«Одни объятия вместо тысячи оскорблений»

Непривычно чувствовать внутри разгорающееся пламя, когда ранее на этом месте покоились толщи льда, а то и целые айсберги, скрывающие большую часть под водой. Лёша всё время шёл без фонаря навстречу темноте, надеясь слепо обнаружить верный путь, который оказался не одним; таких существует множество, главное — определить искомый. Вечные гонки с самим собой, неуверенность в завтрашнем дне, риск лишиться имеющегося; не своего особенного «я» — «кому сейчас интересны подобные мелочи?» — твердит общество, под которое волей-неволей нужно соответствовать. И тут неожиданно, как гром среди ясного неба, появляется человек, игнорирующий чужое мнение и ставящий вперёд собственное эго, нежели привитые кем-то некогда нормы. Гречкин — олицетворение свободы и вседозволенности, полная противоположность прошлому Макарову, какой начал меняться под влиянием непокорного подопечного. И связывающие их отношения стали кульминацией, апогеем появившихся месяц назад нитей. Школьники влияют друг на друга каждый раз, когда встречаются взглядами, общаются наедине, перебрасываются сообщениями, делят тишину, размышляют, посвящают сны, живут в одинаковых комнатах — разве что цифрой этажа промахнулись. Пузырь, образовавшийся между ними, постепенно растёт, и в скором времени он либо лопнет от давления, либо начнёт сдуваться. Тяжело жить с этим незнанием, ведь и Илья, и Саша, и Лиза, и теперь Кирилл — близкие люди, без которых перестало существовать понятие «одиночество»; до вмешательства последнего ему ещё удавалось процветать, но сейчас колоду перетасовали и достали новую, где чёрным по белому написано: «Ты — другой случай». Слова, произнесённые в тяжёлый для осмысления момент, помогли рассредоточить бурю, прояснить сознание на день и снять с плеч осточертевший груз. «Мажорчик» ещё смотрел пристально, сощурив глаза, ожидая услышать искренние и честные признания. Лёша заметил, как образовалась своеобразная «игра в правду», где они по кусочкам собирали картины своих жизней. К юноше раз за разом подкрадывался страх, что всё «это», подчёркнутое жирным шрифтом или курсивом,—иллюзия, имеющая свойство рассеяности. Исчезнут из памяти первая встреча, разговор возле клуба, купание, первые объятия перед фасадом детского дома, разговоры, совместные спортивные игры и многое другое, ставшее незаменимым внутри бесконечных складов черепной коробки. Одна подобная мысль вызывает ужас, сковывающий тело и мешающий думать рационально. Приходится успокаивать себя, продолжая любоваться тем человеком, какой стал первооткрывателем доселе неизвестного континента, привлекающего многообразием красок и цветов, пестрящих по углам. Сирота, посредством сторонней помощи, позволил себе выбраться из глубокого бункера и увидеть то, что именуют «счастьем». Познал ли простую истину и Кирилл? Куратор мало знает об его прошлом, не рискуя лезть в заросли джунглей; да и, вероятно, при удобном разговоре парень умолчит, переводя тему на более мягкую. Илья, когда диалог заходил о девушках и продолжительных отношениях, говорил, что «у многих есть скелеты в шкафу и вряд ли они скоро раскроются». У двенадцатиклассника вместо привычного предмета мебели представляется целый склеп, куда можно схоронить несколько жизней. Ещё одной насущной проблемой послужил приезд Лизы: юноша любит её всем сердцем, а то и больше, однако невероятно сложно строить личную жизнь, когда родной человек ничего не знает. Припоминая слова Риты и якобы «научные» статьи, которые староста прочёл, Лёша сделал один вывод — людям нравится лезть в чужое бельё и указывать другим. Ему хочется, но страшно раскрывать карты, боясь получить негативную реакцию, пусть