«Одни объятия вместо тысячи оскорблений»

Человека с зависимостью способен понять лишь тот, кто проходил через эти же мучения. Неважно, что послужило запретным плодом: алкоголь, вещества, игры, сладкое — перечисленное губительно и одновременно соблазнительно для податливой личности, какой достаточно дать попробовать. Альберт терроризирует друга по полной программе, контролируя его во всех аспектах; раз предложил помочь, то отказывать уже было некрасиво. Кирилл который день держится на благом слове, претерпевая излишки системы. Жизнь после словленной панической атаки словно поделили: есть белая полоса — хотя бы не дорожка — и есть чёрная. Первая знаменуется моментами, когда дышалось легче и реальность казалась проще. Ты существуешь, а следовательно, тебе подвластно всё. Ты делаешь попытки, проваливаешься, побеждаешь, совершаешь невозможное. Вторая же уступает дорогу страху. Первобытному, каким он и является. Боязнь за себя, близких, за непостижимое будущее. Отчасти эта картина мира поэтична; можно разложить её на метафоры, выделить в ней хорошее и плохое, найти Инь и Ян. Только Гречкин настроен резко отрицательно, выпуская наружу клыки и шипы. Наркотики — совершенное оружие, способное убить даже своих создателей. Однажды оступился—твою картину заляпали, оставив зримый след,—принимай решение: либо закрасить пятно заново, либо принять его и распространить заразу дальше. Богач выбрал борьбу. Ради себя, ради «рыжика», ради благого дела. Ежедневная потребность поддаться искушению вымораживает, заставляет чаще чесать нос, пить обильное количество воды, жевать жвачку, лишь бы занять организм чем-то. Поначалу в ход идут косячки, не содержащие много травки: Костя, как законопослушный гражданин, подобрал правильную рецептуру, снизив процент марихуаны и заменив её табаком. Эффект, конечно, слабоват, но пару тройку раз вставляет. Узнай Макаров о методах устранения аддикции, то знатно бы прихуел. «На войне все средства хороши» — сказал тогда друг, усмехаясь собственной наивности. Раньше именно наркотики приносили должные эмоции, соперничавшие с натуральными, во главе которых стоял Лёша; сейчас же, ввиду отсутствия двух вещей сразу, мажор страдает. Ему чертовски не хватает едкости, вылетающей изо рта куратора; эйфории, приятно пронизывающей тело; злости, радости, да всего того, что приносит моральное удовольствие. Парня смело можно назвать «энергетическим вампиром», и вряд ли подобное возымеет негативную реакцию. Намеренно организовав встречу под предлогом подготовки к сочинению, на какое плевать с высокой колокольни, Кирилл восполнил недостаток, но в то же время ужаснулся, до чего он довёл сироту. Небесные радужки больше не искрились, под глазами залегли синяки, любимые веснушки будто скрылись, а кожа приняла холодноватый оттенок. Волновало бы его это раньше, когда личное «я» не подверглось колоссальным изменениям? А волновало ли вообще что-то? Какие-нибудь слова, действия, поступки? На всё ответ один: нет. Ошибки молодости, херовое воспитание — оправданий тысяча, истина — едина. Впервые завидев слёзы близкого, столкнувшись лицом к лицу с расколом, мажор, пусть и припоминая фразу насчёт обещаний, мысленно нарушил запрет, тем самым надеясь сделать лучшую версию себя. Первого декабря назначен концерт, посвящённый началу зимы; когда Гречкин только услышал об этом, то иронично хмыкнул, выражая максимальный скепсис к происходящему. Выйдя из общежития на учёбу именно сегодня, парень застывает возле перехода между зданиями, удивлённо озираясь и осматривая холл. Повсюду развешаны снежинки различных размеров, уютные новогодние гирлянды, мишура преимущественно зелёного цвета — ещё вчера заканчивалась осень, теперь же господствует Рождество. Возле лестницы разместили специальную коробку с надписью «Тайный Санта», о каком успел поведать Альберт: они втроём закинули бумажки, написав нечто настолько абсурдное, что способно ошеломить людей, которым выпадет эта компания. Подростки снуют мимо радостные, поймав праздничное настроение и разделив между собой. Самые ответственные и активные занимаются последними приготовлениями в актовом зале, где толпа образовалась ещё до начала мероприятия. Среди низких и высоких макушек выглядывает вполне узнаваемая рыжая: хочется прилюдно подать знак младшему, однако Кирилла одёргивают, таща на занятия. Ничего, он