносчивый, внезапно меняет курс и во всеуслышание объявляет кто ему симпатизирует — тут же возникает мысль о Лёше и приходится мысленно отгонять её далеко и надолго. Друзья успевают высыпать кокаин, кредитными карточками выложить несколько дорожек для всей компании и совместить употребление с новой порцией шотов. Мажор задумчиво смотрит, даже почти становится святым, отрекаясь от совершения греха, но возле платформ начинается суета, привлекающая внимание каждого пришедшего. Ради расслабления — единственное оправдание, мелькнувшее в сознании перед употреблением. Первая проба идёт легко, немного видоизменяя реальность и размягчая приглушённый свет ламп. Симпатичные девушки, имеющие лишь малый прикид на себе, занимают шесты, ловко трутся о них, игнорируя холодок, бегущий по открытой коже. Зрители свистят, кидают бумажные купюры, поощряя отточенную работу. Альберт и сам застывает, следит пристально, чуть сощурив глаза. Позднее обворожительные дамы сменяются не менее раздетыми мужчинами, слегка юными для подобного занятия; тут друг уже хмурится, устремляя взгляд в вечность. Гречкин пробует задержать зрачки на них и некоторых девушках поблизости, что приступили ублажать фанатов близ сцены. Очертания тел смешиваются, становясь сплошным полотном, где пишется искусство. Кирилл ожидает почувствовать хотя бы какие-то эмоции, особенно положительные, однако бетонная стена загораживает единственный проход, через который обычно осуществляется получение гормонов счастья. Парень невольно сжимает зубы, тянется к очередной выложенной дорожке и запивает дозу розовой жидкостью, откидывается и ловит нереальные пятна вокруг, появляющиеся повсюду. Стриптизёры обоих полов получают бурю оваций, обращают внимание на компанию школьников, тогда как мажор успевает подорваться с сиденья, желая выйти наружу. По пути его подлавливает один из мужчин-танцовщиков, выставляющий собственное тело как продукт. Он что-то сладко шепчет, касается ладонью чужого плеча, подстраиваясь под стать богача; Гречкин без всякого интереса осматривает обладателя карих радужек, тёмных волос, таких неприметных и простых, от чего автоматически вызывается отвращение. Ни одной рыжей детали, никаких веснушек и той небесной глубины, какая таится внутри. Ладонь с некоторой силой отталкивает незнакомца, разделяя их внушительным расстоянием. Кирилл наконец вырывается из чёртовых оков и цепей, что окружили и обвили обмякший организм. Наркотики действуют моментально, алкоголь присоединяется следом, стискивая тяжёлой рукой горло двенадцатиклассника. Откуда-то издалека слышится голос Лёши: мягкий тембр, выточенный уроками ораторства и спрятанным ото всех пением. Парень вертится, пытается найти обладателя, однако оказывается один — не только в действительности, но и в душе, словно брошенный к скалам, принимающим лишь холодные морские волны.