«Одни объятия вместо тысячи оскорблений»

Русская рулетка — прекрасная аллегория человеческой жизни. Пустые ячейки барабана — светлая полоса, тогда как единственный патрон — чёрная, причём смертельная. Всякий раз, когда происходит осечка, ты перешагиваешь через очередное испытание, но не настолько опасное, чтобы крахом разрушились некогда воздвигнутые стены. Неизвестны точная дата и время выстрела; судьба коварна и хитра, знает действия наперёд и самостоятельно предрешает их итог. Сложно, а может даже невозможно, предугадать, каким окажется завтрашний день. Удастся ли маленькой, двенадцати миллиметровой свинцовой пуле покинуть гнёздышко сегодня? Или это случится через неделю, месяц, секунду? Одно мимолётное движение, и в твоём виске отчётливо виднеется вырванная из гримёрной к новомодному фильму ужасов дырка, только реальная, без прикрас. Наружу вытекает струйка алой крови, образуя лужу, пока органы медленно останавливают работу и перед развязкой мелькает мысль, не имеющая конечного ответа. А стоило ли оно того? В другой вселенной, возможно, раздастся «да», или придёт иной исход, однако это потом, не рядом с обломками прошлого, будущего и настоящего.  Кирилл каждый раз, попадая в сон, видит аналогичные вещи, что и вчера, и позавчера, и три дня назад: разбитая хрустальная ваза, на кончиках осколков которой местами замечаются капли бурой жидкости. Следы ведут куда-то дальше, где отчётливо раздаётся жалобный стон, требующий помощи. Ноги неуверенно плетутся, спотыкаются друг об друга, будто ими управляет кукловод. Рассудок мутится, вырисовывает перед глазами дикие галлюцинации, стремящиеся и дальше изводить личность из себя. Знакомый голос зовёт, просит стороннего вмешательства, пока не стало слишком «поздно» — слово давит с нарастающей силой, какая неугомонно охватывает вялое тело, способное разве что подчиняться приказам. Сквозь лёгкую дымку угадывается фигура, производящая мысленный фурор всякий раз, когда появляется вблизи. Эти очертания парень способен узнать издалека, окинув владельца беглым взглядом; он столько раз изучал их, запоминая возможные места, которые наиболее точно могут принести удовольствие. Сейчас преобладает сюрреалистичность, искажающая действительность до неузнаваемости и переворачивающая её наизнанку. Гибкие изгибы теперь кажутся сломанными, будто кукле выкрутили шарнирные конечности и оставили лежать изуродованную дальше. Очаровательные голубые глаза, сравнимые с кристально чистым озером, наполнены жгучей болью. Любимые рыжие пряди, складывающиеся в растрёпанную причёску рано пробуждённого Лёши, перепачканы той же кровью, отчего Гречкина пробивает озноб. Зрачки направлены далеко за пределы видимой Вселенной, а от тела так и веет замогильным холодом. Ладони будто немеют, боясь соприкоснуться с ужасом, таящимся внутри, или снаружи, или повсюду — зрение ни капельки не улучшилось, потому различить и опознать остальные детали становится проблематично. Единственное, что запоминается отчётливо,—выступающие синие полоски вен, глядя на которые сиюминутно становится трудно дышать. Точно такие же, только выраженные ещё больше, будто их обладатель кололся по несколько раз, наблюдаются у мажора. Вырвавшийся стон и еле различимое «помоги…», произнесённое мягко, но без надежды и расплывчато. Пространство, граничащее с жизнью и смертью, делится поровну подобно с полосами: белое и чёрное. И здесь, на иной ступени подсознания, господствует второе. Кирилл слепо склоняется, пытается составить план действий, но в голове трезвонит одна и та же мысль: «Слишком поздно». Веки постепенно закрываются, унося младшего в вечный сон, где не существует подопечного, его проблем и зависимости; райское место для мальчика, у какого и так всё несладко. Парень пробует ухватиться, связать их одними узами, чтобы даже после гибели иметь возможность быть рядом. Однако ноги сковываются тёмными лозами, прорастающими буквально из ниоткуда и стремительно охватывающими каждую отдельную часть. Богач шипит, вырывается что есть силы, пусть и заранее предвещает поражение. В это же время Макаров испускает последние вздохи, окидывает взглядом парня и добавляет к предыдущей фразе ещё одно слово: «Помоги себе». Юноша перестаёт двигаться, замирает и становится единым целым с