успеет сегодня полюбоваться мальчиком-пианистом. Преподаватели подхватывают общее веселье, как и перед Хэллоуином, потому проводят уроки свободного формата. Костя опять непрерывно залипает в телефоне, строча десятки сообщений за минуту; Альберт пролистывает ленту «Вместе», смотрит на свежие выложенные фотографии Риты с репетиций — девушка любит почти повседневно выкладывать посты — и пролистывает вниз. Богач подмечает, как темнеет взгляд, ходят желваки, губы мнутся. Секунда, и напряжение спадает, сменяясь расслаблением при виде котиков. Кирилл беззвучно хмыкает, вспоминая, что и младший теперь в ссоре, заочно вставая на сторону уже бывшего врага. Судьба прямо-таки насмехается над ними. От скуки мажор и сам приступает к изучению новостей, обнаруживает совсем недавно выложенное Лёшей видео, показанное ранее, когда они сидели вместе. Аккуратные пальцы плавно жмут по клавишам, и без звука это всё равно выглядит эстетично. Парень залипает, отрываясь лишь тогда, когда раздаётся звонок. Напоследок ставит сердечко, снова первый, наверняка вызывая улыбку с обратной стороны. Спортсмен вопросительно косится, но оставляет рассуждения при себе. Лестницы полнятся учениками, спешащими на представление. Они громогласно обсуждают сплетни, заикаются об Альберте и Рите, «между которыми явно что-то есть, я видела их!». Двенадцатиклассник никогда не придерживался тех гипотез, что выдвинуты без основания. Быть рассадником лжи — опрометчиво, особенно если это может стать твоим врагом. Добравшись до первого этажа, компания двигается к залу, проталкиваясь сквозь толщи людей. Недовольные бросают в спины возмущения, однако остаются проигнорированы. Шаткие нервы друзей вполне легко раззадорить, поэтому мажор движется позади и усмиряет крикунов. Помещение, выделенное для проведения различных мероприятий, украшено не менее живописно. Подобно звёздам с потолка свисают десятки снежинок, вокруг из колонок играет животрепещущая музыка, а организаторы помогают зрителям занять положенные места. Выбрав самое удобное для просмотра сиденье, Гречкин откидывается в предвкушении, обводит зрачками круг, встречая знакомые лица. Неподалёку располагаются Илья и Саша, шумно переговаривающиеся, но мгновенно умолкающие при одном столкновении с компанией старших. У второго отвисает челюсть и захлопывается ровно тогда, когда Костя поворачивает голову и продолжительно глядит. Мажор готов поставить сотню баксов, что здесь что-то нечисто, учитывая какими взглядами те обменялись; мысленно подчёркивает момент, рядом пририсовывая карандашом знак вопроса. Концерт начался скудновато: вышли директор с Анастасией Викторовной, рассказали о сути праздника, пожелали удачи выпускникам в предстоящем сочинении, трижды поклонились, поблагодарили тех, кто оказал помощь при создании декораций — Кирилл уже через десять минут хотел уйти, но ради своего мальчика продолжил сидеть смирно. Первыми выступили стихотворцы, вторыми — танцоры, третьими — «юмористы», иначе никак назвать нельзя, четвёртыми — актёры, и так весь цирк по порядку. За час, наполненный разнообразными номерами, компания шёпотом обсудила всех участников, придумала забавные клички, поглумилась над некоторыми личностями и успокоилась лишь после упоминания музыкального кружка. Богач устремляет взгляд на сцену, пытается заглянуть за красную завесу и замирает от приглушённого света. Первые ноты льются плавно, нежно, будто целая душа высвобождается наружу. Потихоньку ширма раздвигается, давая взору лицезреть сцену. Весь опрятный, ухоженный, выглаженный до идеала, словно сошедший со страниц глянцевого журнала. Голова склонена к инструменту, но даже под софитами узнаются черты лица. Лёша поведал ему историю создания «Лунной сонаты», пока перебирал пальцами волосы и размеренно дышал. Людвиг ван Бетховен посвятил композицию своей ученице, и по совместительству возлюбленной, Джульетте, с которой дальнейшая жизнь не сложилась. Младший, выплёскивая эмоции относительно самостоятельного изучения пианино, обматерил — причём буквально — каждую клавишу, каждую ноту, каждую секунду пребывания в музыкальном классе. Сейчас он смотрится величественно, будто сам написал сонату и посвятил любимому человеку. Возможно, у юноши появилась муза — образ, вдохновивший творить и создавать. Гречкин в тот вечер сказал: «Тебе нужно выложить