А что, если это история про нас/If it was about us

Два года спустя В печке потрескивали дрова. Леви снова заварил чай с корочками апельсина. Он сидел и грелся на диване у камина, разминая больную ногу после тренировки. Она выиграла дважды. Но он не переживал. «Значит не поддаётся мне. Значит…» Дома было немного промозгло. Весь день опять шел дождь. Он недавно вернулся из душа. Надел оставленные ею та тумбочке домашние мягкие штаны, просторную футболку и мягкую худи. Эта пижама бело-зеленого цвета ей особенно нравилась. Он тоже чувствовал себя в ней уютно. Образ завершали пушистые связанные ею шерстяные носки. Она выглянула из кухни. На ней был синий махровый халат и такие же пушистые носки. Она умилилась, видя, как он устроился на диване. — Ты как там? Не сильно тебя побила? — она, кажется, не переживала, скорее, дразнила его. — Тш, бывало и хуже. Эй, не принесешь мне плед, пожалуйста. Прохладно что-то. И нога эта чертова ноет. Из-за погоды, наверное. Она слегка улыбнулась, с нежностью глядя на него, и принесла плед, который когда-то сама связала. — Укутать тебя? — Ага, — в его взгляде давно не было сомнений, вины или даже ущемленной гордости. Она укрыла его пледом. Завернула ноги. Поцеловала его в кончик носа. Он приятно поежился и даже слегка замурлыкал, чувствуя ее прикосновения. — Хммм, — хотел притянуть ее к себе, но она игриво улыбнулась. — Погоди, у меня там пирог… — Тебе помочь? — Отдыхай, все хорошо, позволь нам с пирогом побыть вдвоем. Она хитро подмигнула ему. Леви улыбнулся и согласился подождать пирога. Она ушла на кухню. Он кутался в плед и с интересом рассматривал причудливый узор, созданный ею. Все эти переплетенные нити. «Как ей удалось столько всего придумать, создать, подарить? Даже кажется, что это не плед, а она сама обнимает». «Ммм, он даже пахнет ею как будто бы. Лаванда. Она любит этот аромат. Он как сама Микаса. Когда впервые познакомишься, кажется слишком. А потом начинаешь понимать, что он какой-то целительный что ли. Успокаивающий. Когда остаюсь один, а ее нет дома, и чувствую вдруг необъяснимую тревогу, беру иногда пучок засушенной лаванды. Она хранит его вместе с другими травами. Осторожно вдыхаю этот аромат. И так легко становится. Вся эта тревога, этот хаос, неопределенность в мыслях отступает. Как будто она снова по спине гладит, обнимает. А еще лаванда — это красиво. Иногда представляю, как она идет по лавандовому полю… Невероятная. Я думаю, даже скоро увижу эту картинку, учитывая, куда мы собираемся. В прошлый раз не успели. А теперь у нас будет больше времени. И еще я представляю, что она идет не одна. За ней кто-то семенит. Чьи-то маленькие ноги…» «Кажется, я слишком размечтался. Арлерт что ли меня заразил?» «Хм. А это уже совсем другие запахи…» Он прислушивался к аромату из кухни. И правда пахло яблочным пирогом с корицей. Он любил эти тихие вечера, когда можно было просто сидеть в обнимку у камина. И быть с ней. Просто быть с ней. В эти минуты он не испытывал ни сожалений, ни чувства долга. Ничего кроме любви и счастья. С того дня, когда началась новая жизнь, после гула, прошло уже четыре года. Два года — как Леви вернулся к ней. И уже почти год назад она, как и обещала, однажды утром разбудила его на собственную свадьбу. Они обменялись кольцами в подрастающем саду из апельсиновых деревьев. Все их друзья были рядом. Микаса тревожно сощурила глаза, когда он подхватил ее на руки. Его глаза говорили: «Даже не спорь. Сегодня я делаю, что хочу, а завтра пусть это колено хоть отвалится». А потом они лакомились тортом в кафе, которое открыли Жан и Пик. Армин без остановки говорил о новом гуманитарном