и маловероятно, что девочка будет осуждать то немногое, делающее брата счастливым. Тем более за прошедшие дни каникул она вполне сдружилась с Гречкиным, найдя общий язык. Сердце пылает всякий раз, когда двое близких сидят, обсуждают мальчиков, какие проявляют интерес к Макаровой-младшей, и придумывают каждому смешные клички. Сирота рядом и в то же время далеко, глядит на картину без собственного участия, раздираясь по кусочкам. Разве он заслужил этого? Разве ему—отличнику, активисту, кукле, собравшей необходимые для выживания черты,—удостоена честь встречаться с богатым, симпатичным, пока за спиной обсуждают его минусы, мусолят жизнь от и до? И только улыбки этих двоих способны рассеять тучи, стать солнцем, какое даже зимой готово дарить лучи тепла. Куратор просыпается на переднем сидении автомобиля, улавливает слухом мелодию и слегка поворачивает голову влево, лицезря вычурный профиль лица водителя. Кирилл смотрит вдаль, зрачками упираясь в горизонт и не реагируя на происходящее вокруг. Сестра позади сидит тихо, изучая просторы за окном. Лёша выпрямляется, чувствует, как всё болит, хрустит, отчего стонет, привлекая стороннее внимание. Они как раз подъехали к нужному месту, заняв свободное место возле крытой площадки. Гречкин обыденно ухмыляется, вылезает наружу и помогает Лизе. Юноша покидает салон следом и сталкивается с нахлынувшим порывом ветра. Стальная хватка предотвращает неминуемое падение, возвращая Макарова в вертикальное положение. «Мажорчик» взирает свысока, по-собственнически, окружая их невидимым куполом. Можно хоть тысячу лет любоваться пролетающими в небесно-синих радужках кометами; беспокойным океаном, что плещется внутри, выказывая своё могущество; превосходством вершины Олимпа, уместившейся посреди скромного выдуманного мира. Старший подмигивает, ловит изумлённый, поражённый некой силой взгляд и направляется к девочке, которая тоже словно застыла во времени. Широкое здание, выглядящее больше как склад, нежели корт, встречает их шикарным убранством: приятель Кирилла, тренер по баскетболу, знакомит их с инвентарём, необходимыми комнатами — раздевалками, уборными — и инструктирует относительно техники безопастности. Сине-оранжевые оттенки рябят в глазах, вынуждая часто моргать. Роскошь и комфорт мало чем уступают площадке «Семирамиды», разве что пугает высота, отдаляющая потолок на несколько метров ввысь. Запрокинув голову, Лёша завороженно изучает пересекающиеся между собой углы, будто это произведение великого архитектора. Сестра незаметно подкрадывается сбоку, пальцами дотягивается до рёбер и неприятно вдавливает пальцы в уязвимые места, вырывая брата из оцепенения; тот окидывает её недовольным взглядом. —Чего застыл? Кирилл уже пошёл за мячом. Покажите мастер-класс! Звук отбивания шара синхронно призывает оба взгляда; вылезает приятная ухмылка, всякий раз отдающаяся мурашками в животе. Чуть отросшие волосы, заметно лишившиеся белых прядей из-за нехватки краски, зализаны назад, а под ними виднеется повязка, обрамляющая лоб и затылочную зону. Рот, как у Щелкунчика, приоткрывается — что Лёша замечает через долю секунды. Чёрно-рыжий мяч прилетает в ладони, излучая своеобразное тепло, какое ощутит далеко не каждый любитель спорта. Тяжесть инструмента практически сразу перестаёт ощущаться, превращая его в воздушный шарик. Гречкин, у которого под ярким светом отлично просматриваются синяки у нижних век, суетливо ходит, изображая ломаную фигуру, а когда стоит, то дёргает ногой, прикрывая стресс незатейливым жестом. Макаров, пусть и далёк от звания ясновидящего, вполне неплохо знает парочку лекций психологии, где раскрываются особенности психики и многие другие научные