«Одни объятия вместо тысячи оскорблений»

Когда кажется, что жизнь плоха и всё катится к чёртовой матери, достаточно дать себе время. Отпустить заботы, провести день наедине с собой или тем, кто станет инициатором улыбки, хотя бы раз задуматься, чего хочется именно тебе, а не другим. Лёша за постепенно уходящий октябрь успел трижды проклясть мир, свою глупость и несобранность, без которых попросту невозможно нормально существовать. Дополнительные занятия, репетиторство с Альбертом—провались оно к преисподней,—множество домашних заданий, очередная подготовка декораций — сутки становились сурками, сменяя друг друга разве что оттенками неба. Недосып плавно перетекал в хронический, тогда как круги под глазами пугали любого знакомого и мимо проходящего. Вдобавок тренировки, проходящие два или более часа, создавали единую программу по пособию для безумцев, у которых проблем не меньше; на таких курсах Макаров способен заработать миллионы. Баскетбольный матч прошёл сумасшедше, однако выигрышно, приподнимая настроение, особенно когда мимо проходил Гречкин, весь вспотевший и уставший, глядящий стеклянными глазами вперёд, совершенно случайно обнаруживший отстранившуюся от всех сироту. Ему хотелось сохранить личные переживания при себе, но мозг невольно плыл, улавливая неизвестные волны, определить значение которых плохо получалось даже спустя месяц. Илья потом долго говорил ни о чём, упоминал пару раз Риту, странное поведение Кости, заметив то же самое у собеседника. Друг сверлил взглядом стену, изредка кивал или качал головой, подавая признаки жизни без лишней эмоциональности. Вопросы почти сорвались с языка, пусть и сразу развеялись на ветру, становясь коротким вздохом, вырывающимся изо рта. Осенний сезон всегда несёт душевные муки, безжалостно одолевающие как сильных, так и слабых. Спортсмен сам не любитель делиться сокровенным, а посему позволил тайному остаться за пыльным занавесом большого театра. Им пришлось переключиться, сменив тему чем-то более лёгким, нежели нагрузкой после игры. Вечеринка-маскарад проводится ежегодно и входит в традицию «Семирамиды», корнями переплетаясь с некоторыми историческими данными, о которых охотно рассказывают учителя, закладывая семечко атмосферы заранее. Подступающие каникулы мало успокаивали, так как остаться одному представлялось печальной идеей: разделять четыре бетонных ограждения, выходить прогуляться по территории и писать сестре, уламывая Грома вывезти обоих и сводить куда-нибудь, дабы повеселиться день и затем снова ощутить дно океана — примерно таким образом юноша проводил прошлый год, не до конца успев обзавестись приятелями. Тридцать первое число буквально светилось неоновыми цветами посреди белого календаря. Ближайшие часы позволяли подросткам творить что угодно — учитывая рамки закона соответственно. Старшие классы обычно забивают на это правило, проводят время в туалетах с бутылкой игристого и выходят под канун ночи уже весёлые, готовые выпускать искры к зениту. Костюм рокера стал идеей Ильи, который почему-то захотел «удивить остальных и некую заинтересованную персону»; намёки у него — верх гениальности. Поспособствовала подбору одежды состоявшаяся незадолго поездка, где они обошли порядка пяти магазинов и лишь последний содержал необходимое: цепочки, кольца, серёжку—про какую друг пошутил до покраснения, упоминая Гречкина,—модный ремень и кожаные узкие брюки. Староста минут десять крутился перед зеркалом, пытаясь понять насколько нормально он выглядит, пусть и на ум подкрадывалась излюбленная едкая фраза времён детского дома, звучавшая не единожды и бившая по самолюбию всякий раз, в итоге разрушив одно из немногих непоколебимых звеньев. Саша осмотрел друга с разных сторон и вынес вердикт: «идеально». Друг пообещал уговорить Марину дать косметики, отчего Илья хмыкнул и похвастался умением использования некоторых продуктов, когда-то однажды отработав гримёром театра. Так и случилось: одноклассница, давя улыбку, принесла наполненную сверху донизу сумочку, забрала некоторую часть себе и пошла готовиться. Спортсмен вооружился кисточками и тенями, разрисовывая бледное лицо и превращая его в настоящего музыканта, напоследок приглаживая растрёпанные волосы, не особо вписывающиеся под общий тон. Прозвище «дитя солнца», подаренное Анастасией Викторовной при первой встрече, идеально подходит юноше, какой считал дуростью обилие рыжих оттенков на один квадратный метр кожи. Тональный крем придал покрову белизны, скрыв недостатки и россыпь точек. Друг действительно постарался, получив в ответ искренний жест благодарности и загорающиеся фонарики внутри глаз. Актовый зал украшали множество добровольцев из младших и старших: они до начала мероприятия бегали с картонками, шумели и делали всё на скорую руку. Рита передала обязанности подоспевшему Лёше и испарилась одеваться, выкраивая немного времени для отдыха; сирота гораздо меньше уделял внимания вечеринке, согласившись помочь в крайнем случае, иначе хрустальный мир начал бы рушиться под давлением дел и проблем. Макаров, увидев перешёптывающихся девочек, успевших оценить костюм, смутился, но быстро собрался и раздал указания всем скучающим. Время пролетало стремительно, а сердце изнывало от пустоты, закрыть которую способны либо Лиза, либо Гречкин. С последним он виделся относительно давно, когда высказал накопившееся, уловил потерянный взгляд напротив и, как обычно, сбежал, желая очутиться на другой планете от стыда. Мысли о Кирилле стирались, смазывались с учёбой, вылезая в кошмарах чем-то болезненным. Ему нужно знать, как тот отреагировал, о чём тут же подумал, какие проклятия готовил; куратор терпел неудачи, утыкался носом в грязь, продолжая молчать и пропускать через себя негатив, каким наполнен окружающий мир. Он ощущал нечто новое, расцветающее рядом с гнилыми и стоптавшимися цветами: юноше хотелось бы догадываться, кто привнёс подобные изменения, но и так прекрасно знал личность, чьи поступки и слова противоречат обычному представлению людей такого сословия, пробуждая застывшие под кромкой льда эмоции, ранее проявляющиеся редко, останавливаясь на границе и поворачиваясь обратно. Альберт, конечно, умел выводить из спокойного состояния, однако проявлялось скорее раздражение, нежели конкретные злость или ненависть. «Мажорчик» — эпицентр крупного землетрясения, повлёкшее за собой не только разрушение прочной поверхности, но и поднятие цунами, несущее больше потерь и страданий, чем предполагалось изначально. Вечеринка началась около семи часов вечера, когда солнце плавно перетекало за горизонт, а вдалеке мигали точки-звёздочки, находящиеся от планеты в миллионах световых лет. Макаров сидел на скамейке посреди пустого сада, не решаясь пойти и стать частью шумной толпы. Будь у него возможность, он бы уехал к океану и встал возле подступающих волн, вдыхая свежий воздух, насыщаясь кислородом и обновляя голову. По ту сторону стен звучали музыка, восклицания, объявления каких-то конкурсов; сирота норовил разделить последние часы октября в одиночку, перебирая карточки с вопросами и подбирая ответы. Илья собирался подловить Риту и поделиться чувствами, переполняющими его, оказывается, уже который год. Друг трепетал перед диалогом, пока староста краем уха воспринимал информацию, другой половиной закапывая собственную могилу. Ему самому нужно увидеть двенадцатиклассника, произнести ту тысячу слов, ранее обозначавших оскорбления, сейчас — честные, но сломанные признания. Юноша не