проекте, где его друзья должны были участвовать. На руках у него сидел и, кажется, присматривался к куску торта, годовалый Елезар. — Армин, ты ведь понимаешь, что это все займет некоторое время! — Микаса, конечно, тебя и, тем более, Леви никто не торопит, — Армин опасливо взглянул в сторону Леви, который слушал в этот момент поздравления Райнера, и вполголоса продолжил — но вообще-то, мне кажется, он давно… За этот год Леви совершил что-то очередное «невозможное». Все списывали это на гены Аккермана. И только Микаса, кажется, знала, каких трудов ему это стоило. — Я с тобой согласна. Но ты же знаешь его. Он сам хочет быть «уверен». Прежде всего — в своем опыте. Ему важно «никого не подвергать опасности». Это же «Леви». Как вы там говорите с ним, Оньянкопон, «налетать часы»? Да и мне еще нужно получить необходимые навыки, чтобы выполнять свои задачи медика. — Микаса, у тебя более, чем достаточно опыта, а у капитана талант, ты же сама видела, — перебил ее Оньянкопон. Она уже не раз летала с ним. Она видела. Его лицо и то как горел его здоровый глаз, когда самолет оторвался от земли. — Эй, хватит о делах! Я думал, сегодня наша чертова свадьба?! Это был еще один день, когда Леви чувствовал, что может «позволить себе немного эгоизма». Он похвалил торт, приготовленный Жаном. Особенно отметил дизайн. Жан выдохнул. «О, если бы эти двое знали, чего ему, Жану, стоило сделать их торт таким!» А потом Леви протянул Микасе руку. «Неужели он хочет, чтобы мы танцевали?» Это не был идеальный танец. Может, из-за давно ничего для них двоих не значащей разницы в росте. Или из-за того, что он прихрамывал. Они оба слегка смущались. И на самом деле едва двигались, просто соприкасаясь лбами и закрыв глаза. Они не видели, как их друзья улыбались и вытирали слезы. Они не слышали даже музыки. Они были одни в этом мире. И никто не мог бы их разуверить в обратном. Леви вспоминал день их свадьбы, ее в белом, длинном, таком простом, без вычурности, но так идеально подчеркивающем ее стан платье, «с чертовыми бесчисленными пуговицами на спине». «Специально, наверное, выбирала, чтобы испытать меня, паршивка». Он старался не думать о другой приближающейся годовщине. «Неделя осталась. Как я не люблю это время». Он хотел думать о хорошем. За эти два года в копилке его новых воспоминаний кроме ужасов собралось и немало хорошего. Какие-то совершенно нереальные раньше для него вещи. То, что кажется, называется мирной жизнью. «Небо. Разве я мог раньше себе позволить о нем мечтать. А теперь я вижу его. Так близко. Пусть и одним глазом. Этот свет, это какое-то непостижимое пространство, когда я снова в него поднимаюсь. Где-то там и вы, ребята. Вы же смотрите, да? Вы же счастливы за меня, за нас?» «Смех ребенка Армина. Его первые шаги. В том числе в нашем доме. Этот мелкий, кажется, вьет веревки не только из родителей». «Сам Арлерт с его зубодробительной верой в людей». «Эти двое. Уже почти взрослые. Люблю их. Кто бы мог подумать!» «Суета в кафе Жана. Пик, раздающая указания всем этим чертовым поставщикам товаров. Кирштейн с его простодушной улыбкой каждый раз, когда мы с Микасой заглядываем к ним в заведение или просто в гости». «Оньянкопон и его дружба. Все, что этот человек сделал для меня. Все, что казалось невозможным, но стало реальным благодаря какому-то одному человеку, которому оказалось не все равно». «Все эти люди, которым мы хотя бы немного, но смогли облегчить жизнь». Он чувствует в груди что-то особенно щемящее, когда они с Микасой вечером идут мимо этих новых домов, где теперь горит свет и видны тени. Тени готовят ужин. Тени играют с детьми. Тени просто спокойно