видео. Пусть мир знает, какой ты прекрасный». Пожалуй, это самые искренние слова за последнее время. К куратору подключаются остальные: скрипка, флейта, еле различимая арфа — они заметно улучшают звучание. Кирилл блокирует слух от побочных шумов, которые не позволяют вдоволь насладиться мелодией. Впервые его тянет искусство, почти впервые он самостоятельно поддаётся навстречу неизведанному — «рыжик» занял почётное место раньше. Альберт что-то шепчет, однако слова проваливаются в бездонную яму. Парень прикрывает глаза, настраивается на нужный лад и даёт невозможному свершиться. Фибры души пронизаны удовольствием; он испытывает огромное желание не выныривать обратно к чёрствому миру, где окружающие — гадкие создания, а действительность — набор гнилых конфет. Идеально выстроенный оркестр завершает композицию совсем скоро: время пролетает подобно ракете, которая за раз обогнула целую галактику. Аплодисменты раздаются со всех сторон. Кажется, что мажор пытается стать громче других, потому хлопает особенно яро. Музыканты выстраиваются в одну шеренгу — Лёша занимает главенствующую позицию — и кланяются, почти касаясь лбами пола. Чёрный костюм юноши сидит на нём бесподобно, облегая тело и очерчивая поразительную худобу. Рита располагается поблизости и среди сотни взглядов сталкивается именно с Гречкиным, какой совершенно случайно изучал её физиономию. Брови слегка приподнимаются, без слов задавая вопрос. Парень расслаблено жмёт плечами, мол выбирать тебе. Когда-то ведь и они состояли в конфликте: по глупости богача, конечно, но сейчас это мало обоих волнует. К стоящим присоединяются другие участники концерта, включается плавная мелодия и одновременно звучат десятки голосов. Финальный хор вызывает мурашки. Сирота глядит прямо, лишь секундно взирая на старшего. Блядский Макаров, умеет же пробуждать бабочек ото сна. Мероприятие оканчивается громкими возгласами и фуршетом для всех желающих. Костя тащит друзей освежиться, наливает охлаждённое шампанское и залпом осушает бокал. Альберт и Кирилл поступает не так опрометчиво, растягивая наслаждение. Вдалеке Лёшу осыпают комплиментами девочки разных возрастов, хвалят его внешний вид, умение играть на пианино — по максимуму раздражают богача, который держится, чтобы не подойти и не вклиниться в разговор. Староста даже оттуда находит зрачками подопечного, пялится открыто, уклончиво отвечая любопытным особам. Ревность — необычное чувство, с каким приходится столкнуться впервые. Младший уворачивается от очередной подступающей толпы, наверняка придумывая отговорку, и кивком подзывает Гречкина к себе. Вот так открыто, прямо, самоуверенно; кто подменил его стеснительного мальчика? Среди народа их никто не видит, да и ни у кого нет надобности лезть в личные дела этих двух. Мажор руками поправляет галстук, следя за взглядом «рыжика». Тот прикусывает губу, но продолжает молчать. Альберт, вероятнее всего, разыскивает пропавшего друга, однако уж слишком долго двенадцатиклассник ждал новой встречи с сиротой. Неужто жизнь может настолько сильно измениться за короткий срок? —Я же говорил, что ты великолепен. Убедился в этом?—Макаров хмыкает, берёт со стола стакан, наполненный рябиновым морсом, и неоднозначно кивает. —Представлял, будто играю лично тебе,—он ловит замешательство, усмехается, теперь уже сам рукой проводит по верхней одежде напротив, убирая ненужные складки. Наглый, невразумительный, бесподобный — иными словами его не охарактеризовать.—Слишком много народу, как думаешь? —О, так тебя это только сейчас начало смущать? —Меньше разговоров, Гречкин. Ладони инстинктивно притягиваются друг к другу, сжимают крепко, подобно прочному морскому узлу. Тела проталкиваются сквозь студентов, выходят в просторный холл, где снуёт декабрьский мороз, пробравшийся через недавно открытое окно. Их тянет не излюбленный кабинет, а место более сокровенное, предназначенное для уединения по каким-либо причинам. Как-то наобум выбирается комната Лёши: она кажется Кириллу уютной, похожей на так называемый дом, куда люди хотят возвращаться после напряжённого дня. Шторы задёрнуты, свет приглушён, и школьники будто запираются подальше от реального мира. Пускай гремят фанфары, пускай взрываются фейерверки — всё это уже неважно. Куратор самовольно льнёт к чужому лицу, аккуратно хватая пальцами подбородок. У них