знал, через сколько подорвался и забежал в зал, глазами выискивая высокую фигуру; делать это весьма проблематично, особенно когда все собравшиеся подобрали разнообразные наряды, из-за которых люди путались, случайно натыкаясь на незнакомцев. Лёша, будучи невысоким, приподнимался на носочки, щурился и оббегал соколиным взглядом сотни макушек: у кого-то ободки-ушки, у других — рожки демона, третьи и четвёртые проявили изобретательность, самостоятельно сделав шляпки или заколки. Он шагал дальше, протискиваясь к столу, где размещены напитки и закуски. Возле них обнаружилась только Рита, выглядящая как самая милая ведьма из существующих. —О, а я подумала, что ты решил уйти,—девушка широко улыбнулась; её веки обрамляли блёстки, переливающиеся при свете шара на потолке.—Серёжка?—пронзительные зрачки заинтересованно любовались маленькой деталью.—Вы с Гречкиным решили поглумиться друг над другом? Оригинально,—староста застыл, подбирая выражения, но Рита проговорила быстрее.—Ладно, тебе тоже хорошего вечера. Отдохни хотя бы раз. Стройная фигура исчезла в отдалении, а Макаров продолжал топтать ногами единственное удобное место. Что она подразумевала под сказанным оставалось загадкой; констатация факта — девушка видела его и, может быть, успела перекинуться парой фраз. Куратор попробовал подпрыгнуть для более широкого обзора, однако идея провалилась, когда его спина столкнулась с чьей-то пробегающей мимо. Чудом ноги приземлились ровно на ту же точку без фатальных последствий. Светлые волосы мелькали впереди, напоминая об их обладателе застывшей желчной слюной в горле. Очередная сменившаяся музыка давила громкостью, пробудив желание сейчас же сорваться и уйти, так и не найдя столь необходимого человека, который, по всем канонам, должен закидываться дозой и ловить кайф — Лёша готов поклясться, что при подобной мысли сердце болезненно сжалось. Прокушенная губа вернула к реальности, капелька стекла ровно до подбородка, запах — металлический, вкус — сладковатый, оставляющий след ещё ненадолго. Юноша расталкивал школьников, мысленно выстраивая перед собой схему помещения, просчитывая оптимальный путь, чтобы как можно скорее выйти и насладиться долгожданной тишиной. Он не отказался бы случайно встретить Кирилла, заглянуть в озорные радужки оттенка безоблачного неба, сто раз произнести «да» на любую просьбу и уйти встречать рассвет; порой мечтам свойственно сбываться. Внезапно перед глазами возникла спонтанная ситуация, кажущаяся моментом из какого-нибудь комедийного романтического фильма: Рита болтала с «Призраком оперы»—Ильёй,—параллельно круча в пальцах красную розу, тогда как поблизости мертвенно бледный стоял Альберт, одетый аналогично конкуренту. Злость обретала черты отчаяния, кулаки распрямлялись, и декоративный цветок почти упал, удерживаемый одним честным словом. Кто-то встал сзади, рукой невесомо касаясь чужой. Макаров развернулся и наткнулся на печальные звёзды, угасающие посреди жгучей темноты; «мажорчик» не рисковал действовать первым, без слов вопрошая о скорейшем уединении, которое им так нужно. Взгляд старшего сместился вбок, видимо, замечая украшение в ухе, отчего куратор смутился. Их ладони сами собой переплелись, дождавшись зелёного сигнала, а Кирилл, весь чёрно-белый, стремился покинуть зал, разделяя эмоции с напарником. Нет надобности произносить что-либо, тревожа воссоединившуюся ментальную связь. Оба даже не нуждались в объяснениях, оставляя события на распоряжение судьбе, устав бегать друг от друга. Пока они преодолевали ступеньку за ступенькой, Лёша ощутил переполняющий его восторг, лучами простреливающий организм, будто взрыв сверхновой. Рано или поздно школьники окажутся наедине, лицом к лицу, жарким дыханием касаясь самых