термины. Глядя на подопечного, юноша может составить увесистую энциклопедию невербального языка. Ядовитые мысли крутятся подобно пластинкам в граммофоне, ярко и чётко выделяя грязные опасения, однако приходится захлопнуть этот каверзный ящик, не вызывая лишнего беспокойства. Лиза отбирает мяч, минутно изучает его и начинает вести игру; парни подхватывают настрой, безоговорочно подключаясь следом. Картинками мелькает матч, когда они впервые сошлись друг против друга. Тогда староста настолько увлёкся происходящим, что невольно стал подмечать движения противника, который то и дело отвлекал хитрыми взглядами, полуулыбками, сближениями в попытке перехватить победу. Сейчас школьники испытывают меньший азарт, но мимика и действия продолжают быть неизменными. Сестра схватывает наставления, даже начинает понимать суть и повторять фишки профессионалов, показанные братом. Гречкин, несмотря на гордое одиночество, зарабатывает приличное количество очков; очередной забитый мяч даётся сложнее предыдущего. Парень отходит попить, оставляя Макаровых наедине. Выразительные зрачки девочки преследуют его до выхода, после чего возвращаются к кольцу напротив. Былой интерес угасает, сменяясь непониманием — ровно таким же, как и у куратора. —Что с ним?—поникший голос формирует ком посреди горла. Хотелось бы знать ответ, но Лиза получает лишь тяжёлый вздох. —Не знаю, наверное нездоровится,—их прожигающие взгляды, брошенные что в канун первого сентября, что позднее у реки: один — трезвый и мельтешащий, другой — накуренный и разбитый. «Всё ведь иначе, да?» — вопрос не имеет разгадки, стискивает грудную клетку сироты и подталкивает выбежать следом; ноги продолжают цепляться за пол, будто Лего-человечек. Неудачно упавший шар — щёлк пальцев близ уха.—У тебя неплохо получается,—она, поникшая от промаха, мигом озаряется. Лёша встаёт в центр полукруга, перенимает инструмент и, ненамного задерживаясь в воздухе, попадает им куда надо. Сестра звонко аплодирует, пытается сама, но не хватает пару сантиметров; характерный звук ещё мгновение отдаётся внутри перепонок.—Сгиб локтя не тот. Давай покажу,—куратор нежно касается руки, поднимает её, образуя соответствующий угол. —Вы с Кириллом хорошо играете. Вас именно это связывает?—юноша стопорится, удерживая ладонью маленькую кисть с мячом. —Мы играем друг против друга, однако всё равно ладим. Тем более ему нравятся мои рисунки,—если бы Лиза при сказанном повернулась назад, то обнаружила бы полностью пунцового брата. —Которые ты мне не показываешь,—обиженно твердит девочка, умудряясь попасть с первого раза — посторонняя помощь таки возымела эффект.—Я смогла! Теперь без тебя…—повторяет позу, показанную ранее, сгибает колени и делает прыжок, параллельно отправляя шар в сетку. Тот обводит стенку ободка и рикошетит об пол, возвращаясь к игрокам; раздаётся отчаянный стон.—Ну чёрт возьми! У тебя что, руки золотые? —Надо оттачивать мастерство, звёздочка. Их зрачки мечутся, когда позади раздаётся громкое хлопанье двери: Гречкин, выглядящий чуть лучше после ухода, подходит ближе с игривой ухмылкой, уже без изъянов. Довольный чем-то неизвестным парень подбирает укатившийся мяч, начиная прокручивать на указательном пальце и заканчивая чётким попаданием. Он уверенно притягивает Лёшу к себе за талию, получая неимоверное удовольствие, когда младший и смущён, и изумлён одновременно; возмущения так и норовят облепить беспризорника. —Кирилл!..—подсознание кричит прекратить любой контакт, особенно телесный, однако тот подход, с каким заявился «мажорчик» мало-мальски внушает доверие. Девочка не смотрит отчуждённо, скорее радостно, будто она ждала этого целый день. —Как видишь, ничего страшного. У тебя не сестра, а золотце,—двенадцаклассник тянется к уху, обдаёт его пламенным жаром, будто из жерла вулкана, и шепчет, чтобы слышал только один человек.