разница в росте относительно большая—плюс-минус десять сантиметров,—потому приходится опустить голову для более удобного контакта. Губы находят свои противоположности, мнутся под напором, от какого кружится голова. Старший не знает, где и когда сирота научился подобному: ощущается уверенность и желание местами быть главным. И ему разрешает добровольно выпущенный зелёный свет. Проворные руки с уголков челюсти опускаются к затылку, дальше — спина, расслабляющаяся при точечных прикосновениях. Макаров — чёртов дьявол, которому невозможно не продать душу. Будь Кирилл настойчивее, уже бы перешёл на следующий этап отношений, безо всякого стеснения позволяя себе непотребства. Как минимум, не сегодня; староста, хоть и отрицает подобный факт, морально устал. Синяки под его завораживающими глазами кричат о многом. Если бы в таком положении оказалась любая девушка, с какой мажор захотел переспать, парень попросту проигнорировал даже столь явные отметины. Измученный «рыжик» выбивает его из колеи, вызывая не родимое чувство жалости. Получать эмоции таким способом — неожиданное открытие. Другой вопрос: на что ещё способен младший? Лёша в какой-то момент теряет самообладание, губами спускаясь ниже, изучая ими новые участки кожи. Дымка перед глазами застилает взор, лишая одного органа чувств; зато начинают активизироваться другие, во сто крат преумножая ощущения. Мокрая дорожка следует от шеи — самой чувствительной зоны — до ключиц. Богач зарывается пятернёй в мягкие волосы, пропуская через пальцы каждый рыжий локон. Как будто не существует разницы между сиротой и прошлыми девушками, за исключением естественного желания, возникшего без помощи наркотиков. Произвольно срывается тихий стон, прозвучавший как стоп для них обоих. Двенадцатиклассник перехватывает ладонь, наклоняется и целует уголок губ, смягчая жест и повторяя ещё раз. Юноша стоит столбом, не менее удивлённый произошедшим. —Мышонок, ты устал. Будет бессовестно с моей стороны пользоваться положением,—тёмные брови вздымаются вверх, что несколько забавляет. Гречкин прекрасно понимает его недоумение: сердце зажигается по-новой, а в животе приятно колет. —Я…—речь обрывается на полуслове; Макаров о чём-то задумывается, хмыкает сам себе и продолжает.—Да, ты прав. Концерт и правда вымотал. Но я хорошо сыграл? —Ты восхитительно сыграл,—железным тоном отвечает Кирилл, приземляясь на постель.—И, говоришь, думал в тот момент, что играешь только мне?—щёки, покрытые россыпью веснушек, краснеют.—Ой, да ладно тебе. Меня это даже умиляет. —Много лести. Так было легче сосредоточиться. Тем более, вряд ли ты против. Лишний раз тешу твоё эго,—он усаживается рядом, кладёт голову на плечо и прикрывает глаза, всё ещё дыша с перерывами.—Как ты вообще? Держишься?—оба отлично знают, о чём вопрос, но не конкретизируют. Только сейчас богач вспоминает пропущенную дозу травки, которую приходится принимать согласно временным отрезкам, как лекарства. —Вполне,—правда Лёшу так и не посвятили в методы лечения зависимости, отчего взгляд мгновенно темнеет.—Как хорошо, что ты умный: знать опасность — проблем меньше. —Необязательно быть умным. Достаточно избегать плохих компаний. —Гром предупреждал, что я — плохая компания. Решил ослушаться взрослого?—юноша усмехается, приподнимается и смотрит пристально, прищурив глаза. Между ними растягивается нить длиной в пару сантиметров, отделяя кончики носов. —А ты бы так хотел, чтобы я избегал общения с тобой?—в горле застывает невесомый ком, из-за какого становится проблематично глотать. Небесные радужки гипнотизируют, лишая рассудка. Старший отрицательно качает головой.—Вот и я тоже. Они разговаривают ни о чём, обсуждают предстоящее сочинение, разбирают какие-то литературные примеры, что странно одновременно для них обоих. Гречкин интересуется историей Ромео и Джульетты, выслушивает пересказ «Преступления и наказания» — роман оказывается любимым произведением Макарова — и рассуждает над поступками Раскольникова. Школьники лежат, прижавшись друг к другу, чувствуя синхронное биение сердца. Староста засыпает, руками обхватив туловище Кирилла, а тот, в свою очередь, успокаивается, с обожанием впитывая родной запах. И пусть этот момент запечатлеется навсегда, став неподъёмным якорем: он не раз ещё вернётся сюда мысленно, лишь бы мгновением почувствовать тепло на сердце.