чувствительных участков, дожидаясь разговора. Четыреста первый кабинет — крепость для них, где можно укрыться от посторонних глаз, распахнуть сердце и излить душу, получив в ответ объятия, стоящие гораздо больше, чем самый дорогой бриллиант. Старший облокотился на парту, смотрел своими слегка расширенными зрачками, притягивая магнитом. Юноша поддался секундному влечению, незаметно приближаясь, оставляя два десятка сантиметров. Их диалог — встреча кораблей посреди моря, или дворняжки-щенка с породистым псом. Рите было легче поделиться переживаниями, не боясь осуждений, тогда как двенадцатиклассник представлял собой сомнительного зрителя, способного рассмеяться из-за банальных чужих проблем. Однако, наоборот, парень слушал внимательно, отвечал искренне, теряя всю врождённую уверенность, которая обычно норовит показаться каждому желающему. «—Ты как кубик льда… Типа непробиваемый и всё такое. —Только жаль… что ты — зажигалка». Мир вокруг застыл, когда губы соединились, довершая пазл недостающей деталью. Руки двенадцатиклассника зарылись в волосах, притянули лицо поближе, не позволяя просто отстраниться и прекратить свершившееся; Лёша отбросил подобные мысли сразу же, отдаваясь на растерзание дикому зверю, сдерживающемуся всё это время. Кирилл позволял привыкнуть, усмехался жадным попыткам перенять главенство. Признаться, Макаров слабо представлял, как проходит сия процессия: видел издалека, но никогда сам не представлял что будет, если однажды жизнь преподнесёт такой подарок. Повезло встретить именно того, кто имел чуть ли не кубок профессионала. Нежность граничила с порывом страсти, от которой оба отказались, вверяя себя моменту. Живот приятно ныл: бабочки пробуждались после долгого сна, растапливая айсберги, нарушающие покой остальной водной среды. Они отстранились спустя неведомое количество времени; подопечный смотрел трепетно, поглаживая пальцами реальные веснушки, чем-то даже схожие с его нарисованными. Вечеринка продолжалась до самой полуночи, только уже без двух человек, нашедших спасение в обществе друг друга. Темнота поглотила кабинет и их, решивших ещё немного побыть вдали от забот, словно создав отдельную Вселенную только для себя. Голова юноши покоилась на коленях Гречкина, шумно вздыхающего и мелко подрагивающего, всячески скрывающий последний факт сменой положения. Мысль о нехватке наркотика возникла сразу, подтверждаясь учащённым сердцебиением. Староста водил подушечками по линиям руки, высчитывая сантиметры, как гадалка, собирающаяся узнать, сколько лет ему осталось. Кожа Кирилла местами неидеальная, но родная, которую хочется изучать, целовать, трогать при любой выдавшейся возможности. Разговоры длились коротко, прекращались и поднимались заново; парни умело оббегали важную тему, какая должна была решиться прямо здесь и сейчас, хоть им и так всё стало ясно после первых минут в комнате. Ладони переплелись, Лёша вопросительно взглянул на старшего, задавая один-единственный вопрос: «мажорчик» кивнул, губами притрагиваясь к темечку. Столь уютный жест поднял табун мурашек, полностью охвативший тело. Сидели они минутами, часами, улавливали равномерное дыхание, становясь одним целым с укутавшей их темнотой — зато вместе. Расстаться пришло тогда, когда мелодии снизу лились тише, постепенно прекращаясь. Большая часть учеников успела разойтись по комнатам, другая же тихо продолжала банкет у себя в комнатах. Кирилл любезно проводил Макарова, сторонясь любопытных глаз, которые могут поднять волну сплетен. Оставленный напоследок смазанный поцелуй около уголка губ вызвал детскую улыбку, как если бы ему ранее купили желанную игрушку. Юноша занял холодную постель, бурлил взглядом белый потолок и глупо радовался; жизнь, оказывается, имеет