стоят у окна. «И это хорошо и так и надо». «Спрингер с его вечными шутками. Не зря он праздники теперь проводит для людей. А людям теперь снова нужны праздники». «Даже Браун. Даже Энни. Даже Елена». «Они все потихоньку перестали наконец звать меня капитаном. Хотя, теперь я, вроде, снова. Может, Спрингер был прав? Тш». Никто уже даже не удивляется, видя, как он разгуливает (подумать только!) по собственному дому в домашних штанах и тапочках. А он сам не заметил, как перестал смущаться, когда Микаса берет его за руку на людях. Или как он сам может обнять ее за талию, даже когда другие смотрят. «Микаса. Она с ее этой такой кроткой улыбкой. С ее руками, которые как и два года назад так умеют прикасаться к моим рукам, что я каждый раз знаю о моем внутреннем поражении перед этой женщиной. Ее голос. Уверенный, когда она говорит о делах. Нежный и тревожный, когда она переживает за меня. И такой чертовски убийственно глубокий, когда нас никто не видит и не слышит». «Кажется, она счастлива. Это удивительно, но, кажется, она правда счастлива рядом со мной. Весь тот ужас, что мы пережили, отступает. Не проходит и дня, чтобы я не чувствовал, как мне легче. Потому что она рядом. Не проходит и дня, чтобы я не чувствовал, как и ей тоже все лучше. Как она тоже позволяет себе просто жить». «Свободная. Она такая свободная теперь. И в то же время моя. Моя». «Она и правда как небо. Ночное звездное небо. Что-то непостижимое загадочное, бездонное. И в то же время, такая земная. Вселенная в миниатюре. Эта женщина». Кошмары им и теперь снятся иногда. Проснувшись, она прижимается к нему покрепче. Иногда, чтобы успокоить его. Иногда, чтобы самой согреться и спрятаться в его крепких объятиях. А он берет ее руку и сжимает в своей в замок. Чтобы даже во сне, в этих, других мирах — быть вместе. Не расставаться. Никогда. … Она колдовала на кухне, наслаждаясь ароматом корицы, который стал для нее каким-то символом уюта. «Удивительно, как кора дерева, такая грубая, может приносить столько эмоций. Этот аромат. Он как Леви. Чуть-чуть терпкий, даже немного жгучий, но сладкий, теплый. Мой. И раскрывается постепенно. Его не каждый поймет. Ему нужно время. Но если его дать, то это будет того стоить». «Леви. Мне правда иногда хочется кутаться в это имя, как в теплый плед». «Леви. С его такими сильными и такими нежными до смерти руками. О, когда он подворачивает эти свои рукава. Я НЕ МО-ГУ…» «Леви. Его дыхание. Его запах. Как я люблю прятаться ему под мышку по утрам». «Леви…» Она поглядывала на пирог в духовке и вспоминала все их моменты. Все то тяжелое, через что им пришлось пройти вместе. И кажется, даже это она вспоминала без боли. А с гордостью за него. За то, что он справился. «Никогда не забуду эти долгих два года. Но я не жалею о них. Я столько поняла за это время. Без них — я бы, наверное, никогда не стала собой. А потом — первые дни, после того, как он пришел в себя. Как он боролся. Его глаза. Столько боли в них было. И столько надежды. Мне иногда страшно представить, что я ведь могла уйти. Оставить его. Нет. Нет, никогда! И ему пришлось справляться со всем одному? Он бы справился. Конечно. Но все же. Нет, нет, никогда бы я его не оставила!» «А теперь он иногда даже забывает, что прихрамывает. Особенно, если ему надо меня догнать». «Теперь ему снова легко. И он кажется, уже сам не помнит, когда стало легче». «И столько этой легкости. Что иногда и правда не верится, что она про нас». «Он так улыбался на нашей свадьбе. Шептал мне на ухо, что я красивая. А он. Этот его черный костюм и рубашка. Воротник до конца не застегнут и дразнит. Весь день меня дразнил. Даже не