—Это у вас семейное,—староста готов на месте задушить этого любителя поиздеваться. —У тебя всё хорошо? А то долго не было, мы забеспокоились,—тонкий голос вернул обоих в реальность, где помимо их существовала ещё и Лиза. Брови старшего дёргаются от подобного, видимо думая об иной реакции. —Да, теперь да. Голова болела, пришлось искать аптечку. Повезло, что здесь всё есть,—куратор, до сих пор рассматривающий собственные предположения как потенциальную правду, дотошно исподтишка рассматривает зрачки, которые мало чем отличаются от нормального состояния: слегка расширившиеся, но не критично.—Продолжим играть? У нас в распоряжении два часа. Чувство стыда постепенно разъедает Макарова изнутри, насмехаясь над сомнениями, поселившимися некоторое время назад. Как он может ставить под сомнения своего парня? Какое право имеет, чтобы обвинять — пусть и мысленно — человека не идеального, но честного? Кирилл бы наверняка сообщил, если у него появились проблемы относительно наркотиков; по крайней мере, хочется верить. Пока двое увлечённо разыгрывают следующий матч, сирота скитается среди грёз, где нет постоянных паники, недоверия, гнетущего пессимизма, притворства и фальшивых масок, созданных ради удовольствия публики. Его окидывают взволнованными взглядами, подобно ведру ледяной воды, отчего приходится вернуть образ порядочного мальчика. Теперь они делятся на новые команды: Гречкин с Лизой против Лёши — аргументом послужил тот факт, что «мажорчик» не такой заядлый игрок. Азарт течёт вместе с кровью, питая желание забрать победу себе, несмотря на достаточный противовес в показателях силы и ловкости. Успокаивает лишь скрежет кроссовок при резких поворотах, когда всё окружение замирает и существует только отбиваемый о спортивный паркет мяч. Отключаются практически все эмоции, какие способны помешать; даже проделки подопечного — то засмотрится, то подмигнёт, уловив долю секунды зрительного контакта, то подкрадётся сзади — слабо влияют, оставаясь без внимания. Сестра постепенно начинает уставать, уступая дорогу напарнику, который и не думает сдаваться. Огонь пылает между ними даже в игре, только без разжигания ненависти, обычно выступающей главным звеном борьбы Альберта и Ильи. Кирилл предугадывает некоторые действия Макарова, радуясь этой мелочи, будто подаренному леденцу; его энергичные движения и заразительный смех заполняют собой помещение, повышая общее настроение. Девочка с трибун подбадривает оставшегося бойца, не забывая хвалить всякий раз, когда очки достаются им. Голову подавно покинули сумасбродные идеи, подкравшиеся в свободный момент, дабы сбить с ног. Сирота проворно уворачивается от попыток перехватить шар, проворачивает пару трюков, выученных накануне; дриблинг, особенно комбинированный, оказался куда сложнее, чем обычное ведение мяча по площадке. Они заканчивают через десятки минут, которые успели растянуться до бесконечной полоски. Финальный бросок знаменует победу младшего, столь близкую к поражению. Ноги блаженно ноют, напоминая о том, как приятно отдавать себя любимому делу. Гречкин вовсе не расстраивается, а, наоборот, великодушно улыбается, подбегая к куратору и сжимая его в тёплых объятиях; сердцебиение увеличивается вдвое. Лиза тоже присоединяется, довольная результатом. Через окна, расположенные высоко на стене, близ границы с потолком, проникает настырный луч осеннего небесного светила, наверное последний, способный согреть их маленький оплот, без которого жизнь уже не станет обычной, как ранее. Слишком многое