не только чёрную полосу. *** Днём, возле фасада «Семирамиды», собираются множество людей, галдящих направо и налево: школьники отправляются домой, прощаясь с друзьями до середины ноября. Солнце специально вылезло из-за толщи облаков, окидывая взрослых и подростков мягкими, еле греющими лучами. Сирота стоит подле машины родителей Ильи, которые собирают вещи и укладывают их в багажник; друг же суетится рядом, подобно заводному роботу. Саша слинял раньше, вяло обняв каждого; странное поведение не остаётся незамеченным. Спортсмен, захлопывая заднюю дверцу, подходит к Лёше, улавливает хорошее настроение и сам перенимает его. —Что тебя так порадовало?—он облокачивается на колонну, следя за остальными школьниками. Взгляд цепляет двенадцатиклассников, среди которых мелькает Рита, пытающаяся поговорить с Альбертом; тот воротит нос, старательно игнорируя. Вчерашний день многое решил в их взаимоотношениях, по крайней мере, для парня.—Хотя бы отдохнёшь от них. А Гречкин остаётся что ли?—«мажорчик» жмёт руку Косте, отстраняется и переводит зрачки, встречая заинтересованный взгляд младшего. Илья подмечает возникшую нить, хитро ухмыляется, пихаясь локтем.—Эй, я упустил нечто важное? Только не говори… —Тогда промолчу,—хмыкает Макаров, всё ещё перебрасываясь невербальными знаками с его теперь… партнёром? Сложно после всех событий давать подопечному новое клеймо. —То есть… что?—друг переходит на шёпот, подозрительно щурит глаза, слабо веря в услышанное, но самостоятельно додуманное.—Я требую грёбаных подробностей! Поэтому ты вчера куда-то исчез?—ответ — кивок.—Жесть. —Про тебя и Риту мне стоит промолчать?—спортсмен куксится, заливаясь румянцем.—Вот-вот. —Обязательно созвонимся и поговорим,—мама Ильи, миловидная женщина лет сорока-пятидесяти, любезно обращающаяся с куратором и выказывающая сострадание словами «как такой милый мальчик мог оказаться в детском доме», подходит и намекает, что им пора.—Ладно, не скучай тут. Хотя вряд ли будешь,—он косит взгляд на уходящего внутрь учебного заведения Гречкина. —Хороших каникул. Автомобиль заводится, через окно виднеются очертания парня, машущего рукой; юноша повторяет жест, следя за скорым исчезновением транспорта. Ощущается гнетущее одиночество, тучей нависшее над расписным зданием. Разноцветные листья лениво катятся по мостовой, ветер срывает оставшиеся с деревьев, устраивая целый спектакль в воздухе. Сирота прослеживает путь, испускает вздох и идёт греться при приближающемся порыве. Холл «Семирамиды» полнится разве что эхом шагов; сотрудники также разъехались, кроме нескольких охранников, двух поваров и пары-тройки учителей, которые отправились обедать, обсуждая предстоящие планы. Из учеников можно заметить пробегающих восьмиклассников, в коридорах — ребят постарше, приветливо здоровающихся с Лёшей. Общежитие — словно город-призрак, таящий жутких фантомов, летающих ночью по коридорам и комнатам. Дети умудрились придумать байку о погибшей девочке, которая шугала каждого встречного, кто покинул покои раньше подъёма; они даже однажды рискнули проверить, правда это или нет, однако поймало их вовсе не сверхъестественное существо, а вполне живое — заведующая. Макаров подходит к двери собственной комнаты, слухом подмечает неестественный шум, резко входит и останавливается, видя бурчащего Кирилла, подскочившего при появлении хозяина. «Мажорчик» держит в ладонях стопку рисунков, развлекающих старосту во время серых будний. —Я тут ждал тебя,—ехидная ухмылка, ассоциируемая только с ним, выползает наружу, пока тело механически движется вперёд, чудом не врезаясь носами.—Почему ты скрываешь своё творчество? Красиво же. —Всего лишь хобби,—дверь защёлкивается, оставляя внешний мир позади.