проносящейся мимо бесконечностью. Изо рта вырывается пронзительный крик, переполненный болью. Гречкин его не слышит, уже двумя ногами погрязший в собственно вырытом болоте. Тёмные оттенки поглощают светлые; хочется сопротивляться, но это выходит ему боком. Всё затухает, будто кто-то выключил электричество на каждом материке планеты. А в сознании бьются между собой «помоги себе» и «слишком поздно». Кирилл подскакивает с постели, покрытый холодным потом, прислушивается к собственному сердцебиению, которое, возможно, зашкаливает привычные восемьдесят. Рядом ютится тот, чьи страдания и муки он видел несколько минут назад; только здесь, в реальности,  куратор отдыхает после изнурительного тренировочного дня. Школьники вполне удобно уместились на одной кровати: Лёша щекой подпирает стену, а сзади его обнимает любимый человек, избавляя от ненужных кошмаров — жаль, что действует это не на двоих. Парню приходится провести беглый осмотр, исключая наличие крови, от какой ноги и руки повторно немеют. Ничего нет; слышится равномерное дыхание и лёгкое сопение, в некотором роде схожее с антистрессом. Покинуть постель, источающую родное тепло, удаётся нелегко, словно незримые руки тянутся и утягивают за собой. Шаги влево, шаги вправо, голова всё ещё набита бестелесным Ничем, причём как именем собственным, будто внутри поселилось живое существо, лишённое положенных органов чувств и лица вообще. Наполненная темнотой спальня удерживает тишину, не позволяя даже малейшим скрипам нарушить спокойную атмосферу. Гречкин нащупывает ящик письменного стола, отодвигает его и вытаскивает заготовленный косяк; мало ли пригодится — именно эта мысль способна оправдать наличие травки. Она давно перестала оказывать тот же эффект, что и раньше, но марихуана гарантирует хороший сон вплоть до обеда. Мажор покидает общежитие, дабы не разбудить младшего, сверкает пламенем из зажигалки и преисполняется удовольствием, когда организм получает ожидаемую разрядку. Фонари в отдалении моргают, ветви ударяются друг об друга при приближающемся потоке ветра, вокруг — тишь да гладь. Мозг до сих пор медленно работает, постепенно переваривая сон; Кирилл мог бы сопоставить детали, проследить связь, однако его окатило волной апатии.  Начинает складываться впечатление, что жизнь неумолимо катится вниз. Сам Макаров уже догадывается, какие проблемы терзают душу человека, склонного к самоуничтожению. Их неоднократные диалоги, участившиеся в последнее время, рано или поздно наведут на не самые благоприятные мысли, которые впоследствии перерастут в споры, ссоры и ругань. Представив подобное, парень вдыхает слишком много травки, от чего приходится долго откашливаться. Страх невольно закрадывается внутрь черепной коробки, давит и пожирает слабые места, управляя наркоманом так, как заблагорассудится. Он доселе имел мало представлений о тех чувствах, что заставляют вставать каждый божий день и проживать всё заново. Лёша, пожалуй, единственный, кто содействует формированию нового образа Гречкина, который тот успешно проёбывает. Ложь за ложью закапывают всякие надежды на исправление. Ранее подобные эмоции получались путём наркотиков: ты пробуешь их, растворяешься в несуществующем мире и переполняешься блаженством, пусть и потом чувствуешь вечные усталость и уныние, какие можно избежать с помощью очередной дозы. Рыболовные сети, верно, действуют по тому же принципу. Сделав ещё пару затяжек, богач наконец снимает напряжение, некоторое время осматривает периметр и возвращается под крылышко куратора, где веет домашним уютом. Совсем скоро им придётся снова играть роли, навязанные кем-то свыше; тяжело вообразить, что придётся прятаться от лишних глаз и быть раздельно, учитывая сколько долгих часов они провели за выходные. Рука автоматически касается мягкой кожи, трогает лоб, щёки, убеждаясь в их цельности. «Всё увиденное — это сон, не более» — как мантра повторяется, поглаживая нервы крупной ладонью, пока сознание выключается до следующих суток.   *** Пустоте со временем свойственно заполняться: так и «Семирамида», встречающая учеников обратно после длительного периода. Свободное место на площади перед фасадом здания с каждым днём уменьшалось всё больше. Кто-то приехал заранее, другие отложили поездку и вернулись в самый канун, а некоторые пообещали вернуться чуть позже. Непривычно видеть те же лица, только радостные, готовые поделиться накопившимися новостями. Из-за того, что Илья заявился нежданно-негаданно, Лёше пришлось на неопределённый срок перестать видеться с Гречкиным, не забыв перед этим рассыпаться тысячей извинениями. Парень лишь усмехнулся, наблюдая через окно, как его «рыжик» бежал навстречу другу и падал в чужие объятия. Вдобавок из очередной подоспевшей машины вышла Рита, обрадовавшаяся их присутствию. Девушка выглядела куда лучше, нежели перед отдыхом — вспомнилась та спорная картина, за какой наблюдали, возможно, все собравшиеся. Она обвела спортсмена коротким взглядом, однако так или иначе смутилась, оставляя тайное за широкой преградой. Случайно её глаза переключились на общежитие, тщательно разглядывая четвёртый этаж и обнаруживая тайного зрителя, который таращился в ответ; мажор не из тех, кто при ловле начнёт елозить и искать оправдания. Выпускница, возможно, о чём-то самостоятельно додумалась, потому молча кивнула, как бы здороваясь. Кирилл ответил аналогично, будто никаких конфликтов между ними нет. Компания шумно болтала, направляясь ко входу, пока богач доставал последнюю оставшуюся сигарету и раскуривал её, вдыхая приторный аромат тёмного шоколада. На горизонте вдобавок замаячила Анастасия Викторовна, успевшая подхватить старосту и отвести в сторону, расспрашивая, видимо, о прошедших двух неделях. Макаров смотрелся ошеломлённо, но довольно, словно не виделся с ней долгих сто лет. Сирота говорил, когда лежал подле парня и трепал уже русые волосы, что они близки  и доверяют друг другу, словно родственники. Гречкин лишён подобных привилегий ввиду своего характера; будь  он активным, радушным и позитивным—умным тоже,—то обязательно бы  посвятил жизнь необходимым знакомствам, какие могут повлечь длительную взаимосвязь. Ему подходят такие же мутные типы: богатые наркоманы-алкоголики, требующие от других слишком многое. И если пойдёт дальше по накатанной, то испепелит возникшие недавно, ещё только без опор, пути. Альберт вернулся на следующий день, через пару часов подъехал и Костя, заметно освежившийся. Они спонтанно зашли к другу, пожали руки и стали делиться историями с каникул. Двенадцатиклассник сидел тихо, только слушая, скрывая чересчур личные моменты в собственном хранилище памяти, где изредка всплывали образ куратора и его россыпь веснушек, которые отличались количеством при новом подсчёте. Спортсмен поймал его задумчивое выражение лица, но не накинулся с вопросами, оставляя их для разговора тет-а-тет. Третий же говорил непрерывно о фирме отца, некачественно проданном товаре, почти словленном передозе какой-то девушкой от героина на общей вечеринке. Мажор действительно соскучился по этим двум, какие могли одним незримым присутствием расслабить. Когда Костя откланялся из-за «важных дел»—двое других загадочно переглянулись,—Альберт придвинулся ближе, осмотрел слегка суженные зрачки напротив и шумно выдохнул. — Думал, что ты уже сторчался. Все запасы истратил?—и тут же врезалось изображение встречи с дилером, снабдившим веществами за немалую сумму. Ему предлагали нечто «покруче» привычного кокаина, однако парень знает составы чуть ли не наизусть, дабы понимать, какие пригодны, а какие следует избегать. «Торгаши» способны впихнуть любой товар, даже если там намешана химия, абсолютно не подходящая другим компонентам и строго противоречащая организму. Повезло быть умелым хотя бы в таком незатейливом деле. —Списался с твоим, он подкинул,—пока Макаровы играли и перебрасывались теориями, что случилось; сердце болезненно покалывало.—Пытался втюхнуть фен, но нахуй надо. Эффект всё равно слабее будет. —Повышал дозировку? —Иногда,—особенно когда тело пробивалось сотнями игл, нацеленных в самые чувствительные места.—Я слезу. Надеюсь. —Смотри, скоро и депрессивная фаза накатит, никуда не денешься,—пальцы удерживали сигарету, от какой веяло крепким кофе.—Ценник ещё поднимут, готовься к тратам. Отец в курсе? —Если бы знал, уже давно ограничил доступ банковской карты,—хмыкнул богач, доставая и себе тоже из приоткрытой упаковки.