А что, если это история про нас/If it was about us

Микаса проснулась в холодном поту. Ей снова приснились родители. Этого давно не происходило. Она старалась об этом не думать. «Может быть, стоит читать какие-то более позитивные истории?» Последняя, которую она пыталась осилить, была слишком мрачной. У нее было четкое ощущение, что автор нездоров. Все крутилось вокруг одного героя, замыслившего убийство. В своих мечтах он почему-то считал, что совершив это одно убийство — он сможет стать особенным и изменить мир. У Микасы холодело внутри, когда она понимала, что идеи Эрена были не такими уж нечастыми в умах стольких людей по всему миру. Но, кажется, она расстроила Леви своим чтением. В книге было немало рассказано про одну героиню, которая работала проституткой. Когда Микаса дошла до ее истории, ей показалось, что Леви стонет. Его лицо исказилось от боли. — Что я наделала! Она мгновенно отложила книгу и погладила его по голове, чтобы успокоить. Она, кажется, и не заметила, когда начала это делать. — Леви, это всего лишь книга. Это все неправда. Вымысел. И я не буду больше ее читать. Прости. «Странно». Она пару раз замечала, что он с какой-то особенной болью смотрит на бедных горожан. Однажды они встретили на улице женщину с ребенком. Она была такой худой, ребенок плакал. Она прижимала маленькое существо к себе. Леви тогда, кажется, как будто изменился в лице. Но Микаса не спросила его, почему. Теперь ей казалось, что она начинала его лучше понимать. Она смотрела на его лицо и вспоминала его взгляд, который казался уже не холодным, как раньше, а каким-то грустным. Она вспомнила и этот разговор в самолете. Его просьбу помочь убить Зика. «Почему он это вообще предложил? Ведь понятно же было… Всем было понятно, кроме меня, что Эрена уже не спасти. Но он все равно предложил». «И эти слова «останься со мной, Микаса!» Но, разумеется, он имел в виду «соберись, Микаса», а не то, что я тут себе выдумываю». Она продолжала гладить его по шелковым черным волосам. Когда она иногда их подстригала, то с грустью замечала среди черных прядей и парочку седых волосков. «Неудивительно, после…» Она прикоснулась к его лицу. Ей теперь часто приходилось прикасаться к его красивому лицу. Просто чтобы оно не обрастало щетиной. Она дотронулась до шрама на его лице. Как будто желая стереть эту боль. Раны давно затянулись и шрамы не казались такими уж большими. «Даже странно, что он не кажется ни на секунду менее красивым из-за них. А его тело не теряет внешней силы, несмотря на то, что он уже год в постели. О, о чем ты думаешь, Микаса!» Эрена так и не похоронили. Эта банка с прахом сейчас стоит в ее пустом доме. В доме, где она даже никогда не ночует. Вообще это она из причин, почему она не хочет там оставаться. Ей как-то не по себе там. Ей намного уютнее здесь, в больнице, рядом с Леви. Она чувствует себя здесь в безопасности. Ей уже несколько месяцев не снились кошмары про Эрена. «Даже странно, учитывая, что скоро годовщина». Почти год, как она убила Эрена. И почти год, как она не разговаривала с Леви. «Неужели это правда?» На глаза навернулись слезы. В животе сжался комок. Микаса взяла покалеченную ладонь Леви в руки и поднесла ее к губам. Тепло разнеслось по всему ее телу от этого поцелуя. Она закрыла глаза. И в то же мгновение открыла в ужасе. «Отлично. Начала с того, что целовалась с мертвецом. Теперь воображаю себе невесть что про человека без сознания. Отвратительно. О если бы все, кто называет меня святой, знали всю правду!» Эти мысли начали посещать Микасу уже некоторое время. Она гнала их прочь и старалась объяснять это себе одиночеством, скукой и вынужденным близким контактом с человеком, которому нужна ее помощь. Леви был безумно красив. Это она знала всегда. «И он при этом, кажется, никогда особо не злоупотреблял вниманием женского пола». За это она его уважала. «И я должна проявить к нему тоже хотя бы чуточку уважения». — Микаса? Доброе утро! Как Ты? Питер делал утренний обход. За последние полгода они подружились. Она очень много узнала от этого образованного и тактичного человека. «Если бы не он, а еще Габи, Фалько, Оньянкопон, которые не оставляли капитана, я бы, наверное, окончательно сошла с ума здесь». — Мне приснился кошмар. Питер встревожено взглянул на нее. — Помнишь, я тебе рассказывала о том, что со мной произошло в детстве? Ну вот это были воспоминания, кажется. — Микаса, ты хочешь об этом поговорить? — Я в порядке. Я только переживаю, что расстроила Леви. Питер удивленно поднял бровь. — Мне кажется, его встревожила книга, которую я вчера вечером читала. У него часто меняется выражение лица в зависимости от того, что я читаю или просто рассказываю ему. И иногда, если я тревожусь, или читаю что-то особенно грустное, я вижу, что ему тоже неуютно. — Это очень интересно. Микаса, ты помнишь, я брал у вас двоих кровь и расспрашивал тебя про способности Аккерманов. Я думаю, я пришел к некоторым выводам. И, может быть, мы могли бы об этом поговорить. Микаса словно ожила. «Что-то еще? Какие-то новости? Может быть, Питер нашел способ? Но не надо надеяться слишком сильно». — Да, расскажи, пожалуйста, что тебе удалось узнать. — Не сейчас. У меня обход. Я вижу, в целом, наш пациент без изменений. Давай договоримся встретиться вечером, если ты не против. Разговор может быть длинным. Микаса вздохнула и повернулась к Леви. — Я думаю, нам надо начинать наш день. Скоро Габи придет. Мне нужна пара минут, чтобы прийти в себя. И мы начнем. Леви, что тебе снится, Леви?