—Тем более что мне показывать? Светить твоим лицом? Ты и так прекрасно с этим справляешься,—двенадцатиклассник прогибает поясницу, убивая то немногое разделяющее школьников расстояние. Лёша перестаёт нормально дышать, тонет в кристальных радужках напротив, будто перед ним — водная планета, не имеющая материков или островов, только бездонный слой жидкости. —Своим лучше, оно у тебя красивое. «Запретный плод сладок» — утверждают одни, пока другие игнорируют правила и строят жизнь как желают. Кирилл и есть один из тех, кто пропускает мимо ушей чьи-либо наставления, выбирая в угоду себе. Макаров боится заразиться беспорядочностью, вседозволенностью, какие кипят внутри молодого бунтующего организма; однако обещания отбрасываются при долгожданном поцелуе, сначала выбившем внутреннее равновесие. Губы мнутся друг об друга, контролируя жажду вытворить что-нибудь эдакое. Лицо старшего — мраморное искусство, трогать которое весьма опасно — ценник не позволяет. Зато тот пользуется привилегиями максимально: пускает в дело язык, касается чужого, обучая недетским приёмам юного ученика. Спина чувствует сзади письменный стол, к которому они подобрались абсолютно незаметно, скрашивая время более важными вещами. Сирота мысленно боготворит подопечного, причисляя его наравне лику святых — да простят церковь и верующие за подобную кандидатуру. Небо и земля меняются местами, ноги безумно дрожат, почти лишаясь возможности дальше удерживать обмякающее тело. Очередной манёвр вызывает слабо приметный скулёж со стороны куратора, увлёкшегося происходящим; «мажорчик» останавливается, по-лисьи щурит глаза, читая в физиономии Лёши недопонимание. —Ты мне так крышу снесёшь, малой,—он облизывает нижнюю губу, повторяя пробу вкуса.—Хотя стоило об этом задуматься ещё в сентябре. Что-то я припозднился. —Почему в сентябре?—староста залез на постель, рукой приглашая гостя устроиться поближе. Уже как родные.—Я тебе тогда..?—если вспоминать первый осенний месяц юноши, в уме будут фигурировать благие маты, посвящённые некоему Кириллу. —Не сказать чтобы да, но ты определённо меня привлёк. Весь такой правильный, серьёзный,—парень ведёт ладонью по щеке, нежно и одновременно заботливо рисуя созвездия поверх выпуклых точек.—Захотелось увидеть твой характер. Это ведь было не просто так, верно? —Что именно? —Фразы, которые ты время от времени говорил. В раздевалке, клубе, наедине,—Макаров сам бы хотел знать причину, однако нужна ли она сейчас, когда всё наладилось? Жмёт плечами, не давая конкретности. —Просто мне хотелось быть искренним. Иногда, глядя на тебя, подобные выражения лезли сами собой. Без каких-либо намерений, естественно,—ладонь находит близ лежащую, аккуратно переплетается с ней.—Мы теперь прям… пара?—конец фразы звучит неуверенно, словно боясь, что всё случившееся за последние сутки окажется сном. Гречкин замечает смену положения, сразу выдавая: —Ты от меня так просто не отстанешь,—куратор хмурит брови.—Конечно. Есть одно «но»: тебе придётся терпеть мои заскоки. —Интересно, что я делал всё это время? Двенадцатиклассник шутливо пихается, заваливая юношу к себе и поглаживая растопырившиеся волосы. Удобно лежать и разговаривать ни о чём, обсуждая знакомых людей и перетекая к знаменитостям, фильмам, жизненным историям. Время протекает незаметно, скрашиваясь вылетающими шутками или язвительными словами, без каких не может обойтись их привычный диалог. Кирилл потихоньку засыпает, закрывая глаза и наслаждаясь мерным дыханием рядом. Лёша укрывает его пледом, прижимается и довольствуется нынешним положением. Телефон беззвучно уведомляет о сообщении: Лиза решила поделиться радостной новостью, что сможет приехать на каникулы к нему. Макаров невольно улыбается, чувствуя, как в сердце разгорается целая весна.