обращал внимания, что на нас смотрят. Кажется, ребята даже потихоньку начинают привыкать к тому, что он улыбается. Да и он сам тоже». «Его сосредоточенное выражение лица, когда он за штурвалом. Он говорит, что особенно нервничает, когда я с ним на борту. А я не нервничаю. Я уверена в нем». «Я так люблю теперь плавать вместе. Он наконец отпустил эти свои глупые страхи. Люблю, когда мы все вместе собираемся с ребятами на пляже». «Я вообще люблю, когда мы все вместе. Все эти праздники. Как будто мы обычные люди. Как будто никакого ужаса и не было. В прошлом году Оньянкопон пригласил нас отмечать Рождество. Елена даже была. Мы никогда Оньяна не спрашиваем. Кто знает… Кому-то иногда нужно больше времени. Мы украшали дерево у него во дворе. А Леви даже разрешил себя всем поздравить с днем рождения. Оньян смеялся, и говорил что-то про символичность того, что Леви родился именно в этот день. Леви ворчал». «Я так бы хотела, чтобы как можно больше людей могли чувствовать себя обычными. Ведь если даже у нас с Леви получилось, значит и другие заслуживают. Может быть, у нас даже получится им в этом помочь. У нас должно получиться, но сегодня…» «Сегодня у меня настроение кутаться в теплый плед. Сегодня просто день для нас. Я уже соскучилась по нему. Интересно, он там не уснул? Пригрелся у камина. Мурлычет даже как кот. Он счастлив. Кажется, он правда со мной счастлив. А я? Мне вообще прилично задавать такой вопрос, счастлива ли я, когда он рядом? Хм, пусть не надеется — растолкаю. Не одной же уплетать этот пирог. Хм, должно вкусно получиться, у Жана рецепт брала. Надо будет еще у него рецепт этих булочек с корицей взять». Через пару минут она к нему возвращается. — Эй, пирог готов! — Чай тоже давно тебя ждет. Забирайся ко мне. Она поставила тарелки с пирогом прямо перед ними на небольшой столик, где лежала очередная книга о приключениях, и прижалась к нему. Он завернул ее в плед, под которым сам сидел. А она запустила руку в его волосы, потерлась носом о его щеку. — Дома хорошо, Микаса. — С тобой хорошо, Леви. Эй, как там твоя лапа? Ноет? Хочешь помассирую? — Все хорошо, я тут уже согрелся под твоим пледом. И, кажется, отпустило. Это волшебный плед, наверное. — Леви… Она мечтательно прижимается к нему. Они уже полгода летали вместе. Леви управлял самолетом. Микаса везла в пострадавшие регионы лекарства. На месте старалась оказывать необходимую помощь вместе с другими волонтерами и медиками. Леви к этому моменту уже уверенно мог двигаться. Часто отставлял свою трость в сторону. Хотя и прихрамывал по-прежнему. Но его это давно не беспокоило. Только она не давала ему таскать тяжелые коробки с медикаментами и продуктами. Но он давно не переживал из-за этого. Тем более, «дел» ему хватало. «Надо же было кому-то построить этих волонтеров». На прошлой неделе они вернулись из очередной командировки. Мир даже без титанов оставался во многом неидеальным. На Севере Марли разыгралась какая-то странная лихорадка. Медикаментов не хватало. Они вылетели, как только смогли. Они оба не были уверены, что их действия хоть что-то изменят. Но оба также знали, что не могут иначе. И мысль о том, что они дают кому-то хотя бы надежду согревала их изнутри. Однако впереди снова были изменения. Повод для них нашелся год назад. Еще год назад после свадьбы они отправились на Хизуру. Кажется, в нормальном мире это называется «свадебным путешествием». Леви, кажется, «тихо гордился», что сам ее туда отвез. Он даже не сильно ворчал на местную элиту. Леди Кайоми даже оказалась, «не такой уж неприятной политиканшей». Хотя и не переставала говорить «что-то там про наследников». В целом