обретено, чтобы терять это, и слишком много чувств, какие при сокрушении способы нанести удар в два раза сильнее. *** Дни ноября пролетают так же стремительно, как покидают страну перелётные птицы, ищущие уютное гнёздышко на ближайшие пару месяцев. Уже реже верхняя часть, разделяемая полоской горизонта, пестрит синевой, сменившись угрюмыми серыми оттенками. Всё чаще проливаются дожди, барабаном звучавшие по ту сторону окна, предвещая скорейшее выпадение снега. Прогуляться по заднему двору удаётся реже с каждым днём: небеса низвергают настоящий водопад длительностью в сутки, лишая возможности насладиться уходящими каникулами. Лиза покинула «Семирамиду» совсем скоро из-за начинающейся учёбы; сестра слёзно обнимала парней, грозясь Кириллу, что если он посмеет обидеть её брата, то не упустит возможности «отомстить» — смысл этой фразы она оставила при себе. «Мажорчик» только посмеялся, вряд ли воспринимая угрозы как нечто материальное. Её милое, искрящееся любовью личико ещё некоторое время мелькало перед глазами, возбуждая потребность жить дальше хотя бы ради такого ангела. И староста способен придумать тысячу метафор, где Бог, все, кто свыше, и он сам плачут при упоминании отъезда важного звена в запутанной цепи. Однако дела обстоят иначе: юноша тренируется, посвящает часы пробежкам и упражнениям, разминается с Гречкиным, какой постоянно ворчит, будто старая бабка, перебирает струны гитары, ловя игривый взгляд, обладатель которого мог молча лежать или сидеть рядом, давая порой необходимое свободное пространство. Они разделяют один воздух, наполненный приторным ароматом той самой весны, что пробуждается в душе, видя сонное, или улыбчивое, или задумчивое лицо, имеющее свойство преображаться быстро и незаметно. Настроение двенадцатиклассника меняется подобно качелям на детской площадке, где младшее поколение изрядно поиздевалось над государственным имуществом. Староста привыкает, задабривая того скромными поцелуями, шаловливыми касаниями, оставляющими следы поверх шеи, ключиц и чужих кистей. Раньше казалось, что отношения с сынком богатого папеньки строятся по-другому: такие типы выбирают вторую половинку предвзято, согласно собственному статусу, прилюдно демонстрируют лицемерие, а потом втихаря изменяют, продолжая трепетно произносить «навсегда» и «люблю». Кирилл не был изначально исключением; дорогая ярко-красная тачка на парковке прекрасно выделяется среди серых и скучных, тогда как поведение оставляет желать лучшего — или просто Илья, Саша и Рита — исключения из общего правила? Старший говорил, что это его фактически первые серьёзные отношения, тем более с парнем, содержащие нечто большее, нежели просто половая жизнь; слова вызвали обилие смущения, напомнив о немало важной части совместной жизни. Лёше льстит такая изюминка, но одновременно с этим пугает, вызывая ощущение неправильности. Будь он поувереннее, мог бы принять за истину. Всё складывается как никогда лучше, будто сон, в котором хочется пребывать и дальше. Сейчас они вальяжно устроились на постели двенадцатиклассника, занимая обе стороны: у изголовья кровати и ниже. Хозяин раскуривает вишнёвую сигарету, позаимствованную некоторое время назад, смотрит куда-то далеко, сверля сузившимися зрачками то ли стены, то ли пол. Макаров расположился напротив, удерживая ладонями альбом для рисования, где появляется образ музы, такой невероятной и светлой по сравнению с покрытой тенями комнатой. Проникший луч заходящего солнца касается кончика носа, обводит его мягкие очертания, заставляя сироту минутно зависнуть. Карандаш издаёт характерный звук, когда делает очередные линии, соединяя в общую фигуру. Кирилл пробовал заглянуть, увидеть процесс, однако