—Деньги утекают, а ему всё плевать. Он спохватился в прошлый раз только тогда, когда поймал за руку. Сейчас это представляется невозможным. —Моим было дело, поэтому вытаскивали как могли: терапия, психологи и куча однотипной хуйни. Ты на коксе долго не просидишь, дружище,—густой дым плавал по комнате, слегка притупляя зрение.—Герыч меня знатно извёл, благо додумался слезть. Ты и сам сидел… —На мефе разве что. —Жизнь от этого не легче. Факт остаётся фактом: один раз выбрался, второй — наступил на те же грабли. Третий вряд ли произойдёт, хватайся за возможность, пока можешь,—усмехнулся Альберт, навострив слух и подметив шаги Кости в коридоре; они всегда отличались тяжестью. Одноклассник зашёл после непродолжительного перерыва, застал момент тишины и, предложив принесённого пива, купленного перед возвращением, уселся рядом, подпирая головой стенку и иногда выпадая из реальности.  Оставшиеся суббота и воскресенье пронеслись беспокойно, одиноко, за исключением пары выездов в город ради посещения ресторана и магазинов. Под руку даже попался знакомый гематоген, каким Гречкина угощали около недели,—он прихватил несколько штук, встретился с вопросительными ехидными взглядами друзей и синхронно посмеялся, будто нет ничего подозрительного. На обратном пути музыка вырывалась наружу через спущенное окно, разрезая будничный шум Петербурга. Костя и спортсмен подпевали современному рэперу, перекрикивая его голос, игнорируя странные взгляды мимо проходящих или проезжающих людей. Будто и не существует иной жизни, где возле края света стоит рыжеволосое чудо, умеющее ослеплять улыбкой, удивлять меткими фразами и завораживать глубиной глаз. Один только еле уловимый образ, который можно разглядеть среди ветвей деревьев, удаляющихся из-за высокой скорости автомобиля, падающих теней, текста песни, где проскакивают слова, ассоциирующиеся с Лёшей. Раскуренный по дороге косяк слегка сбил мысли двенадцатиклассника, отчего он бултыхался на поверхности и пробовал зацепиться за что-либо прочное, снова и снова ошибаясь. По приезде богач втихую прокрался к двери куратора, провернул «махинацию», запихнув гематоген в щель, дождался тихих звуков с обратной стороны и удалился, решая узнать реакцию потом. Вечером ему пришло краткое «спасибо, скучаю»; искры так и норовили сжечь целую комнату, и живот наполнился, вероятнее всего, теми самыми бабочками, о каких обычно говорят. Учебная неделя наступает мгновенно, начинаясь очередным кошмаром, из-за какого Кирилл спохватился посреди ночи. Долго лежал, сверля зрачками потолок и небольшой участок синего неба, увешанного плотными облаками. Будильник, заведённый на ранние семь часов, готовился к выполнению работы, тогда как мажор вовсе не нацеливался спать дальше; воздержание от травки таки вызвало негативные последствия. Ломка стала редким гостем, однако большее неудобство вызывают эмоциональные сдвиги: в одно мгновение он желает сорваться и навестить юношу, будучи полностью упоротым, в другое же хочет запереться и сидеть среди четырёх стен, медленно лишаясь рассудка. Самый запоминающийся сон повторялся, вбивая идентичные фразы под корку сознания. Не хватает только белого мягкого покрытия повсюду, чтобы условия приносили сплошное удовольствие. Пробуждение выдаётся затруднительным ввиду отсутствия желанного отдыха. Глаза смыкались лишь единожды — и то ненадолго. Парень выбирается из постели за двадцать минут до начала урока: второпях принял дорожку, закрасил тональным кремом Риты синяки — та, глянув на него, выдала косметику без лишних вопросов — и протолкнулся через сбежавшихся внизу школьников. Альберт встречает друга у кабинета, кивает кому-то позади и проходит внутрь, здороваясь с вернувшимися одноклассниками. Преподаватель уже занял собственное место, и только одним брошенным взглядом Гречкин определяет место: пропахший теплотой и любовью четыреста первый. Костя увлёкся игрой в телефоне, потому бубнит под нос, не сводя глаз и встречая их профилем. Сидеть сзади, возле окна,—комфорт молодости, о котором помнишь даже после окончания учебного заведения. Подпираешь рукой подбородок, пытаешься слушать урок, но через несколько минут уносишься далеко от места действия, совершая путешествие по неизведанным мирам. Кирилл может бесконечно жаловаться, как не любит пинать хуи целых сорок пять минут, однако всё, чем он занимается,—либо дрыхнет, либо листает ленту «Вместе» до