она осталась довольна выбором Микасы. На ухо шептала ей, что «всегда считала их отличной парой» и, что «еще при первом визите на остров обратила внимание на этого красивого мужчину». Они много гуляли. Леви уже мог это себе позволить. Знакомились с обычаями. Любовались на то немногое, что уцелело после гула. Но все же уже начинало исцеляться. И как они посадили в Либерио немало апельсиновых деревьев, на Хизуру снова высаживали странные огромные цветы с черным центром и желтыми лепестками. Микасе они понравились. Теперь у них в огороде тоже такие росли. Рядом с лавандой и розами. Роз в ее саду было особенно много. Микаса все время пыталась его накормить чем-то вкусным. Он оценил не все. На многое смотрел с недоверием, вызывая у нее приступы смеха. Впрочем, не скрывал довольного выражения, когда они посещали чайную церемонию. Леви даже кивнул, когда церемониймейстер начал рассказывать, что-то про то, что некоторые правильно заваренные сорта этого напитка помогают почувствовать «особенную ясность в мыслях». Впрочем, вся ясность в его мыслях улетучилась, когда он впервые увидел ее во «всех этих национальных нарядах». Он с особенной страстью развязывал вечером все эти ленточки, смотрел, как струится и спадает с этих плеч шелк, так похожий на ее волосы. Они просто дышали. Просто жили. Микасу поразил уровень медицины на острове. Она даже уговорила Леви дать себя осмотреть местным медикам. А потом уговорила пройти некоторые процедуры. Он поначалу упирался, а потом как-то даже пробормотал себе под нос, что она была права. После этой поездки многие дома заметили, что Леви намного меньше хромает. Изменило это путешествие не только жизнь Леви. Пообщавшись с местными медиками, Микаса вдруг вспомнила, о чем давно мечтала. — Леви, ты думаешь, это правильное решение? — теперь она засомневалась в том, чего сама давно хотела. — А разве не ты мне что-то там говорила про любовь к себе? Микаса, но ты же знаешь, ты ведь не развлекаться едешь. Ты едешь учиться. И тогда ты сможешь наконец воплотить в жизнь свою мечту. А я буду с тобой. С Хизуру мне летать или отсюда — какая разница. Она покрепче к нему прижалась. — Иногда мне хочется остановить время. — Да, мне тоже. Ты помнишь, завтра малявки придут? Хочется побыть с ними перед тем, как… — А ты помнишь, что им уже по 16? И Фалько выше тебя на голову? Леви усмехнулся и продолжил. — Я буду по ним скучать. Ты представляешь, Габи из меня вытянула обещание, чтобы я писал ей каждую неделю? Очень-то удобно левой рукой! Тш! — Я тебе подарю печатную машинку. — Еще с этим разбираться! — Ты самолетом научился управлять, а с печатной машинкой не справишься? Ради Габи? Он опустил глаза. Она с любовью посмотрела на него. «У него есть еще одна мечта. Я знаю. Ему даже говорить не надо. Он так любит, когда к нам заходят Арлерты с малышом. Нянчится — как со своим, когда забираем малыша на выходные, чтобы Армин с Энни могли побыть вдвоем. Ну а как перед этим новым человеком не терпеть поражение? Он уже выучил наши имена. Ну и еще одному слову у Леви научился. Армин, кажется, был недоволен, Энни смеялась. Я тоже буду скучать по этим щекам. Ну ничего, они обещали нас навещать. Представляю, как он вырастет, когда в следующий раз увидимся. Я тоже хотела бы… Просто… Нужно время. Еще немного времени». — Леви, хочешь еще чего-нибудь? Он поцеловал ее ухо, тихо-тихо. Его губы скользнули по ее шее, он вдохнул ее аромат. Затем снова посмотрел на нее взглядом, который она не могла теперь спутать ни с чем. За окном разыгрывался шторм. В последнее время погода не радовала. Но им было тепло и уютно. В этот день они думали только друг о друге.