шутливое «ни-ни» возвращало в исходную позицию, пусть и он мог вольно крутить головой куда захочет, не получая недовольных фраз — видимо это мало что решает. —Ты такой симпатичный, когда прикусываешь кончик,—лазурь наполняется волнами тёмно-синего океана; буквально последний час сирота припоминает сцену из «Титаника», где Джек занимал точно такую же роль, пока перед ним полностью обнажённая лежала Роза, преисполненная чувством любви к обычному, даже если точнее — бедному, парню. Герои фильма-шедевра мира кинематографа опять мелькают, накладывая новый слой поверх реальности. —Звучит двусмысленно. У тебя предложения проходят обработку, прежде чем быть произнесёнными?—Гречкин, будто неумелый пятиклассник, давится дымом, выпуская остатки наружу. —Вижу тебя и мозг перестаёт правильно работать,—подкаты старшего кажутся до одури глупыми, вычитанными из соответствующей группы; они всё равно побуждают насекомых внутри обежать отделы живота, груди, заканчивая жизненный цикл массовым взрывом. —На уроках видишь мою галлюцинацию или что?—юноша улавливает ироничный закат побег зрачков под верхнее веко, появившиеся слегка покрасневшие глазные яблоки; укол беспокойство тычет прямиком в сердце. Кирилл стал меньше дрожать и показывать незамысловатые жесты, но всё чаще парень испарялся, приходя назад через несколько минут и подхватывая предыдущую тему, словно ничего не произошло. —Вот за что ты мне определённо понравился, так за подобные фразы. Кто там меня назвал «моим дорогим»?—Лёша ломает от напряжения грифель, ругаясь под нос. «Мажорчик» смеётся, ладонью оставляя след на сжавшемся кулаке.—Неужто тебя это возмущает? Я, знаешь ли, тоже не знал, как реагировать. —Ты все мои фразы запоминаешь? —Мне нравится видеть твои алые щёки. Выглядят всяко лучше, чем бледные, будто тебя держали в заложниках,—кожа старшего мало отличается цветом, с каждым днём приближаясь к оттенку слоновой кости.—Альберт, кстати, действительно не такой тупой? —Ну вообще, он очень даже способный. Просто ленивый,—сироте ведь придётся помогать выпускнику после каникул, повторяя темы, в которых тот плыл или, если точнее, тонул. Им удалось найти более-менее адекватные темы для разговоров, чтобы быстрее скоротать время. И, как обычно, Рита по-своему права относительно него.—Тебе тоже нужно попробовать. —Я привык получать оценки за глазки. Разве можно мне поставить двойку?—куратор приподнимает взгляд, щурится и отвечает: —Да. —Пиздец. Как ты живёшь без всех тусовок и вечеринок? Скучно же. —Зато круто, наверное, просыпаться и чувствовать себя херово, да?—жмёт плечами в ответ.—Кстати, насчёт этого… Наше знакомство началось не с самых приятных моментов,—поймать подопечного за передозировкой наркотиками мало представляется интересным событием.—Ты прекратил употреблять, надеюсь?—мускулы на восковом лице остаются неизменными. —Мышка, я позволяю себе столько, сколько позволит организм. Травкой баловаться можно? —Хочешь получить моё персональное разрешение?—Кирилл кивает.—Я что тогда волновался, что сейчас. Хочу понимать, есть между нами мост доверия или нет. —Вы с сестрой действительно копии друг друга. Она тоже допытывалась определённых слов и обещаний,—Макаров непрерывно штрихует рисунок.—Я прекрасно осознаю опасность веществ, поэтому держу себя под контролем, окей? Но прикинь, если бы мы оба сидели! —Головой тронулся? Школьники могли долго находиться рядом, болтать о таинстве вселенной или людях из учебного заведения, выставивших откровенные фотографии во «Вместе». Может они — это прототипы Джека и Розы? Главное, чтобы конец не закончился так же печально и трагично, лишившись одного игрока, когда на горизонте замаячит некий айсберг.