посинения. Ноябрь — текучая чёрная жидкость, в определённый период растягивающая временную линию и создавая из неё натянутую струну. Тренировки чередуются с бессонными ночами, перерывами между употреблением, краткими встречами подальше от любопытных глаз, где Макаров набирается уверенности и исследует каждый участок чужого тела. Богач всё чаще улавливает дрожь, делает белую полоску, вдыхает частицы и ощущает непрерывное жжение слизистой, какая изрядно устала от непрерывного вмешательства. Они играют следующий матч против десятого класса, забирают победу легко, довольствуясь угрюмыми лицами, так и норовящими выплюнуть едкие оскорбления противникам в лицо. Альберт не пылал подобным удовольствием, как против старших, а посему держал себя в руках, запивая позднее боль запасным виски — Рита подошла и лично похвалила друга, вероятно бывшего, разрушая хрустальную стену между ними, воцарившуюся под конец октября. Гречкин оставил его одного, позволив эмоциям высвободиться, поймал довольный, преисполненный гордостью взгляд куратора и взаимно улыбнулся, да так искренне и широко, что был готов растолкать толпу и притянуть спасательный якорь к себе, стоять и не отпускать; однако те кошмары, втройне усиливающие ужасный эффект, отстраняли мажора, двигали им в противоположном направлении. Беспокойные сны сменяются нервной дрожью, позднее обретая тревогу, маятником зависшей над маленькой фигурой. При разговорах с кем-либо руки заметно дрожат, ноги стучат по полу, создавая непрерывный ритм. Нечто страшное, угрожающее жизни приближается, хватает за горло и поднимает вверх, показывая явное превосходство; слышится лишь хрип, который со временем станет последним. Счёт дней теряется, неделя превращается в сплошную без ненужных обозначений и разграничений. Кирилл встаёт, нюхает, падает головой на парту и возвращается к себе в состоянии подобно овощному рынку. Сирота видит растерянного подопечного, когда проходит мимо: тёмные цвета под воздействием наркотика обретают новые оттенки, заставляя всматриваться больше и больше — определённо хуже кокаина. Он пытался делать паузы, но судьба подкидывает испытания, на преодоление которых нужно много сил; истощение кричит об обратном.  Придя в комнату, Гречкин касается шкафа, сползает и трёт виски, матерясь внутри головы и незаметно выплёскивая те же фразы наружу. Всё вокруг тускнеет, искривляется под тиснением пространства-времени, словно гигантское чудовище решило забрать жизнь этого бесполезного существа. Дневной пейзаж сменяется неизмеримым космосом, откуда выбраться не представляется возможным. Кожа снова чешется, будто насекомые залезли и отложили яйца для дальнейшего размножения. Слух резко сокращается, оставляя только звук участившегося сердцебиения; мурашки бегают туда-сюда, изводя парня. Так и подступает смерть? Неминуемая, беспощадная, с косой в руке и капюшоном, что скрывает Безликого. Мажор кричит, кричит пронзительно, надеясь исправить положение, но привлекает постороннее внимание. Перед взором появляется Альберт, бледный и потерянный, не знающий как спасти друга. —Кирилл,—бьёт по щекам, проверяет пульс, повторяет одно и то же «дыши, чувак».  Спортсмен куда-то удаляется, оставляя двенадцатиклассника приближающемуся безумию. Его тело охладевает, теряет способность восстановления, просит помощи отчаянно, хотя бы чьей-нибудь, даже самого Господа. Шум в ушах увеличивается во сто крат, барабанная дробь разрывает перепонки, и глаза перестают видеть ближайшие объекты так же чётко, как раньше. Вселенная схлопывается, закончив расширяться и перейдя ко второй фазе. Или это момент до Большого взрыва? Или та сингулярность, о какой строят догадки учёные? Впереди простирается неизвестность, пока на заднем фоне раздаются знакомые голоса. Организм кипит, температура заметно поднимается, будто вулкан приступает к извержению. Аромат ванили мельтешит перед носом, приводя в сознание; рыжие копны способствуют вызволению из чёрной дыры. Лёша смотрит неотрывно, пальцами раскрывая веки и глядя на узкие зрачки, расширяющиеся под напором острого света лампы. Макаров обвязывает их двоих верёвкой, напрягает руки и ноги, двигаясь исключительно вперёд, зная, что если расслабится, то потеряет всё. У мажора остался только он, а может уже ничего.